And sometimes when we touch
The honesty's too much
And I have to close my eyes and hide
I want to hold you 'til I die
Until we both break down and cry
I want to hold you 'til the fear in me subsides.*
Dan Hill «Sometimes When We Touch».
Гермиона проснулась первой утром 19 сентября, теснее прижимаясь к Северусу и слушая его тихий храп, размышляя о своём дне рождения. Она достигла совершеннолетия как в мире магглов, так и в волшебном мире, хотя на самом деле мир простецов больше не был её домом с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Её мысли обратились к родителям; они ничего не знали о случившемся, только то, что она жива и невредима, и, вероятно, продолжали писать в Хогвартс. Она предположила, что их письма, должно быть, лежат где-то в почтовом отделении Хогсмида. Девушка немного криво улыбнулась; как только война закончится, ей придётся объяснить своим папе и маме, что теперь она… вместе… во всех смыслах этого слова… с одним из её бывших учителей. По мере того как всё развивалось, их отношения было не очень легко классифицировать. Гермиона знала, что чувствовала к Северусу, и была убеждена в этом уже давно, но его чувства были более сложными; за всем этим определённо стояло нечто большее, чем просто секс, но сколько ещё оставалось невыясненного… Она была вполне уверена, что он испытывает к ней что-то очень похожее на любовь, но было бы неплохо получить от него хоть какое-то подтверждение — с такой определённостью ей было бы проще объясняться с родителям, хотя Гермиона была почти уверена, что её мать предвидела такой поворот событий, руководствуясь тем таинственным инстинктом, который есть у всех матерей. Вероятно, это не стало бы для неё сюрпризом. Устраиваясь поудобнее в постели, она невольно задалась вопросом, сколько ещё продлится война. Оставался только один крестраж. Как только они придумают, как убить Нагини, или узнают, где её держат, Волдеморт станет смертным, и его можно будет уничтожить. «Но… что будет потом?» Она предположила, что, скорее всего, они не будут слишком активно участвовать в послевоенных действиях; с этим разберутся Орден и Министерство. Северус сказал, что Хогвартс снова откроется, и был совершенно убеждён в том, что она должна доучиться и сдать Ж.А.Б.А. — это звучало очень привлекательно для неё. Он казался столь же непреклонным в том, что не собирается туда возвращаться, что, как она полагала, имело смысл, но оставляло её в недоумении. Вот только у неё не было ни малейшего представления, чем бы ей хотелось заниматься после школы. По крайней мере в одном Гермиона была уверена — в том, что хочет остаться с Северусом, как бы дальше ни сложилась жизнь. Отогнав подальше тяжёлые мысли, она сосредоточилась на ближайшем будущем, а именно на вечеринке по случаю её дня рождения, которую собирались устроить в штаб-квартире. Излишне говорить, что это была не её идея. Несомненно, празднование не будет таким грандиозным, как у Гарри, но миссис Уизли настояла, чтобы они все пришли. Гермиона действительно хотела всех увидеть, разумеется, вот только… сомневалась, что сможет вытерпеть их компанию так долго. Девушка не могла придумать, как сказать остальным, что на самом деле она предпочла бы остаться здесь, в унылом доме профессора Снейпа, вместе с ним, и подозревала, что в этот раз ей не позволят так легко отвертеться. Немного печально вздохнув, Гермиона посмотрела на часы; пора вставать, если она не хочет попасть в ванную последней. Похоже, сегодня у неё вообще не будет возможности побыть с Северусом наедине, поскольку, к несчастью, вечеринка обещала продлиться очень долго и, скорее всего, закончится далеко за полночь. Как только она вышла из комнаты, Северус перестал храпеть и приоткрыл один глаз, внимательно прислушиваясь к её шагам, пока не услышал шум заработавшего водопровода. Только тогда он выскользнул из кровати. У него имелись свои планы на сегодняшний день.***
Гермиона не была полностью уверена в том, что происходит в данный момент. Отчасти потому, что она никогда раньше не пила шампанского, и оно сразу ударило ей в голову, но в основном потому, что здесь действительно творилось что-то непонятное. Присутствовали только Уизли и Гарри; Хагрид, Тонкс и Люпин были заняты в другом месте, Поппи и профессор МакГонагалл ненадолго заглянули, чтобы поздравить её с днём рождения. Дамблдор вообще не появился и, по-видимому, всё ещё дулся, судя по словам Финеаса, — слизеринец появился вскоре после начала вечеринки и поздравил её, а также передавал наилучшие пожелания от Дилис. Прямо сейчас в доме, казалось, царил хаос, и Гермионе никак не удавалось разобраться в происходящем. — Полагаю, юному мистеру Уизли и мистеру Поттеру удалось организовать для тебя подарок, — сообщил Финеас из своей рамки. — Они не зря устроили тут полную неразбериху, давая тебе возможность незаметно ускользнуть. Это логически наводит меня на мысль, что у тебя есть веская причина уйти отсюда, особенно учитывая заметное отсутствие определённого члена Ордена. — Я знаю, слизеринцы любят говорить загадками, но этот разговор был бы намного проще, если бы вы просто спросили меня напрямую, — парировала она. — Тем более я уверена, что Дилис приказала вам всё разузнать. Он выглядел слегка удивлённым. — Ну и?.. Гермиона ухмыльнулась портрету. — Да, у меня есть причина уйти отсюда как можно быстрее. Она была рада, что разговаривала с Финеасом, а не с Дилис; старая ведьма смогла бы очень быстро поставить её в неловкое положение, хотя, несмотря на это, она действительно скучала по ней. — Ха! Наконец-то! Ты сама это начала или он всё-таки набрался смелости сделать первый шаг? — Без комментариев. Он насмешливо фыркнул. — Что ж, о вкусах не спорят. И как долго у тебя с ним? — Со дня рождения Гарри. — У вас было не так