Be it ever so humble, there's no place like home for sending one slowly crackers.
Diogenes Small.
Трое из них не привыкли к таким напряжённым, изматывающим нервы и энергичным действиям, как ограбление самого хорошо охраняемого места в волшебной Британии. Северусу приходилось делать вещи и похуже, но его также ранило сильнее, чем он готов был признать, что вряд ли стало сюрпризом. В любом случае остаток дня прошёл на удивление спокойно, несмотря на их попытку отпраздновать. Все они пораньше отправились спать и проспали до утра — по крайней мере, Гермиона. С трудом разлепив глаза, она всё ещё чувствовала себя довольно измотанной — скорее от эмоционального стресса, чем от физической усталости, — и по свету определила, что проспала дольше обычного. Ещё более необычным казалось то, что Северус по-прежнему был абсолютно мёртв для мира; он почти всегда просыпался первым, но сейчас она слышала его слабое, едва слышное посапывание позади себя, чувствовала характерную тяжесть от ощущения его руки, обвившейся вокруг её талии, и то, как его тело прижалось к её спине. Всё это говорило о том, что он пока не собирается просыпаться. «Не то чтобы была какая-то реальная необходимость вставать», — устало предположила она, зевая. Им нечем было заняться до тех пор, пока они либо не получат вестей от Дамблдора, либо кто-нибудь не придумает, как найти и убить Нагини. Вероятно, довольно скоро у них снова появятся проблемы, поскольку никто в этом доме не умел сидеть без дела. «Не придумывай проблемы на ровном месте», — сонно велела она себе, начиная осторожный процесс высвобождения из его объятий, чтобы воспользоваться пока ещё пустой ванной комнатой. В тот момент, когда она быстро принимала душ, Гермиона определила главную причину, по которой чувствовала усталость во всём теле, что также, скорее всего, объясняло её не слишком весёлое настроение этим утром — она всегда была угрюмой в первый день цикла, и по какой-то совершенно безумной и очень раздражающей причине ни одна из многих опытных женщин-целительниц на протяжении веков не разработала то, что помогало бы при женских болях. «Разве не об этом в первую очередь должна была бы подумать любая ведьма?» Она немного постояла на лестничной площадке и прислушалась; мальчики всё ещё храпели, а настроения идти и готовить завтрак у неё не было. На самом деле, ей захотелось вернуться в постель; очевидно, эти месячные обещали быть особенно плохими, что на самом деле было чертовски типично для неё. «Да, — решила она несколько мгновений спустя, — возвращение в постель определённо казалось хорошей идеей». Она посмотрела на Северуса, который в её отсутствие свернулся в клубок и поглубже зарылся в углубление в центре матраса, и улыбнулась. Он действительно выглядел очаровательно во сне, и она подозревала, что это наблюдение ему бы абсолютно не понравилось. Неохотно решив не давать ему напрасных надежд, она пересекла комнату в поисках расчёски и начала усердно приводить в порядок свои мокрые волосы. Вскоре после этого Северус объявил о своём возвращении в мир живых, попытавшись потянуться и перевернуться на другой бок, что привело к тихому стону. Гермиона сделала паузу и сочувственно посмотрела на него. — Тебе больно? Он приоткрыл один глаз. — Нет. Мышцы скованны. Господи, я едва могу пошевелиться, — пробормотал он, вновь потягиваясь и вздрагивая, когда что-то громко хрустнуло. Он бросил взгляд на дверь спальни, очевидно, мысленно взвешивая достоинства горячего душа по сравнению с усилиями, которые потребуются, чтобы туда добраться, и явно решил, что оно того не стоит, снова закрыв глаза. — И так каждый раз? — Нет, — пробормотал он, всё ещё не совсем проснувшись. Подавив зевок, Северус попытался объяснить: — При боли от Круциатуса у меня обычно болят спина и суставы, но я всё равно могу двигаться. Сейчас мне на самом деле не больно, но, кажется, меня слегка переклинило. — Бедный ты мой, — сказала она ему без особого сочувствия. Он проигнорировал её, что, вероятно, было к лучшему, осторожно сел, спустил ноги с кровати и попробовал размять спину и конечности. Чувствуя себя немного виноватой, она отложила расчёску, встала, пересекла комнату и подошла к нему, садясь на кровать позади него. — Позволь мне помочь тебе. Хотя она и близко не была опытной массажисткой, к настоящему времени Гермиона достаточно знала анатомию, чтобы иметь смутное представление о том, где могут находиться худшие места. Начав нежно массировать его плечи, она почувствовала напряжённые мышцы, осторожно проводя по ним кончиками пальцев. Девушка услышала, как он тихо застонал, и заметила, как Северус прислонился к ней спиной. Усмехнувшись, она слегка толкнула его вперёд. — Я не смогу тебе помочь, если ты будешь дурачиться. Сядь прямо. Отвечая звуком, более похожим на мурлыканье, чем что-либо, что она когда-либо слышала от кого-либо, за исключением Живоглота, он повиновался. — Ты действительно во многих смыслах талантливая ведьма, — пробормотал он, уже начиная расслабляться. — О да, вот здесь хорошо… Сдерживая смех, Гермиона послушно сосредоточилась на мышцах между его шеей и плечом с левой стороны, слегка