RUNAWAY

      POV Танкхун:       Менее чем за год комплекс Терапаньякун полностью изменился. Когда Танкхун прибыл, он увидел, что сад был переполнен, территорию окружали охранники, он слышал голос своей матери. Все это заставило его медленно подойти к ним, не обращая внимания на Чана, который стоял в дверях, пытаясь что-то ему сказать. Его отец, вероятно, звал его, но Танкхуну было наплевать на это, потому что прямо перед ним была импровизированная обстановка, похожая на пикник, где его мать и новая невеста дяди Кана держали на руках по маленькому ребенку.       Кинн что-то ел, и он был первым, кто заметил новое присутствие, еще до того, как охранники объявили об этом.       — Пи! — Кинн вскочил, почти напугав остальных.       Его мать встала, передала Кинну маленького ребенка и бросилась его обнимать. Танкхун растаял в этих объятиях. Усталость от всего, наконец, начала действовать на него. Он почувствовал знакомый запах своей матери, который теперь стал немного мягким и сливочным, вероятно, из-за Кима, и он закрыл глаза, позволяя себе расслабиться.       В ту ночь мать уложила Танкхуна в постель. Она запретила мужу говорить о делах, и вся семья поужинала вместе. Знакомство со всем этим принесло ему облегчение, дополнительная защита и забота, которую дала ему мать, заставили его, наконец, снова почувствовать себя в безопасности и дома.       К сожалению, это чувство длилось недолго.       Танкхун знал, что его отец, возможно, не очень понимает, через что ему пришлось пройти, но чего он не ожидал, так это того ажиотажа, который последовал за всем этим. Теперь его отец особенно усердно подталкивал его к тренировкам и учебе. Окольными и косвенными путями ему дали понять, что нечто подобное может случиться снова, и тогда это будет уже его вина, поскольку он не смог подготовиться к таким ситуациям. Жизнь стала еще суровее.       Что касается новых членов семьи, то Ким и Вегас оба были капризными малышами. Они много плакали и часто были друг с другом. Мать Танкхуна открыто дала понять, что мать Вегаса не была кем-то, кого она считала стаей, учитывая тот факт, что дядя Кан по-прежнему никогда серьезно не относился к своим партнерам. Она предпочитала держать малыша Вегаса поближе, опасаясь, что женщина использует маленького человечка каким-нибудь злым образом. Это делало его мать слишком занятой для Танкхуна. Ее комната всегда была занята двумя плачущими младенцами и разбросанными игрушками.       Худшей частью всего этого были кошмары. Танкхун потерял сон после возвращения в Таиланд. Весь день он делал все как обычно, но ночью все, о чем он мог мечтать, — это кровь, нож в чьей-то груди. Это неизвестное тело часто принимало формы. Иногда это был его отец, или мать, или Кинн, малыш Ким или Вегас, даже он сам. Это делало невозможным крепкий сон. Он обнаружил, что просыпается в слезах. Его мать была слишком занята воспитанием двоих детей и сама была на грани истощения, чтобы заметить темные круги под глазами у ее сына-подростка.       Танкхун проснулся однажды ночью после одного особенно неприятного сна. Кровь была повсюду: на его руках, на теле и на любой поверхности, на которую только можно было взглянуть. Вокруг также были тела с неизвестными лицами. Он не помнил, что произошло или после этой сцены. Все, что он помнил, — это чувство ответственности. Его решения были тем, что привело к гибели этих людей. Одно его слово могло убить человека. С нарастающим ужасом он осознал, что именно это уготовано ему в будущем. Он собирался нести ответственность за жизнь каждого, всей своей стаи.       О Боже, все собирались умереть из-за него.       Он собирался стать причиной их смерти.       Он собирался стать худшим альфой стаи, из-за которого убили даже его ближайших родственников.       — Пи’Кхун, — Танкхун захныкал, когда Кинн внезапно оказался на кровати рядом с ним, его маленькие, но сильные руки обвились вокруг него. Он укачивал Танкхуна, чтобы тот уснул, позволив своему старшему брату уютно устроиться у него на груди, заключив его в объятия настолько сильные, что они были почти стальными.       В следующие несколько лет многое изменилось, но в то же время ничего не изменилось. По мере того как Ким и Вегас росли, их присутствие стало неотъемлемой частью жизни всех, кто жил в особняке. Дядя Кан боролся со своим старшим братом, чтобы тот сказал, что его сын должен был стать заместителем Танкхуна. Танкхун заметил, какие непростые отношения были у его отца с братом. Он ни в коем случае не чувствовал себя плохо из-за дяди Кана, так как альфа, по его мнению, был довольно жутким. Он видел, как этот человек приводил омег, иногда добровольно, иногда нет. Отвращение его матери к этому испытанию также было очевидным. Но дядя Кан был заместителем его отца. Этот конфликт перерос из семейной ссоры в серьезное нарушение работы стаи. Это привело к тому, что вторая семья стала официальной, впервые после смерти отца Корна.       Танкхуну это не понравилось. Его отец принял решение убедиться, что дядя Кан никогда не предаст его, дав ему ощущение власти, оставив фактическую власть при себе. Что также означало, что когда Танккхун станет альфой стаи, Вегас станет его заместителем вместо Кинна. Он, как всегда, придержал язык, когда была озвучена вся ситуация, и посмотрел на улыбающиеся лица взрослых мужчин. Его мать была совсем не счастлива и разделяла чувства Танкхуна. Это было его решение относительно того, кто будет его заместителем, человеком, правящим как его правая рука. Вегас был милым, маленьким малышом, с которым Танкхун едва познакомился, Кинн был его выбором, но патриарх семьи уже объявил обо всем.       Танкхун думал, что Кинн обидится. Его младший брат был достаточно взрослым, чтобы испытывать ревность, ощущать откровенно жестокое обращение, которым его наградил собственный отец. Но, как всегда, Кинн был невозмутим.       Прошло некоторое время, и Танкхун начал кое-что понимать. Его отец всегда устало смотрел на Кинна. Даже если они занимались чем-то обыденным, например, ужинали всей семьей, Кинн ел молча или кормил Вегаса или Кима чем-нибудь, и глаза его отца смотрели на него настороженно. Даже дядя Кан выглядел неловко в присутствии Кинна. Вооружившись этим знанием, Танкхуну не потребовалось много времени, чтобы понять, что почти все альфы, охранники или нет, которые проживали внутри комплекса, чувствовали себя неуютно в присутствии Кинна. Их взгляды переместились, немного нарушив обычное спокойное поведение.       Танкхун узнал почему, как только представил. Его шестнадцатый день рождения только что прошел, когда у него был первый гон, его мать уже выбрала омегу в качестве его партнера на все время. Этот опыт был бы неловким, если бы он мог просто вспомнить его. Для него это было немного болезненно. Он слышал, как девушка омега рассказывала мелкие подробности его матери, когда он был в полубессознательном состоянии после того, как его колея нарушилась. Очевидно, он не был слишком возбужден, его тело в основном переживало переходный период. Он испытал облегчение от того, что, по крайней мере, девушка почти не пострадала. Днем позже, когда ему наконец разрешили посещать других, кроме его матери, Кинн ворвался в комнату и запрыгнул к нему на кровать. Мальчик был более знакомым, так как он проводил там много времени, помогая Танкхуну заснуть. Обычно его присутствие приветствовалось. Благодаря Кинну, Танккхун чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы заснуть. Его озадачило, что его младший брат вызвал в нем такие эмоции, но, тем не менее, он был благодарен. Однако теперь, когда он был альфой, он мог чувствовать это по запаху. Кинн обнимал его, как делал всегда, все его тело излучало спокойную энергию, которая всегда была в нем с тех пор, как он был ребенком. Разница заключалась в сильном запахе алкоголя, который сопровождал его. Если бы у Танкхуна было достаточно энергии, он бы отшвырнул его прочь, его инстинкты кричали в его голове, чтобы он убирался. Но его тело не могло двигаться, в основном из-за усталости и немного из-за того, что Кинн держал его, казалось, что подсознательно он не хотел обидеть альфу.       