много времени побыть наедине, не так ли? Нерешительно взглянув на портрет, она сухо ответила: — Ну, сейчас всех нас волнуют другие, гораздо более важные вещи. Плюс Гарри и Рон топчутся поблизости и немного мешают. — Ты произвела на него такое сильное впечатление, что он утратил способность думать о запирающих и заглушающих чарах? — выстрелил Финеас в ответ, ухмыляясь. — Впечатляет… — Вы такой забавный. — Итак, сколько раз у вас уже были глупые ссоры, из-за которых он бросался в атаку в порыве гнева? — На самом деле их вообще не было, — задумчиво ответила Гермиона, и Финеас моргнул, поражённо глядя на неё. — Серьёзно? — спросил он с сомнением. — Должен сказать, это на него не похоже. — О, однажды мы немного поругались. Мы вчетвером застряли внутри и от безделья лезли на стену. Но… — Она почувствовала, как по её лицу расплылась улыбка. — Он так старается, это восхитительно! Так что пока у нас не было никаких серьёзных ссор. Портрет одарил её очень долгим, оценивающим взглядом. — Я надеюсь, ты понимаешь, чего это, наверное, ему стоит, Грейнджер, — мягко сказал он. Её улыбка погасла, и она кивнула. — Да. Тем не менее мы стали намного легче общаться. Он учится расслабляться рядом со мной. Финеас удовлетворённо кивнул и продолжил более оптимистичным тоном: — Как и следовало ожидать, Дилис поручила мне длинный список вопросов. Я не собираюсь подробно излагать всё, тем более что ты явно предпочла бы сейчас находиться в другом месте, но я был бы признателен за краткое изложение, прежде чем ты умчишься отсюда. Знаешь ли, это сильно облегчит мне жизнь. Дилис стала невыносима с тех пор, как закрылась школа; она постоянно мрачная и удручённая на другом своём портрете в больнице Святого Мунго. Бедняжка с трудом выносит то, что находится так далеко от вас. — Краткое изложение чего? — спросила она несколько непонимающе. Он закатил глаза. — Честно говоря, лучше тебе не знать. Я не собираюсь задавать некоторые из вопросов, на которые она хотела бы получить ответы. То, что мне было приказано выяснить в частности, хотя… — Он склонил голову набок и проницательно посмотрел на неё. — Ты беременна? — Что?! Нет! — Не нужно так шокироваться, девочка, — раздражённо сказал он ей. — Но ты же планируешь забеременеть от него? — Господи, мне исполнилось восемнадцать около шестнадцати часов назад! Думаю, мне ещё немного рано думать об этом! — Значит, тему продолжения рода вы с ним не обсуждали? Она вздохнула. — Нет. Мы ещё не говорили ни о чём настолько серьёзном. На самом деле трудно даже представить себе такое, учитывая всё остальное. Кстати, вы знаете, что Дамблдор упорно отказывается нам что-то рассказывать? — добавила она, меняя тему с гриффиндорским отсутствием тонкости. Судя по внешнему виду, Финеасу стало немного неловко. — Да. Я могу понять позицию Альбуса… Я бы тоже хотел быть благополучно мёртвым до того, как Северус узнает всю правду. Он точно плохо отреагирует на это. Но, честно говоря, Альбусу следовало рассказать вам всё в прошлом году. — А вы не можете хотя бы намекнуть… — Нет. И не стал бы, даже если бы мог. Не в этом случае. Информация должна исходить от него. Но… — Он поколебался и покачал головой. — Ты же общалась с Поппи. Она упоминала Альбуса? — Нет. — Гермиона прикусила губу. — Как он себя чувствует? — Честно говоря, не очень хорошо. Думаю, ему осталось недолго. Ранее я сказал правду, он дуется, но он также при смерти, Грейнджер. Если Поттер захочет попрощаться с ним, ему следует сделать это в течение следующей недели или двух. И предупреди Северуса — мы не знаем, Непреложный обет всё ещё в силе или нет. — Он запнулся, явно собираясь сказать что-то ещё, но затем покачал головой. — Что? — Даже если Клятва не в силе, возможно, Северусу всё равно стоит навестить его, пока старик ещё жив. — Финеас тяжко вздохнул. — На самом деле это ужасная смерть, Грейнджер. Половина причин плана Дамблдора заключалась в том, что он хотел избавить себя от мучений. А никто другой, кроме Северуса, на такое не способен. Поппи — школьная целительница, её никогда не учили справляться с подобными ситуациями, а ты пока всего лишь её ученица. Единственным в Ордене, кто мог бы это сделать, был Грозный Глаз Грюм. — Вы действительно хотите, чтобы я сказала Северусу, что ему всё равно придётся совершить убийство, Финеас? «Спасибо» за подарок на день рождения. — Мне всё равно, пьяна ты или нет, следи за языком. Конечно, я не хочу, чтобы ты это делала. И я не знаю, сможет ли Северус это сделать и захочет ли — я бы не стал винить его за то, что он решит оставить его медленно умирать после всего, что он с ним сделал. Просто в какой-то момент скажи ему, что смерть Альбуса будет ужасной, и позволь Северусу самому принять решение. — Портрет пожал плечами и ухмыльнулся. — Но не сегодня. Если я что-нибудь и смыслю в том, как мыслит Северус, он с большим нетерпением ждёт твоего возвращения. На твоём месте я бы тихо сбежал отсюда в ближайшие пять минут или около того. Полагаю, пройдёт несколько часов, прежде чем кто-нибудь заметит твоё отсутствие. Тогда они почувствуют себя дико виноватыми за то, что прогнали тебя с твоей же собственной вечеринки — потому что, очевидно, тебе нечем было заняться, следовательно, ты заскучала и ушла. — Логично, — сухо согласилась она, вставая и пытаясь стряхнуть с себя эффект шампанского, задвигая подальше то, что он сказал о Дамблдоре, — это опредёленно могло подождать до следующего раза. Прямо сейчас она хотела воспользоваться шансом улизнуть обратно к Северусу. Придётся аппарировать, потому что единственный камин, соединённый с каминной сетью, был на кухне, а там кто-нибудь мог её увидеть. — Вы сможете заставить миссис Блэк ненадолго замолчать, чтобы я вышла через парадную дверь? — Да. Желаю тебе хорошенько повеселиться. — Именно это я и планирую, — пробормотала она, направляясь к выходу.***
