Maybe I'm not but you're all I got left to believe in Don't give up on me I'm about to come alive And I know that it's been hard And it's been a long time coming Don't give up on me I'm about to come alive…* Train «I'm About To Come Alive».
Гермиона понятия не имела, который сейчас час. Она смутно помнила, как мадам Помфри предложила ей пойти позавтракать, но тогда пришлось бы стараться вести себя как ни в чём не бывало, поэтому она сразу наотрез отказалась. Она лишь ненадолго отлучилась, чтобы найти Гарри и Рона, как только они с целительницей доставили Снейпа в Больничное крыло. Гермиона сказала мальчишкам, что профессор тяжело ранен, и предупредила, что будет отсутствовать до тех пор, пока всё не уладится, а заодно попросила их прикрыть её, если кто-нибудь это заметит. С тех пор она не отходила от него ни на шаг. По крайней мере, они немного привели его в порядок, но в некотором смысле от этого стало только хуже. Без пятен засохшей крови и остатков большей части его одежды в качестве камуфляжа, можно было оценить поистине ужасающий масштаб повреждений. Шок был достаточно сильным, чтобы обе ведьмы — и портреты — на мгновение потеряли дар речи; невозможно было описать словами то, что с ним сделали. Перед ними были последствия всех видов пыток, о которых Гермиона когда-либо слышала, а также многое, о чём она даже не подозревала; вдобавок ко всем физическим травмам его повреждённые нервы буквально горели от длительного Круциатуса — это было худшее, что мадам Помфри когда-либо видела. — Что мы будем делать? — охрипшим голосом спросила целительницу Гермиона, вытирая рукавом вспотевший лоб. Они залечили самые серьёзные из открытых ран и разобрались с некоторыми внутренними повреждениями. Она совершенно оцепенела, не имея ни малейшего представления о том, какая из оставшихся травм была наиболее опасной. — Для начала, Гермиона, зови меня Поппи. У нас нет времени на формальности, — устало сказала ведьма, пытаясь улыбнуться. — Кроме того, ты это заслужила. Девушка попыталась улыбнуться в ответ. — Хорошо. Благодарю вас. Что дальше? — Я не знаю. Думаю, займёмся сломанными костями. Голос старшей ведьмы звучал неуверенно, и Гермиона пристально посмотрела на неё. — Вы что-то мне не договариваете? После долгого молчания Дилис тихо сказала со стены: — Повреждение органов убивает его, но… он недостаточно силён, чтобы пережить эффект от любого магического воздействия. Если мы не сможем укрепить его резервы, он умрёт со следующим исцеляющим заклинанием. Закусив окровавленную губу, Гермиона на автомате закивала, лихорадочно размышляя, хотя её рассудок уже помутился от усталости. — А те способы, которым вы научили меня, чтобы придавать ему сил… это тоже не поможет и окажется для него губительным, не так ли? — Да. — Итак, значит, нам нужно зелье или что-то в этом роде. — Она машинально лизнула наболевшее место укуса, заставляя свой мозг снова включиться. «Укрепляющий раствор недостаточно силён, чтобы принести какую-либо пользу. Зелье силы слишком быстро перестанет действовать, и, когда это произойдёт, убьёт его, к тому же у нас в замке всё равно его нет. Что же ещё…» — Думаю, пришло время связаться с директором, — предложила Поппи. Они сообщили Дамблдору, что Снейп вернулся, но больше ничего не говорили; учитывая их недавнюю ссору, Дамблдор не счёл нужным настаивать на отчёте, если не будет крайней необходимости. — Зачем? — нервно спросила Гермиона. — Скорее всего, нам понадобится Фоукс. Слёзы Феникса могут быть нашей единственной надеждой. И не факт, что даже они сработают, — Северус слишком слаб… Гермиона и Дилис обменялись взглядами; у неё было предчувствие, что Снейп, вероятно, предпочёл бы умереть, чем принять помощь Дамблдора. На самом деле, к лучшему, что он был не в том состоянии, чтобы возражать. — Подождите! — внезапно сказала она. — Кажется, я кое-что придумала! В его лаборатории есть зелье, о котором он мне однажды рассказывал, — целебное зелье, изобретённое им на случай отчаянных мер. Мы должны это попробовать — поверьте, он не хотел бы вмешательства директора, если только действительно не будет другого выхода. — Я слышала, они недавно повздорили, хотя не знаю подробностей. — Дилис введёт вас в курс дела. Я скоро вернусь. — Гермиона убежала, а Финеас не отставал от неё, перескакивая из одной картины в другую, и предупреждал её, когда впереди кто-то был; это позволяло ей передвигаться по большей части замка почти бегом, переходя на шаг только тогда, когда оказывалась в поле зрения других людей. — Я совершенно не разбираюсь в Целительстве, — сказал ей портрет волшебника. — Он умирает, верно? — Да. Но я так легко не сдамся! — Она глянула на него краем глаза. — Не ожидал от тебя ничего другого, девочка. Всё, дальше я уже не смогу с тобой пойти. — Впереди больше не было картин, а та, что висела в лаборатории, была заблокирована. — Поторопись, Гермиона! Тот факт, что Финеас назвал её по имени, ясно показал, насколько он волнуется; Гермиона кивнула и быстро побежала по коридору, радуясь, что не встретила здесь никого из слизеринцев. Она спрыгнула с короткого лестничного пролёта к арке, прежде чем ей пришло в голову, что она не знает, как открыть эту дверь; у неё не было пароля. Снейп сказал ей, что никто не сможет туда войти, пока он лично не проведёт их внутрь… О, как же она надеялась, что это было необходимо только в первый раз! Гермиона положила руку на дверь, другой взявшись за ручку, и взмолилась. «Давай, давай… Ну пожалуйста, пусть он не будет настолько параноиком!» Холодная рябь пробежала по деревянному полотну под её ладонью, когда вспыхнула ожившая магия, и она замерла, как только та потекла по её коже, дрожа от этого ощущения. Время словно остановилось на бесконечное мгновение, прежде чем раздался щелчок, ручка повернулась, и Гермиона чуть не всхлипнула от облегчения. Лаборатория показалась ей такой же впечатляющей, как и в тот единственный раз, когда она её видела. Очевидно, его разрушительный эпизод не зашёл так далеко. Она быстро выбросила это из головы, лихорадочно обыскивая полки с зельями, но вскоре поняла, что ведёт себя как идиотка, и строго приказала себе не паниковать, снова нащупывая свою палочку. — Зелье «Последний шанс», Акцио! — на одном дыхании выдохнула девушка и схватила банку с густым, тёмным, зернистым на вид эликсиром, прилетевшим по воздуху. Через мгновение она с надеждой добавила: — Акцио, Слёзы феникса, — хотя совершенно не удивилась, когда ничего не произошло. «Попробовать всё равно стоило», — сказала она себе, направляясь к двери. Золотистый блеск привлёк её внимание, и она остановилась как вкопанная, быстро заморгав при виде небольшой подставки на одном из рабочих столов; на нём стояло с полдюжины флаконов с разовой дозой, наполненных характерным золотым зельем «Феликс Фелицис». Не было времени гадать, зачем Снейп его сварил, но сейчас оно определённо не повредит. Схватив один из флаконов, Гермиона закрыла за собой дверь и пустилась бегом в долгий обратный путь до лазарета.***