разминая их большими пальцами и чувствуя, как он выгибается, словно кот, которого гладят. Затем она начала двигаться дальше вниз по его спине, одновременно рассеянно прослеживая грубую гладкость его шрамов. Теперь она редко обращала на них внимание; они стали просто ещё одной его частью. Когда Северус ещё сильнее расслабился, она придвинулась ближе, обвив руками его талию и прижавшись щекой к его тёплой спине, просто наслаждаясь близостью; кончики её пальцев нашли ещё один шрам на его животе и лениво начали двигаться по нему вниз. Северус издал слабый одобрительный стон, опять прислонившись к ней спиной, и она улыбнулась, позволив другой руке скользнуть вверх по его рёбрам и редким волосам на груди. Кончиками пальцев она слегка обхватила один из его сосков; за последние недели она обнаружила, что у него они более чувствительны, чем, по её мнению, могли бы быть у мужчины. Он ответил ей ещё одним довольным мурлыкающим звуком, когда её рука переместилась ниже и коснулась головки его эрекции. — Вижу, ты несколько увлеклась массажем, но я не очень подвижен этим утром, — мягко сказал он ей через мгновение. — Это сразу видно, — ответила она, подавляя улыбку, — он бы уже развернулся, чтобы прижать её к себе и зацеловать до бесчувствия, если бы был самим собой. Пожав плечами, она тихо добавила: — У меня всё равно живот болит. Она вспомнила, что в прошлом месяце беспокоилась о его реакции по поводу месячных; они только начали спать вместе и едва могли держать руки подальше друг от друга — с приближением критических дней это всё больше казалось ей некоторой, пусть даже довольно приятной, проблемой, — но когда она сказала «нет», Северус мгновенно остановился, по-видимому, ничуть не обидевшись. Он также не стал требовать от неё никаких смущающих объяснений. — Ах. Он начал отстраняться, но она крепче обняла его. — Нет причин портить тебе веселье, — пробормотала Гермиона. Через мгновение Северус осторожно сказал: — Знаешь, это не обязательно… «Глупый мужчина». Улыбнувшись его тону, она скользнула рукой немного ниже, ещё смелее прикасаясь к нему. — Ты собираешься и дальше лгать мне, что тебе это не интересно? — сухо спросила она, целуя его в плечо. — Лучше помолчи, Северус, — посоветовала ему она, когда он набрал в грудь воздуха, чтобы сказать что-то ещё. Удивительно, но он послушался. Закрыв глаза, Гермиона сосредоточилась на осязании, нежно обхватив пальцами твёрдое тепло его плоти; конечно, она прикасалась к нему раньше, но более робко и коротко. Теперь она воспользовалась возможностью изучить его более подробно, слушая, как прерывается его дыхание, когда она гладила член, и чувствуя, как тот вздрагивает и слегка выгибается в её руке. Он казался таким живым под её ладонью, тёплым и отзывчивым, и таким твёрдым, что она могла чувствовать его пульс. Пока Гермиона пыталась придумать не вызывающий неловкости способ спросить, всё ли она делает правильно — хотя он, безусловно, казался всем довольным, — Северус в очередной раз продемонстрировал свою способность читать её мысли, наклонившись и нежно положив свою руку поверх её, тонко направляя девушку, не заставляя её чувствовать себя неопытной неумехой, нуждающейся в пошаговой инструкции. После его прикосновения она немного усилила хватку, нежно сжимая, входя в ритм. Вскоре его дыхание потяжелело, после чего он повернул голову, протянув свободную руку, чтобы коснуться её лица. Было довольно неудобно пытаться целоваться под таким углом, но когда она скользнула языком ему в рот, ни один из них больше не обращал на это внимание. Протянув другую руку между его бёдер, она нежно обхватила мошонку ладонью, чувствуя, какая мягкая и нежная там кожа. Он вздохнул ей в рот, его рука крепче сжала её, когда он безмолвно поощрял её увеличить темп и давление. Начиная дышать чаще, он придвинулся ближе, прежде чем прервать поцелуй и хрипло застонать, выгибаясь к ней. Она знала, что он вот-вот кончит, и уткнулась носом в его плечо, чувствуя, как его плоть напрягается, а яички поджимаются в её руке. Через несколько секунд дрожь пробежала по его телу. Северус тихо ахнул, его бёдра слегка дёрнулись, прежде чем он вскрикнул, откинув голову ей на плечо, и она почувствовала, как член запульсировал в её руке. Приведя себя в порядок, он одарил её мягкой улыбкой и спросил: — Что это вдруг на тебя нашло? Не то чтобы я был против, но… Пожав плечами, она улыбнулась ему. — Ничего. Я просто так захотела. — Ей было приятно хоть раз проявить инициативу и доставить ему удовольствие — какими бы восхитительными ни были их занятия любовью, она знала, что ей ещё многому нужно научиться, а пока обычно всё делал он. Наклонившись, она легко поцеловала его в губы. — Если ты хочешь успеть принять душ до того, как проснутся мальчики, тебе следует поторопиться.***