Ей безумно хотелось увидеть Северуса! Этим утром Гермионе даже не удалось получить поцелуй, только довольно рассеянное «с днём рождения» откуда-то из-за книги, пока он пытался держаться подальше от Гарри и Рона. Войдя в дверь дома, стоящего в Паучьем тупике, автоматически толкнув её сильнее в том месте, где та прилипла от сырости, Гермиона почувствовала ставшее уже знакомым покалывание, когда защитные чары расступились, пропуская её. — Северус? Он отложил книгу в сторону и поднял глаза, когда она вошла в гостиную. — Привет. — Кажется, ты не очень удивлён, увидев меня, — заметила она, начиная улыбаться. — Ты это предполагал? — Нет, хотя я действительно пытался придумать какой-нибудь способ увести тебя оттуда, — откровенно признался он, его глаза заблестели. — Но Уизли сказал мне этим утром, что они с Поттером собираются прикрыть твой побег. Признаюсь, я не ожидал, что им действительно это удастся. Как, чёрт возьми, у них получилось всех отвлечь, и сколько времени пройдёт, прежде чем за тобой отправят поисковый отряд? — Не думаю, что они будут меня искать. Рон и близнецы устроили такой хаос, что все подумают, будто я убежала, разочаровавшись в празднике, и теперь зла на них. — Это не обмануло бы Молли… — Нет, но она немного рассеянна и впадёт в неистовство, потому что Гарри и Джинни где-то уединились. Северус понимающе ухмыльнулся, в его глазах заплясали искорки веселья. — Всё понятно. Надеюсь, ты ценишь благородную жертву, на которую Поттер пошёл ради тебя. Она фыркнула. — Я удивлена, что мальчики захотели помочь, но, очевидно, Джинни слишком сильно тосковала по ним обоим, хотя Гарри наверняка сможет поднять ей настроение. — Не желаю больше ничего обсуждать на эту тему, — отрезал он, поднимаясь на ноги и медленно приближаясь к ней. — Их план сработал, и это всё, что я хочу знать. — Он одарил её слегка кривой улыбкой. — К сожалению, я могу предложить тебе не так много. Все традиционные романтические атрибуты — завтрак в постель, ужин при свечах и так далее — немного излишни, ведь у Молли Уизли было несколько часов, чтобы закормить тебя до смерти. — Боже, да! Теперь я сыта на несколько дней вперёд. Я оценила идею, но на самом деле мне ничего не нужно. Ты здесь, и этого достаточно. Он усмехнулся. — Сколько ты выпила? — Несмотря на строгий тон, его взгляд смягчился, и он выглядел вполне довольным. — Очень смешно! Ты так и будешь стоять, или я наконец получу поцелуй на день рождения, о котором мечтала этим утром? Его глаза на мгновение сверкнули. — Ну, если ты настаиваешь… — пробормотал он, придвигаясь ближе и раскрывая руки. Гермиона радостно шагнула в его объятия, запустив пальцы в его волосы и подняв лицо для поцелуя. Закрыв глаза, она растаяла, когда их губы встретились. Сначала он был нежен, но, очевидно, Северус довольно много думал о ней сегодня, так как она уже могла чувствовать его всё более очевидное возбуждение, поскольку вскоре его руки сжались, и он углубил поцелуй. К тому времени, когда они оторвались друг от друга, она немного запыхалась, улыбаясь ему снизу вверх. — Ты сегодня нетерпеливый. — Не то чтобы она жаловалась. — Скучал по мне? Северус издал неопределённый звук в ответ, поглаживая пальцами её щеку и вдоль подбородка. — Это твоя вина, и ты это знаешь. — Потому что я настолько неотразима? — засмеялась она. Выражение его лица стало серьёзным. — Да, — ответил он и наклонился, чтобы снова вовлечь её в поцелуй. Охваченная голодом, она с готовностью ответила, чувствуя, как её сердце начинает учащённо биться от ставшего уже знакомым жара желания. Она двинула бёдрами, стремясь ощутить его твёрдость, прижимающуюся к ней. Он отстранился ровно настолько, чтобы прошептать «с днём рождения, Гермиона» ей в губы, прежде чем вновь углубить поцелуй, скользнув по её языку своим. Через пару минут им пришлось сделать глоток свежего воздуха. Гермиона ощущала головокружение и решила, что, возможно, шампанское подействовало на неё сильнее, чем она предполагала. Также девушка пришла к мысли, что если она ничего не предпримет, совсем скоро они окажутся на полу, что в целом было бы прекрасно, за исключением одного неприятного факта — ни ей, ни Северусу было неизвестно, когда вернутся Гарри и Рон, а у мальчишек был настоящий талант появляться в самое неудачное время. Потребовалось ещё несколько по-настоящему жарких поцелуев, прежде чем ей удалось собрать воедино достаточно разрозненных клеток мозга, чтобы заговорить. К этому времени Северус прижал её к стене и запустил руку ей под блузку, прижимаясь к ней бёдрами. — Боже, Северус! — выдохнула она, теперь почти цепляясь за него. — Я мечтала об этом весь день. Пожалуйста… Несмотря на то, что Северус был почти таким же возбуждённым и нетерпеливым, как и она, очевидно, он всё-таки не мог устоять перед желанием подразнить её, издевательски приподняв бровь. — Пожалуйста — что, Гермиона? — почти промурлыкал он. — Не будь таким жестоким! — беспомощно запротестовала она. — Ты знаешь, чего я хочу! — Я хочу услышать это от тебя, — прорычал он ей на ухо, посылая мурашки по её спине и заставляя девушку извиваться под ним. — Северус… — Скажи это, — настаивал он, прикусывая мочку уха, скользя руками вниз по её спине к ягодицам и вновь прижимаясь к ней бёдрами. — О, боже! — прошептала она, впиваясь пальцами в его плечи. Отстранившись, Гермиона встретилась с ним взглядом и, чувствуя, что краснеет, сказала дрожащим голосом: — Я хочу, чтобы ты… трахнул меня. «Ого, кажется, я намного пьянее, чем думала», — сказала она сама себе, разрываясь между смущением и безумной похотью, наблюдая, как в его глазах загорается пламя. Она услышала его низкое рычание, прежде чем он впился яростным поцелуем в её