После краткого обсуждения они разделили «Феликс Фелицис» между ней, Поппи и Снейпом, дабы увеличить шансы на то, что лечение будет максимально эффективным. После этого Гермиона продемонстрировала всем флакончик с зельем «Последний шанс», но целительница и портреты с сомнением на него посмотрели. — Как работает это снадобье? — скептически спросила мадам Помфри. — Не знаю, — беспомощно ответила Гермиона, всё ещё переводя дыхание после экстремально быстрой пробежки по замку. — Профессор сказал, что это разновидность целебного зелья, способная подарить последний шанс. Оно либо убьёт, либо вылечит. Понимаю, это рискованно, но, надеюсь, «Феликс» немного поможет. Я даже не знаю, какую дозировку использовать. — Это опасно. — Мерлин, он всё равно умирает! — жестоко вклинился Финеас с края портрета Дилис. — Слёзы феникса не подействуют на волшебника с Тёмной Меткой. Хотите использовать вещество чистого света на человеке с таким количеством тьмы внутри, практиковавшим тёмную магию, вы серьёзно?! Вы понятия не имеете, чем это может обернуться! Оно попытается выжечь из него Метку, исцелить его от неё — в конце концов, по сути для светлой магии это рана от проклятия — и тем самым убьёт его! Так что вы либо попробуете это зелье, либо мы его потеряем! Гермиона сморгнула слёзы, слишком разбитая — морально и физически, — чтобы ещё что-то чувствовать. — Ну, раз вы так категорично ставите условие… — Тогда сделай это, — согласилась мадам Помфри. — Медленно. Я буду следить за его жизненными показателями. Если он плохо отреагирует, у нас, возможно, будет время что-то предпринять… Нам понадобится вся возможная удача. «Господи, пожалуйста, пусть это сработает!!!» Вновь прикусив кровоточащую саднящую губу, Гермиона осторожно приоткрыла рот Снейпа и влила небольшое количество густого, клейкого зелья между его потрескавшихся, сухих губ — меньше глотка, — затем помассировала его горло, пока он не проглотил его. Осознав, что перестала дышать, она выдохнула и впилась полным тревоги взглядом в его лицо. — Заметили что-нибудь необычное? — Его сердце стало биться быстрее. Немного быстрее. Кровяное давление не изменилось, но оно и так было слишком высоким. У него повышается уровень адреналина и температура… — Он начинает потеть! — крикнула Дилис. — Северус слишком обезвожен для этого. Срочно дайте ему немного воды. Используйте дистиллированную воду, чтобы она не вступила в реакцию с ингредиентами зелья. — Гермиона так и сделала, осторожно помогая ему делать маленькие глотки, когда мадам Помфри с лёгкой паникой в голосе сообщила, что его сердцебиение увеличилось почти вдвое, а и без того высокое кровяное давление продолжало расти. В течение нескольких очень напряжённых минут Снейп находился на грани инфаркта, инсульта или и того и другого, но, наконец, его учащённый пульс начал постепенно замедляться. Давление резко упало, затем снова поднялось, прежде чем стабилизироваться, — оно всё ещё превышало нормальные показатели, но ненамного. Когда его пульс достиг отметки, приближающейся к норме, и стал более устойчивым, чем раньше, профессор, казалось, начал дышать немного легче, хотя у него по-прежнему держалась высокая температура. — Хорошо, — в конце концов приглушённо сказала Поппи. — Кажется, Северус немного окреп, но мы не можем себе позволить ждать ещё дольше. Начни с костей, Гермиона, а я поработаю над повреждением органов. Продолжай проверять его жизненные показатели и сообщи мне, как только что-то изменится. Если ты слишком устанешь, ради бога, скажи мне — сейчас беспечность может его убить. За дело.***
Наступил и прошёл полдень, день медленно перетёк в вечер, а затем в ночь. Теперь Снейпа перевернули на живот, чтобы мадам Помфри могла поработать над его спиной; позвоночник и спинной мозг, к счастью, оказались целы, но большая часть кожи отсутствовала, длинные мышцы были разрезаны в нескольких местах, половину плоти выдрали до кости — это выглядело так, как будто с него содрали кожу; помимо простого избиения, было также несколько обожжённых участков — и под всем этим одна лопатка была практически раздроблена, а несколько рёбер треснули. Гермиона только что закончила лечить его правое колено — судя по всему, там был перелом коленной чашечки со смещением, затем им ещё поработали взад-вперёд, что только усугубило повреждение, после чего его, наконец, оставили в покое, но воспаление стало слишком серьёзным, чтобы его можно было легко исцелить. Во время работы девушка обнаружила глубокий шрам от укуса на его икре и чуть не разразилась истерическим смехом, поняв, что это был всего лишь укус Пушка на их первом курсе. Ненадолго остановившись, чтобы выпить кофе и перекусить, она вернулась к работе. Теперь она приступила к его рукам, заново отращивая отсутствующие ногти и сращивая кости, которые были не столько сломаны, сколько разъединены. Дело требовало деликатного подхода, приходилось действовать медленно, что было даже к лучшему, потому что она была слишком измотана. Колдуя без палочки, пальцами одной руки она сжимала его запястье, чтобы измерять неустойчивый пульс, в то время как пальцы другой медленно перемещались по каждой ране. Пользуясь возможностью, Гермионе хотелось держать его за руку, хотя она сомневалась, что сейчас он мог это чувствовать. Однажды Снейп почти пришёл в сознание; его глаза приоткрылись, он издал несколько сдавленных, бессвязных звуков агонии и попытался отшатнуться от них, следом за чем снова отключился с ещё одним слабым всхлипом. Кроме этого, он больше не дёргался и не издавал звуков, помимо своего затруднённого дыхания. Работая на автопилоте, практически онемев от усталости и шока, Гермиона судорожно наблюдала за его лицом; кожа мужчины стала такой бледной, практически прозрачной, что под ней выделялись голубоватые вены. Глубокие тени под глазами — точнее под глазом, так как другой был скрыт бинтами, — обширный синяк, покрывающий одну щёку, тёмная неравномерная щетина на подбородке и его удивительно длинные ресницы. Снейп был таким худым, таким израненным, что выглядел хрупким и уязвимым; будучи без сознания, он не источал той напористой жизненной