Никакого Кинна. Танкхун списал этот промах на свою усталость и был благодарен, когда его мать вывела Кинна, чтобы дать ему отдохнуть.       Став альфой, Танкхун столкнулся с новыми проблемами, время его физической подготовки увеличилось, ему сообщили, что его тело скоро адаптируется, так как теперь он альфа. Это никоим образом не успокоило его, учитывая, что каждый дюйм его тела болел. Он ненавидел тренировки с Пи’Чаном. Этот человек всего лишь выполнял приказы его отца, но это не уменьшило удар от всех ударов, которые пережил новый альфа. Вдобавок ко всему, Танкхун постоянно боролся с тем, чтобы находиться рядом с Кинном. Как будто его младшего брата всегда сопровождала его собственная головная боль. Это расстроило его, это заставило его потерять контроль, его гнев вспыхнул, что привело к тому, что он повредил несколько украшений тут и там в особняке.       Мать Танкхуна мгновенно насторожилась из-за его поведения, она попыталась помочь ему, но в то же время Киму и Вегасу было запрещено проводить с ним время наедине. Это заставляло его чувствовать себя плохо из-за себя. Ким и Вегас тоже пошли в школу, что, в свою очередь, привело к тому, что у них появились другие друзья. Танкхун хотел подойти к ним и спросить, как прошел их день, узнать, что им понравилось, а что нет, он хотел поиграть с ними. Но ничто не сработало в его пользу. Он был слишком занят, и когда ему наконец дали время отдохнуть после тренировок, школы и дополнительных занятий, он почувствовал, что задыхается. Это был не тот темперамент, который можно было бы проявить перед трех-четырехлетними детьми.       В восемнадцать лет Танкхун чувствовал себя изолированным. Его мать была единственным человеком, который, казалось, заботился о нем. Она была единственной, кто полностью понимал, как он рушится день ото дня. Он боролся, кольцо с его фамильным гербом или эмблемой, которое теперь украшало его палец, ощущалось как нож, который вонзался в его тело и с течением времени вонзался глубже с каждым нанометром. Его предполагаемый альфа никогда не приводил к тому, чтобы он становился физически сильнее. Тренировка никогда не давалась легко, и он чувствовал, что его тело чаще всего сдается, чем нет. Разочарование его отца росло, как и его настойчивость.       Когда Кинн появился в качестве альфы всего в возрасте двенадцати лет, вся стая должна была это предвидеть. Мальчик был просто слишком другим. Танкхун был потрясен. Внезапно, за несколько дней до дня рождения Кинна, весь комплекс начал пахнуть бурбоном и горьким кофе. Это было сильное и насыщенное сочетание ароматов. Все, включая Танкхуна, с удивлением наблюдали, как нечто прямо из старых мифов и сказок происходило в реальной жизни.       Кинн был Высшим Альфой.       И вдруг все обрело смысл. Безразличие Кинна к людям, непреднамеренно пытающимся доминировать над ними с детства, его непоколебимая спокойная энергия, которая сильно выбивала из колеи, усталость, которую чувствовали все альфы, и его развитый нюх с восьми лет. Это было похоже на то, что головоломка наконец-то была решена.       