I don't understand it, for you it's a breeze
Little by little you've brought me to my knees
Don't you care?
No I've never come close in all of these years
You are the only one to stop my tears
I'm so scared of this love…*
George Michael «A Different Corner».
Позже той же ночью Гермиона вышла из ванной комнаты и осторожно вошла в спальню, закрыв за собой дверь. Она дала глазам привыкнуть к небольшому количеству света, просачивающемуся сквозь тонкие занавески от единственного работающего уличного фонаря. Гермиона прекрасно знала, что Северус проснулся, но он молчал, и она тоже не сказала ни слова, пока переодевалась, прежде чем подойти к кровати. Он лежал к ней спиной, но не отодвинулся так далеко, как мог бы. Скользнув под одеяло, она немного подождала на самом краю кровати, пока немного согреется, прежде чем подвинуться и устроиться за его обнажённой спиной, неуверенно обхватив его рукой за талию и прижавшись щекой к мужскому плечу. Она сразу почувствовала сильное напряжение в его худощавом теле. — Спасибо, что поговорил с ним, — прошептала Гермиона. — Очевидно, это было нелегко для тебя. «Как и для меня», — добавила она про себя. Она понимала, почему он такой, какой есть, но ей было тяжело слышать, как её возлюбленный признавался Гарри, что любил другую, хотя ей он до сих пор не сказал этих столь желанных слов. Северус вздохнул. — Да. — Ты в порядке? — Бывало и лучше. — И что, даже не скажешь мне, чтобы я перестала суетиться из-за тебя? — мягко спросила она, пытаясь немного разрядить обстановку. После паузы он едва слышно ответил: — Нет. Гермиона на мгновение закрыла глаза, борясь с подступающими слезами. «О, любимый!» Теснее прижавшись к его спине, она обняла Северуса сзади и потёрлась щекой о его лопатку. — Хочешь поговорить? — предложила она, уткнувшись носом в ближайший шрам. — Не о том, что мы будем делать с Гарри. Может, тебе нужно просто… выговориться? — Не знаю. — Его голос звучал довольно растерянно. — Я никогда ни с кем не говорил об этом. — И не собирался никому рассказывать? — Нет. В моём завещании есть письма, в которых кое-что объясняется, но не всё. Это стало бы известно только в случае моей смерти. — Что ж, если ты всё-таки захочешь поговорить, я готова тебя выслушать. Некоторое время он молчал. — Я не всё ему рассказал. Я действительно любил Лили, но в конце концов часть меня возненавидела её. Это сложно объяснить, но… в некотором смысле в моих глазах она стала такой же, как и все остальные. Она отказалась от меня. Точно так же, как и они. Мы с ней никогда не говорили о моём интересе к Тёмным искусствам, о Пожирателях Смерти, или о Тёмном Лорде. Она просто разозлилась и отстранилась. Если бы она когда-нибудь попросила меня выбрать между ней и ними, я бы выбрал её, но она никогда этого не делала. Как и все остальные, она предположила, что я уже сделал окончательный выбор, и вела себя соответственно. Хотя, поступив так со мной, только подтолкнула меня к Тьме. К тому времени, когда я всё-таки решил присоединиться к армии Тёмного Лорда, у меня просто не было других вариантов. Мне нужно было от неё больше, а она не могла мне этого дать. Она не могла быть той, в ком я нуждался, а я никогда не был тем, кого она хотела, и часть меня винила её за это. Мне потребовались годы, чтобы осознать это. Но в этом не было её вины. — Возможно, но и полностью оправдать её тоже нельзя, Северус. Окончательный выбор был за ней. К тому времени ты приложил множество усилий, чтобы помириться. Многие люди ссорятся, совершают всякие глупости или говорят друг другу обидные вещи сгоряча, но далеко не у всех это заканчивается полным разрывом. Это не только твоя вина. — Она поцеловала его в плечо и попыталась прижаться ещё теснее. — Нет, полагаю, что нет. — Судя по голосу, сейчас это уже не имело для него большого значения. — Лили никогда не ценила меня, — сказал он довольно отстранённо. — В этом смысле она была похожа на многих красивых молодых девушек — ей нравилось знать, что у неё есть друг, который сделает для неё всё, о чём она попросит, а я так боялся потерять единственную настоящую подругу, которая у меня когда-либо была, что мне не хватало смелости сказать «нет». Временами она довольно жестоко обращалась со мной, и я позволял ей это. А потом, на старших курсах, после того, как всё это развалилось… Иногда Поттер говорил про меня такие вещи, которые он мог узнать только от Лили. Я… я надеюсь, она сделала это не намеренно, но она дала ему множество новых способов причинить мне боль. Насколько я знаю, она тоже больше никогда не называла меня по имени. Если ей вообще приходилось обращаться ко мне, она всегда называла меня только Нюниусом. — Его голос заметно дрогнул, когда он произнёс это прозвище, и Гермиона сильнее обняла его за талию, прижимая так крепко, как только могла. Сделав паузу, чтобы взять себя в руки, он продолжил более спокойно: — Не переживай. Я уже не так ущербен, как был тогда, по крайней мере, в некотором смысле. Я сказал правду о том, что не принадлежу тебе полностью. Уступая тебе, я делаю это потому, что хочу, а не потому, что должен, или потому, что слепо боюсь потерять тебя. Часть меня всегда возмущалась таким слабоволием в отношениях с Лили, даже тогда. Сейчас всё