силы. «Всё будет хорошо», — словно мантру повторяла она, заставляя себя верить в это. Его пульс под кончиками её пальцев бился ровнее, чем раньше; он боролся за жизнь, и сделать оставалось не так уж много. Внутреннее кровотечение и повреждение органов были устранены, как и почти все переломы. Они столкнулись с треснувшим черепом и небольшим отёком мозга. Большинство глубоких ран плоти и мышц были продезинфицированы и залечены; как только они окончательно подлатают его спину, останется разобраться только с повреждёнными нервами, а завтра они смогут заняться более мелкими вещами. «Надеюсь, к тому времени он очнётся». Гермиона никогда в жизни не была так напугана, но «всё будет хорошо», повторяла она себе. «Он жив, и он исцеляется. Что бы ни случилось, он пережил самое худшее. Его не разоблачили; если бы Пожиратели Смерти узнали, что он двойной агент, его бы ни за что не оставили в живых. Но как насчёт следующего раза? Теперь его резервы иссякли — физические, ментальные, магические и эмоциональные. Он не переживёт повтора. Он и так оказался на самом краю пропасти». «Не смей умирать у меня на руках! Слышишь?! Не смей!!!» — безмолвно обращалась к нему Гермиона, когда очередной припухший воспалённый сустав преобразовывался под её рукой; она осторожно пошевелила и согнула его длинные пальцы, чтобы проверить насколько хорошо у неё получилось. «Чёрт возьми, мы без тебя не справимся!» Рассеянно убрав прядь его прямых чёрных волос с лица, Гермиона взглянула на его спину, чтобы посмотреть, как продвигается работа у мадам Помфри, и обнаружила, что целительница наблюдает за ней. — Что-то не так? Женщина отрицательно покачала головой, слегка улыбаясь. — Ты слишком устала, чтобы скрывать свои эмоции, Гермиона. Девушка замерла на мгновение, её сердце начало бешено колотиться. Конечно, она выдала себя за последние несколько часов… «О, проклятье!» Сглотнув, она неуверенно сказала: — Мадам Помфри… Поппи, я… — Расслабься, Гермиона. Я не хотела тебя напугать. — Она снова переключилась на спину Снейпа, медленно проводя волшебной палочкой по одной из полузакрытых ран. — Я не глупа, моя дорогая, и неплохо узнала тебя за последние два года, а также знаю Северуса лучше, чем он думает. Если бы я видела в этом проблему, то сказала бы что-нибудь либо тебе, либо ему. Опять нервно сглотнув, Гермиона последовала примеру старшей ведьмы и вернулась к работе, снимая воспаление с одного из его суставов, чтобы позже вправить его на место. — То есть вы даже не станете меня отчитывать? — с беспокойством и подозрением спросила она. — Возможно, следовало бы, — с усмешкой согласилась Поппи. — Если бы это был кто-то другой, я бы так и сделала. Но Северус никогда бы не воспользовался своим положением, и я ещё не встречала студентку, более способную думать головой и размышлять, прежде чем действовать, чем ты. Между вами ведь до сих пор ничего не было, не правда ли? — Нет, — насмешливо ответили Дилис и Финеас хором со стены. Гермиона была слишком вымотана, чтобы ответить им одним из красочных ругательств, которым научилась у Снейпа, но не могла бороться с румянцем, тем не менее это вызвало у неё взрыв смеха. Мадам Помфри с нежностью улыбнулась и стёрла ещё немного крови с его бледной кожи. — Тогда будем считать, что я ничего не видела и не слышала. Как бы то ни было, он на самом деле тебе подходит. Ты знаешь, как трудно с ним может быть, но стоит заглянуть под ту колючую оболочку, которую он показывает окружающим, и там алмаз размером с кулак. Северус хороший человек — лучше, чем он о себе думает, — он не из тех, кто легко берёт на себя обязательства. Ты знаешь большую часть того, через что он прошёл. Ты хорошая девочка, Гермиона, и я думаю, достаточно терпелива, чтобы дать ему время, в котором он нуждается. — Она добавила, прежде чем Гермиона смогла ей ответить: — Я так рада, что ты уже знала о Лили до того, как вам обо всём рассказал Альбус. Честное слово, мне хотелось его убить! Это худшее, что он когда-либо делал Северусу. Она кивнула. — До сих пор не могу поверить, что директор так поступил. Я имею в виду, это было направлено на Гарри, а не на меня, потому что он не знает… ничего… но всё равно, это было ужасно! Я тоже рада, что уже знала, иначе одному Богу известно, что бы я сейчас чувствовала. — Бедный Северус, должно быть, в данный момент очень смущён, — тихо заметила целительница, начиная залечивать ещё одну рану. — Но он жив, благодаря тебе, и придёт в себя. Всё будет хорошо. — Надеюсь, но так ли это? Мы не знаем, что произойдёт в конце года. — Разве может быть что-то хуже чем то, через что он уже прошёл? — спросила Поппи, взглянув на картину. Дилис и Финеас посмотрели друг на друга, а затем портрет ведьмы пожал плечами. — Дождёмся, пусть он придёт в себя, тогда и поймём, что случилось. У меня такое чувство, что для него ситуация кардинально изменилась, но, думаю, пока никто из нас даже не догадывается, как именно.***
Всё болело. Он попытался пошевелиться, рефлекторно потянувшись к своей волшебной палочке негнущейся и совершенно не слушавшейся рукой, и мысленно обратился к невербальной беспалочковой магии в то же время, когда понял, что рядом находится кто-то ещё. Некто тотчас накинулся на него, ограничивая его движения; Северус машинально попытался сопротивляться, сбросить навалившийся на него чужой вес, и тут весь мир окрасился багровым, когда он закричал в агонии. — Успокойся! Ты в безопасности! Северус, прекрати, всё в порядке! Он сделал глубокий вдох, который отозвался болью во всей грудной клетке, смутно узнав этот голос, и на мгновение, чисто ради эксперимента, перестал метаться. Боль уменьшилась, и мужчина задрожал, опускаясь обратно и пытаясь понять, что происходит. Он лежал на кровати, что, безусловно, можно было считать улучшением по сравнению с грязным каменным полом, запечатлевшимся у него в памяти; воздух пах чистым накрахмаленным постельным бельём и целебными зельями, а не кровью, потом, дерьмом, мочой, рвотой и горелым мясом. Северус осторожно попытался открыть глаза, несколько встревоженный тем, что реагировал только один, пока не почувствовал повязку, удерживающую веки другого закрытыми. Моргая от тусклого света лампы, он сфокусировался на фигуре, стоящей у кровати, и лицо Поппи Помфри поплыло в колеблющемся фокусе. Он был не до конца уверен, что ожидал увидеть, но явно не это. Северус покопался в своих последних воспоминаниях, потревоженный вспышками ощущений. — Что… случилось? — спросил он, поражённый тем, как плохо звучит его голос и как больно было говорить; он не помнил, чтобы ему