губы. — Это, — выдохнул он, на секунду отстранившись, — можно устроить. Следом за этим её губы опять оказались в его плену, и она почувствовала, как её мозг полностью растворяется. Едва цепляясь за последние остатки здравомыслия, она слабо оттолкнула его. — Пойдём наверх, — задыхаясь, выдавила Гермиона, вздрогнув, когда он переместился к её шее. Северус прикусил чувствительное местечко, где соединялись её шея и плечо, его рука скользнула дальше под блузку, и он прорычал что-то невнятное, явно означающее отказ. Довольная тем, что, казалось, лишила его дара речи, она вздрогнула, прижавшись к нему, прежде чем протянуть руку и слегка потянуть его за волосы. — Гарри и Рон, — напомнила она. «Ладно, Гарри вряд ли появится раньше утра, но Рон вполне может нагрянуть не вовремя». Северус приподнял голову достаточно, чтобы пристально посмотреть на неё, медленно моргая и пытаясь прояснить разум, затем он пробормотал что-то, определённо прозвучавшее некультурно, опять быстро поцеловал Гермиону и неохотно высвободился из её объятий. Как они умудрились без происшествий подняться по узкой лестнице, оставалось загадкой. Ни один из них не был в том состоянии, чтобы обращать внимание на то, куда они идут, спотыкаясь и едва не врезаясь в стены, нетерпеливо стаскивая друг с друга одежду задолго до того, как они добрались до спальни. Она понятия не имела, что случилось с его рубашкой, но к тому времени её на нём не было; он упал на кровать и потянул её за собой. Северус вновь страстно проник языком ей в рот, пока она избавлялась от блузки и проводила руками по его груди. Она ущипнула его за сосок, тем самым вырвав у него резкий задыхающийся стон, который превратился в рычание от удовольствия. Приподнявшись, чтобы нетерпеливо стянуть блузку с плеч, Гермиона вздрогнула, почувствовав, как его эрекция напряглась под брюками. Она переместилась, оседлав его должным образом, и бесстыдно прижалась к нему бёдрами. Он застонал, качнув ими, прижимаясь к ней в ответ, и возникшее в результате этого трение было невероятно приятным даже через одежду. Закусив губу, чтобы сдержать стон, она почти извивалась у него на коленях. Он сел, тяжело дыша, и быстро расстегнул застежку лифчика, прежде чем резко сдёрнуть его и бросить куда-то через плечо. Наполовину потеряв рассудок от сочетания шампанского и страсти, Гермиона обхватила ладонями свои груди и предложила их ему, вызвав у него ещё одно одобрительное рычание. Опустив голову, Северус поцеловал шрам на её груди и провёл по нему языком, прежде чем уткнуться носом в ложбинку между грудей, двигаясь ниже, чтобы очень нежно прикусить один напряжённый сосок; его зубы царапнули достаточно сильно. Всхлипывая, она снова прижалась к его эрекции и услышала, как он опять застонал, после чего его пальцы грубо впились в её бёдра, безмолвно поощряя девушку продолжать двигаться, пока он лизал и посасывал её сосок. Следующие несколько минут прошли как в тумане, поскольку они почти отчаянно срывали друг с друга оставшуюся одежду, задыхаясь, содрогаясь и прижимаясь друг к другу. Она была почти уверена, что оторвала пуговицу от его брюк, а он немного ссадил ей кожу, когда стягивал с неё трусики, но на самом деле это не имело значения. Если бы она знала способ снимать одежду с помощью беспалочковой магии, то непременно бы им воспользовалась, хотя сомневалась, что в данный момент смогла бы достаточно сконцентрироваться для какого-либо вида колдовства. Наконец он перекатился, нависнув над ней сверху, придавив её своим весом, глядя на неё сверху вниз с таким огнём в глазах, что у неё перехватило дыхание. Уже давно не испытывая прежней робости, Гермиона протянула руку, чтобы откинуть волосы с его лица, глядя ему в глаза. Она никогда не хотела его так сильно! Никогда ничего не хотела так отчаянно! За время, проведённое на празднике, она истосковалась по нему и теперь хотела слиться с ним воедино. — Трахни меня, Северус! — выдохнула она, выгибая спину и почти умоляюще приподнимая бёдра. — Ты нужен мне! Пожалуйста, пожалуйста… — Он вздрогнул, и, если уж на то пошло, вожделение в его глазах усилилось, прежде чем он сделал, как она просила, — вошёл в неё одним мощным толчком, достаточно сильным, чтобы её тело приподнялось на кровати. Она громко вскрикнула, и он начал двигаться под протестующий скрип древних пружин матраса. Секс был жёстким и быстрым, почти жестоким, грубее, чем что-либо когда-либо между ними было; в то же время невероятно приятным — она стонала и вскрикивала, пытаясь подстроиться под его бешеный темп. Достигнув оргазма, Гермиона не выкрикнула его имя, но только потому, что не могла произнести ни слова; вместо этого она просто кричала от бессловесного удовольствия, царапая ногтями его спину и дико выгибаясь под ним, когда он вошёл в неё в последний раз. Задыхаясь и дрожа после этого, она ошарашенно моргала, пока мир снова обретал чёткость, и вздрогнула, увидев выражение его глаз; очевидно, он с ней ещё не закончил. Наклонившись, Северус коротко поцеловал её в губы и нежно прикусил шею, прежде чем скатиться с неё, будучи всё ещё возбуждённым. Притянув её к себе, он безмолвно усадил девушку на себя и опять поцеловал, призывая её прокатиться на нём. Поняв его замысел и уже успев немного отдышаться, она прижалась к нему бёдрами. Они оба содрогнулись от почти мучительного трения без какой-либо одежды, прежде чем она протянула руку между их телами, чтобы обхватить его влажную длину. Раньше она никогда не была сверху, они были слишком поглощены друг другом и не находили времени на эксперименты. Ей потребовалось мгновение, чтобы найти правильный угол, осторожно направляя член в нужное положение, но затем она смогла убрать руку и опуститься на него. Последние остатки её оргазма исчезли, а разум немного