When the intellect and affections are in harmony, when intellectual consciousness is calm and deep, inspiration will not be confounded with fancy*.
Margaret Fuller.
Северус проснулся полностью дезориентированным. Он дрожал, обливаясь потом, от очередного кошмара — теперь они случались редко, но всё равно не исчезли полностью. Сам сон оставил его в значительной степени равнодушным; к этому времени он уже привык к ним. Большая часть его дезориентации была вызвана неестественной тишиной. Нахмурившись, он потянулся, чтобы потрогать другую половину кровати, и обнаружил, что та холодная. С другой стороны, это было не так уж удивительно; когда он заснул, Гермиона всё ещё бодрствовала и весь день была в немного странном настроении. Сев, он нашёл свой халат — в кои-то веки она его не украла — и босиком прошлёпал в ванную, плеснув на лицо холодной водой, чтобы смыть пот. Он надеялся, что её беспокоила только Бузинная палочка, потому что в противном случае это означало, что у него появились проблемы посерьёзнее, чем он думал. На самом деле, сегодня случилась первая настоящая ссора с тех пор, как начались их отношения, и это, безусловно, волновало его. Северус понял её достаточно громкое и ясное предупреждение — тот момент, когда она встала и бросила ему вызов, был очень чётким сигналом о том, что ему давали последний шанс в отношении данного проступка. Это было справедливо — он и раньше что-то скрывал от неё и признал, что это было неправильное решение, а потом взял и снова сделал то же самое. Если он повторит эту ошибку ещё раз — что ж, он был почти уверен, что для неё это не будет поводом расстаться, но она определённо заставит его дорого заплатить. Учитывая то, как сильно повлияло на него это незначительное разногласие, Северус решил сделать всё возможное, чтобы избежать более масштабной ссоры, — по крайней мере, до тех пор, пока он не станет немного более психологически стабильным. Он был не настолько глуп, чтобы верить в то, что они никогда не поссорятся; ссоры были неотъемлемой частью их взаимодействий задолго до того, как между ними появилось нечто большее. К тому же иногда он провоцировал её для собственного развлечения, поскольку она действительно выглядела чертовски сексуально, когда злилась. Северус был достаточно сообразителен, чтобы понимать разницу между этими ссорами и настоящими, и одного опыта было достаточно, чтобы убедить его, что он никогда, никогда больше не захочет по-настоящему ругаться с ней. Честно говоря, он был смущён тем, как быстро отступил; спасибо Лили, которая сделала его практически неспособным по-настоящему противостоять кому-либо, кто был ему небезразличен. «По крайней мере, это не сделало меня тряпкой по жизни», — философски размышлял он. Иногда Северус всё ещё наслаждался тем, что вёл себя как ублюдок с остальными людьми. Тем не менее он сомневался, что это так же сильно беспокоило Гермиону, хоть она и была искренне зла на него. Он был достаточно умён, чтобы честно объясниться с ней, игнорируя свою гордость; в конце концов, он прекрасно знал, кто он такой, и провёл последние пару месяцев, отчаянно пытаясь избежать каких-либо глупых ошибок. Она тоже знала его достаточно хорошо, что объясняло, почему ему сошло с рук угрожающее поведение и был дан ещё один шанс. Однако что-то её всё-таки волновало, потому что иначе она бы не встала и не вышла из спальни. Благодаря Финеасу — этому чертовски назойливому портрету — она выяснила, что Северус плохо спит в одиночестве. Она бы не ушла, если бы не боялась, что её ёрзание потревожит его сон, а значит что-то не давало ей покоя. Почувствовав себя немного более бодрым, он вышел из ванной и спустился вниз. Половина четвёртого утра, вероятно, было не лучшим временем, чтобы пытаться разобраться с какой бы то ни было проблемой, но Северус не понимал — зачем тянуть, если они оба всё равно не спали. Как он и подозревал, Гермиона сидела за кухонным столом, положив перед собой Бузинную палочку, уставившись на неё с отстранённым выражением лица, крепко прикусив нижнюю губу и рассеянно теребя прядь вьющихся волос. Позабавленный тем, что оказался прав, он тихонько откашлялся, привлекая её внимание.***
У Гермионы чуть не случился сердечный приступ, когда она неожиданно услышала кашель в дверях кухни. Едва сдержав крик, она, затаив дыхание, уставилась на него. — Отныне ты либо издаёшь шум при ходьбе, либо носишь колокольчик на шее! Тень улыбки тронула уголок его рта. — Прости. Привычка. «Очевидно, сейчас слишком раннее время для сложных предложений», — отметила она. — Я тебя разбудила? Он покачал головой. — Как давно ты здесь, внизу? — Не знаю, — призналась она. Вероятно, прошло не так уж много времени, если Северус не спал; честно говоря, она была весьма впечатлена тем, что выбралась из комнаты, не разбудив его. Он кивнул на палочку, лежащую на столе. — Ты переживаешь из-за неё, не так ли? — Да. Немного. — Она прикусила губу и беспомощно посмотрела на него. — Прости, Северус. Я просто… не знаю. Всё это… Склонив голову набок, он задумчиво посмотрел на неё. — Это могло бы нам помочь, если ты перестанешь думать о ней как о Старшей палочке и будешь воспринимать её как обычную волшебную палочку, — предложил он, доставая кое-что из кармана своего халата. — Вот, попробуй. — Он бросил в неё что-то, и она рефлекторно поймала это, чуть не уронив от