У Кинна, очевидно, была своя колея, как он ее представлял, и никто не был к этому готов. Когда Танкхун почувствовал запах, все его тело закричало, чтобы он бежал в противоположном направлении, но он услышал крик. Очевидно, Кинн учился в той же комнате, что и Ким и Вегас, а мать Вегаса была поблизости. Когда она почувствовала запах Кинна, она бросилась в комнату только для того, чтобы быть встреченной Высшим Альфой, почти одичавшим из-за его гона. Ее крик собрал всех членов семьи перед тем местом, где стоял Кинн, держась за дверной косяк. Ким и Вегас были вне поля зрения где-то внутри. Танкхун не хотел быть здесь, он не хотел сталкиваться лицом к лицу со страхом, который приходил при встрече с простым двенадцатилетним мальчиком с алыми глазами, рычащим, в то время как его бледное лицо блестело от пота.       — Кинн, — начал их отец, дрожь, слышимая в его голосе, была встречена только рычанием. Мгновенно телохранители окружили их всех, оттесняя назад и становясь между Кинном и остальной семьей. Танкхун в ужасе наблюдал, как все альфы атаковали только что мальчика своими запахами, доминируя над ним отовсюду. Танкхун не хотел присоединяться, он не хотел, но его инстинкты выдали его, его альфа видел в Кинне угрозу и не хотел, чтобы над ним доминировали. Кинн явно боролся, явно был ошеломлен всеми этими ароматами и подвергся такому психологическому нападению. Когда Танкхун присоединился к толпе, он мог поклясться, что увидел, как его младший брат поднял голову, его ноздри раздувались, как будто он мог различить его запах. Он наблюдал, как в глазах Кинна отразились боль и предательство, когда он поднял взгляд, его глаза нашли Танкхуна в центре. За этим последовало страшное рычание, и Кинн медленно выпрямился, он выглядел угрожающе, что полностью бросало вызов его возрасту, и внезапно казалось, что весь комплекс утонул в запахе бурбона, Танкхун действительно почувствовал горечь во рту, и даже прежде, чем он смог осознать, он был на своих коленях, его шея обнажена, и он был не единственным. Все были. Это было поразительное зрелище, которое теперь запечатлелось в его мозгу несмываемым маркером на всю жизнь. Страх в комнате был осязаем, заклинание, наложенное на всех, было слишком сильным, чтобы его разрушить.       — Кинн, — мать Кинна наконец заговорила шепотом: Она стояла на коленях прямо перед Танкхуном, но медленно поднялась, так как Кинн казался застывшим, его глаза наливались яростью, — милый, пожалуйста, успокойся, — ее голос был мягким. Танкхун понятия не имел, как она переносила запах Высшего Альфы. Он наблюдал, как она медленно шагнула вперед, направляясь к Кинну, и на мгновение испугался за ее жизнь, но Кинн ничего не сделал. Он позволил ей отвести себя от двери, а затем в свою комнату, подальше от всех. Танкхун не видел ни одного из них в течение следующих пяти дней. Но он действительно часто виделся со своим отцом.       Новая разработка привела к множеству встреч и дилемм для Танкхуна. Он дистанцировался от Кинна, теперь он мог назвать эту неизвестную причину. Это заставляло его чувствовать себя виноватым. Ему вспомнились все те случаи, когда он отмахивался от Кинна и просил его оставить его в покое, иногда даже грубо. Но у их отца были другие заботы.       Презентация Кинна явно выбила Кхуна Корна из колеи, Танкхун мог легко видеть страх, написанный на лице главного альфы ясно, как день. Он также был унижен после того, как встал на колени перед своим собственным двенадцатилетним сыном, подчинившись ему на глазах у всех. Его отец воспринял это как угрозу лидерству стаи. Наличие Высшего Альфы в стае, несомненно, могло принести престиж, но Танкхун знал, что его отец считал власть более важным аспектом. Он почувствовал тошноту, когда его отец и дядя обсуждали, как убить его собственного сына, если лояльность Кинна поколеблется. Ему хотелось плакать, когда он принимал участие в собрании, на котором люди планировали, как убить двенадцатилетнего ребенка.       Танкхун явно потерпел неудачу как старший брат. Его страх перед отцом победил любовь, которую он испытывал к своему брату.       — Семья превыше всего.       