по-другому. Понимаешь? Она слегка улыбнулась. — Да. — Хорошо. — Он помолчал, прежде чем заговорить вновь: — Также я не сказал Поттеру всей правды о том, почему я его ненавижу. Больше всего я ненавидел его за то, что он словно вернул меня в прошлое. Знаешь, я думал, что с этим покончено. Я надеялся, что смог перешагнуть через всё и двинуться дальше. Я жил месяцами, почти годами подряд, по-настоящему не вспоминая об этом. Я не испытывал счастья, но был более-менее доволен своей жизнью, даже несмотря на то, что на самом деле мне не нравилась моя работа, что я был достаточно замкнут и одинок. А потом Дамблдор объявил, что в конце июля Гарри Поттеру исполнится одиннадцать лет, и всё снова обрушилось на меня. Тогда я понял, что мне вообще не удалось хоть сколько-то продвинуться вперёд. Вскоре я впервые увидел мальчишку… с лица его отца на меня смотрели глаза его матери, причиняя мне невыносимую боль. Я ненавидел не только его, но и самого себя за то, что всё ещё чувствовал после стольких лет. Мальчик вскрыл раны, которые, как я думал, давно зажили, и следующие несколько лет я провёл, пытаясь разобраться с вещами, с которыми уже однажды имел дело, медленно проживая всё это заново. Гермиона кивнула ему в спину, давая понять, что слушает, но на самом деле не знала, что сказать в ответ. В этом было гораздо больше смысла, чем в любых других теориях, которые ей когда-либо удавалось придумать. «О, мой бедный Северус! Тебе не следовало проходить через всё это в одиночку. Никто из окружающих тебя людей никогда тебя не понимал, да и вряд ли стал бы о тебе заботиться…» — Когда Тёмная Метка вернулась, часть меня почувствовала облегчение, — тихо продолжил он. — Это дало мне перспективу, в которой я нуждался, чтобы по-настоящему оставить прочее позади. Я стал размышлять о том, что я делаю со своей жизнью и почему я это делаю. Я начал понимать, что теперь я делаю это для себя, а не для Лили или кого-то ещё. Я хотел снова участвовать в войне и работать против Тёмного Лорда, потому что я сам этого хотел, а не потому, что был кому-то что-то должен. Наконец, я начал понимать, где проведены мои личные границы и каким человеком я стал. Как только вновь началась война, я осознал, что именно по-настоящему важно. Северус слегка пошевелился, и Гермиона узнала это движение; так она сама прижималась к нему, когда они лежали, свернувшись калачиком, желая убедиться, что он рядом, и почувствовать тепло его тела. Уткнувшись носом в его плечо, она легонько провела рукой по животу, теснее прислоняясь к его спине и пытаясь предложить ему как можно больше утешения. Он опять вздохнул, начиная немного расслабляться, когда напряжение стало спадать. Его голос звучал менее отчуждённо: — А потом ты начала вторгаться в мою жизнь. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что происходит, и ещё немного, чтобы понять, что я чувствую по этому поводу. Как уже было сказано ранее, я не живу в мире внезапных ярких прозрений и ослепительных откровений. Я всегда осторожен. Мне хотелось во всём убедиться, прежде чем признаваться в чем-либо даже самому себе, и я очень долго сомневался в тебе. Я не понимал, что происходит. На самом деле, до сих пор не понимаю… Наверное, я не смогу этого объяснить, но каким-то образом ты нашла брешь, о существовании которой я даже не подозревал, и тебе удалось стать той, кто мне нужен. Я не верил, что такое возможно. Не думал, что всё ещё способен, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в себе. Я никогда особо многого не хотел от жизни. Все амбиции, магия, интерес к Тёмным искусствам, потребность проявить себя — это в основном прикрытие, попытка занять второе место, компенсировать невозможность достичь главной цели. Всё, чего я когда-либо по-настоящему хотел в глубине души, — это не быть одиноким, чтобы в моей жизни был только один человек. Человек, который не сдерживался бы, который мог бы отдать мне всего себя и который смог бы понять и принять всё во мне взамен. Я видел, как у других людей получалось встретить свою половину, и завидовал им. Я завидовал большей части мира с тех пор, как был ребёнком. Раньше я не мог себе в этом признаться. Последние год или два многому меня научили, и я должен поблагодарить тебя за это. Она улыбнулась ему в спину и покачала головой. — Тебе тоже никогда не нужно меня ни за что благодарить, Северус. — Туше. Но я беспокоюсь о цене, которую ты платишь за то, что любишь меня, и о цене, которую ты заплатишь в будущем. Потому что я… Я действительно… люблю тебя, Гермиона, но этого, вероятно, будет недостаточно. Я знаю, кто я и что я такое — то, что повреждён психологически и эмоционально. Не знаю, смогу ли я быть достойным тебя. Она сглотнула и отчаянно попыталась, чтобы её голос звучал непринуждённо, закрыв глаза и сдерживая слёзы. — Ладно, что ж… я девушка, и это первый раз, когда ты признался мне в любви, так что мне понадобится минута, прежде чем я смогу взять себя в руки. Прижавшись щекой к его спине, она вдохнула знакомый аромат его кожи: чистый запах дождя после грозы, наполненный всеми тонкими оттенками трав, минералов, меди и дыма. Её дыхание выровнялось, слёзы отступили, когда она собралась с мыслями и поняла, что хотела бы ему сказать. — Я тоже