когда-либо было настолько хреново. — Ты напугал нас до чёртиков, вот что случилось! — резко заявила целительница, уперев руки в бока и уставившись на него с выражением, от которого он моментально почувствовал себя одиннадцатилетним мальчишкой. Он едва сдержал порыв пожаловаться, что это была не его вина. — Тебя вызвали в пятницу во время ужина — хоть это ты помнишь? — Да, — прохрипел он немного нерешительно после минутного раздумья, бросив на неё благодарный взгляд, когда та поднесла стакан воды к его губам. — Сейчас глубокая ночь, хотя, считай, уже раннее утро вторника. Он пролил большую часть воды. — Что?! — Хватит разговаривать, — строго отругала его целительница. — Или ты ещё не понял, что мы собирали тебя по кусочкам? — Взмахнув палочкой, она убрала беспорядок, наполнила стакан и снова протянула ему. — Тебя бросили за воротами около половины шестого утра в воскресенье. Мы не знаем, кто вернул тебя обратно, но они не задержались надолго, просто оставили тебя и аппарировали. — Её руки заметно дрожали, когда она забирала стакан. Облизнув губы, Северус некоторое время думал об этом. — Кто?.. — спросил он наконец, уже уверенный в ответе. — Гермиона, конечно. Она прождала тебя всю ночь. Вероятно, не в первый раз, — резко добавила мадам Помфри. — Я велел ей не делать этого, — прохрипел он. — Что ж, в данном случае очень хорошо, что она тебя не послушалась. Она отправила мне Патронуса и сумела стабилизировать твоё состояние, так что к тому времени, когда я добралась до вас, мы смогли незаметно доставить тебя в Больничное крыло. Сейчас она спит на соседней койке — бедная девочка абсолютно измучена. Мы потратили почти сорок восемь часов, пытаясь спасти твою жалкую шкуру, Северус Снейп! И ни одна из нас всё это время не смыкала глаз! Ты даже представить себе не можешь, как мы за тебя переживали! — В этом нет моей вины, — слабо запротестовал он, его разум лихорадочно работал — ну, насколько это было возможно в нынешнем состоянии. Его мысли скорее хромали, а не мчались наперегонки. Тем не менее всё складывалось удачно. Он сомневался, что ему нравились ответы, которые приходили на ум, но пока ничего толком не прояснилось. — Что произошло, Северус? Я… Мы беспокоились, что тебя раскрыли… Хотя Финеас настаивал, что в таком случае тебя бы не вернули живым, но… — Он прав. — Северус вяло пошевелился под одеялом, чувствуя, как оно практически придавливает его к кровати. — Сними это с меня. Я не могу дышать. Ворча, она ослабила постельную принадлежность достаточно, чтобы позволить ему болезненно и медленно принять сидячее положение. «Чёрт, это было больно! Очень!» Стиснув зубы, он поверхностно задышал, преодолевая боль, и откинулся на подушки. — Меня не раскрыли, — наконец сказал он сиплым грубым голосом. — Это было испытание. Один из Пожирателей Смерти настаивал на том, что я предатель, ему нужны были доказательства. Он хотел меня сломать, поскольку думал, что я признаюсь, если мне будет в чём признаваться. — Его не понимали ни Волдеморт, ни кто-либо другой. Физическая боль никогда не пробивала его броню; для него она значила недостаточно. — Потом его отозвали, и кто-то другой занял его место. — Так всё-таки кто это был? — Понятия не имею. — Однако у него имелись свои догадки. Беллатрикс была главной подозреваемой, но он не помнил ни женского голоса, ни её ужасающего смеха. В любом случае в данный момент это не имело особого значения. Снова недовольно посмотрев на одеяло, он заявил: — Мне нужно встать. — Не глупи! — Я и не собираюсь. Мне нужно отлить. — Значит, тебе не повезло, и ты знаешь, что твоё сквернословие на меня не подействует. Ты никуда не пойдёшь, Северус, а если попытаешься, я заколдую тебя для твоего же блага. Он попытался невесело улыбнуться, но его губы пересохли и потрескались. — Ты будешь не первая. — Покачав головой, он осторожно протянул руку, чтобы коснуться повязки на лице. — Сними это. Хочу посмотреть, насколько всё плохо. Завтра у меня целый день занятий. — Северус, ты оглох? Я же сказала, ты никуда не пойдёшь! — Ошибаешься, женщина — Найдя узел, на котором держалась повязка, он начал теребить его, морщась от скованности и тупой боли в своих сверхчувствительных пальцах. Судя по ощущениям, он потерял несколько ногтей, и их пришлось отрастить заново, а сами пальцы были довольно сильно сломаны. — Мне нужно вернуться к работе как можно скорее. — Он мучительно закашлялся; треснувшие рёбра срослись, но всё ещё болели, а в горле пересохло. — Ты забываешь, что половина моего факультета шпионит за мной для своих же родственников, — с горечью продолжил он. — Я не могу позволить себе проявить слабость — сейчас больше, чем когда-либо. — С этими словами он наконец снял повязку, почувствовав пропитавший её запах мази, и вздохнул с облегчением, когда его пострадавший глаз открылся и мир вновь обрёл чёткость. — Северус, пожалуйста, не делай этого, — голос Поппи внезапно стал очень тихим и кротким. Он удивлённо посмотрел на неё, но она решительно смотрела на него в ответ. — Ты был сильно ранен. Господи, да мы с трудом вытащили тебя с того света! — Целительница быстро заморгала, и он, к своему шоку, понял, что она сейчас заплачет; он никогда раньше не видел, чтобы она плакала, и, честно говоря, это его напугало. — Ты чуть не умер у нас на глазах! Пожалуйста, просто отдохни. Дай себе время восстановиться. — Я не могу, Поппи, — сказал он так мягко, как только мог. — Времени не осталось. Всё подходит к концу. Он бы не стал так рисковать моей жизнью, если бы не думал, что скоро я больше ему не понадоблюсь. У меня нет времени на отдых. — Чёрт возьми, Северус, ты не представляешь, как сильно тебе досталось! — Представляю, — тихо ответил он. — Возможно, даже лучше, чем ты. — Он заглянул смерти в лицо; ему вспомнилась тёмная тишина, давящая на него, и он понял, что с этого момента что-то изменилось. Он больше не боялся. Откинув одеяло с одной стороны, Северус осторожно спустил ноги с кровати, скривившись, так как его тело протестовало. Вскоре боль достигла приемлемого уровня, с которым можно было жить. Он был раздет до нижнего белья, которое всё ещё было жёстким от засохшей крови и других вещей в нескольких местах, несмотря на очевидные усилия целительниц, но, по крайней мере, остальная часть его тела теперь была чистой. — Что ты сказала директору? — Ничего, чёрт бы побрал твою упрямую башку, только то, что ты пострадал сильнее обычного! — сердито огрызнулась она, в её глазах блестели слёзы. — В какой-то момент нам почти пришлось позвать Фоукса, потому что казалось, Слёзы феникса были единственным