прояснился. Гермиона начала двигаться, сначала медленно, пока выясняла, какие движения были более приятными и какие вызывали у него наилучший отклик. В этой позе всё ощущалось глубже и интенсивнее. Вскоре его руки скользнули вверх по её бёдрам, а давление пальцев незаметно помогло ей войти в ритм. Постепенно освоившись, она начала быстрее скакать на нём, запрокинув голову и постанывая, когда удовольствие снова начало нарастать. Его пальцы на мгновение сильнее впились в её бёдра, прежде чем он ослабил хватку. Северус погладил её руки и переплёл свои пальцы с её, нежно сжимая, пока они двигались вместе. Гермиона смотрела на него сверху вниз, на его стройное, жилистое, сильное тело, распростёртое под ней, чувствуя, как его бёдра поднимаются и опускаются в соответствии с заданным ею темпом; она напрягла определённые внутренние мышцы и наблюдала за его реакцией. Ощущение власти, того, что она хоть ненадолго контролировала этого мужчину, было головокружительным. И судя по выражению его глаз, когда он открыл их и уставился на неё, ему нравилось уступать ей контроль. Он согнул колени, подтянув ноги к ней сзади, чтобы добавить немного поддержки, его глаза сверлили её с яростной интенсивностью. В конце концов она нашла правильный угол и почувствовала, как его член трётся о то, что казалось самой чувствительной точкой в её теле. Крепче сжав его руки, словно ища поддержки, Гермиона задрожала, находясь на самом краю, когда он начал грубее входить в неё. — Северус… — простонала она, прижимаясь к нему, прежде чем её бёдра дёрнулись, и первые волны оргазма охватили её. Она вскрикнула, запрокинув голову назад. Словно издалека, в разгар своего наслаждения, она услышала его голос, когда он выкрикнул её имя в ответ, судорожно сжав её пальцы; его бёдра выгнулись под ней, когда он наконец кончил. Сморгнув пот с глаз, Гермиона медленно наклонилась вперёд и опустилась ему на грудь, не в силах даже думать о том, чтобы пошевелиться, и слишком запыхавшись даже для того, чтобы поцеловать его. Она чувствовала, как его грудная клетка поднималась и опускалась под ней, пока он тяжело дышал, а член смягчался внутри неё. Вскоре он отпустил её пальцы и нерешительно приобнял одной рукой. Положив голову ему на плечо и закрыв глаза, она прерывисто выдохнула. — Вау… — Да, — неуверенно согласился он, его дыхание на мгновение сбилось в смутной попытке рассмеяться. — Действительно, вау. — Может, мне немного подвинуться? — Нет. Некоторое время они лежали молча, восстанавливая дыхание и остывая. Он нежно гладил её сверху вниз вдоль позвоночника, в его прикосновениях больше не было ничего сексуального, а пальцы легко скользили по изгибу её бёдра. — Прости, если я увлёкся. Она хрипло рассмеялась и уткнулась носом в его шею, ощущая вкус соли на его коже. — Мы оба увлеклись. На самом деле ты не причинил мне вреда; как раз то, что надо. Это было фантастически! — Теперь, когда она могла трезво мыслить, внутри действительно ощущалась лёгкая боль, но на самом деле ничего серьёзного, в любом случае оно того стоило. Наконец Гермиона неохотно скатилась с него, и они оба сменили позу, устроившись лицом друг к другу. Он всё ещё наблюдал за ней на удивление пристально. — Что? Полуприкрыв глаза, Северус отвёл от неё взгляд. — Я пытался придумать, что подарить тебе на день рождения, — медленно произнёс он с лёгкой неуверенностью в голосе. Довольная, она откинула волосы с лица, невольно улыбаясь. — Ты не обязан мне ничего дарить. — Я знаю, — сказал он с краткой вспышкой своего обычного нетерпения, немного смягчив едкость тона знакомой кривой полуулыбкой, прежде чем заколебаться. — Проблема в том, — произнёс он, отводя от неё взгляд, — что я, похоже, мало что могу тебе предложить… Нет, не перебивай меня, — осёк он, взглянув на неё на долю секунды, прежде чем снова отвести взгляд. Выражение его глаз стало каким-то странным, не таким как раньше; отчасти он закрылся Окклюменцией, что было довольно редким явлением в последние дни, но было что-то ещё, чего она не могла понять. Казалось, Северус потерял нить разговора, так как запнулся и слегка нахмурился, после чего раздражённо вздохнул и попробовал снова. — Я не знаю, что с нами будет. Понятия не имею, что мы будем делать дальше, что запланировал Дамблдор и каковы будут действия Ордена… — Он снова сделал паузу, явно пытаясь подобрать правильные слова; она никогда не видела его таким неспособным выразить что-то и наблюдала за его лицом с растущим беспокойством. Облизнув губы, Северус вновь заговорил; теперь его голос был очень тихим, и он по-прежнему избегал зрительного контакта. — Раньше я старался не давать тебе никаких обещаний, так как не был уверен в себе… — Он заколебался, и Гермиона поняла, что это странное выражение было, по крайней мере, отчасти вызвано нервозностью. Северус действительно выглядел испуганным. Он покачал головой с разочарованным звуком из-за своей неспособности озвучить то, что пытался сказать. — Чёрт возьми! — прошептал он, так тихо, что она едва его расслышала, достаточно тихо, чтобы она знала, что это было адресовано самому себе, а не ей, прежде чем резко поднял голову и уставился на неё. Он побледнел, и в его глазах всё ещё было то странное выражение. Сделав глубокий вдох, он на секунду заколебался, а затем внезапно выпалил: — Выходи за меня.***