Эти слова насмехались над Танкхуном. Он выбрал самосохранение. Он предал свою семью, за что всю свою жизнь винил своего отца. Внезапно его осенило, что он собирается стать именно тем лидером, каким хотел видеть его Корн. Кто-то, кто всегда будет его марионеткой, даже когда он сойдет с трона.       Пять дней спустя, когда его мать наконец вышла, она сразу же поссорилась с его отцом. Будучи главной омегой, у нее были уши повсюду в доме Терапаньякунов. Ее гневу не было предела, когда она кричала, что каждый альфа в доме подвел ее. Она плакала в отчаянии из-за того, что ее семья нисколько не колебалась, проливая кровь одного из своих. Отец Танкхуна пытался поговорить с ней, пытаясь урезонить ее, но она вытащила карту, которой редко пользовалась. Она была другим лидером стаи, не альфой, а Главной Омегой. Она недвусмысленно пригрозила, что если кто-нибудь так сильно прикоснется к Кинну, она уйдет, она бросит их и присоединится к своему ребенку в загробной жизни.       Корн лишился дара речи. Стая без Главной Омеги была слабой, потеря власти была его худшим кошмаром. На какое-то время он подчинился ее желаниям. В ту ночь она посетила комнату Танкхуна с уже спящим Кимом на руках. Маленький мальчик беспокоился из-за того, что последние несколько дней не видел двух своих любимых людей, Кинна и ее.       — Ты не тот сын, которого я вырастила. Ты не тот альфа, которым я хотела тебя видеть, — ее глаза были каменными, когда она посмотрела на него, явно разочарованная. Прежде чем Танкхун успел что-либо сказать, она вышла из комнаты и направилась к Кинну, ясно показывая, чью сторону она приняла между двумя своими сыновьями. И он даже не мог винить ее за это.       Танкхун абсолютно ненавидел себя.       Ненависть к себе часто приводит к негативному взгляду на все в жизни. То же самое было и с Танкхуном.       Кинна, оказавшегося в здравом уме, немедленно вызвали на совещание. Когда его спросили, Высший Альфа поклялся в своей верности стае Терапаньякун и только кивнул, когда их отец объявил его преемником на посту Пи’Чана. Танкхуна взбесило то, что Кинн согласился на такое низкое положение, которое не должен занимать член семьи, без проблем. Он попытался расспросить его, но Кинн теперь усвоил свой урок. Высший Альфа держался на расстоянии от всех альф семьи. Это привело Танкхуна к пониманию того, что у Кинна хватило смелости сделать то, на что он никогда не был способен. Кинн всю свою жизнь ставил верность и любовь к своей семье превыше себя. Он никогда ничего не воспринимал как оскорбление, а скорее пытался выполнить свой долг из любви к своей семье и преданности своей стае.       Танкхун чувствовал себя в неоплатном долгу перед своим двенадцатилетним братом. Это была резкая эмоция, которая выворачивала его наизнанку. Он посмотрел на Кинна и увидел все, чем тот не был.       У Кинна не было никаких проблем с продолжением тренировок. Он в одиночку уложил нескольких их охранников в рукопашном бою всего после нескольких месяцев тренировок.       Кинн так и не был подвергнут испытательному сроку после представления. Никто не считал его небезопасным рядом с Кимом или Вегасом, даже в своем диком состоянии Высший Альфа никогда не смотрел на детей каким-либо вредным образом.       Кинн превосходно справлялся со своими обязанностями. Танкхун мог видеть, как Пи’Чан смотрел на Кинна, в его глазах светилась гордость. Никто так на него не смотрел.       Кинн вызывал страх у своего отца и дяди. Они не сильно беспокоили его, только использовали мелкие слова, чтобы насмехаться над ним, что никогда не беспокоило мальчика в первую очередь.       Кинн был любим своей матерью. Она считала его идеальным сыном. Ее спокойный и сильный мальчик, которого она открыто объявила своим любимцем среди своих отпрысков.       Ким и Вегас боготворили Кинна, даже когда он вообще не проводил с ними времени.       