способом спасти тебя. Он только кивнул, собираясь с силами, чтобы встать. — Как насчёт всех остальных? — Расстройство желудка. А у Гермионы появилась сильная сыпь на обеих руках, за которой требовалось пристальное наблюдение в течение нескольких часов. «Без сомнения, здесь не обошлось без Забастовочных Завтраков». — Как она? — Выбилась из сил. Она невероятно усердно работала. — Целительница гордо улыбнулась. — Гермиона не останавливалась, пока не потеряла сознание. Она почти такая же упрямая, как и ты. Северус избавил себя от необходимости отвечать на это, выбрав сей момент, чтобы подняться на ноги. Мир внезапно наполнился мигающими красно-чёрными огнями, и он прошипел череду замысловатых ругательств, когда каждая клеточка его тела закричала в знак протеста. Покачнувшись, он прислонился к стене, задыхаясь, когда по всему телу выступил пот, и его охватило головокружение. Он тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, пока это немного не прошло. — Где моя одежда? — слабо спросил он, задаваясь вопросом, как, чёрт возьми, он завтра собирается вести уроки. Если бы он всё ещё преподавал Зельеварение, это было бы невозможно; он не смог бы провести весь день в кабинете, где постоянно менялась температура и было полно испарений. «Сидеть или стоять, при этом читая лекции, будет невероятно трудно, но, надеюсь, не невозможно, если я буду осторожен, и, скорее всего, не будет ничего необычного, если я просто прикажу большинству курсов заниматься самоподготовкой по пройденному материалу, поскольку приближаются экзамены». Ему нужно было бы выяснить, кто сегодня вёл уроки ЗоТИ и что, чёрт возьми, наплели студентам во время его отсутствия. «Надеюсь, им просто дали контрольную…» — Мы сожгли то, что осталось от лохмотьев, которые были на тебе. Как только смыли их с твоей сырой, обожжённой и кровоточащей плоти. — В её голосе звучал вполне оправданный гнев, но Северус больше обращал внимание на звон в своих ушах. — Я подготовлю для тебя ночную рубашку, когда ты выползешь из ванной, но ты останешься здесь по крайней мере до утра. Тебе нужно поспать. И тебе больше нельзя принимать никаких лекарств, по крайней мере, ещё несколько часов. Он неохотно сдался, в основном потому, что был почти уверен, что потеряет сознание и упадёт с лестницы, если попытается вернуться в свои покои. Казалось, болели даже волосы. Комната немного закружилась, когда он очень медленно и неуверенно доковылял до ванной, но Северус начал чувствовать себя лучше, как только опорожнил свой ноющий мочевой пузырь; в конце концов, большинство целебных зелий были именно зельями, и вся эта жидкость должна была куда-то деваться. Закончив, он начал осматривать повреждения, или ту их часть, которую мог разглядеть с помощью маленького зеркала. У него появилось чертовски много новых шрамов. Судя по всему, большая часть кожи на его спине исчезла; пятнистая рубцовая ткань теперь имела другой рисунок. Всё, что осталось от травм на лице, — это рассечённая левая бровь, но он осознавал, что почти потерял глаз. Короткий толстый шрам на боку красноречиво «говорил», что ему потребовалась импровизированная операция, а различные боли, пронзающие живот в разных местах, указывали на множество сопутствующих внутренних повреждений. Он чувствовал, как на него наваливается усталость, зная, что его магия истощается в попытке собрать его воедино. Его знобило, и он чертовски оголодал; он сильно похудел всего за два дня, поскольку то немногое, что у него осталось, было сожжено, чтобы ускорить заживление. «Последствия «Последнего шанса». Должно быть, Гермиона принесла его из лаборатории». Вероятно, это было единственное, что спасло его, но он был рад, что она до конца не осознавала, насколько опасным было это зелье. Если бы у него оказалось недостаточно сил и внутренних резервов, зелье убило бы его, пытаясь спасти. Даже необходимость стоять здесь, облокотившись на раковину, вызывала у него тошноту и головокружение; теперь ему нужно быть очень, очень осторожным. Он должен попытаться восстановить свои силы как можно быстрее — и не искусственными средствами; его организм до сих пор в опасности, и ошибка может его убить. В идеальном мире ему следовало бы отдыхать неделями, выздоравливая, но у него не было ни недель, ни даже дней. У него едва оставалось несколько часов до того, как он должен был вернуться к работе. «Нет покоя нечестивым». Северус осторожно вымыл руки и умылся, затем выпрямился и трезво взглянул на своё отражение. «Я должен был быть мёртв». Он помнил, как чувствовал, что смерть ждёт, чтобы утащить его вниз, но он выжил. Только это было не его рук дело. «Золотистый солнечный свет…» Он медленно покачал головой и посмотрел вниз на свою правую руку, осторожно положив пальцы на предплечье. — Фините, — прошептал он и уставился на кровавую рану, опоясывающую руку и подтверждающую его подозрения. Сдерживая приглушённые проклятия, Северус вонзил пальцы в рану, не обращая внимания на хлынувшую кровь и вспышку боли, когда обнаружил обожжённый участок. Терпеливо продолжая, он стаскивал скрученный погнутый металл, вонзившийся в его предплечье, пока, наконец, проржавевшая и потрёпанная полоска меди не соскользнула по его окровавленной коже к запястью. Промыв рану — последнее, что ему сейчас было нужно, это отравление медью вдобавок ко всему остальному, — Северус пробормотал исцеляющее заклинание, чтобы закрыть её, и аккуратно надел остатки браслета обратно чуть выше нового красного рубца, прежде чем снова спрятать его магией. Даже от такого усилия у него закружилась голова, но это было необходимо сделать. Он не совсем выполз из ванной, но в целом это было подходящее определение, и ему пришлось принять помощь Поппи, чтобы натянуть ночную рубашку через голову. После этого Северус рухнул на койку и позволил укутать себя, как ребёнка, едва сумев пробормотать невнятную попытку благодарности, затем он погрузился в глубокое беспамятство под смутное ощущение того, как целительница нежно убирает его волосы с лица.***