неожиданности. Это оказалась его палочка. Гермиона посмотрела вниз на тонкий кусок тёмного дерева, поражённая внезапным ощущением. В волшебном мире не принято было обращаться с чужими палочками, хотя она до сих пор не знала, было ли это вопросом этикета или подобная необходимость просто никогда не возникала. Раньше она уже прикасалась к другим палочкам и обычно чувствовала их отказ — от вежливого до злобного. Сейчас всё было по-другому — не принятие как таковое; эта палочка была настроена на Северуса, и после стольких лет она не стала бы добровольно подчиняться никому другому. Не то чтобы «желание» было правильным словом, но большинство палочек на самом деле обладали некоторой степенью осознанности. Немного похоже на то, как Хогвартс иногда казался почти (но не совсем) живым. Тем не менее это было узнавание, этакое тихое признание. Гермиона в замешательстве посмотрела на Северуса, который спокойно наблюдал за ней. — Ну?.. — Не совсем то же самое, что с Бузинной палочкой, но… в этом что-то есть. Твоя палочка знает, кто я такая. Как бы глупо это ни звучало. Но я не понимаю, Северус! С каких пор волшебные палочки так работают?! Он пожал плечами. — Волшебные палочки сами приспосабливаются к своим владельцам. Тебе следует поговорить об этом с Олливандером. На самом деле это довольно интересная тема. Младшие ученики, вероятно, могут пользоваться палочками друг друга без особых проблем, именно поэтому Уизли смог воспользоваться старой палочкой своего брата, когда его собственная сломалась. Чем старше вы становитесь, тем больше ваша магия превращается в вашу личную подпись, и тем труднее адаптироваться к чужой палочке. Кроме того, старые палочки, как правило, более устойчивы к смене владельца. — Так почему же твоя палочка не сопротивляется? — удивлённо спросила она. — Как давно она у тебя? — С первой магической войны. Моя самая первая палочка… сломалась. — По почти незаметной паузе и его тону Гермиона догадалась, что он совершил какую-то глупость во время посттравматического эпизода и сломал свою палочку. Северус пожал плечами. — Она ведёт себя так же, как я. Поскольку я совершенно неспособен причинить тебе вред, моя палочка не будет сопротивляться тебе. Воздух и вода не так уж далеки друг от друга, а твоя магия от природы более… доброжелательна, более адаптируема, поскольку ты не прирождённый боевой маг. — Моя палочка будет точно так же относиться к тебе? — Понятия не имею, — признался он. — Сомневаюсь, что большинству волшебников пришло бы в голову воспользоваться чужой палочкой без крайней необходимости. Предполагаю, существует некоторая степень признания между близкими парами или членами семьи, но в моём случае это, вероятно, сильнее по целому ряду причин. — Она наверху, иначе я бы позволила тебе попробовать, — задумчиво сказала она. Северус посмотрел на неё с притворным неодобрением. — Я целый год учил тебя Защите, а ты всё ещё ходишь без своей палочки! Она насмешливо фыркнула в его сторону. — Единственный, кто может напасть на меня в этом доме, — это ты, и я не думаю, что палочка принесла бы мне много пользы. К тому же я вряд ли захотела бы тебя остановить. Это вызвало ухмылку на его лице, когда он наконец отошёл от двери и прислонился к столу рядом с ней. Гермиона встала и заключила его в объятия. — Верно, но это всё равно плохая привычка. — Буду иметь в виду, профессор. Он мягко фыркнул и немного наклонился вбок, чтобы поднять Бузинную палочку, рассеянно вертя её между пальцами и задумчиво рассматривая. — Честно говоря, я не совсем понимаю, из-за чего весь сыр-бор. — Серьёзно? Я попробовала пару простых чар до того, как ты спустился вниз. Она пугает меня до чёртиков! — Гермиона чувствовала исходящую от неё тёмную силу, чего никогда не ощущала в собственной палочке, независимо от того, какое заклинание она произносила. Палочка Северуса… Она перевела на неё взгляд. Она могла сказать, что та была более мощной, но в ней чувствовалась потенциальная опасность, а не чистое зло. «На самом деле она немного похожа на самого Северуса», — подумала Гермиона; теперь, когда она узнала его лучше, ей казалось именно так. Он пожал плечами. — Да, она очень мощная, и, как я уже говорил, вызывает у меня некоторые подозрения, но, похоже, в ней нет ничего особенного. Просто более сильная версия существующих палочек. — Её невозможно победить. — Предположительно, — согласился он, вертя её в пальцах. — И я уверен, что это утверждение верно лишь с точки зрения грубой силы. Но я не даром учил вас думать, а не только драться на дуэли, — вся сила в мире не поможет, если твой противник быстрее или умнее. Держу пари, её всё равно можно перехитрить. — Тогда зачем она нужна Сам-Знаешь-Кому? — лукаво спросила она. — Он — слизеринец. Разве он не должен знать это лучше, чем кто-либо? Северус рассмеялся. — Дерзкая девчонка, — упрекнул он её, и в его глазах заплясали весёлые огоньки. — Вот, возьми. — Несколько неохотно она взяла у него палочку, протягивая ему обратно его собственную. Он положил её в глубокий карман своего халата, наблюдая, как она вертит в пальцах Бузинную палочку. — Ты всё ещё обеспокоена, — тихо заметил он. Гермиона подняла на него взгляд и неуверенно призналась: — Немного. — Она провела большую часть дня, думая об этом, — о том, что это говорит о Северусе. Мальчики довольно часто дразнили её — когда Северус их не