Танкхун больше не мог этого выносить. Он провалил несколько миссий подряд. Его отец был недоволен и сказал ему, как ему было стыдно, когда его наследник даже не совершил своего первого убийства в возрасте восемнадцати лет. Его слабость была очевидна. Танкхуну не хватало во всех смыслах. Вот почему, когда его похитили, он ничего не мог сделать.       Само похищение было ужасающим. Танкхун все это время был с завязанными глазами и в рабстве. Он ждал, что его убьют в любую минуту. Это заставило его осознать, насколько он не готов к этому миру, к положению, которое навязывал ему отец. Они держали его где-то рядом с мусорным контейнером, избивая его. Это было просто немного хуже, чем то, через что прошло его тело, когда он тренировался с Чаном. Единственная разница заключалась в том, что этим людям было все равно, прольется ли у них кровь. Танкхун не мог ни видеть, ни двигаться, когда его били кулаками, ногами и пощечинами. Он слышал только смех, который последовал за его криками и всхлипываниями. Он чувствовал себя крайне униженным.       На его спасение ушло более пятнадцати дней. Телохранители втащили его окровавленное тело внутрь комплекса, в то время как Танкхун едва держал глаза открытыми, чтобы увидеть, как его мать и Кинн бегут к нему.       Неделя в больничном крыле, и раны Танкхуна начали заживать. Его мать снова была рядом с ним, уверяя его в своей любви. Кинн навещал его каждый день и сидел с ним в тишине. В тишине, потому что Танкхун не мог говорить. Он не знал, как преодолеть это унижение, слабость, которую он чувствовал, боль, которую он перенес.       Когда ему поставили диагноз «тревога, депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство», казалось, все ждали, что он взорвется. Они ждали, что он сойдет с ума и взбесится. Танкхун задавался вопросом, от какой части этих расстройств он страдал задолго до похищения. Тишина заставила его задуматься. Он не хотел быть наследником, он хотел быть в безопасности и беззаботным. Он посмотрел на кольцо у себя на пальце, и внезапно решение было принято.       Танкхун стал тем сумасшедшим, которого все ожидали от него. Он принял то, на что намекал его отец во время не столь тонких разногласий и споров, которые у него были с матерью у больничной койки. Корну нужна была причина, чтобы отстранить Танкхуна от должности наследника империи мафии и их стаи. Танкхун теперь был слишком слаб, щели в его броне были слишком заметны врагам, чтобы удержать позицию. Танкхун с радостью объяснил ему эту причину.       Танкхкун наблюдал и даже слегка похлопал, когда Кинн взял их фамильное кольцо. Он наслаждался страданием, написанным на лицах его отца и дяди, видя Кинна в положении власти. Его отец хотел, чтобы наследником стал Ким, но он был слишком мал, и Кинн был очевидным выбором. Танккхун чувствовал себя одухотворенным из-за того, что он был причиной этой беспомощности своего отца.       И, как обычно, Кинн принял на себя основную тяжесть этого. Танкхун мог только чувствовать себя еще более обязанным Кинну, наблюдая, как его младший брат занимает должность наследника. Он мог видеть очевидное неудовольствие и несчастье, но Кинн никогда ничего не говорил. Это убивало Танкхуна, и его в этом не винили. Это заставляло его чувствовать себя полным дерьмом из-за того, что он ожидал жертв от мальчика, с которым они все плохо обращались. Кинн никогда не жаловался на то, как Танкхун обращался с ним в течение последних двух лет. Он никогда ничего не говорил их отцу, даже после того, как на него неоднократно смотрели свысока.       Это привело к тому, что однажды ночью Танкхун столкнулся с ним лицом к лицу.       — Так что ты, должно быть, счастлив, — голос Танкхуна был немного пронзительным, когда он говорил, -наследник и все такое, ха.       Кинн на мгновение опустил глаза, прежде чем встретиться с ним взглядом.       — Ну, кто-то же должен был это сделать, Кхун, — и с этими словами он ушел, оставив Танкхуна застывшим на месте.       