Когда он открыл глаза всего пару часов спустя, то обнаружил, что был не один. В лазарете стояла тишина, и Поппи, очевидно, легла спать, но Гермиона пришла его проведать и опять заснула на стуле рядом с его кроватью, положив руку ладонью вверх на одеяло. Через окно проникало ровно столько лунного света, чтобы он мог видеть её лицо, и Северус некоторое время молча наблюдал за ней, задаваясь вопросом, имеет ли эта юная девушка хоть какое-то представление о том, что она сделала, осознает ли она, что произошло, и почему она была так опустошена. Он устало согнул руку, почувствовав лёгкое сопротивление теперь уже изрядно потрёпанного в бою медного браслета, и криво улыбнулся. «Вот тебе и Протего». Она стремилась сделать для него защитный талисман, и у неё определённо получилось. Между ними появилась какая-то связь, может быть, когда она создала для него эту вещь или когда подарила ему браслет, а он надел его, или, может быть, что-то ещё… Как бы там ни было, в тот момент, когда он действительно нуждался в помощи, на грани его смерти пробудилась защитная магия. Не сознательно или даже неосознанно, потому что Северус вообще толком не понимал, что тогда происходило, но каким-то образом её магия влилась в него и спасла ему жизнь. Но в этом не было никакого смысла, потому что волшебство просто так не работало. Существовали некоторые формы магии, которые могли перемещаться на огромные расстояния, но исцеляющая не могла; человека можно было вылечить, только непосредственно прикасаясь к нему. Целитель должен осознавать, что пострадавший нуждается в лечении; Северус никогда раньше не слышал о случайном исцелении. Ни один талисман, о котором он знал, не мог действовать подобным образом. И всё же это случилось; если бы этого не произошло, его бы сейчас здесь не было. Он помнил нежное тепло её магии; даже находясь в нескольких дюймах от смерти, он узнал его, хотя в то время не мог определить, что именно возрождает его к жизни. И если бы ему вообще понадобились какие-то дополнительные доказательства, если бы он сосредоточился, то мог бы почувствовать тонкое присутствие нового Долга жизни в глубине своего сознания. Он жил с подобным Долгом перед Джеймсом в течение пятнадцати лет, прежде чем смог отдать его Поттеру-младшему; и, конечно, знал, каково это, хотя этот Долг и близко не казался таким навязчивым. Любопытно, хотя Гермиона, несомненно, спасла ему жизнь, с чего вдруг это превратилось в Долг? Поппи спасала ему жизнь бесчисленное количество раз, и он не был ей обязан, не в магически связывающем смысле; она была целительницей и выполняла свою работу. Гермиона всего лишь училась Целительству, причем неофициальной, но это не меняло того факта, что она стремилась овладеть данной профессией. То, что она сделала, явно не входило в обязанности целительницы. Если бы у него ещё остались силы, он, возможно, рассмеялся бы; Северус хотел получить какое-то конкретное подтверждение её чувств, прежде чем позволить себе поверить в то, что ему сказали, но никак не рассчитывал на нечто столь драматичное. «По-видимому, Дилис была права… и Поттер тоже. Господи Иисусе, должно быть действительно близится конец света!» Он полагал, что должен испытывать довольно приятное чувство, но сейчас ему было настолько плохо, что он был не в состоянии оценить это по достоинству. «Подумаю об этом позже, когда убежусь, что всё-таки не сдох». Северус ещё некоторое время наблюдал за спящей девушкой, впервые позволив себе рассматривать её так долго, как ему хотелось; его глаза впитывали каждую деталь, запоминая её черты, хотя они и так уже запечатлелись у него в сознании. В эти выходные всё изменилось; весь его мир сместился. До того, как это произошло, Северус смирился со смертью, готовый отдать то, что осталось от его пустой и никому не нужной жизни, ради общего блага, испуганный и отчаянно отдающий Дамблдору те немногие жалкие крохи доверия, которые у него остались, несмотря на последнее предательство старика. Однако теперь… всё будет по-другому. Так вот, Северус не собирался умирать, пока не разберётся в том, какие чувства появились у него к этой девушке, в данный момент мирно спящей у его кровати, и не выяснит, что именно между ними было. А было, несомненно, нечто исключительное, и это явно глубже, чем он когда-либо считал возможным! Северус преисполнился решимости выяснить, что именно. Возможно, это просто шанс, которого у него никогда не было, и будь он проклят, если упустит его! Будь что будет, чёрт возьми, он собирался найти другой способ выиграть эту войну! Действие лекарств, которые они ему дали, заканчивалось, и он испытывал медленно нарастающую боль, которая грозила вскоре перерасти в очень, очень сильную. Стараясь не обращать на это внимания, мужчина пошевелился, очень медленно и осторожно; ему потребовалось немало времени, чтобы с трудом перевернуться на бок, и когда он потянулся, его рука едва отреагировала. Он чувствовал ужасающую слабость во всём теле, но продолжал, изо всех сил пытаясь сфокусировать затуманенный взгляд, пока ему не удалось положить свою руку поверх её; его пальцы на мгновение задрожали. Её рука дёрнулась, и он посмотрел на лицо Гермионы с некоторой тревогой, но она не проснулась, даже когда её пальцы свободно сомкнулись на его. Расслабившись, он закрыл глаза и перестал бороться, снова погрузившись в сон.***
Гермиона вообще не ожидала увидеть Снейпа на следующий день, но, к её крайнему удивлению, утром он пришёл в Большой зал на завтрак, как будто ничего не изменилось. Да, он немного прихрамывал, но она сомневалась, что кто-то ещё заметил бы это. Профессор даже не поморщился, когда сел на своё обычное место. Она повернулась, чтобы посмотреть на мадам Помфри, которая поймала её вопросительный взгляд и беспомощно пожала плечами, следом за чем неодобрительно глянула на Снейпа, что он полностью проигнорировал. — Разве ты не говорила, что он был сильно ранен? — пробормотал Рон с набитым беконом ртом. — В том-то и дело, что так и было. — Гермиона покачала головой и вернулась к тосту с джемом, слишком уставшая, чтобы злиться на профессора. Она точно знала, что половина кожи на спине Снейпа была совсем новой и очень хрупкой; он хромал, потому что его разбитое колено не успело как следует срастись; если бы она была достаточно близко, то смогла бы увидеть, как дрожат его руки, поскольку никто не отменял последствия проклятия Круциатус; и у него всё ещё было достаточно внутренних повреждений, поэтому она совершенно не удивилась, заметив, что он крайне осторожно выбирает себе блюда на завтрак. И всё же, если бы она не знала всего этого, потому что была там, достаточно долго сражаясь за то, чтобы сохранить ему жизнь, Гермиона сомневалась, что догадалась бы о его серьёзных проблемах со здоровьем. Он был таким выносливым, что иногда это пугало её. Прямо сейчас Снейп, должно быть, испытывал сильнейшую боль; пусть даже он перестал принимать наркотики, любое сильнодействующее обезболивающее могло привести к непоправимому. Но он словно не считал это заслуживающим внимания; Дилис и мадам Помфри обе довольно подробно рассказывали ей о реакции