слышал, — но (несмотря на то, что они думали) она знала, он не имел в виду ничего сексуального, когда говорил об отсутствии доминирующей личности. От этих мыслей она смущалась, ведь на самом деле именно Северус обычно был главным во время секса, но всё менялось, когда они занимались любовью. Иногда ему нравилось, когда она сдерживалась, но только иногда. Это было связано с его нежеланием руководить, его странными напряжёнными отношениями с Дамблдором, возможно, с Лили, и его статусом среди Пожирателей Смерти, а также со многими другими вещами, что создавало довольно сложную путаницу. Тем временем Северус задумчиво посмотрел на неё. — Не переживай. У меня нет с этим проблем. — Он слегка нахмурился, пытаясь подобрать правильные слова. — Не хочу, чтобы ты думала, будто я каким-то образом принадлежу тебе, или ещё что-нибудь настолько экстремальное. Это совсем не то, что происходит между нами. Это был мой выбор, Гермиона. — Он внезапно улыбнулся, его чёрные глаза заблестели. — Мне неприятно разочаровывать тебя, но ты не контролируешь меня, не полностью, и, к сожалению, я не собираюсь добровольно превращаться в твоего раба. — Он сделал паузу, после чего соблазнительно добавил: — Если только ты не попросишь об этом в виде сексуальной игры. — О, прекрати! — Она не смогла сдержать ни смеха, ни румянца. — Ты прекрасно знаешь, что я не это имела в виду! — Да, знаю. — В редком проявлении спонтанной привязанности он обнял её за плечи, прижимая к себе. — Ты слишком много беспокоишься о простых вещах. Я счастлив, что теперь у меня есть кто-то, о ком я могу позаботиться, кому могу доверять. Ты даже не представляешь, какое это облегчение, — после стольких лет будучи под контролем того, кому я вообще никогда не доверял, или другого, кто предал моё доверие. Гермиона прислонилась к нему, уткнувшись носом в мягкость его довольно поношенного халата и вдыхая знакомый запах. — В течение стольких лет ты всегда казался таким гордым и независимым. Он прижался щекой к её волосам и долго молчал, прежде чем вздохнуть. — Это было больше по необходимости, чем по желанию. У меня никогда не было никого, кто мог бы за мной присмотреть, поэтому мне пришлось научиться заботиться о себе самому. Будь то по моей воле, возможно, я был бы счастливее от такой жизни. Я знаю, ты уже поняла, почему я вообще присоединился к Пожирателям Смерти… — Думаю, да. После того, как ты потерял Лили, Дамблдор недвусмысленно дал понять, что ты не нужен Светлой стороне. Ты искал кого-то, кто хотел бы тебя. — Она поняла, что впервые произнесла при нём имя Лили, но он даже не вздрогнул. — Да. Сначала я просто пришёл послушать речи Тёмного Лорда, но Люциус никак не мог успокоиться — он был непреклонен в том, что я произведу на него впечатление. Тогда я действительно не знал, что происходит на войне ни с той, ни с другой стороны. Тёмный Лорд был совсем другим. Ты видела воспоминания о Томе Риддле — молодом и красивом волшебнике, харизматичном, сильном и одарённом редкой проницательностью. Ему достаточно было поговорить со мной всего один раз в течение нескольких минут, чтобы точно распознать, что я ищу, — именно это он мне и предложил. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что это ложь, а, учитывая то, насколько я циничен, это немалый подвиг. — Он печально вздохнул. — До недавнего времени первый год, который я провёл в качестве Пожирателя Смерти, был самым счастливым в моей жизни. Меня держали в стороне от истинной кровавой тьмы боевых действий, а я не хотел верить ни слухам, ни сообщениям в новостях. Мне казалось, что у меня есть своё место — то, где меня ценят. Я бы не добился степени Мастера Зелий без спонсорской поддержки, которую Тёмный Лорд организовал для меня — подобное всё ещё остаётся привилегией лишь для чистокровных аристократов. Он дал мне шанс на жизнь, которую я никогда не смог бы познать. Но в результате всё это оказалось ложью. — Вот почему ты остался на нашей стороне, не так ли? — спросила Гермиона, обнимая его за талию и прижимаясь ближе. — Я имею в виду, помимо осознания разницы между правильным и неправильным. Месть помогала тебе проходить через всё, что с тобой происходило? — Да. Я хотел отомстить ему за эту ложь. Потому что на короткое время я стал счастливым и впервые за всю свою жизнь уверенным в себе, в том, что я нахожусь в правильном месте. А потом он забрал это у меня. — Северус медленно выдохнул. — Это было последнее великое предательство. Мои родители были первыми — они должны были любить меня, но так и не полюбили. Дамблдор должен был присматривать за мной, но не присмотрел. Лили… с ней всегда было сложно. Тёмный Лорд показал, что, в конце концов, он ничем не отличается от них и что моя прекрасная новая жизнь оказалась лишь приманкой. Но, несмотря на всё это, я мирился с тем, что каждый из них делал со мной, потому что продолжал надеяться. Я всё ещё хотел, чтобы это было по-настоящему. С тех пор я жил в вакууме, почти в полной изоляции. Но не по собственному выбору. — Он отстранился достаточно, чтобы посмотреть на неё сверху вниз, в его тёмных глазах отражалась любовь, в уголках глаз появились лёгкие морщинки. — Поверь мне, Гермиона, сейчас я чувствую себя гораздо счастливее. Я больше не хочу прокладывать свой собственный путь. Это чертовски жалко. Ну так вот, — добавил он более беспечно, — повторюсь — это всего