«Что?!» Тысяча мыслей одновременно пронеслась у неё в голове. Главным образом, шок, потому что такого она, чёрт возьми, точно не ожидала! Гермиона задавалась вопросом, почему он решил сделать ей предложение именно сейчас, почему вообще решился на столь серьёзный шаг; она пыталась понять, что это может сказать ей о его чувствах; а также задалась неуместным вопросом, что подумают или скажут другие, если они об этом узнают. Совершенно иррациональная часть её довольно пронзительно напоминала ей, что он был её преподавателем. Она снова прокрутила в голове его слова, пытаясь найти какой-то смысл в довольно бесстрастном тоне его голоса; в его глазах читалась неуверенность, но в остальном выражение его лица было таким же каменным и непроницаемым, как всегда. Гермиона попыталась разобраться в своих собственных безнадёжно запутанных чувствах к этому мужчине. Большая часть её мозга была занята хаосом всех этих мыслей, смешавшихся воедино. Маленький уголок её разума, область инстинктивного быстрого мышления, к которой сам Северус научил её прислушиваться, игнорировал все её метавшиеся в панике мысли, и она услышала свой собственный внутренний голос. Поддавшись ему, она чётко и спокойно произнесла: — Да. Возможно, Гермиона была почти так же поражена своим ответом, как и он. Её мчащиеся мысли успокоились в тот момент, когда она сказала это самое «да», а в голове внезапно стало очень тихо. Она увидела, как изменилось выражение его лица, глаза Северуса широко раскрылись, а зрачки расширились. Кажется цвет его лица стал ещё на несколько оттенков бледнее; очевидно, она очень сильно шокировала его. Как только разрушились его довольно хрупкие ментальные щиты, она поняла, насколько он был напуган до того, как задал этот вопрос; оглядываясь назад, это, вероятно, отчасти объясняло его необычный пыл в постели. Теперь на его лице был намёк на мучительное замешательство. Северус неуверенно смотрел на неё, и она смогла разглядеть тень мальчика, которым он когда-то был. Прежде он никогда не выглядел таким уязвимым. Прочистив горло, чтобы прогнать внезапно застрявший в нём комок, она довольно смущённо улыбнулась ему и повторила: — Да. Я выйду за тебя. Он сглотнул. — Да? — неуверенно повторил он, как будто сомневался, что правильно её расслышал. Сморгнув слёзы с глаз, она широко улыбнулась и накрыла его руку своей. — Конечно да, чёрт возьми! — Он всё ещё выглядел растерянным, поэтому она покачала головой. — Вот глупый, а ты действительно думал, что я скажу «нет»? Встретившись с ней взглядом, он молча кивнул, тени старой боли проскользнули в его взгляде. — Тогда зачем вообще спрашивал? — Я… — Он отвёл взгляд, но переплёл свои пальцы с её пальчиками, и она почувствовала, как слегка дрожит его рука. — Я не… — Он снова сглотнул. — Я боюсь тебя потерять. Я не знаю, что произойдёт дальше, но… — Северус беспомощно замолчал, дрожа и всё ещё стараясь не смотреть ей в глаза. Протянув свободную руку, Гермиона нежно коснулась его лица; её собственные мысли успокоились, и она никогда в жизни не чувствовала себя такой уверенной в чём-либо, с того дня, как профессор МакГонагалл пришла к ней домой и объяснила ей и её родителям, что она ведьма. Сейчас она испытывала то же самое чувство, когда что-то встаёт на свои места с почти слышимым щелчком, и мир внезапно приобретает чертовски много смысла. Слегка надавив на его подбородок, она повернула его голову к себе и заставила посмотреть ей в глаза. Закрыто-отсутствующее выражения на его лице сказало всё, что ей нужно было знать. — Да, Северус, — постаралась убедить его она. — Да. Что бы ни случилось в конце, если мы переживём эту войну, я выйду за тебя замуж. — Она встретилась с ним взглядом и ласково сказала: — Я же люблю тебя! Это почти сломило его. Она увидела, что её слова задели его с гораздо большей силой, чем следовало; крепче стиснув её пальцы, он быстро отвернулся, наклонив голову так, чтобы волосы упали вперёд, скрывая выражение его лица. Ещё несколько кусочков головоломки под названием «Северус Снейп» встали на свои места. На мгновение Гермиона почувствовала совершенно иррациональный прилив чистой убийственной ярости, направленной на всех, кто причинил боль этому человеку до такой степени, что он настолько не верил в себя. Отбросив эти эмоции, она запустила пальцы в его волосы и повернула его голову, заставляя посмотреть на их соединённые руки, нежно проведя большим пальцем по костяшкам его пальцев. Она услышала, как он глубоко вздохнул, и тихо сказала: — Не смей подвергать мои слова сомнению и спрашивать меня, уверена ли я в своём решении, или я дам тебе пощёчину. Если бы я не была уверена в своих чувствах к тебе, то не ответила бы согласием. Если бы мне нужно было время, чтобы подумать, я бы так и сказала. Я говорила тебе, что для меня это не игра, Северус. Он попытался улыбнуться; учитывая состояние, в котором он находился, это была не очень удачная попытка и больше походила на нервную гримасу. — На самом деле я не это собирался сказать, — ответил он слегка охрипшим голосом, поднимая голову и глядя мимо неё. — Акцио! Протянув свободную руку, он поймал то, что призвал к себе и осторожно высвободил свою руку, чтобы развязать тот самый кожаный мешочек, который забрал из своего хранилища в Гринготтсе, что, казалось, было целую вечность назад. Гермиона наблюдала, как он рылся в содержимом; выражение его лица всё ещё было невозможно прочесть, но он заметно дрожал и явно был немного не в себе. Это было понятно. Она сама чувствовала очень сильную взволнованность. Наконец он вытащил маленькую квадратную коробочку довольно необычной формы и молча протянул её ей, небрежно бросив мешок на пол. Она мгновение смотрела на неё, прежде чем потянуться, чтобы взять её у него. «Как давно он это спланировал?» Гермиона молча открыла коробочку и посмотрела на кольцо внутри. Золото явно было старинным, с глубиной цвета, которая бывает только в очень старых ювелирных изделиях, украшенное тремя камнями — двумя маленькими бриллиантами с обеих сторон от того, что она сначала приняла за оникс, но при ближайшем рассмотрении камень оказался тёмно-бордовым. В итоге она так и не смогла его определить, он выглядел слишком тёмным для рубина. В любом случае, на её