Кинн больше не называл его Пи.       Кинн видел его насквозь, потому что, конечно же, он видел. И все же он взял на себя эту ответственность.       Кинн сделал это, потому что осознавал тот факт, что если он будет отрицать, то ответственность ляжет на Кима. Поэтому, конечно, Кинн хотел бы, чтобы его младший брат жил свободно, а не жадничал по поводу собственного счастья и свободы.       Танкхун рассмеялся над иронией, его глухой голос эхом разнесся по залам. Он мог видеть, как телохранители переминались с ноги на ногу от дискомфорта, когда он громко смеялся, направляясь в свою комнату с пустым взглядом. Только для того, чтобы упасть на свою кровать, рыдая из-за того, что он сделал. Но он не мог заставить себя повернуть все вспять.

———

      Нападение на комплекс было ужасающим. Они были в меньшинстве, так как его отец и дядя ушли на встречу. Он был полностью заперт в своей комнате, и хотя часть его хотела заполучить Кима или Вегаса, его чувство самосохранения снова победило. Приступ продолжался несколько часов, когда, внезапно, Танкхун услышал всхлипы и тихий плач за пределами своей комнаты. Он последовал за ним, думая, что это либо Ким, либо Вегас, либо, не дай бог, Макао, младший сын дяди Кана. Вместо этого он обнаружил мальчика-слугу, держащего на руках младенца, который изо всех сил защищал его, пытаясь спрятаться за занавесками. Он наблюдал, как мальчик использовал себя в качестве щита для своего брата, плача и объясняя ему, как он оказался здесь, чтобы спрятаться.       Танкхун решил хоть раз сделать что-то правильно и отвел мальчика в безопасность его собственной комнаты, и молча наблюдал, как новоприбывшие устраиваются на ковре в его комнате. Они были заперты внутри в течение двух дней, с минимальным количеством воды и еды, пока шла война. Он наблюдал, как старший мальчик заботился о своем брате, успокаивая его и укачивая, когда малыш начинал нервничать. Он наблюдал, как мальчик иногда даже скармливал свою порцию своему младшему брату, и следил, чтобы с малышом все было в порядке. Он наблюдал, как мальчик заставил своего брата улыбнуться и заключил его в безопасные объятия своих костлявых рук.       Танкхун почувствовал зависть. Мальчик сделал то, чего он никогда не делал. Мальчик поставил своего брата выше себя, что он видел только у Кинна. Слуга напомнил ему о его матери, о том, как бы она вела себя, если бы была там с ним.       Когда двери в комнату Танкхуна открылись, пришли только плохие новости. Его мать убили. Как и половину их стаи. Итальянцы почти осуществили свой идеальный план уничтожения семьи Терапаньякун. Он слышал, что Кинн убил слишком много людей, чтобы сосчитать. Он видел, как телохранители, принимавшие участие в битве, смотрели на Кинна с величайшим восхищением и уважением. Юный тринадцатилетний подросток наблюдал, как умирает его мать, пока он сражался, чтобы защитить Кима и Вегаса. Макао, к счастью, находился в доме своей матери. Танкхун слышал, как его отец винил Кинна в смерти своей пары. Он увидел плачущего Кинна, совершенно ошеломленного, совершенно не участвующего в том дерьме, которое творил их отец. Сам Танкхун плакал.       Смерть его матери изменила динамику их семьи. Исчезли еженедельные поздние завтраки и семейные ужины. В особняке не осталось тепла. Корн отправился в путешествие мести, а Ким затих. Вегаса большую часть времени нигде не было видно, и Кинн полностью посвятил себя стае.       В течение следующих нескольких лет отец Танкхуна пользовался полной властью над стаей. Иногда ему приходилось задаваться вопросом, чувствовал ли этот мужчина когда-нибудь отсутствие своей собственной пары. Он наблюдал со стороны, как Кинн вырос и стал альфой, каким хотела видеть его мать.       