не знаю. Никто не знает, пока не попробует. Но сейчас я уверена настолько, насколько это вообще возможно. Спроси меня снова лет через пятьдесят или около того. На самом деле мне тоже не так уж много нужно от жизни. Я знаю, ты не станешь меня ограничивать, не попросишь меня подгонять свою жизнь под тебя, быть той, кем, по-твоему мнению, я должна быть. С самого первого курса ты всегда видел меня настоящую, а не того человека, которым я пыталась быть. Раньше меня это пугало, но теперь я знаю, что это то, чего я хочу. Я знаю, ты позволишь мне идти тем путём, который я выберу. Ты позволишь мне быть независимой. И я знаю, что, когда ты мне понадобишься, ты будешь рядом. Я в курсе, что ты немного травмирован, но не думаю, что на самом деле это так уж важно, потому что ты тоже это прекрасно понимаешь, так что мы сможем с этим справиться. Я знаю, что люблю тебя, и теперь наконец-то услышала, что ты тоже меня любишь. Мы оба очень умные люди, поэтому я уверена, что вдвоем мы сможем разобраться со всем остальным по ходу дела. Гермиона отстранилась и убрала руку с его талии, он послушно перевернулся, чтобы посмотреть на неё. Как она и ожидала, его взгляд был настороженным, но гораздо важнее было то, чтобы прямо сейчас он видел её лицо. — Мне не нужны сердечки и цветы, Северус. Я никогда не была такой девушкой. Я не мечтаю о белом заборе, детях и собаке. Я хочу трудную, но приносящую удовлетворение работу, которая будет бросать мне вызов, не разрушая душу. В конце дня я хочу возвращаться домой к своему уродливому коту и язвительному мужу, с которым буду ссориться за ужином из-за какой-нибудь ерунды, а потом страстно мириться в постели. Мне не нужно слышать, что ты любишь меня, по двадцать раз на дню, а семейное счастье, в традиционном смысле этого слова, навело бы на меня скуку. Я не влюбилась в тебя с первого взгляда, Северус, — добавила она. — Я действительно узнала, какой ты на самом деле. И мне стало это очень нравиться. Ты ублюдок, но ты мой ублюдок. К тому времени, как она закончила говорить, он почти невольно улыбался, в глубине его чёрных глаз светились ирония и неподдельное тепло. — Ну, раз уж мы всё прояснили, не говори потом, что я тебя не предупреждал. Она рассмеялась и подтолкнула его лечь на спину. Прижавшись к нему всем телом, Гермиона почувствовала, как его рука обвилась вокруг её талии, и положила голову ему на грудь, прислушиваясь к успокаивающему ровному ритму его сердцебиения. — Заткнись и засыпай. Мне бы также хотелось поговорить о твоих родителях, но не сейчас. Это был долгий день. А нам нужно ещё уничтожить крестраж, убить Тёмного Лорда, а затем устроить свою жизнь. — Да, дорогая, — ответил Северус голосом, полным сарказма.***
Он проснулся от ощущения, словно его лицо утонуло в густой гриве каштановых волос, и криво улыбнулся сам себе, осторожно отвернув голову, чтобы подышать свежим воздухом; теперь он уже начал к этому привыкать. По правде говоря, Северус не ожидал, что их отношения продлятся так долго — даже пара месяцев превзошли бы его самые смелые ожидания. Он предполагал, что, либо она образумится, либо он сам к этому времени сильно облажается. Однако казалось маловероятным, что Гермиона собирается образумиться в ближайшее время. Вопреки всякой логике и здравому смыслу она выглядела вполне счастливой, хотя прекрасно понимала, кто он такой — но у него ещё было достаточно возможностей всё испортить. Северус осторожно сдул последние несколько кудрявых волосков со своего лица и поудобнее устроился в постели, наслаждаясь теплом её тела, и вспоминая прошлое. Последние события всё ещё казались ему довольно сюрреалистичными; её день рождения и проследовавшее за этим предложение. «Они также были расположены в неправильном порядке», — с усмешкой признал он про себя. Первоначально Северус намеревался дать ей понять, что он чувствует, затем дать ей достаточно времени привыкнуть к этому, прежде чем начать намекать — намекать — на долгосрочные планы, такие как женитьба… но он запаниковал. Честно говоря, он был удивлён, что ему вообще удалось что-то сказать. В конце концов, сделать предложение было легче, чем признаться в любви к ней, что казалось ему ненормальным. Северус предположил, что это во многом связано с его воспитанием; брак его родителей был довольно бессмысленным, и на самом деле, он сам сделал ей предложение только потому, что хотел, чтобы Гермиона знала — он серьёзен в своих намерениях. Ему было наплевать, поженятся они или нет; важны были эмоции, а не символы. Хотя он должен был признать, что его собственнической жилке нравилось видеть кольцо на её пальце, и было приятно представить, как она возьмёт его фамилию. «А моя тёмная ублюдочная сторона наслаждалась реакцией окружающих», — криво усмехнулся он. Хотя прошлой ночью… он ожидал, что его голос сорвётся, как у подростка, а слова застрянут в горле. Он никогда не был так напуган — даже возвращение к Тёмному Лорду с опозданием на два часа, чтобы снова утвердиться в качестве двойного агента, не привело его в такой ужас. Это не говорило абсолютно ничего хорошего о его психическом здоровье, но в этом не было его вины. За всю свою жизнь Северус никогда ни с кем не говорил о любви, кроме как абстрактно. Будучи