Снейпа на боль в течение последних двух лет. Он полностью ощущал её и даже неохотно признавался в этом, если достаточно сильно надавить на него, но, похоже, считал, что это не имеет значения, и каким-то образом умудрялся игнорировать её, как будто для него это было проявлением слабости. Однако во время урока ЗоТИ в тот же день Гермиона поняла, что на самом деле что-то изменилось на глубоком фундаментальном уровне. Пока Снейп медленно расхаживал по классу и читал им лекцию о том, что они должны знать к предстоящему экзамену в конце года, она украдкой наблюдала за ним краем глаза, делая заметки; его отношение казалось слегка другим. Когда он повернулся, чтобы отругать Симуса за невнимательность, она поняла, в чём дело, и наклонила голову, скрывая улыбку чистого восторга, — прежний Снейп вернулся с удвоенной силой! Перед ней был тот самый профессор Снейп, которого все они вспоминали с ужасом: уверенный в себе, сильный, темпераментный человек, способный запугать почти каждого ученика в этой школе к концу первого урока. Сильная аура его личности снова наполнила аудиторию; даже его движения стали другими — сосредоточенными и уверенными, а сверкающие чёрные глаза горели прежним огнём. «Он снова вступил в бой», — решила она, записывая конспект под его быструю чёткую диктовку; в нём больше не было той мёртвой, безропотной апатии, которую он демонстрировал в последнее время. Казалось, Снейп всё-таки решил не сдаваться. Часть её была взволнована, видя это, в то время как остальная её часть сосредоточилась на том, чтобы держать голову опущенной и не вызывать его раздражения. «В конце концов, при таком настрое чаще всего он ведёт себя как полный ублюдок», — напомнила она себе с лёгкой, почти нежной улыбкой. Было так приятно видеть, что он снова стал «нормальным»! Она даже не возражала против того факта, что он не взглянул на неё за весь урок.***
Два дня спустя Финеас привлёк внимание Гермионы, когда она после ужина направлялась обратно в Гриффиндорскую башню, думая о подготовке к Нумерологии и предстоящей тренировке с Гарри и Роном. — Что-то случилось? Слизеринец изящно изогнул бровь, не обращая внимания на хмурый взгляд нарисованного пожилого волшебника, чью картину он бесцеремонно занял. — Разве я связываюсь с тобой лишь при чрезвычайных ситуациях? — Не всегда, но в основном да, — лениво парировала она, расслабляясь, — если бы что-то реально случилось, их разговор пошёл бы совсем по-другому. — Так чего вы хотите? Сильно сомневаюсь, что удовольствия от моей компании. — Как хорошо ты меня знаешь, девочка, — насмешливо ответил он. — Он хочет тебя видеть. — Правда? — Она не смогла сдержать улыбку, и Финеас стал посмеиваться, хотя в его очевидном веселье почти не было ехидства. — Нет, я придумал это для собственного развлечения. Разумеется, это правда! Ступай! Знаешь, ему многого стоило попросить меня найти тебя. Будь с ним поласковее. Он действительно очень неопытен в такого рода вещах. — О, пожалуйста. Вы говорите так, как будто ожидаете, что он встанет передо мной на одно колено, — беззаботно ответила она, подавляя смех над этим довольно странным мысленным образом. — Чего он хочет? — На самом деле я не знаю, но он, скорее всего, всё испортит. Помимо прочего, он всё ещё выздоравливает, и Дилис приказала мне передать тебе, чтобы ты не приставала к нему слишком сильно. — Портрет бросил на неё по-настоящему возмутительный взгляд, и она прыснула со смеху. — Боже, вам обоим нужна помощь, вы знаете это? — Лично мне нужно хобби, — поправил он её скучающим протяжным тоном. — Иди и повидайся с ним уже. Нам запретили подслушивать, так что потом Дилис захочет получить полный отчёт. — Вот чёрт!***
Как всегда, в подземельях было удивительно тихо и приятно прохладно в это время года. Гермиона постучала в дверь кабинета Снейпа, на мгновение позабавившись, вспомнив, что менее двух лет назад она боялась приближаться к данному месту; теперь это стало почти рутиной. — Войдите. Она вошла и закрыла за собой дверь, пытаясь сдержаться, чтобы не улыбнуться ему, — учитывая всё, через что ему пришлось пройти, он выглядел на удивление хорошо. — Добрый вечер, сэр. Как ваше самочувствие? Он казался очень похожим на нетерпеливого, сурового, отстранённого и неприступного профессора, проверяющего эссе за своим столом, пока тихо не фыркнул и не поднял на неё свои чёрные глаза, сверкавшие весельем. — Как будто вам нужно спрашивать. Неужели вы думаете, что я не заметил, что за мной постоянно следили в течение последних двух дней? И Поппи Помфри приходит сюда каждые два или три часа, чтобы убедиться, что я всё ещё жив. Уверен, вы регулярно получали отчёты о моём здоровье. Подавив улыбку, Гермиона подошла к столу и села на стул, на который он ей указал. — На самом деле нет… но я уверена, что узнала бы первой, случись с вами что-нибудь плохое. Однако вы не ответили на вопрос. К её удивлению, Снейп сказал честно, вместо того, чтобы просто прорычать, что с ним всё в порядке. — Я чувствую себя вполне ожидаемо — вообще-то лучше, чем следовало бы. Мне всё ещё больно, я истощён, и каждые несколько часов мне приходится съедать какую-нибудь дрянь, чтобы восстановить собственный вес и восполнить сожжённые калории. Учитывая то, что я должен быть мёртв или навсегда искалечен, я не планирую жаловаться. — В его голосе слышалась лёгкая хрипотца, но ничего такого, что кто-то другой заметил бы. — Мне сказали не занимать ваше время. Снейп снова фыркнул и вернул своё внимание к проверке работ. — Без сомнения. Скажите ей, чтобы она перестала вмешиваться не в своё дело. — Почему бы вам самому ей не сказать? — Уже говорил довольно подробно и фактически на нескольких языках, но неудивительно, что она меня не слушает. Безуспешно пытаясь подавить очередную улыбку, Гермиона кивнула в знак согласия. — Зачем вы хотели меня видеть, сэр? Он ответил не сразу, нацарапав что-то внизу эссе и переложив его в другую стопку, прежде чем вытащить ещё одно, положить перед собой и начать просматривать первый абзац. Не глядя на неё, Снейп тихо сказал: — Я хотел поблагодарить вас. Без ваших стараний в эти выходные меня бы сейчас здесь не было. Своими словами он застал её врасплох. Профессор не извинялся и не благодарил; его тон был чопорно-формальным, но звучал так, как будто он действительно имел это в виду. — Думаю, вы преувеличиваете… — Нет, это не так. Я мало что помню отчётливо, но знаю, как близко был к смерти. Я выжил благодаря вам. — Я просто сделала то, что сделал бы любой другой… Он рассмеялся и почти сразу же замолчал, поморщившись, на мгновение положив