лишь волшебная палочка. Ты опять слишком много думаешь. — Ты же знаешь, я вся в этом, — сказала она довольно грустно, чувствуя себя уже лучше. Может, она и не владела душой Северуса, но была почти уверена, что завоевала его сердце, что, безусловно, было приятно осознавать. К тому же он был таким упрямым, что она и не ожидала от него безропотного выполнения всех её прихотей — честно говоря, было бы жутко, если бы он вдруг начал это делать. — Однако это не объясняет того, как нам с ней поступить. Отдать её Гарри? Позволить ему разоружить одного из нас или что-то в этом роде? Северус бросил на неё довольно непонимающий взгляд. — Зачем? Она нахмурилась и прикусила губу. — Теперь, когда я это сказала, сама не знаю. Наверное, я просто предположила, что она должна достаться ему. — Ничто не говорит о том, что Дары Смерти вообще имеют отношение к делу, — заметил Северус. — Думаю, Дамблдор был озабочен тем, чтобы держать палочку подальше от Тёмного Лорда. В пророчестве говорится, что у Поттера есть сила победить Тёмного Лорда, но я не думаю, что имелись в виду Дары. Любой желающий может воспользоваться Старшей палочкой, как только он её выиграет. «Позволить» ему разоружить одного из нас в любом случае не сработало бы — это не победа. Это та же логика, которую использовал Дамблдор, — если бы я сделал так, как он мне сказал, он бы умер непобеждённым. — Северус пожал плечами. — Гораздо более хорошая идея — использовать сверхмощную палочку, за которой охотится Тёмный Лорд, чтобы убить его. Имей в виду, что именно «Ежедневный пророк» окрестил Поттера «Избранным», а не кто-либо, хоть отдалённо разумный. Гермиона подавила смешок, вспомнив свои отношения со средствами массовой информации. «Я бы с удовольствием посмотрела, как Северус когда-нибудь пообщается с Ритой Скитер». — Хорошее замечание. Однако эта история с совместным владением по-прежнему странная. Мы должны использовать её вместе или типа того? — Понятия не имею. — Северус внезапно нахмурился и повернулся, чтобы посмотреть на настенные часы. — На самом деле для меня это вполне нормальное время бодрствования, но сейчас почти пять утра, — заметил он. — Боже, правда? — Пока он не сказал этого, она не осознавала, насколько устала. — Это не тот разговор, который мы могли бы вести при дневном свете, — задумчиво произнесла она. — Мне всегда казалось, что ночью мозг работает по-другому. — Так и есть, — согласился он. — Раньше я проводил множество исследований в ночные часы. Ночью приходят идеи, которые никогда бы не пришли тебе в голову днём. — Тогда нам следует перейти на ночной образ жизни, пока мы со всем не разберёмся. Он усмехнулся. — Если ты предлагаешь нам проводить дневные часы в постели… — О, перестань! Ну же! Я всё же надеюсь, что смогу ещё немного поспать, да и тебе не мешало бы выспаться.***
Большая часть следующих двух недель, состоявших из бесконечных дней и бессонных ночей, прошла как в тумане, поскольку сентябрь подходил к концу. Гермиона нервничала всё сильнее. Гарри и Рон явно начинали волноваться. У Северуса заканчивались способы попытаться ослабить давление на свою возлюбленную или отвлечь Поттера и Уизли, напряжение также начало сказываться на нём. Минерва связалась с ними через «Сову Поттера» и поинтересовалась, что происходит, сообщив, что в Ордене растёт беспокойство. Ему пришлось ответить ей, что у них произошла некоторая заминка, но они стараются разобраться с этим как можно скорее. Орден был не единственным паникующим. Северус ничуть не удивился, когда его прервали, пока он выкуривал свою вечернюю сигарету. За его спиной открылась задняя дверь, и к нему довольно осторожно приблизился Поттер. Судя по всему, Гермиона принимала ванну, иначе мальчишка не осмелился бы на такое. — Чего ты хочешь? — спросил Северус, не в силах скрыть раздражение в голосе. Он был сыт по горло своими гостями и очень хотел бы, чтобы они отлучались куда-нибудь почаще, чем делали это по факту. Услышав его тон, парень исподлобья взглянул на него, но негласное перемирие между ними всё же соблюдалось… хоть и с трудом. Поттер пожал плечами и встал рядом, скорчив гримасу от запаха никотина. — Я хотел спросить, что происходит на самом деле, сэр? Удивлённый переходом на «сэр» — Поттер и Уизли до сих пор терялись и не знали, как к нему обращаться; однако он не позволял им называть его по имени, — Северус взглянул на него. — И ты думаешь, я скажу тебе, потому что?.. — Потому что я заслуживаю знать? — с надеждой спросил Поттер. — Кто тебе такое сказал? Последовала пауза, прежде чем Поттер шумно вздохнул. — Пожалуйста… Северус ещё раз затянулся сигаретой, на долгое мгновение задержав дым в лёгких, и медленно выдохнул. — Мы не говорим тебе по определённой причине, Поттер. Ты доверяешь Гермионе, не так ли? Парень переступил с ноги на ногу. — Я знаю, что она хочет как лучше, но… явно происходит что-то плохое. Неужели эту связь нельзя разорвать? Он всё ещё может мною воспользоваться? — Я не собираюсь отвечать ни на один из твоих вопросов. Жди. Когда придёт время, мы тебе скажем. — Поттер открыл рот, но Северус спокойно продолжил: — Если ты скажешь, что это несправедливо, клянусь, я прокляну тебя. Ты уже слишком взрослый, чтобы ныть. Жизнь вообще несправедлива. Гермиона заботится о твоём благополучии, и когда ты узнаешь, что происходит, поймёшь, почему она хотела подождать. — А