Только после завтрака Дамблдор, наконец, ответил. Серебристый свет ворвался на кухню, едва не напугав их всех до полусмерти и заставив Северуса от испуга выпустить вспышку беспалочковой магии, которая оставила выжженный след на противоположной стене. Он почти сразу превратился в узнаваемого Патронуса в виде феникса. Гермиона никогда не видела Патронус директора, но его было нетрудно идентифицировать ещё до того, как тот заговорил: «Ремус передал твоё сообщение, Северус. Я подготовил воспоминания, которые расскажут вам всё, но не отправлю их до тех пор, пока Нагини не будет устранена. Если со мной что-нибудь случится до этого, Минерве было поручено отправить их вам». На этом сообщение закончилось. Гермиона растерянно взглянула на мальчиков, когда феникс исчез, прежде чем все трое довольно нервно посмотрели на Северуса; неудивительно, что от его хорошего настроения не осталось и следа. Чёрные глаза мужчины стали жёсткими, холодными и злыми, выражение его лица заметно потемнело, прежде чем он прорычал: — Тупоголовый старый ублюдок, во что, чёрт возьми, ты играешь?! — Покачав головой, он добавил: — Можно подумать, близости смерти было для него недостаточно, чтобы он перестал вести себя как грёбаный ребёнок! — Я знаю, что Дамблдор довольно плохо обращался с вами, но он всегда был добр к нам, — возразил Гарри. — Что?! — выплюнул Северус, бросив на парня слегка поражённый взгляд. — Не будьте смешным, Поттер. Он лгал вам и манипулировал вами с того момента, как вы сошли с поезда. — Вы просто злы на него, — заупрямился Гарри и получил в ответ глухой издевательский смех. — Зато вы по-прежнему верите ему, не так ли? Не разочаровывайте меня, что вы на самом деле настолько глупы, чтобы поверить, будто мы действительно оставили бы Философский камень, небрежно защитив его лишь несколькими пустяковыми испытаниями, через которые даже трое детей смогли пройти без единой царапины, если бы думали, что у приспешника Тёмного Лорда есть хоть мизерный шанс до него добраться. Дамблдор спланировал это, как и другие испытания для вас на годы вперёд. Таким образом он хотел проверить, из чего на самом деле сделан Избранный, — язвительно произнёс Северус. — Все его заговоры уходят в прошлое на годы, если не десятилетия назад. Теперь он больше не контролирует ситуацию, поэтому закатывает истерику и отказывается играть по чьим-либо правилам. Гарри побледнел. — Это неправда… — слабо запротестовал он. — Самая что ни на есть правда. Если я не ошибаюсь, вы сами подозревали это в течение долгого времени. Подумайте обо всём, что вы пережили с тех пор, как пошли в школу, Поттер, а затем сопоставьте это с тем, что вы знаете о Дамблдоре. Вы действительно думаете, что большая часть случившегося с вами могла бы произойти, если бы он этого не хотел? — Северус покачал головой скорее устало, чем сердито. — Теперь это не имеет значения. Какую бы игру он ни вёл, нас это не касается, так как у нас есть своя миссия, которую нужно выполнить. — Ну да. Продолжать сидеть дома и заниматься исследованиями, — проворчал Рон. Он явно пытался сменить тему и немного разрядить обстановку, но, если уж на то пошло, это только ещё больше вывело Гарри из себя. — Верно! Больше похоже на то, что мы просто сидим без дела и зашли в тупик. По крайней мере, у Дамблдора есть план, даже если он вам не нравится! — Сомневаюсь. Он никогда не строил столь долгосрочных планов. И я с самого начала сказал вам, Поттер, что как такового плана у меня нет! По крайней мере, я был честен с вами, что, поверьте мне, нелегко! Могу я напомнить, что с конца июня мы нашли и уничтожили три крестража? Чего ещё вы от меня хотите?! Гермиона прикусила губу; теперь Северус был по-настоящему зол. Это была не короткая вспышка раздражения или нетерпеливого рычания, а настоящий ледяной гнев. Его глаза стали похожи на осколки полированного обсидиана — чёрные, твёрдые и холодно поблёскивающие, а выражение лица было каменным, за исключением вены, проступившей на виске, что было ясным предупреждением о почти утраченном над собой контроле. Гарри огрызнулся в ответ, повысив голос: — Я хочу начать на самом деле что-то делать, вместо того, чтобы сидеть в этом паршивом доме, потому что на улице «слишком опасно»! Вчера мы впервые за несколько месяцев добились успеха, и меня уже тошнит от этого места! Черты лица Северуса превратились в жёсткие линии. — Тогда уходите, — холодно сказал он очень тихим голосом. — Но если вы это сделаете, Поттер, дороги назад не будет. Вы сделали свой выбор. Я рассказал вам, что знал и что планировал, и вы решили принять это. Если вы сейчас передумаете, я не дам вам другого шанса. — Гарри вовсе не это имел в виду! — поспешно сказал Рон. — Он прав в том, что мы особо никуда не выходили и ничего не делали с тех пор, как закончили школу, вот и всё. Теперь мы близки к концу, и пришло время покончить с этим, не так ли? — Прекрасно, — отрезал Северус; его голос звучал немного менее агрессивно, но всё так же сердито. — Вот камин, а вон там дверь. Ступайте. Куда вы планировали отправиться? Раз уж вы знаете, где находится последний крестраж, во что бы то ни стало бегите и избавьтесь от него, но я с интересом слушаю, почему вы до сих пор не просветили остальных из нас? Последовала короткая пауза, которая медленно переросла в долгое и очень неловкое молчание, поскольку Гарри и Рон вспомнили, что причина их бездействия заключалась в том, что они ничего не могли сделать, и поняли, что у них нет ни малейшего представления, куда