маленьким мальчиком, он не знал, что любить свою маму так же естественно, как дышать; он полагал, что в некотором роде любил её, но это была сложная ситуация. Предположительно, он любил своего отца, когда был совсем малышом, ещё до того, как узнал, каким был этот человек, но он этого не помнил. Что касается Лили… Ха! Чем меньше об этом будет сказано, тем лучше. А других близких людей у него просто не было. На самом деле он не планировал делать ей предложение таким образом. Да, это было важно, возможно, важнее всего остального, но это не должно было быть так драматично. Честно говоря, ему всё равно следовало сказать что-нибудь задолго до этого. Хотелось надеяться, что Гермиона уже знала, что он её любит, но в некотором смысле она была почти такой же неуверенной пессимисткой, как и он сам. Северус подозревал, что она не позволяла себе думать об этом, пока он, наконец, не сказал это вслух. На самом деле это было нечестно по отношению к ней, но не так несправедливо, как его вчерашний разговор с Поттером. Он не осознавал того, что натворил, до тех пор, пока с благодарностью не сбежал сюда, чтобы перевести дух и разобраться в себе, но ей, должно быть, действительно было больно слышать, как он говорил, что раньше любил Лили. Хотя он ни разу не обмолвился, что любит её до сих пор! Северус подозревал, что у большинства женщин уже лопнуло бы терпение; он был более чем благодарен судьбе за то, что нашёл ту, которая понимала, почему он такой, какой есть. Наконец-то заставить себя признать, что он любит её, казалось очень малой ценой, независимо от того, как трудно ему было выдавить из себя эти слова. Северус не был до конца уверен, почему это его так сильно напугало. Конечно, страх быть отвергнутым имел место быть, но он доверял своим инстинктам до определенной степени, а также честности Гермионы и её способности анализировать свои собственные чувства. Он уже несколько недель знал, что она любит его, каким бы странным и невероятным это ни было. Задумавшись, он осторожно убрал с лица её безумные волосы и теснее прижался к её спине, уткнувшись носом в затылок и вновь расслабившись. Прислушиваясь к её дыханию, Северус в конце концов пришёл к довольно печальному выводу — он так сильно боялся потому, что не считал свою любовь достойной её. Он знал пределы того, что мог ей предложить, и ему казалось, что этого недостаточно; в конце концов, он был непривлекателен и эмоционально развит примерно так же, как камень. Она заслуживала гораздо большего. Тем не менее, Гермионе было всё равно, а после того, что она сказала этой ночью, он был уверен, что она действительно понимает, во что ввязывается. Словно соглашаясь с ним, девушка вздохнула во сне и инстинктивно прижалась к нему, отвлекая его внимание от смутных тревожных мыслей о будущем. Северус полностью сосредоточился на настоящем и возбуждении, которое он игнорировал с тех пор, как проснулся. Он усмехнулся, совершенно не испытывая недовольства оттого, что вновь чувствует себя озабоченным подростком, и совершенно сознательно настойчиво потёрся своей эрекцией об изгиб её ягодиц, нежно целуя её в шею и прислушиваясь к изменившемуся дыханию, когда она начала просыпаться. «Вообще-то я могу и к этому привыкнуть», — сказал он себе.***
Гермиона знала, что у них чертовски много дел, и чем скорее они с ними покончат, тем лучше; нужно было уничтожить ещё один крестраж, наконец-то у них появилась возможность сделать это, а мальчики будут волноваться и проявлять нетерпение. На самом деле было крайне эгоистично откладывать это по какой-либо причине, но она оказалась перед довольно затруднительным выбором, когда проснулась от ласк необычайно нежного, влюблённого Северуса Снейпа. Застонав от удовольствия, пока его рука блуждала по её телу, она прислонилась к нему спиной, немного изогнувшись и пытаясь увидеть его лицо, когда он поцеловал её плечо и слегка прикусил кожу. — Доброе утро, — сонно пробормотала Гермиона. — Похоже на то, — ответил он почти мурлыканьем, его тёплое дыхание коснулось шеи, и она почувствовала легкое шершавое покалывание щетины, когда он уткнулся в неё носом. — Притормози, парень, — пожурила она, дрожа от возбуждения. — Прошу прощения? — Мужчина. — Так-то лучше. Ухмыляясь, она повернулась, чтобы посмотреть на него через плечо. — Я серьёзно. Не сейчас, ладно? Иначе потом я не смогу сосредоточиться. Я заглажу свою вину перед тобой позже, обещаю. Театрально вздохнув, он уступил и послушно улёгся, демонстративно отодвинув свои бёдра от неё, прежде чем снова обнять её за талию. — Уже волнуешься? Я же сказал тебе, всё будет хорошо. — Это же я, Северус! Ты правда думаешь, что твои попытки меня успокоить что-то изменят? — Верно, — согласился он, прижимаясь носом к её шее; больше не пытаясь её соблазнить, по крайней мере, не так явно. — Дело только в этом? Как всегда, его интуиция была безошибочной. — Нет, не только. Знаешь, вчера был чертовски непростой день. Ты в порядке? Подумав, он издал какой-то неопределённый звук. — До разговора с Поттером я однозначно чувствовал себя счастливее, но в целом нормально. А как насчёт тебя? — осторожно спросил он. — Я уже знала самые важные детали, — напомнила ему она. — И было интересно познакомиться с тётей Гарри. Я