вы? — неожиданно спросил мальчик. «А я делаю то, что она говорит», — подумал он. На самом деле было заманчиво сказать это просто для того, чтобы увидеть, как Поттер покраснеет, но Северус сдержался и лишь пожал плечами. — Я не настолько пекусь о твоём душевном спокойствии, — сухо ответил он. Было очень странно видеть на лице мальчишки ухмылку Джеймса Поттера, но без какой-либо злобы. — Спасибо, сэр, это я уже давно и сам понял. Так, значит, вы мне не скажете? — Нет, пока Гермиона не решит, что тебе следует знать. Она знает тебя лучше, чем я, и я доверяю её мнению. Мы работаем над решением проблемы, Поттер. Не приставай к ней. Ей и без того нелегко; она знает, как сильно ты не любишь, когда от тебя что-либо скрывают. Если ты ей друг — притворись, что всё нормально, и постарайся не путаться у нас под ногами. И не позволяй ей застать тебя за попыткой выведать у меня что-нибудь, — сухо добавил он. — Она будет недовольна. — Да, я знаю. — Он заколебался и порывисто вздохнул, готовясь к чему-то. Северус ожидал, что он наконец спросит его о Лили или, возможно, о Мародёрах, поэтому был шокирован, когда мальчик неуверенно выдал: — Вы и Гермиона… У вас действительно всё серьёзно, не так ли? Он недоверчиво покосился на Поттера. — К тебе это не имеет абсолютно никакого отношения. Не высовывай носа, если не хочешь его потерять. Часть его хотела рассмеяться; мысль о том, что этот юноша пытается быть защитником, оценивает его и готов ему угрожать, казалась абсолютно нелепой. — Она моя лучшая подруга, и я не хочу, чтобы ей причинили боль! — упрямо сказал он. Северус долго смотрел на него, докуривая сигарету. — Тогда на этот раз у нас с тобой одна и та же цель, — сказал он в итоге. Они с Поттером никогда не полюбили бы друг друга и не доверяли бы друг другу, между ними всегда будет стоять вражда из прошлого, но за последний год они достигли своего рода взаимопонимания. — А теперь проваливай. — Да, сэр.***
Однажды поздней ночью в начале октября Гермиона лежала без сна, прислушиваясь к шуму дождя за окном. По звуку его дыхания она могла сказать, что Северус тоже проснулся, но ни один из них некоторое время не произносил ни слова. Она уставилась в тёмный потолок, от усталости хотелось плакать, и наконец тихо сказала: — Мы уже просмотрели все твои книги, не так ли? — Да, — так же тихо согласился Северус, его дыхание на мгновение шевельнуло её волосы, когда он придвинулся ближе, прижимаясь к её спине. — И ничего не нашли. Ни одной чёртовой подсказки. — Нет. — Все наши идеи оказались бесполезными. Может, мы могли бы кого-нибудь поспрашивать? — Не знаю. Я так не думаю. Все мои контакты ушли в подполье несколько месяцев назад, и было бы слишком опасно пытаться найти кого-либо, кто мог бы что-то знать. В Хогвартсе ничего нет. Никто из Ордена ничего не знал об этом, кроме, может быть, самого Дамблдора, а если он и знал что-то полезное, то не сказал нам. — Тогда… наверное… это всё. — Она сильно прикусила губу и сглотнула, стараясь не расплакаться. — Чёрт возьми… Он крепче обнял её руками, откинув её волосы набок, чтобы поцеловать в затылок, и некоторое время молчал. Наконец Северус тяжело вздохнул, и она почувствовала, как он прижался лбом к её плечу. — У нас есть ещё немного времени. Возможно, на одного из нас снизойдёт божественная вспышка вдохновения. Гермиона подавила рыдание. Он отодвинулся к стене, чтобы дать ей достаточно места, и лёг на спину, прежде чем она уткнулась носом ему в грудь и заплакала. Северус молча обнимал её, гладя по волосам и позволяя ей выплакаться, пока она, измученная, не заснула в его объятиях.***
Северус лежал и смотрел на стену поверх головы Гермионы, чувствуя, как абсолютная беспомощная ярость пульсирует в нём в такт биению сердца. Он ничего не мог сделать — ни чтобы спасти жизнь Поттера, ни чтобы попытаться облегчить боль своей возлюбленной. Если бы был хоть какой-то способ, он бы пошёл на это, какой бы высокой ни была цена, но он чувствовал себя бессильным и ненавидел это больше всего. Северус сожалел, что вообще сказал ей об этом, но если бы он этого не сделал, то к настоящему времени сорвался бы на неё и сильно ранил из-за собственной боли и разочарования. Он достаточно хорошо знал самого себя, кроме того, никогда не хотел лгать ей ни о чём настолько важном. Подавив вздох, он посмотрел вниз на спящую девушку, прижавшуюся к его груди, нежно убирая её невероятные волосы с заплаканного лица. «Мне жаль, любимая. Я пытался. Хотел бы я что-нибудь сделать, чтобы облегчить тебе задачу», — с грустью размышлял он, осторожно распутывая упрямый локон, зацепившийся за её кольцо, и легонько проводя кончиком пальца по драгоценным камням. На самом деле это было не так уж много, но это было всё, что он мог ей предложить. Он всё равно никогда не умел признаваться в любви. Наклонившись, Северус поцеловал её в лоб и улёгся, пытаясь привести мысли в порядок, чтобы заснуть.***