двигаться дальше. Губы Северуса скривились в слишком знакомой презрительной усмешке, когда тишина усугубилась. — Тогда помалкивайте. Гермиона пнула его под столом, нанеся сильный удар прямо в середину голени. Пришло время ему перестать вымещать своё плохое настроение на остальных, независимо от того, насколько это было справедливо. Он свирепо посмотрел на неё, но не запротестовал; по выражению его глаз она могла определить, что он осознавал неразумность своего поведения. На мгновение сцепив зубы, Северус продолжил говорить чуть менее враждебным тоном, вместо этого устремив свой пристальный взгляд на кофейную кружку. — Что бы вы ни думали обо мне, Поттер, я никогда не лгал вам. Если бы я знал, что делать дальше, мы бы не сидели сложа руки. Уверяю вас, я не особенно хочу задерживаться здесь с вами двумя в качестве гостей, так же как и вы с трудом переносите моё общество. И, поверьте, я гораздо больше «устал от этого места», чем вы можете себе представить. После довольно долгой паузы Гарри кивнул, уставившись в стол. — Простите, сэр. Я просто… хочу, чтобы всё это побыстрее закончилось. — Как вы думаете, что чувствуют остальные из нас? — тихо спросил Северус, всё ещё не глядя на него. — Я занимался этим большую часть своей чёртовой жизни, Поттер. До недавнего времени это было её смыслом. Так как, похоже, это уже стало его обычной ролью, Рон заговорил, пытаясь сменить тему: — Как вы думаете, может быть, Дамблдор согласился бы поговорить с Гарри тет-а-тет? Если бы Гарри прошёл повидаться с ним… — Это неплохая идея, — поддержала Гермиона. Северус нахмурился, переводя взгляд со своего кофе на стену. — Не знаю. Год назад я бы не задумываясь сказал «да», но… каковы бы ни были обстоятельства, Поттер, вы предпочли меня ему. Альбус Дамблдор не очень хорошо справляется с подобными вещами. Ему нужно чувствовать себя популярным, главным. Сомневаюсь, что он всё ещё доверяет вам, потому что он никогда полностью не доверял мне. — Почему нет? — спросил Рон, нахмурившись. — Я имею в виду, он всегда говорил, что доверяет вам. Да вроде бы и правда доверял большую часть времени, но мне всегда казалось странным, что вы до конца не знали о том, что происходит, — до тех пор, пока Гермиона вам не рассказала. — Он застенчиво улыбнулся. — Мы всегда ненавидели вас, но даже Гарри признаёт, что теперь вы в нашей команде. — Очень великодушно с вашей стороны, Уизли, — сухо сказал Северус. — Дамблдор не доверяет мне по той простой причине, что он не понимает моей мотивации делать то, что я делаю. Он знает, что изначально я перешёл на другую сторону в обмен на его обещание защищать Поттеров. Для него это имело смысл. Он не понимает, почему я остался на стороне Ордена после того, как это соглашение было нарушено. Он знает, как сильно вы мне не нравитесь, — добавил Северус, бросив короткий взгляд на Гарри с лёгкой ухмылкой, прежде чем пожать плечами. — Видите ли, Дамблдор не верит, что у меня есть совесть. Его гриффиндорцы, очевидно, всегда на правильной стороне, потому что они противостоят злу; даже странные рейвенкловцы или хаффлпаффцы способны на это. Но он не верит, что я когда-либо сделал бы что-то просто потому, что так правильно. Он не понимает моих теперешних взглядов на моего бывшего Хозяина. Он также не знает о Гермионе. Он вообще не хочет задумываться, почему в своё время я присоединился к Пожирателям Смерти, поэтому не способен понять, почему я не вернулся к ним после возрождения Тёмного Лорда. Дамблдор не желает разбираться во мне, ему проще оставаться подозрительным, что бы он ни говорил на публику. — Нам не стоит спрашивать вас — почему? — спросил Гарри, начиная выглядеть теперь скорее удивлённым, чем сердитым. — Абсолютно, — вежливо ответил Северус, откидываясь на спинку стула. — В любом случае, если вы хотите посетить штаб-квартиру и поговорить с Дамблдором, вы можете это сделать, но я очень сомневаюсь, что он вам что-нибудь скажет. Помимо всего прочего, он захочет наказать вас за то, что вы не остались с ним. — Он взглянул на Гарри и устало вздохнул. — Перестаньте выглядеть так, будто я только что столкнул вашего щенка с лестницы, Поттер. Я не пытаюсь разрушить ваше поклонение ему как герою. Но постарайтесь понять — ваши отношения с Дамблдором крайне необычны. Насколько мне известно, у него никогда не было такой связи ни с одним студентом. Как правило, он дружелюбен с большинством наиболее общительных гриффиндорцев, но, по большому счёту, игнорирует всех остальных. Вы не должны судить о нём исключительно по тому, как он взаимодействует с вами, в особенности потому что он так долго многое от вас скрывал. — Он предупреждающе поднял руку. — Не начинайте расспрашивать меня. Я знаю столько же, сколько и вы. — Так что же нам теперь делать? — спросил Рон. Северус пожал плечами. — На данный момент, Уизли, ваши мысли так же верны, как и мои. Нам нужно каким-то способом выяснить, где находится Нагини. А теперь катитесь отсюда и подумайте об этом. Вы двое, найдите себе занятие, чтобы мы не препирались каждый божий день, потому что, скорее всего, на некоторое время нам придётся залечь на дно. Гарри и Рон послушно