почти ничего о ней не знала. — Также было очень приятно наконец-то услышать, как он говорит, что любит её, хотя лучше было не упоминать об этом. Однако одна вещь всё-таки беспокоила её. — Думаю, тебе следует поговорить с Гарри сегодня утром, прежде чем мы начнём, — тихо сказала она. — Тебе кажется, что вчера я недостаточно с ним наговорился? — Я не об этом. А о том, что ты сказал ему до того, как мы добрались до дома Дурслей. — Ах, это… — Он вздохнул. — Мне нужно было, чтобы Поттер заткнулся и обратил на меня внимание, а шокировать его — самый быстрый способ добиться этого, равно как и напомнить ему, что он не центр вселенной. И я признаю, что вышел из себя. С моей точки зрения, большую часть времени он действительно ноет по пустякам, а плохое детство — не оправдание. Я не делюсь с другими собственным горьким опытом, поэтому у меня никогда не возникало соблазна спрятаться за ним. Умом я понимаю: то, что его детство было не таким плохим, как у меня, не означает, что он не страдал. — Так скажи ему это. Северус придвинулся ближе, прижимаясь лицом к её шее сзади, и снова вздохнул. — Я не могу говорить с ним об этом. Мы не друзья, Гермиона. Прошлой ночью наша беседа состоялась только потому, что он имеет право знать о своих родителях, не более того. Мы никогда не станем друзьями. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, но даже ты не можешь в полной мере оценить, как мне больно каждый раз, когда я смотрю на него. Мы терпим друг друга, потому что нам приходится работать вместе и потому что мы оба любим тебя. Поттер уже не такой несносный, как раньше, и я думаю, что теперь он видит меня по-другому, но мы никогда не сядем за стол для задушевных бесед. Прости, но мне всё ещё трудно открываться тебе, не говоря уже о ком-то другом, в особенности о нём. Гермиона задумалась, рассеянно переплетая свои пальцы с его там, где его рука обнимала её за талию. Она чувствовала разочарование, но, по крайней мере, он был честен с ней. И правда, учитывая шесть лет взаимной ненависти, вызванной чертовски большим количеством проблем, даже такой уровень терпимости казался удивительным. — Хорошо, — наконец уступила она. «Обидно, но могло быть и хуже». — Тогда я поговорю с ним после завтрака. Я хочу убедиться, что он понял, что ты на самом деле имел в виду. Она почувствовала, как Северус кивнул ей в затылок, прежде чем нежно сжал её руку. — Знаешь, он не должен быть слишком суров к Вернону и Петунии. Я знаю, что они с ним сделали — на самом деле, вероятно, больше, чем вы, если он не хочет говорить об этом, — но это была сложная ситуация. Не многие люди захотели бы растить чужого ребёнка при таких странных обстоятельствах, и не многие магглы смогли бы справиться с юным волшебником, тем более не их собственным сыном, при том, что позже он должен был навлечь на них опасность. Дурсли знали, почему им нужно было приютить его и что могло произойти в будущем. — Я понимаю… — неохотно согласилась она, вспомнив несколько случаев из детства. Должно быть, её родителям тоже было нелегко, хотя они не находились в опасности. — Кроме того, вспомни их опыт общения с магией, — продолжил он. — Петуния всегда завидовала способностям Лили, и я признаю, что часто тыкал её в это носом, когда мы были детьми. Как только Лили приняли в Хогвартс, она оказалась в стороне; ей никогда не уделялось столько внимания, сколько её сестре. Хорошие оценки по английскому и математике меркнут рядом с сестрой, которая может превратить свою сумочку в маленького зверька. Потом Лили и Джеймса убили, а Поттера-младшего подбросили к ним на порог. Я объяснил большую часть истории, когда навестил её, но до тех пор они не сталкивались ни с чем из волшебного мира, пока Хагрид не выбил дверь их дома, не пригрозил им и не наколдовал их сыну поросячий хвостик. Позже младшие Уизли ворвались к ним в дом, а их собственный сын подвергся нападению дементоров — Петуния точно знала, кто они такие и что они делают, поверь мне. Потом близнецы напали на их сына, тот трюк с ириской… — Откуда ты вообще всё это знаешь? Да, ты был шпионом, но всё-таки… Он тихо засмеялся и расслабился, прислонившись к её спине. — Артур рассказал мне об этом. Он был в ужасе. Я так понимаю, Петуния высказала ему несколько весьма изобретательных угроз, пока он наводил порядок. Как бы то ни было, ущерб был нанесён. Их периодические соприкосновения с магией были пугающими, болезненными и потенциально опасными. Я поражён, что они позволили Поттеру вернуться в их дом после всего этого, особенно после того, как он чуть не убил сестру Вернона. — Ты прав, — печально согласилась она. — Тем не менее им всё равно не нужно было так плохо с ним обращаться. — Не всегда всё так просто, Гермиона; ты уже должна была это понять. Неужели ты думаешь, что я просто решил вести себя как ублюдок по отношению к одиннадцатилетнему мальчику? Ты знаешь, какой я на самом деле. Большую часть времени я буквально не мог остановиться. Если напоминание о его неполноценности и пренебрежительное отношение к нему было максимумом, и они не сделали с ним ничего худшего, то мы получили наилучший возможный результат. Если бы всё было слишком плохо, его бы там не оставили. — Дамблдор хотел, чтобы он был там, Северус, — холодно