Гермиона проснулась с сильной головной болью и осознанием того, что она почти не выспалась. Теперь это происходило ежедневно. Она не могла понять, как Северус справлялся со всё более растущим стрессом в течение большей части двух лет; чуть больше двух недель почти доконали её. И она была не одна! Она не была уверена, что разбудило её на этот раз; её любимый всё ещё спал, и, похоже, ему не снился кошмар, а в доме стояла тишина. Лёжа в темноте, она обдумывала приснившийся ей сон про тот день, когда Северус удалил свою Тёмную метку. «Почему я думаю об этом сейчас?» Слегка нахмурившись, она поняла, что её рука лежит на шраме на внутренней стороне его левого предплечья, и прикусила губу. Что-то подсказывало ей, что это важно, но голова гудела от переутомления и стресса. «Подождите… как ему это удалось? Он отделил свою магию от чёрной магии Метки; на это ушло больше часа и куча магической энергии. Он не вдавался в детали, но сделал это, так что очевидно — это было возможно! А вдруг он мог бы таким же образом отделить крестраж от Гарри?» Очевидно, это было бы очень трудно, но теперь Северус был довольно хорошо знаком с Гарри и очень хорошо знаком с Волдемортом. Если у душ был какой-то якорь в физическом плане — что, предположительно, именно так и было, если крестражи могли быть привязаны к физическим объектам, — тогда теоретически это должно было быть возможно. Отогнав внезапное возбуждение, она поглубже устроилась в постели и заставила себя тщательно всё обдумать. «Если бы это было возможно, прекрасно — но что потом? Нам нужен способ удалить или уничтожить крестраж, как только тот не будет так сильно связан с Гарри. Думай, чёрт возьми!» Традиционное мышление не дало ответа, так что пришло время для нетрадиционного. Возможно, они смотрели на вещи неправильно. «Этот крестраж не может быть обычным, поэтому вместо того, чтобы думать о способах уничтожения фрагмента души, как насчёт способов уничтожить конкретно душу Волдеморта? Перед чем он уязвим? О, если бы мы это знали, война бы уже закончилась!» Внезапно она замерла, даже не дыша, чтобы не потревожить крошечные хрупкие зачатки идеи, которые только начинали формироваться. «Боже… неужели всё действительно так просто?!» Немудрено, что они это пропустили. Она очень медленно выдохнула, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами и яростно терзая зубами губу. Это звучало глупо, даже в её голове, но все доказательства были налицо. «Это срабатывало и раньше. Если существует способ усилить предыдущий эффект, сделать его сильнее, то нет причин, по которым он не должен сработать снова, глупо это или нет…» — Северус! — прошипела она через несколько минут, не в силах больше ждать. — Северус, проснись! Гермиона чувствовала себя немного виноватой за то, что побеспокоила его; в последнее время он так усердно работал, отчаянно пытаясь найти решение и стараясь оставаться настолько оптимистичным, насколько был способен, ради неё, а также чтобы отвлечь мальчиков. Это в сочетании с его естественной периодической бессонницей означало, что он спал меньше, чем она. Но, если только она была права, дело было безотлагательным. — Северус! — настойчиво прошипела она, легонько подталкивая его локтем. Наконец Гермиона услышала сонное жалобное мычание, которое даже не походило на человеческое. — Ты проснулся? — Нет, — невнятно пробормотал он. — Это важно! Просыпайся! Он слабо застонал. — Ладно, ладно, я проснулся, — наконец прорычал он хриплым, грубым голосом, звучавшим абсолютно разбитым. — Что? — У меня появилась идея. Точнее две отдельные идеи. Во-первых, как ты думаешь, сможешь ли ты отделить крестраж от Гарри так же, как ты отделил свою магию от магии Тёмной метки? — Не дав ему возможности ответить, она продолжала взволнованно говорить, повернувшись к нему лицом. — Потому что я думаю, если мы сможем их разделить, Гарри сам уничтожит крестраж! Сам-Знаешь-Кто не может им обладать — что-то в Гарри причиняет ему боль, значит, он не может оставаться в его голове. Так сказал Дамблдор. Ладно, он сказал, что это из-за силы любви или чего-то ещё, что звучит действительно глупо, но что бы это ни было, Сам-Знаешь-Кто не может завладеть Гарри, поэтому логично, что как только крестраж будет отделён от него… Северус открыл покрасневшие глаза и закрыл ей рот рукой. — Ты начинаешь тараторить. Замолчи на минутку. Отдышись, потом говори, — сонно приказал он. Она послушно замолчала, села и бесстыдно стащила с него одеяло, чтобы завернуться в него, собираясь с мыслями, прежде чем повторить чуть более связно. Дрожа, Северус свирепо забрал назад часть постельного белья, прежде чем, в свою очередь, сесть, чтобы послушать, слегка нахмурившись, но затем выражение его лица стало совершенно пустым. — Гермиона… — медленно произнёс он. — Я знаю! — перебила она. — Я немного более романтична, чем ты, но это ещё ни о чём не говорит. Я знаю, как глупо звучит, что любовь спасёт Гарри. Я подумала, что это бред, когда он впервые рассказал мне о теории Дамблдора. Но этому есть доказательство, Северус! Такое случалось и раньше. Сам-Знаешь-Кто мог обладать им всего несколько минут, и ему было больно это делать. Этот крестраж — последний, он самый слабый. Должно быть, стоит попробовать, не так ли? Даже если это не сработает, мы ничего не потеряем. Если ты сможешь разделить их, хотя бы немного… вдруг это поможет? Он не ответил, устало потирая переносицу и почёсывая заросшую щетиной челюсть, понемногу приходя в себя. Очевидно, Северус не верил в успех этого дела, но Гермионе хотелось бы, что у него была более существенная причина помимо цинизма. Она не собиралась позволять ему отмахиваться от неё, пока он всё хорошенько не обмозгует. За всё это время хоть какой-то прорыв… Она с тревогой наблюдала за его лицом, немного виновато