убрались восвояси, по крайней мере, до гостиной, где снова начали спорить о телевизоре. Оставшись одна, Гермиона посмотрела на своего возлюбленного. — Что такого ты знаешь о Дамблдоре, чего не рассказываешь нам? — тихо спросила она. — Много, очень много всего, — обтекаемо ответил он. — Однако я не собираюсь тебе рассказывать. Не мне раскрывать его секреты, и я приложил немалые усилия, чтобы узнать их, только на случай, если мне это когда-нибудь понадобится. Заманчиво, конечно, было бы рассказать тебе просто назло старому ублюдку, но мне хочется думать, что я всё-таки выше этого. — Он тяжело выдохнул и посмотрел на неё. — Если ты ждёшь, что я извинюсь за свой характер, тебе придётся долго ждать, — холодно добавил он. — Я не дура, Северус, — фыркнула она. — Я тоже иногда схожу с ума из-за того, что мне нечем заняться, но я не верила до конца, что нам вообще удастся столько всего сделать. Как ни крути, я не могу себе представить, чтобы мы справились с этим самостоятельно. Я просто хочу, чтобы ты больше разговаривал со мной, вместо того, чтобы держать всё в себе, пока не сорвёшься, вот и всё. Последовало долгое молчание. — На самом деле я не строил планов дальше ограбления Гринготтса, — наконец признался он ей. — Поэтому понятия не имею, что нам теперь делать. Я не знаю, куда идти дальше, и ненавижу полёт вслепую. Меня сильно беспокоит то, что Дамблдор продолжает что-то держать в тайне. Он явно надеется, что умрёт прежде, чем я это узнаю, — теперь это очевидно, а значит, его секреты гораздо хуже, чем любой из кошмаров, которые я уже представлял. — Он вздохнул и настороженно посмотрел на неё. — Я пытаюсь, Гермиона, я действительно пытаюсь, но я не привык к тому, что могу с кем-то разговаривать. Я всё время забываю, что могу сказать о своих чувствах так, чтобы это не было использовано против меня. Я знаю, что это неправильно, но понятия не имею, как быть другим. Раньше у меня никогда не было выбора. Она положила свою руку поверх его руки на столе. — Я понимаю, Северус. Я не пытаюсь заставить тебя чувствовать себя виноватым и не хочу, чтобы ты ломал себя. Я думаю, во многом то, как ты себя ведёшь, является результатом того, в каких условиях тебе приходилось взрослеть, и того, как с тобой обращались. Не думаю, что ты когда-либо был способен быть самим собой. Я знаю, ты ненавидишь быть ответственным за всё это, тебе всё ещё неуютно находиться рядом с Гарри, а то, что происходит между нами, так же сбивает тебя с толку, как и меня. Просто помни, пожалуйста, что гнев больше не является единственным безопасным вариантом, и что тебе больше не нужно всё делать в одиночку. Только об этом я и прошу. — Сжав его пальцы, она улыбнулась ему, после чего встала и пошла в гостиную, чтобы присоединиться к мальчикам, оставив его задумчиво смотреть ей вслед.***
Северус прекрасно понимал, что ему повезло намного, намного больше, чем он заслуживал. Он чертовски хорошо знал, что одной из многих-многих причин, по которым он так долго был одинок, было то, что никто другой не хотел мириться с его скверным характером. Он был асоциальным, недемократичным, замкнутым, защищающимся, капризным и часто просто неприятным типом. То, что ему удалось найти девушку, которая была достаточно умна, чтобы знать всё это и всё же почему-то согласиться принять его таким, какой он есть, перевернуло его мир с ног на голову. Он никогда не думал, что такое даже отдалённо возможно. Северус редко осмеливался использовать слово «любовь» даже в своей голове, но, несмотря ни на что, он, наконец, был близок к уверенности, что Гермиона действительно любила его, — настоящего его, что казалось почти невероятным. Она узнала его лучше, чем когда-либо знала даже Лили; с ней он не сдерживался и не притворялся. Она видела, кем он был на самом деле, каждый его испорченный, избитый дюйм, и каким-то чудом всё ещё оставалась рядом. Иногда это было слишком тяжело принять. В данный момент он ждал, желая выяснить, почему она пребывала в таком странном настроении половину вечера. Он знал её достаточно долго, чтобы понимать, когда она что-то замышляет. По его подсчётам, её месячные должны были закончиться, что в любом случае вызвало у него приятное чувство предвкушения, но оно начало уступать место недоумению, поскольку он лениво задавался вопросом, почему она так долго торчит в ванной. Что бы это ни было, он заметил, что она заметно дёргалась, прежде чем забаррикадироваться там. Вытянувшись поудобнее на своей половине узкой кровати, он наблюдал за дверью сквозь полуприкрытые глаза. Последние несколько дней дали ему возможность о многом подумать. Выжить в Гринготтсе и остаться более-менее невредимым было не чем иным, как чудом, — несмотря на всё его позёрство. Гермиона была абсолютно права, в основном он блефовал и был откровенно поражён тем, что это сработало. Дамблдор… Что ж, он сказал ей правду, Северус был серьёзно напуган тем, что старик недоговаривал, но пока с этим ничего нельзя было поделать. И у него не было ни малейшего представления о том, как найти эту чёртову змею. Вместо этого его мысли в основном были заняты оценкой собственных отношений, после того, что