вкус, он был абсолютно идеальным, в нём было что-то от того же сверкающего чёрного огня, что и в глазах Северуса, и само кольцо в целом смотрелось прекрасно. Ей пришлось с трудом сглотнуть, прежде чем она смогла что-то сказать, быстро моргая. «Мне нужно взять себя в руки! Я отказываюсь плакать! — строго сказала она себе. — Северус и так явно выбит из колеи. Скорее всего, он окончательно запаникует, если я сейчас разревусь». Прочистив горло, она выдавила: — Оно очень красивое, — нежно проводя пальцем по сверкающим драгоценным камням. — Что это за камень? Для неё это прозвучало немного глупо, но она понятия не имела, что ещё можно сказать в такой момент, и, честно говоря, было чудом, что она вообще смогла хоть что-то сказать. — Гранат, — хрипло ответил он, явно пытаясь взять себя в руки. — Твой камень рождения**, — вспомнила она, и он смущённо кивнул. Гермиона снова посмотрела на кольцо, слегка улыбаясь; гранат, возможно, не считался модным или ценным камнем, но её это не волновало. Кольцо было чудесным; более того, если она правильно помнила, гранат символизировал верность и постоянство, что идеально соответствовало самому Северусу. — Это фамильная драгоценность? — Верно, — мягко согласился он, звуча уже немного лучше; казалось, обыденный разговор помог ему прийти в себя. — Хотя я не знаю, сколько ему лет. — Семейная реликвия, не так ли? Вот почему оно лежало в твоём хранилище… — Она посмотрела на него, и он кивнул. — От наследства осталось не так уж много. Я тебе это уже говорил. И я продал большую часть того, что там было. Но я сохранил несколько ценных вещей рода… Даже не знаю, зачем… В любом случае я рад, что сделал это, — добавил он в некоторой спешке, и она улыбнулась ему, опять смаргивая слёзы. — Я тоже. Оно мне очень нравится! — Отчаянно пытаясь сохранить непринуждённый тон, Гермиона вернула ему коробку. — Ну, ты собираешься надеть его мне на палец? Не ответив, он достал кольцо из коробочки и долго смотрел на него, прежде чем взять её левую руку, быстро проведя большим пальцем по костяшкам её пальцев, и осторожно надеть кольцо на безымянный палец. Металл нагрелся в его руке и легко встал на место; оно идеально подошло, как будто было сделано специально для неё, хотя она была уверена, что изделие не подстроилось магически под размер её пальца. Взглянув на него, на драгоценные камни, сверкающие красно-чёрным и белым на фоне золота, Гермиона со счастливой улыбкой повернулась к своему возлюбленному — теперь уже жениху. Его тёмные глаза всё ещё было очень трудно прочесть, но во взгляде Северуса присутствовало что-то почти испуганное, чего, как она подозревала, ей никогда не понять. Нежно коснувшись его щеки, она наклонилась и поцеловала его, пытаясь убедить, что сказала ему правду. Его глаза были закрыты, когда она отстранилась от него; он медленно открыл их и посмотрел на неё, ища её взгляд. В выражении его лица появилось немного тепла, слабейший намёк на хрупкую робкую улыбку тронул уголки его рта, следом за чем он наклонился и поцеловал её в ответ. Она придвинулась ближе, желая прижаться к нему всем телом и вновь заняться с ним любовью.***
После того, как Гермиона уснула, Северус очень осторожно выбрался из постели и прокрался в ванную так тихо, как только мог, испытывая облегчение от того, что, казалось, не было никаких признаков возвращения ни одного из мальчишек. Он был абсолютно не в настроении иметь дело с кем-либо из них прямо сейчас. Бесшумно закрыв за собой дверь, он сполз по ней вниз, сел на пол и прислонился затылком к деревянному полотну, начиная дрожать. У него перехватило горло, грудь сдавило, а живот скрутило, он закрыл глаза и позволил приступу паники захлестнуть его. После того, как симптомы ослабли, Северус неуверенно открыл глаза и сделал глубокий вдох, на мгновение задержав дыхание, прежде чем выдохнуть, успокаиваясь с помощью нехитрой техники медитации. Он никогда в жизни не был так напуган, и впервые с подростковых лет пошёл на что-то, не подумав, — он вообще не собирался делать ей предложение. Сглотнув желчь, когда опять начала отступать тошнота, Северус покачал головой, слегка поморщившись. Он не хотел этого делать. Первоначально его чертовски шаткий «план» состоял в том, чтобы попытаться набраться смелости и действительно суметь сказать ей что-то конкретное о своих чувствах, потому что он осознавал, что если в ближайшее время не возьмёт на себя какие-то обязательства, то рискует потерять её. Гермиона была не глупа, и она не будет торчать здесь с ним в неизвестности вечно. В этом отношении она была похожа на него, ей нравилась конкретика — знать, чего ожидать и что происходит. И пусть даже до сих пор у неё было терпение святой, он знал, что так долго продолжаться не может. Весь день он прокручивал это в своей голове, пытаясь подобрать правильные слова, как объяснить ей, что она стала для него значить, не чувствуя себя полным идиотом и не превращаясь в заикающегося, краснеющего школьника. В конце концов он не смог придумать ничего дельного и просто махнул рукой, понадеявшись, что честность произведёт на неё впечатление, но столкнулся с проблемой, которой он не ожидал. Северус знал, что ему будет трудно выразить свои чувства, но когда он попытался заговорить, то ощутил психологический блок в своём сознании и начал паниковать, с ужасом осознав, что физически не может этого сказать. Снова закрыв глаза, он прислонился спиной к двери ванной, продолжая дрожать, — неудивительно, в доме было не так-то тепло, чтобы сидеть голым на кафеле, но он чувствовал себя слишком морально разбитым, чтобы встать прямо сейчас. «Будь проклята моя глупая израненная психика! Почему было так чертовски трудно просто сказать ей, что я чувствую?» Он столько раз думал в своей голове — «Я люблю