заметила она. Он снова усмехнулся. — Ты не прирождённый циник, даже не пытайся. Да, он этого хотел, но ты ведь не встречалась с Арабеллой Фигг, не так ли? Если бы всё зашло слишком далеко и Дамблдор не стал бы к ней прислушиваться, она бы обратилась к кому-нибудь другому в Ордене и организовала спасательную операцию. Чёрт возьми, она сделала бы это сама, в одиночку, со своей армией кошек! Так или иначе всё хорошо закончилось. Лучше, чем получилось бы, если бы Поттер рос в нашем мире, как избалованный маленький принц. Представь, если бы он стал таким же, как Драко? — Разве так можно говорить о своём крестнике? — спросила Гермиона, сейчас больше удивлённая этим, чем чем-либо другим. — Я забочусь о нём, но это не значит, что я не знаю, какой он малолетний придурок. Драко перерастёт это. — Северус потянулся. — Полагаю, пришло время действовать; мне нужно немного времени, чтобы подготовиться, прежде чем мы начнём, и я хочу ненадолго заскочить в штаб-квартиру. Иди и проведи своему другу терапию, в которой, по твоему мнению, он нуждается. — Тебе придётся сообщить нам ещё несколько деталей, прежде чем мы начнём, Северус. — Я знаю, и расскажу, когда вернусь из штаб-квартиры.***
Честно говоря, Северус был рад выбраться из дома. Последнее, чего он хотел или в чём нуждался прямо сейчас, — это быть втянутым в ещё какие-нибудь искренние эмоциональные откровения. Сегодняшний день обещал быть совсем нелёгким, и ему нужно было оставаться спокойным и рассудительным, а значит, после этой короткой вылазки ему придётся помедитировать, пока остальные будут разбираться между собой. По своей обычной привычке, когда его не сопровождали, он аппарировал на небольшое расстояние от площади Гриммо и прогулялся до дома пешком. К счастью, после смерти Грюма в Ордене не было никого настолько параноидального, чтобы настаивать на том, что прежде нужно убедиться в отсутствии соглядатаев. Особняк на площади Гриммо был засекречен — Минерва сменила Дамблдора, — но Пожиратели Смерти знали его приблизительное местоположение, даже если они не могли попасть внутрь. «Кто-то наблюдает за мной», — мгновенно понял Северус, сразу же закрыв свой разум и автоматически переключившись в режим Пожирателя Смерти. Плавно вытащив палочку, он беззвучно двинулся вперёд по переулку. Шум, вызванный его появлением, насторожил невидимого наблюдателя. Ему придётся действовать быстро. Как только он заметил слабое мерцание Дезиллюминационных чар, Северус бросился вперёд, отпрыгнув в сторону, когда скрытая фигура попыталась увернуться. В конце концов он прижал свою жертву к стене, одной рукой схватив за грудки. Фигура какое-то время сопротивлялась, затем остановилась и хрипло прошептала: — Профессор Снейп? Северус приподнял брови и слегка ослабил хватку; он узнал этот голос. Подняв волшебную палочку, он не слишком мягко прикоснулся ею к голове своей жертвы и снял маскирующее заклинание, уставившись в бледное лицо очень несчастного Перси Уизли. — Ну, разве это не любопытно? — пробормотал он, опуская кончик своей палочки в небольшую впадинку чуть ниже кадыка молодого человека. Сосредоточившись на изменнике Уизли, он позволил своим органам чувств определить, есть ли поблизости кто-нибудь ещё. — К несчастью для вас, я немного тороплюсь. У вас есть тридцать секунд, чтобы рассказать мне, что вы здесь делаете и почему я не должен вас устранить. — Не то чтобы он на самом деле собирался убить тупицу, но Северус подозревал, что Уизли в это поверит. Молодой человек выглядел как ходячий нервный срыв: худой, бледный, трясущийся и остро нуждающийся в бритье. — Нет… пожалуйста, я… — Он сглотнул, приваливаясь спиной к стене и глядя на Северуса испуганными глазами. — Я ждал здесь целую неделю, пытаясь увидеть кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Я… — Он вздохнул, выражение его лица изменилось, а плечи поникли. — «Нора» заброшена, а я хочу увидеть свою семью, сэр. — Я учил вас семь лет, Уизли. Вы же знаете, что я не дурак. Я ни на секунду не поверю, что моим старым друзьям не пришло бы в голову использовать вас, чтобы попытаться получить доступ к Ордену. — Я бы никогда этого не сделал! — Возможно, не по своей воле, — согласился Северус. — Вряд ли это стало бы для них проблемой. У меня нет времени, Уизли. — Пожалуйста, профессор! Я… я был неправ! Я понял это несколько месяцев назад, но не мог уйти… Я даже не знаю, всё ли в порядке с моей семьёй… — Он запнулся, и Северус тяжело вздохнул. — Они все живы и здоровы. Орден понёс одну-две потери, но среди них не было членов вашей семьи. — Это было больше похоже на объяснение, а он не обязан был утешать этого идиота, но он учил Перси Уизли в течение семи лет, и тот не был плохим человеком. Просто иногда он вёл себя по-идиотски, был слишком сосредоточен на самосовершенствовании и обладал способностью истинного гриффиндорца игнорировать всё, что не соответствовало его взгляду на мир, пока ему не ткнут правдой в лицо. — Спасибо вам, сэр! Но кто?.. — Как будто я собираюсь тебе что-то рассказывать, учитывая, на кого ты работаешь, — язвительно ответил он. — Ты прискорбный идиот, Уизли, но ты не глуп. — Я больше на них не работаю. Я ушёл. — Они не позволяют людям уходить. Ты входишь живым, а выходишь