Гермиона сказала ему на кухне ранее на этой неделе. Почти сорок лет отказа от нормального общения с противоположным полом оставили глубокие шрамы, на преодоление которых потребуется время, и он был чрезвычайно благодарен ей за то, что она это понимала… Его мысли довольно резко прервали, когда Гермиона, наконец, появилась, закрыв за собой дверь спальни, прежде чем повернуться к нему лицом, нервно прикусив нижнюю губу зубами. Эта особая привычка всегда сводила его с ума, и, к некоторому его разочарованию, девушка начала это понимать, но в данном случае не пыталась дразнить его. Насколько он мог судить, она выглядела чрезвычайно взволнованной. Он уже собирался спросить её, в чём дело, когда она глубоко вздохнула и медленно повела плечами, сбрасывая халат. «О боже мой!» Северус уставился на неё, по-настоящему потеряв дар речи в один из немногих случаев в своей жизни; во рту у него пересохло, а сердцебиение резко ускорилось. Она была одета… ну, на самом деле он не знал, как называется этот наряд, — он не был экспертом по женскому нижнему белью. Что бы это ни было, оно было сделано из очень прозрачного шёлка, насыщенного тёплого оттенка тёмно-бордового, который хорошо смотрелся на её коже; достаточно тонкого, чтобы он мог ясно видеть, что под ним на ней больше ничего не было. Её соски и тёмная полоска волос между ног выделялись, притягивая его взгляд вниз по её телу; шёлк заканчивался бахромой, слегка касавшейся её бёдер, давая ему возможность увидеть кремовую кожу, которая спускалась к чулкам с кружевным верхом. Он очень медленно снова перевёл взгляд на её лицо, стараясь не пускать слюни слишком явно. Как правило, Гермиона не придавала значения своей внешности, но сейчас выглядела просто замечательно! Хотя он никогда не нуждался в том, чтобы она пыталась его соблазнить, да и ей не хватало на это уверенности. Не только её внешний вид заставил его пульс участиться, а плоть напрячься, но ещё и тот факт, что она сделала это, стараясь произвести на него впечатление. Она явно приложила чертовски много усилий ради него! Мысль о том, что, судя по её действиям, он того стоит, была ещё одним новым сбивающим с толку опытом, который он стремился изучить более подробно. Северус понятия не имел, как выглядело выражение его лица в данный момент, но это заставило её покраснеть. Шёлк частично скрывал её тело, но он достаточно часто видел, как она краснеет обнажённой, чтобы знать, как далеко заходит румянец. Смущённая или нет, она улыбнулась ему; это выглядело робко и застенчиво, но под этим скрывался намёк на обещание, от которого у него перехватило дыхание. Сглотнув, он облизнул губы, безуспешно пытаясь придумать, что сказать; решив, что слова сейчас на самом деле не нужны, он ограничился тем, что улыбнулся ей в ответ, не прикрываясь, позволяя ей увидеть бурлящие в нём эмоции, прежде чем чуть сдвинуться на кровати в молчаливом приглашении. Лаская её тело сквозь тонкий шёлк, пытаясь вести себя прилично и воздержаться от того, чтобы в порыве нетерпения разорвать прелестную вещицу на куски, Северус на мгновение задумался, зачем она это сделала. В этом не было необходимости; наверняка к этому времени она уже поняла, что он был совершенно зависим от неё, без разницы, во что она была одета. Он никогда не испытывал ничего, приближающегося к такому уровню бесконтрольной физической одержимости. Северус целовал её в шею и нежно покусывал чувствительное местечко под подбородком, в то время как его рука исследовала округлости её груди через атласную ткань. В последнее время его пальцы чесались от желания снова рисовать; он делал наброски большую часть своей жизни, но уже много лет его не тянуло на художественное творчество. «Несомненно, она стала источником вдохновения», — рассеянно решил он; тусклый свет уличного фонаря подчёркивал и затенял изгибы её тела и красиво бликовал на великолепных спутанных волосах. Его рот переместился ниже, находя линию шрама на её груди, в то время как его рука двигалась в другом направлении, ища завязки, чтобы избавиться от наряда. Каким бы прекрасным он ни был, прямо сейчас он определённо предпочёл бы, чтобы его на ней не было. Северус смутно осознавал, что она стягивает брюки над его почти болезненной эрекцией, но это было второстепенным и на самом деле не очень важным ощущением. Всё его внимание было сосредоточено на ней, заполняющей его чувства и медленно сводящей с ума, по мере того как рациональное мышление постепенно покидало его. Как всегда, он не мог логически мыслить и действовать последовательно, остались лишь краткие вспышки, которые отпечатаются в памяти: как её груди тяжело вздымались, когда он наконец убрал проклятый шёлк с дороги; вкус её губ, когда она взяла под контроль их поцелуй; как её язык скользнул по его языку, прежде чем он нежно прикусил её нижнюю губу зубами и почувствовал, как она вздрогнула; как его дыхание застыло в лёгких, когда она прикоснулась к его члену и обхватила его рукой; минутное развлечение, когда она чуть не заставила его замурлыкать, прикусив мочку уха — он даже не знал, что это была его эрогенная зона, — ему в некотором смысле предстояло