тебя, Гермиона», — но не мог произнести это вслух, даже сейчас, когда сидел здесь один. Возможно, это было не таким уж большим сюрпризом, учитывая, насколько он был эмоционально закрыт и какой извращённой была его жизнь, но, чёрт возьми, она заслуживала лучшего, чем мириться с его полной социальной отсталостью! Изо всех сил пытаясь выдавить из себя слова, он понял, что это не сработает, и в отчаянии выпалил первое, что пришло ему на ум, — то, через что можно было выразить свою любовь. Однако это не было совершенно неожиданным. Северус всегда думал, что рано или поздно решит связать с ней свою жизнь… в конце концов. Но только не сейчас! Он забрал кольцо из своего хранилища потому, что понятия не имел, когда сможет добраться до него в следующий раз, а также чтобы убедиться, что оно действительно выглядит так, как он его запомнил, и посмотреть, захочет ли он воспользоваться им или лучше будет приобрести другое. Он не планировал ничего конкретного и определённо намеревался дождаться окончания войны, прежде чем задавать ей главный вопрос, а также, пока она закончит учёбу. В глубине души он решил жениться на ней довольно давно, ещё до того, как они начали спать вместе, но, честно говоря, не мог точно сказать почему. В основном потому, что чувствовал, будто от него этого ожидали. Ему было абсолютно наплевать на институт брака, но это был способ продемонстрировать, что его любовь навсегда, и показать всем, что он действительно серьёзен в своих намерениях. И он смутно понимал, что в некотором роде это делало их недозволительные отношения более законными. Будь на то его воля, он бы с радостью никому ничего не рассказывал, потому что их связь больше никого не касалась, но рано или поздно им пришлось бы признаться в этом по крайней мере некоторым людям. Однако сначала нужно было во многом разобраться. Он никогда не умел думать о будущем — в основном потому, что никогда не верил, что оно у него есть, — и на самом деле не знал, чего хочет. В какой-то момент им пришлось бы завести ужасный разговор на тему «детей», о чём на самом деле даже думать не хотелось. Ему также предстояло поговорить с Грейнджерами; почему-то он сомневался, что двум маггловским дантистам будет приятно узнать, что бывший учитель их дочери сделал ей предложение. Тем более они знали, что он был Пожирателем Смерти и, предположительно, имели хотя бы смутное представление о том, что это значило. Гермиона тоже многого о нём не знала. Он рассказал ей о себе, что мог — или, точнее, перестал так усердно скрывать и позволил ей разобраться в нескольких вещах. Благодаря Дамблдору она, по крайней мере, кое-что знала обо всей проблеме с Лили, но, конечно, не знала полной истории, стоящей за этим, и о том, что именно он передал пророчество, и о его родителях, и… о многом другом. «Ну что за хрень я натворил!» Тем не менее дело было сделано; он не мог взять свои слова обратно. И, к его полному потрясению, она сказала «да». Открыв глаза, Северус уставился на раковину, медленно качая головой, вспоминая последние пару часов. Гермиона выглядела совершенно ошеломлённой — неудивительно, что для неё это оказалось неожиданностью, ведь он сам от себя такого не ожидал, — но ответила твёрдо, поколебавшись буквально пару секунд. Если бы он планировал это, то, несомненно, ожидал бы другого расклада. Лучшее, на что он мог рассчитывать, было «может быть»; если бы она попросила время подумать — это имело бы смысл. Он бы также не винил её и не удивился, если бы она просто сказала «нет». «Но «да»? Почему она сказала «да»?» Он снова покачал головой, совершенно сбитый с толку. Гермиона была очень умной девушкой, она должна была понимать, что всё ещё слишком мало знает о нём, а он так и не успел ничего сказать ей о своих чувствах. Но всё равно согласилась, и плевать, была ли она смущена и дезориентирована или нет, он хотел верить в то, что, по крайней мере, она осознавала свои действия. Затем она сказала, что любит его. В тот момент он чуть не заплакал, и теперь у него опять защипало глаза, когда он вспомнил, как её голос произносил эти слова. Он никогда не слышал этого раньше. Никто никогда не говорил ему такого. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, как и всё остальное хорошее, что когда-либо происходило в его жизни, но он пытался не быть таким пессимистичным. Гермиона была не из тех, кто играет в игры, интеллект девушки компенсировал её неопытность; она бы не сказала этого, если бы сомневалась в своих чувствах. Северус до сих пор не понимал почему, но он действительно верил ей, даже если часть его была убеждена, что она совершает ужасную ошибку. Он почувствовал, что у него свело челюсть; на мгновение он растерялся, пока не понял, что улыбается так широко, что у него болят щёки. Подавив фырканье, он встал, пошатываясь, и посмотрел на своё довольно застенчивое отражение в зеркале над раковиной; в выражении его лица было что-то от испуганного кролика в свете фар, но прежняя паника уступила место чертовски глупой ухмылке, которая делала его похожим на идиота при его и без того неважной внешности. Ошибка это была или нет, но она сказала «да», и он, чёрт возьми, сделает всё, что в его силах, чтобы она не пожалела об этом, поскольку он собирался бороться за неё до конца! Плеснув в лицо холодной водой, он сделал усилие, чтобы взять себя в руки и немного расслабиться. Прямо сейчас он едва мог отличить верх от низа, но на самом деле чувствовал себя так уже несколько месяцев; к настоящему времени Северус привык временами быть совершенно растерянным и слегка напуганным. Из-за приступов паники, беспокойства и очень страстного секса он был измотан. Пришло время вернуться в постель, прижаться к своей невесте — перестань ухмыляться, чёрт возьми, — и немного поспать, если получится.