мёртвым. — Что ж… — Уизли опустил глаза в пол. — Значит, я был слишком мелкой сошкой. Послушайте, профессор, я знаю, что был полным кретином, и я был неправ. Очень неправ! Не знаю, как много вам известно о том, что происходит в Министерстве… — Более чем достаточно, — коротко ответил он. — Тогда вы поймёте, почему мне пришлось уйти, сэр. Кое-что из того, что я видел… Я никогда не хотел быть частью этого… — Не смей давить на жалость. Ты же понимаешь, я не могу просто поверить тебе на слово. Посмотри на меня. Северус торопился, и на самом деле ему не хотелось продираться сквозь миазмы вины и страданий в голове Уизли; если бы он захотел повариться в этом котле, у него было достаточно своих грехов. Стараясь, чтобы его проникновение было умеренно чувствительным, он как можно быстрее просмотрел поверхностные мысли и воспоминания молодого человека, улавливая вспышки тех же мерзостей, которые видел в сознании Амбридж, только на сей раз с оттенком ужаса, а не бесстрастного удовольствия. Он продвинулся глубже, выискивая знакомые лица, но не удивился, увидев не так много. Уизли считались предателями крови, более того, они были бедны, что среди чистокровок считалось поистине непростительным грехом. Никто из его бывших собратьев не унизился бы до общения с ним, как бы Перси ни пытался отделиться от своей семьи. Отстранившись, он покачал головой и опустил палочку, равнодушно разглядывая Уизли. Тот оцепенело уставился на него в ответ глазами человека, которого вырвали из его милого, комфортного, безопасного мира и затащили в царство кошмаров. Откровенно говоря, слизеринскими глазами; Северус потерял счёт количеству студентов, которые приходили к нему в кабинет с таким же выражением. Подавив желание прикусить губу, он ущипнул себя за переносицу и вздохнул. — Почему, чёрт возьми, всегда я! — пробормотал он, одарив Уизли версией своего прежнего профессорского взгляда на минималках. — По правде говоря, я должен был бы вышвырнуть тебя где-нибудь на краю Земли за те неприятности, которые ты причинил своей семье, но у меня нет на это времени. Мне следовало бы оставить тебя здесь прохлаждаться и отправить профессора МакГонагалл разобраться с тобой, но и на это у меня тоже нет времени. — Вы собираетесь меня убить? Он бросил на него испепеляющий взгляд. — Ты никогда не был таким надоедливым, как твои младшие братья, а я до сих пор никого из них и пальцем не тронул, хотя Рональд не раз ходил по острию ножа. Нет, я не собираюсь тебя убивать. Жди здесь.***
— Вот ты где, Минерва. Мне нужно с тобой поговорить. — Северус, как я рада тебя видеть! Я в порядке, спасибо, а ты как? — саркастически ответила она. — Забавно. У меня действительно нет времени на долгие разговоры. Я расскажу тебе все подробности завтра. Краткая версия такова: Дамблдор рассказал мне о природе связи между Поттером и Тёмным Лордом, и мы работаем над тем, как её разорвать. Нам удалось добиться успеха, и, надеюсь, через несколько часов мы это сделаем. Как только со связью будет покончено, ничто не помешает нам покончить с ним. — Правда? — спросила она, тут же позабыв о каком-либо недовольстве. — Северус, это же замечательно! «Если наш план сработает». Он нетерпеливо продолжил: — Я хочу взять кое-кого с собой, но сначала мне нужен один из клочков бумаги с указанием местонахождения штаб-квартиры. — Зачем? — подозрительно спросила она. — Я не соглашусь принять сюда кого-либо ещё! — Нет, ты это сделаешь, — бескомпромиссно заявил он. — Я готов обменять одного Уизли на другую. Мне нужна Джиневра, поэтому я оставлю Молли другого рыжеволосого отпрыска. Буквально через мгновение она догадалась. — Перси? — И никто другой. Он уже несколько дней слоняется снаружи, жалеет себя и надеется заметить кого-нибудь, кто, возможно, захочет впустить его внутрь. — Полагаю, ты его проверил? — Ты меня обижаешь. Я на самом деле немного спешу, Минерва. Делайте с ним, что хотите, мне всё равно. — Знаешь, я ожидала, что Гермиона сделает тебя чуть менее ворчливым, — сухо заметила она, на что он фыркнул. «Гермиона невероятная девушка, но она не чудотворец». — Хорошо, хорошо. Можешь привести его сюда. Зачем тебе Джинни? — Я сказал, что расскажу тебе завтра. — Он с неприязнью взял клочок пергамента с адресом и направился обратно на улицу, дабы вернуть в стадо одну конопатую заблудшую овечку.***
Северус начинал терять терпение. Он пытался скрыть это, расхаживая взад-вперёд и стараясь держаться подальше от комнаты, полной расчувствовавшихся Уизли, хмурясь, если кто-нибудь смотрел на него. Молли попыталась обнять его, но он увернулся от неё; к счастью, теперь она, казалось, забыла о его существовании, а вот Перси грозила опасность задохнуться, если она в ближайшее время его не отпустит. Даже Артур и близнецы чуть не плакали. Честно говоря, это вызывало у него тошноту. Северус никогда не чувствовал себя комфортно в окружении счастливых семей, в которых родственники не презирали друг друга. На самом деле это нервировало его, в особенности потому, что сейчас их было так много. Но каждый раз, когда у него возникало искушение прервать их и рявкнуть, он практически слышал, как Гермиона говорила ему оставить их в покое. Они не знали, жив Перси или мёртв, ненавидит он их или нет, и