руку на бок, после чего бросил на неё полный иронии взгляд. — Большинство людей оставили бы меня умирать, и мы оба это знаем. — Откашлявшись в ладонь, он вновь посмотрел на эссе, делая пометку на полях. — Зачем вы ждали меня у ворот? — спросил он, не поднимая глаз. — Вас не было слишком долго, и… У меня появилось плохое предчувствие, что что-то не так. Прозвучало жалко и глупо, когда она произнесла это вслух, — никто больше не спрашивал её, что она там делала; на самом деле не было времени спрашивать — но Снейп, казалось, счёл это достаточным ответом, слегка кивнув, пока работал. — Понимаю. Тогда я… благодарен вашей интуиции. Его голос звучал почти восхитительно неловко, и Гермиона прикусила губу, чтобы скрыть улыбку; она должна была признать, что иногда ей нравилось видеть, как он вот так выходит из своей зоны комфорта и прилагает отчаянные усилия, чтобы вести себя по-человечески. Поскольку забота о его здоровье давала ей повод, она воспользовалась возможностью понаблюдать за его лицом, вспомнив, как проснулась в довольно неудобном кресле рядом с его койкой и почувствовала тепло его руки в своей. Он так глубоко спал, что был практически в коме, иначе никогда бы не сделал ничего подобного, но она всё равно с удовольствием хваталась за это воспоминание. Заметив, что складка между его бровями углубилась, она отвела взгляд, пока её пристальное внимание не разозлило его слишком сильно. — Почему это произошло? — осторожно спросила она. Вопрос был рискованным, и его не следовало задавать, на такие он обычно отказывался отвечать. На этот раз Снейп только пожал плечами, по-прежнему не поднимая глаз. — Если быть до конца честным, то не было никакой реальной причины. Скорее, сочетание паранойи с беспечностью, и несколько человек хотели свести старые счёты, как только у них появилась такая возможность. — Он добавил чрезвычайно сухим тоном: — Должен признать, меня это немного злит. — Ваша злость вполне обоснована, — согласилась Гермиона, невольно улыбнувшись его тону. — Орден знает? — Нет. Она кивнула, ничуть не удивившись. Типично для него. Однако на сей раз это имело смысл; дать кому-либо понять, что он не в лучшей форме казалось довольно плохой идеей. В конце концов, Снейп был одинаково непопулярен с обеих сторон, и даже при том, что он был своим собственным злейшим врагом, ей пришлось признать, что более чем половине Ордена на самом деле было на него плевать. Он должен был позволить мадам Помфри рассказать Дамблдору, но она сомневалась, что это потревожит совесть директора. — С вами всё будет в порядке? — спросила она. — Я не знаю, какие побочные эффекты есть у «Последнего шанса». Это зелье было несколько… реактивным. — Это ещё мягко сказано. Мне повезло, что вы более-менее правильно подобрали дозу; чуть больше — и я бы умер. Я не просто так предупреждал, что оно опасно. К счастью, если пережить его приём, никаких побочных эффектов, кроме крайней усталости, не будет. Я восстанавливаю свои энергетические запасы так быстро, как только может справиться моё тело. Я исцелюсь. — Он сделал паузу, как будто собирался сказать что-то ещё, но затем слегка покачал головой и отложил эссе в сторону, потянувшись за другим. Гермиона постаралась поудобнее устроиться на стуле, но получилось с некоторым трудом; Снейп не поощрял посетителей, и, за исключением мебели, которую он использовал лично, всё остальное было намеренно крайне неудобным. Она не была уверена, закончен их разговор или нет, но он, казалось, не был склонен её отпускать, и она соскучилась по их странно умиротворяющему молчанию. Неловкость его попытки поблагодарить её не нарушила этой атмосферы. Через некоторое время девушка приняла решение и тихо сказала: — Сэр, я в последний раз собираюсь спросить вас об этом, и если вы не ответите сейчас, то я больше не буду беспокоить вас по этому поводу… — Продолжайте, — мягко подтолкнул он; по звуку его голоса было очевидно, что он всё равно уже знал её дальнейший вопрос. — Не могли бы вы мне сказать, что вы должны сделать в конце этого года, пожалуйста? — Почему вы хотите это знать? — столь же мягко спросил он, что-то подчёркивая и записывая комментарий рядом с этим. Гермиона прикусила губу, обдумывая возможные ответы. — Потому что я беспокоюсь о вас и, соответственно, обо всех остальных, — сказала она ему наконец. — Очевидно, это хуже, чем всё, что я могу себе представить. Так вы мне скажете? Снейп медленно поднял голову, немного прищурившись, когда посмотрел ей прямо в глаза впервые с начала их разговора. На его лице было немного странное выражение, которое она не могла точно определить, но он не казался ни раздражённым, ни расстроенным. — Вообще-то я сам собирался вам обо всём рассказать в эти выходные, — заметил он, к её большому удивлению; профессор слегка улыбнулся ошарашенному выражению её лица. — Да, я знаю. Тем не менее я планировал это сделать. — А теперь? — спросила она с замирающим сердцем. «Ох, если он снова будет упрямиться…» Его улыбка стала чуть шире, когда он как будто опять прочёл её мысли, тёмные глаза Снейпа сверкнули. — Нет. Но не по тем причинам, о которых вы подумаете, так что перестаньте так на меня смотреть. Я не собираюсь говорить вам, потому что теперь намерен избежать этого, а не потому, что хочу и дальше держать вас в неведении. — Вы собираетесь ослушаться директора? Но… Я думала, вы дали клятву… — нерешительно сказала она, но он лишь раздражённо дёрнул худым плечом, как будто это было не важно. — Почти всегда есть альтернативы. Я собираюсь сделать всё, что в моих силах. На сей раз я буду действовать так, как сам посчитаю нужным, а не так, как мне скажет кто-то другой. — Он откинулся на спинку стула и отложил перо, переплетя пальцы и хрустнув костяшками. Честно говоря, Гермиона подумала, что ввиду последних обстоятельств она скорее доверится ему, чем Дамблдору, поэтому только пожала плечами и кивнула в ответ, что, казалось, слегка удивило его. — А как насчёт нас троих? Мы играем какую-то роль в вашем плане? Снейп приподнял бровь и выдержал паузу чуть дольше положенного, прежде чем небрежно ответить: — Я ещё не решил. Они оба долго смотрели друг на друга, после чего одновременно отвели взгляд, разрушая лёгкое напряжение до того, как оно стало более интенсивным; ни один из них ещё не был по-настоящему готов к этому. — Боюсь, я должна идти, — через мгновение смущённо сказала Гермиона. — Мне нужно заниматься. Он насмешливо фыркнул, криво улыбнувшись ей и слегка расслабившись. — Сомневаюсь, что вам это нужно, но если вы так говорите… Спокойной ночи. — Спокойной ночи.