отметив тёмные круги под глазами. «Наверное, мне следовало подождать ещё пару часов». Постепенно выражение его лица изменилось, взгляд стал острым, когда он подумал о чём-то другом. Заметив его выражение, Гермиона затаила дыхание. Северус задумчиво нахмурился, рассеянно проводя кончиком пальца по своим губам, она начала улыбаться. «Значит, ему в голову пришла какая-то мысль». Вскоре он пробормотал себе под нос: — Как язык по замёрзшей стали, как плоть в пламени… — О чём ты? — Хм-м… О том, что Дамблдор однажды сказал… — отстранённо ответил он, на самом деле не обращая внимания ни на что вокруг себя, поскольку полностью сосредоточился на том, о чём думал. Резко развернувшись, Северус протянул руку и без помощи палочки невербально призвал к себе ручку и бумагу, прислонившись спиной к стене и сгорбившись над ней, когда начал яростно что-то писать, а она с тревогой наблюдала за ним и безуспешно пыталась прочитать его каракули вверх ногами, чувствуя в душе робко появляющуюся надежду.***
Казалось, прошло несколько часов, а Гермиона уже готова была убить его голыми руками. Он давным-давно перестал реагировать на всё, что она говорила, полностью поглощённый тем, что, чёрт возьми, делал! Чтение его записей вообще не дало ей никаких подсказок, потому что это выглядело как бред сумасшедшего — бессмысленные каракули и обрывки чего-то похожего на уравнения, плюс странное случайное слово, нацарапанное на полях, которое, похоже, не сочеталось ни с чем другим, что он написал. «Хотя, конечно, полдюжины страниц плотных заметок — это хороший знак», — с верой в лучшее сказала она себе. Наконец Северус отключился, уронив ручку и уставившись в свои записи на несколько минут, прежде чем моргнуть и постепенно вернуться в реальный мир. Он медленно поднял голову, и его тёмные глаза заблестели внутренним светом, которого она не видела уже несколько недель. Почти боясь дышать, Гермиона неуверенно спросила: — Ну?.. Он предостерегающе поднял руку. — Нет никаких гарантий, Гермиона. Ты должна это понимать. Думаю, есть шанс, что это сработает, но я ничего не могу обещать. Возможно, я вообще не смогу отделить крестраж, но даже если смогу, это может оказаться бесполезным. Теория здравая, но ничего подобного раньше никогда не делалось, и я собираюсь импровизировать на ходу. Но если мы предпримем определённые шаги, это может сработать. Я не хочу давать тебе ложных обещаний. Честно говоря, велика вероятность того, что это будет пустой тратой времени, но… есть один способ. Мне нужно будет осмотреть Поттера, чтобы решить, стоит ли вообще пытаться. Она чуть не упала в обморок от облегчения. — Но ты думаешь, это возможно?! Северус почесал подбородок и заглянул в свои записи. — Да, — осторожно сказал он. — Если я смогу выяснить, как отделить от него крестраж, хотя бы немного, тогда мы сможем предпринять шаги, чтобы усилить то, что внутри Поттера… Это трудно объяснить. Как я уже сказал, я собираюсь придумывать по ходу дела. — Что я могу сделать? Могу ли я вообще что-нибудь сделать? К её некоторому удивлению, он кивнул. — Ты будешь нужна мне рядом. И Уизли. По целому ряду возможных причин, но я думаю, что, вероятно, мне понадобится немного твоей силы перед концом. Это будет очень трудно. — И опасно? — Не узнаем, пока не попробуем, — сказал он успокаивающе. — Хотел бы я быть более уверенным, но ничего подобного никогда раньше не делалось, и я отказываюсь обещать что-либо, чего, возможно, не смогу выполнить. Проигнорировав это, Гермиона бросилась к нему и яростно обняла, услышав его слегка испуганный смех, прежде чем он обнял её в ответ. — Ты гениальный, замечательный человек, Северус Снейп! Благодарю тебя! Боже, спасибо тебе! — Поблагодаришь меня, если мы добьёмся успеха.***
Облегчение и счастье Гермионы длились около пятнадцати минут — именно столько времени ей потребовалось, чтобы осознать, что теперь ей придётся обо всём рассказать Гарри. Её друг наверняка разозлится. Тем не менее она знала, что Северус прав — это не обязательно было решением, оно могло и не сработать, но она верила в него, он не сказал бы даже этого, если бы не думал, что сможет что-то сделать. Она пыталась не тешить себя иллюзиями, но последние несколько недель были похожи на Ад, и теперь в конце туннеля забрезжил свет — всё почти закончилось, а потом впереди у неё будет вся жизнь. «С Северусом», — радостно напомнила себе она, выходя на лестничную площадку, чтобы проверить, проснулись ли мальчики. Учитывая, что она слышала храп Рона за дверью, скорее всего, это было не так. Собираясь спуститься вниз и сделать завтрак, она остановилась и повернулась, уставившись на дверь ванной, закусив губу и стараясь не улыбаться, пока спорила сама с собой и слушала шум льющейся воды. Поддавшись искушению, девушка открыла дверь и проскользнула внутрь, закрыв её за собой. Северус достаточно долго жил один, поэтому обычно забывал запирать дверь, и это утро не стало исключением. Он всё ещё принимал душ, который из-за размеров ванной комнаты был установлен на стене над ванной. Повернувшись и вопросительно приподняв бровь, он улыбнулся ей искренней открытой улыбкой, которая всё ещё была довольно редкой. — Ты что-то хотела? — мягко спросил он, и в его глазах блеснуло что-то гораздо менее невинное, чем всё остальное выражение его лица. Гермиона намеревалась поговорить с ним и выспросить ещё