многому научиться, так же, как и ей; густой сладкий аромат её возбуждения и великолепный вид между её раздвинутых ног, очень красиво обрамленный чулками, ему не терпелось снять их; то, какой она была на вкус, когда её бёдра приподнимались, а пальцы почти до боли сжимались в его волосах; и ещё одна короткая вспышка веселья, когда он вспомнил, как был озадачен в свои двадцать с небольшим, обнаружив, что, по-видимому, ему не полагалось получать удовольствие от такого ублажения женщины… прежде чем он сосредоточился на том, чтобы заставить её кричать. После этого к нему вернулась некоторая ясность, когда он двинулся обратно вверх по её телу, останавливаясь, чтобы поцеловать или лизнуть любой участок кожи, который пришёлся ему по вкусу, наслаждаясь её последней лёгкой дрожью, когда она расслабилась под ним. Гермиона тихо ахнула ему на ухо, когда он вошёл в неё, и Северус почувствовал сладкое покалывание от её ногтей на своих плечах и спине. Он глубоко поцеловал её, прежде чем начать двигаться. Глядя на неё сверху вниз, он испытал то же чувство удивления, как и во время их первого раза, и каждый раз с тех пор; он на самом деле не понимал, почему она была с ним. Он не заслуживал её. Её карие глаза затуманились от удовольствия, но, независимо от того, насколько сильным было желание или экстаз, это не скрывало свирепого, грозного интеллекта и силы, которые одновременно приводили его в бешенство и неохотно производили на него впечатление на протяжении многих лет. Его худое, потрёпанное тело прижималось к её изгибам, пока её руки скользили по его покрытой ужасными шрамами спине. Она обхватила ногами его костлявые бёдра, двигаясь в такт каждому толчку. «Что, чёрт возьми, она делает с кем-то вроде меня?» Закрыв глаза, Гермиона выгнулась под ним и долго протяжно застонала, где-то в этом звуке прозвучали слоги его имени. Он чувствовал, как она напряглась и запульсировала вокруг него, как её ногти впились в его ягодицы, когда её охватил оргазм. Только тогда он позволил себе осознать растущее давление в паху и разгорающийся огонь в крови, прислушиваясь к собственному тяжёлому дыханию. Он продержался всего несколько мгновений дольше, прежде чем вонзиться в неё в последний раз. Кончая, вскрикивая и содрогаясь от силы своего удовольствия, Северус невольно задался вопросом, наберётся ли он когда-нибудь смелости сказать ей, что она на самом деле для него значила.***
«Что ж, — несколько ошеломлённо подумала Гермиона. — Похоже, всё прошло неплохо». Она понятия не имела, как Северус отреагирует на её довольно прискорбную попытку соблазнения, но, по крайней мере, он не начал смеяться, чего она немного побаивалась. «На самом деле… — Она самодовольно улыбнулась про себя. — На самом деле он отреагировал очень даже хорошо». Тем не менее она никогда в жизни так не нервничала, по крайней мере, без утешительной помощи адреналина; даже в их первый раз она не чувствовала себя такой неуверенной. Но выражение его лица, когда он увидел, во что она была одета… «Да, теперь я имею полное право быть довольной собой!» — радостно решила она, переводя дыхание. Смутно она почувствовала, как кончики его пальцев легко скользят по верху одного из чулок; скоро ей придётся их снять. Очевидно, Северус достаточно пришёл в себя, чтобы проявить любопытство; несколько мгновений спустя он пробормотал низким голосом: — Я почему-то никогда не представлял тебя любительницей всех этих женских штучек. Гермиона печально улыбнулась, оценив, что он очень осторожно не сказал, почему считал именно так. Она знала, что это маленькое эротическое шоу выглядело бы намного убедительнее, если бы у неё имелся хоть какой-то опыт в том, чтобы выглядеть сексуально; она неправильно стояла, не умела соблазнительно двигаться и тому подобное. — Ты прав. На самом деле я не такая, — согласилась она, кладя голову ему на плечо и расслабляясь. — Это был… своего рода эксперимент. Его мягкий рокочущий смех заставил её улыбнуться. — Как бы то ни было — не стесняйся экспериментировать дальше. Однако что толкнуло тебя на этот шаг? — не мог не спросить он. Она тихо рассмеялась, прижимаясь ближе. — Ты и за тысячу лет не догадаешься… — Неужели? — Дилис. Северус поперхнулся. — Что?! Дилис велела тебе надеть это на себя? Пытаясь перестать смеяться, чтобы хоть как-то объяснить, она ответила: — Ты сам велел ей помочь мне с моими проблемами. Я про неуверенность в себе. — Да, но я не это имел в виду! Что, чёрт возьми, творится в голове у этой женщины?! — Она не велела мне одеваться так специально для тебя. И… я собиралась сказать, что это было направлено не на тебя, но на самом деле, зная её, вероятно, так оно и было, — призналась Гермиона, поднимая голову, чтобы одарить его немного смущённой улыбкой. — Она потратила довольно много времени, меняя некоторые детали моего гардероба и так далее. Сначала я подумала, что всё это чушь собачья, но на самом деле это действительно заставило меня почувствовать себя лучше. Она предложила мне начать экспериментировать со своим нижним бельём, хотя поначалу я подумала, что это уже чересчур. — Мне действительно было интересно, чем она с тобой занималась, — задумчиво произнёс Северус, всё ещё звуча немного испуганно. — В основном она помогала мне всяческими советами. А ещё она подумала, что это было бы забавно. — Что ж, это вполне в её духе. — Он сделал паузу, затем добавил довольно отстранённым тоном: — Думаю, я рад, что оставался в неведении. Учить тебя и так было достаточно сложно, лучше даже не начинать строить догадки… Ухмыльнувшись, Гермиона решила не развивать эту тему прямо сейчас; она на самом деле отчаянно хотела знать, что он имел в виду, но это, вероятно, смутило бы его, а она не хотела испытывать удачу. Лучше просто прижаться поближе и наслаждаться успехом, а также начать думать о том, как узнать, что бы он хотел увидеть на ней в следующий раз, когда она опять наберётся смелости.***