имели право радоваться воссоединению с ним. Наконец все, казалось, успокоилось. Северус довольно осторожно приблизился и многозначительно откашлялся. — Молли, мне нужно взять Джиневру с собой. Она должна кое в чём помочь Поттеру. — С Гарри всё в порядке? — немедленно спросила девушка, но он остановил её взглядом. По крайней мере, она была ещё достаточно молода, чтобы подчиняться ужасному профессору Снейпу. Проигнорировав её вопрос, Северус снова посмотрел на Молли. — Это опасно? — спросила она — Нет. — Ты лжёшь? Он почти улыбнулся, и ему стоило больших усилий сохранить бесстрастное выражение лица, в то время как несколько других Уизли хихикнули. — В данном случае — нет. — Сколько времени это займёт? — Думаю, она вернётся завтра. — Хорошо. Иди, Джинни. И веди себя прилично. — Да, мам.***
Выйдя в коридор, Северус повернулся лицом к младшей Уизли. — Итак, мисс Уизли, — решительно сказал он ей. — Вы будете делать то, что я вам скажу, не споря. Вы воздержитесь от комментариев о моём доме, не станете задавать вопросов о том, чем мы будем заниматься, и не будете раздражать меня, обмирая от восторга из-за Поттера в моём присутствии. В противном случае вы останетесь здесь. Ваше пребывание там немного облегчит ситуацию, но на самом деле вы мне не особо и нужны. Это ясно? — Да, сэр. Могу я спросить, что мы будем делать? — Нет. Я расскажу только то, что вам нужно знать, прежде чем мы начнём. Полагаю, потом ваши друзья дадут вам надлежащие объяснения. Вполне возможно, о гораздо большем, чем просто о крестражах, но его это больше не волновало. — Хорошо, сэр. По крайней мере, хоть кто-то его всё ещё слушался.***
Гермиона и остальные были изрядно шокированы, когда Северус вернулся с довольно растерянной Джинни на буксире, хотя и вполовину не так сильно, как когда он сказал им, что нашёл рядом со штаб-квартирой Перси. Сам Северус исчез наверху, чтобы помедитировать — или, как он выразился, «немного побыть в тишине и покое», — грозно предупредив их, чтобы они приберегли все дальнейшие расспросы на потом. По крайней мере, Гермиона понимала, зачем здесь нужна была Джинни, хотя никто другой так и не догадался. Вскоре Северус спустился вниз, положив конец всем разговорам, и они выжидающе посмотрели на него. Выражение его лица было сконцентрированным и слегка отстранённым, всё его внимание было сосредоточено внутри себя, на своих мыслях. — Хорошо, — медленно произнёс он. — То, что мы собираемся сделать, состоит из двух частей. В первой части будет выявлена связь между Поттером и Тёмным Лордом; я сделаю это сам. Во второй — нужно будет её уничтожить, с чем мне понадобится помощь. Не буду вдаваться в технические подробности того, как это работает, в основном по той простой причине, что до конца я и сам этого не понимаю. Поттер, я должен предупредить тебя, что собираюсь импровизировать, и есть шанс, что у меня ничего не получится. Гарри подумал об этом, затем пожал плечами. — Думаю, хуже, чем есть, всё равно уже не будет. Это больно? — Понятия не имею, но ты всё это время будешь без сознания. — Почему? — Так будет проще для нас двоих. Это потребует изрядной Легилименции, а так ты не сможешь ни запаниковать, ни потерять самообладание. Жизненно важно, чтобы ты сохранял спокойствие и не сопротивлялся мне. Твой разум не настолько силён, и битва внутри него добром не закончится. — Гермиона с некоторым удивлением отметила, что Джинни выглядела возмущённой, но Гарри и Рон — нет; они уже привыкли к Северусу и оценили юмор, скрывающийся за его оскорблениями. — Что потребуется от нас во второй части? — спросила Гермиона. Он пожал плечами. — В первую очередь, ваша магическая сила, но всё немного сложнее. Больше всего мне нужно, чтобы вы все сохраняли спокойствие и не сопротивлялись мне. И не перебивайте меня; кое-что из этого будет довольно деликатной работой, и я не смогу отвлекаться, если только не возникнет какая-то действительно чрезвычайная ситуация. Думаю, кому-то из вас придётся время от времени убеждаться, что Поттер всё ещё дышит, — небрежно добавил он, немного подумав. — И твоя вторая палочка могла бы пригодиться. Гермиона моргнула, удивлённо глядя на него. — Тебе потребуется столько энергии? — Надеюсь, что нет, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Мне нужно будет воспользоваться связью. Она обдумала это, поскольку ему приходилось говорить загадками из-за Джинни; он собирался использовать их своеобразное совместное владение Старшей палочкой, предположительно, для того, чтобы ему было легче подключить её магию. Его медный браслет тоже виднелся под манжетой рубашки, вероятно, по той же причине. Северус явно намеревался применить все свои связи с ней, а также, возможно, связаться с Роном и Джинни… — Ты собираешься попытаться создать круг? — с сомнением спросила она. Это был очень старинный метод, задействованный для определённых ритуалов в большинстве племенных общин; она сомневалась, что кто-нибудь в волшебной Британии всё ещё использовал его. — В некотором роде, да. Безусловно, это будет отправной точкой, но, как я уже сказал, всё окажется гораздо сложнее. Я расскажу вам детали позже, если захотите, когда мы получим тот или иной результат. Есть какие-нибудь вопросы? Нет? Тогда приступим.