несколько подробностей о том, что они собирались делать, но в то же время ей пришлось признать, что она лгала самой себе, поскольку что-то в том, как он стоял, сумело эффективно нарушить ход её мыслей, и она обнаружила, что вместо этого наблюдает, как мыльная пена скользит по его коже. — Ты слишком отвлекаешь, — пробормотала она, следя за тем, как немного пены стекало с его шеи по тёмным волосам на груди и вниз по рёбрам и плоскому животу, мимо его растущей эрекции и вниз по бедру, прежде чем поднять взгляд, чтобы снова встретиться с ним глазами. Он выглядел удивлённым и немного самодовольным, но за ухмылкой скрывалась искорка неподдельного удовольствия; ему нравилось знать, что ей нравится смотреть на него и что она находит его привлекательным. В свою очередь, ей нравилось видеть его неуверенность, знать, что он доверяет ей достаточно, чтобы позволять увидеть это, и знать, что она помогает ему преодолеть это. Ей также очень нравилось сознавать, что, как она надеялась, у них будет возможность соблазнять друг друга всю оставшуюся жизнь. Она всё ещё чувствовала себя немного неловко из-за того, что раздевалась перед ним, но сделать это было определённо легче, когда он уже был обнажён и она могла видеть, как всё его тело реагирует на то, что он видит. Однако между чрезвычайно приятным зрелищем того, как он ждал её в душе, и диким приливом эмоций, когда её страх и депрессия прошли, она больше не испытывала стеснения и разделась достаточно быстро, позволив последнему предмету одежды упасть на пол. Следом за этим Гермиона нетерпеливо шагнула в ванну под тёплую воду, и он крепко прижал её к себе. На самом деле там было недостаточно места для двух человек, но ни один из них не возражал против того, чтобы прижаться теснее, когда они начали мыть друг друга. — Ты напряжена, — пробормотал Северус через несколько минут, проводя рукой по её спине. — Двадцать минут назад я думала, что мой лучший друг умрёт. Я уже несколько дней схожу с ума. Как и ты. — Верно, но я гораздо больше привык чувствовать абсолютную безнадёжность, чем ты. — Он подтолкнул её бедром. — Повернись. — Она подчинилась, и его руки скользнули в её волосы, осторожно распределяя небольшое количество шампуня по густым локонам к коже головы с нужным нажимом, и она почти растаяла в его объятиях. К тому времени, как её волосы были тщательно вымыты, его ловкие пальцы помассировали все чувствительные точки на её голове, спустились по шее и плечам, и Гермиона почти замурлыкала; у него хорошо получалось. Северус шагнул ближе, его руки скользнули вниз по её рукам к талии и притянули её спиной к нему. Она почувствовала, как его эрекция прижалась к ней; дыхание мужчины было тёплым на её коже, когда он начал целовать её шею, его руки легко скользнули по животу и рёбрам, чтобы обхватить груди. Откинув голову ему на плечо, она закрыла глаза и отдалась ощущениям, чувствуя, как исчезают остатки усталости и стресса последних двух недель. Наконец она повернулась в кольце его рук, запустила пальцы в его мокрые волосы и прижалась к нему всем телом, пока они целовались, сначала нежно, но с быстро нарастающим пылом. Гермиона удержала равновесие, схватив его за плечи, когда он поднял её, по-видимому, без усилий, и обхватив ногами его бёдра. Он слегка наклонился вперёд и прижал её к стене, пока она хватала ртом воздух, — плитка была холодной. Северус проглотил звук, исследуя её рот глубже, и немного расставил ноги, чтобы удержать их обоих. Она просунула руку между ними, обхватив его член пальцами и помогая направить его внутрь себя. Потребовалось мгновение, чтобы найти правильный угол, прежде чем она опустилась на него и вздохнула от чистого блаженства, которому вторил его стон удовольствия. Обвив руками его шею, она смотрела ему в глаза, пока они двигались вместе, зрительный контакт становился всё более интенсивным. Ей потребовалось некоторое время, чтобы набрать достаточно воздуха и говорить связно, хотя сейчас сделать это было почти невозможно. — Северус… спасибо тебе. За всё. Без тебя… Боже, без тебя мы бы всё погибли много лет назад. — Она сморгнула выступившие на глазах слёзы и слегка неуверенно улыбнулась ему. — Я так сильно люблю тебя! Его взгляд был ласковым и тёплым, когда он улыбнулся ей в ответ. — Глупая девчонка, — пробормотал он, на мгновение наклоняясь, чтобы поцеловать её, прежде чем отстранился и вновь встретился с ней глазами. — В отличие от других, тебе никогда не нужно благодарить меня за что-либо. Это я должен тебя благодарить. Ты дала мне повод продолжать бороться. Ты заставила меня захотеть жить. Ты дала мне надежду. Впервые за столько лет, надежду на будущее, о котором я даже не мечтал. Нет, Гермиона, тебе не нужно меня благодарить. Осознав, насколько по-гриффиндорски сентиментальным всё это становится, Гермиона неожиданно озорно улыбнулась ему. — Это было очень мило, Северус, но однажды я заставлю тебя за всё заплатить. Он рассмеялся, поскольку почувствовал её изменившееся настроение, и наклонился, чтобы поцеловать её, начиная двигаться энергичнее. Откинув голову на кафельную плитку, когда он прикусил её шею, она улыбнулась и закрыла глаза, ощущая нарастающее удовольствие, задыхаясь и дрожа. Вскоре, тихо вскрикнув, Гермиона крепче сжала ноги вокруг его талии. Мгновение спустя он содрогнулся, простонав её имя, и кончил почти одновременно с ней.