Тянулся сентябрь, по большей части серый, дождливый и довольно однообразный. Мальчики страдали больше всех, особенно Гарри. Рон вполне счастливо проводил большую часть времени за просмотром телевизора, находя его почти гипнотическим и абсолютно завораживающим, независимо от того, что шло, но Гарри нужно было чем-то ещё занять свой разум. Чаще всего он переписывался с Джинни, когда не дулся из-за бездействия, не пытался не размышлять и не зацикливался на очередной чуши, которую извергал «Ежедневный пророк». Гермиона старалась проявлять сочувствие и не пренебрегать своими друзьями, но это было трудно сделать, в особенности потому что она была поглощена очень медленным процессом сближения с Северусом. Они до сих пор почти не разговаривали; она очень рано поняла, что на самом деле у него практически отсутствовали социальные навыки. Он сам не проявлял никаких признаков желания или способности начать разговор, а она пока не чувствовала себя вправе свободно его расспрашивать. К настоящему времени она знала достаточно много о его юности; Гермионе хотелось расспросить Северуса о его родителях более подробно, но после очередного кошмара он сказал ей, что пока не готов говорить об этом. Она решила, что, вероятно, лучшая стратегия — это время от времени рассказывать истории из своей жизни и судить по его реакции, продолжать тему или нет. По большей части, она была счастлива, просто наблюдая, как он учится расслабляться рядом с ней и начинает быть самим собой. Более неформальная одежда была хорошим показателем прогресса, хотя Северус редко позволял им видеть его с этой стороны. Она начала получать представление о его любимых блюдах или предпочитаемых телевизионных программах. Гермиона уже знала о большинстве его увлечений — на самом деле она работала над этим даже сейчас, когда стояла на лестничной площадке и слушала, как он тихо напевает себе под нос, прежде чем отважиться встать в дверях спальни. Северус как раз чинил там оконную задвижку и некоторое время назад начал подпевать отдалённым звукам радио из кухни; ей потребовалось почти двадцать минут, чтобы подобраться к нему так близко. Его голос звучал достаточно приятно через толстую каменную стену. Вдали от подземелий всё оказалось совершенно иначе; она была абсолютно очарована им, и если бы мальчики осмелились помешать ей, в данный момент она бы не задумываясь заколдовала их обоих. Гермиона не могла понять, почему он так стеснялся этой части своей жизни, но он казался искренне смущённым и встревоженным, когда она сказала ему, что подслушала его в школе. У неё появилось две возможные теории; либо в какой-то момент это обернулось против него, как и всё остальное, и он был публично унижен из-за этого; либо — что было более вероятным объяснением — Северус просто настолько привык держать всё при себе, что идея стать более открытым казалась ему чуждой, к настоящему периоду своей жизни он раздул недоверие к людям до предела. Текущей песней была «Everybody Wants To Rule The World» группы Tears for Fears — не одна из её любимых, но это была классика, хотя, честно говоря, она могла слушать, как он поёт всё что угодно. Она точно почувствовала момент, когда Северус, наконец, обратил внимание на окружающее и заметил её, потому что его голос дрогнул и надломился, когда он запнулся, а его плечи напряглись. К её удивлению, сделав прерывистый вдох, он продолжил петь, лишь слегка запинаясь, подбирая следующую строчку, хотя теперь его голос звучал тише и менее уверенно. Гермиона действительно не ожидала этого от него и невольно улыбнулась. Всякий раз, когда она чувствовала себя немного неуверенно из-за того, насколько расплывчатыми и неопределёнными были их отношения, что вызывало беспокойство о том, к чему это приведёт, Северусу удавалось сделать или сказать что-то, чтобы успокоить её в том, как сильно он пытался всё наладить, хотя Гермиона была почти уверена, что так получалось непреднамеренно. В конце концов, она годами размышляла обо всех его проблемах; она не пошла на это вслепую. Он действительно пытался, и этого было достаточно. Когда песня подошла к концу, Северус повернул голову ровно настолько, чтобы неуверенно взглянуть на неё сквозь завесу своих волос. Улыбнувшись ему, она пересекла потёртый ковёр, встала на цыпочки и, убрав его волосы в сторону, поцеловала его, после чего развернулась и молча ушла из комнаты.