Ким, с другой стороны, удивил всех. Самый младший в их семье вырос и стал самым грубым человеком, которого Танкхун когда-либо встречал. Очевидное отвращение Кима ко всей семье было понятно. Маленький альфа давал это понять с детства. Больше всего он бесил их отца, постоянно бросая ему вызов. Танкхун только увидел и начал комментировать тут и там. Он хотел, чтобы Ким знал о том, насколько он привилегирован. Как наследник, он не испытывал никакого давления на свои плечи, и их отец не обращался с ним плохо. Большую часть времени Кинн защищал Кима от гнева их отца. Танкхун хотел, чтобы Ким был благодарен Кинну, но, конечно, ребенок был эмоционально отсталым, он никогда не мог сказать никому ни слова уважения и любви после смерти их матери. Вегас и Ким выросли вместе, делая много вещей одновременно из-за того, что они были одного возраста. Лишиться своего компаньона, друга или кем бы там ни был Вегас для Кима, было не совсем приятным переживанием. Сам Танкхун не поддержал решение дяди Кана держать Вегаса подальше, чтобы он мог тренироваться, чтобы стать вторым в команде.       Но это не означало, что Танкхун собирался выместить это на Кинне. Но Ким сделал это, прекрасно зная, через что прошел их брат в прошлом. Кинну был двадцать один год, и он уже был одинок и сломлен безвозвратно. Он не заслужил, чтобы неблагодарная задница Ким раздражала его. Итак, Танкхун сделал то, что мог сделать. Он начал отпускать небольшие, но жестоко честные комментарии и отделался обвинениями в своем безумии. Честно говоря, в этот момент он даже не притворялся. Его блестящая одежда, телевизионный мир, маленький пузырь, который он создал для себя, были причиной счастья его жизни. Хотя он часто чувствовал себя одиноким. Но он не осмеливался выйти за пределы комплекса, слишком напуганный, чтобы находиться на открытом месте.       Киму было восемнадцать, когда он подрался с Танкхуном, в своей комнате, из-за блесток, которые тот наклеил на гитару младшего. Молодой альфа кипел от ярости, и все, что делал Танкхун, это лучился. Ким кричал на него, что-то о его любимой гитаре и конкурсе музыкального клуба. Да да. Танкхун, очевидно, знал все это, вот почему он украсил инструмент, зная, что Ким будет раздражен. Пару дней назад Ким сообщил их отцу о поступлении в колледж и специализации на музыке. Конечно, Корн был в ярости, но Кинн отвел своего отца в комнату для совещаний, и, на какое-то время, все это было отложено для последующего обсуждения.       — Самое меньшее, что ты мог бы сделать, это убедить папу, после того, как ты не смог спасти маму, — Ким кипел от злости на Кинна. Он не заметил, как лицо Кинна исказилось от боли, отреагировав только тогда, когда запах высшего альфы наполнил комнату. Ким почувствовал себя виноватым, когда осознал, что сказал, но все это превратилось в ярость, когда запах бурбона добрался до него, ослабив его, — ты полный засранец! — и с этими словами младший умчался прочь.       И вот так Танкхун решил наказать Кима, повозившись с его гитарой. Теперь они были в его комнате и спорили об этом.       — Почему ты это сделал?       — Я только украсил ее.       — Если позволите, сэр, — выступил вперед один из телохранителей Кима, — вы знаете, какой Танкхун, очевидно, что он был не в своем уме. Пожалуйста, не напрягайтесь из-за чего-то подобного.       Прежде чем Танкхун успел отреагировать на неуважение, вызванное тем, что его назвали по имени и вдобавок сумасшедшим, телохранитель упал на колени, с пулей в животе, захлебываясь кровью. Он поднял глаза и увидел разъяренного Кима с пистолетом в руке.       Телохранитель не был мертв, но и Кинн, и их отец хвалили Кима за его защитный инстинкт. Танкхун наблюдал, как его отец сиял от гордости и радости, говоря о том, что Ким был сыном, которым он гордился больше всего. Как он был его самым достойным преемником. Танкхун наблюдал, как Кинн улыбался, когда их отец неуважительно относился ко всей своей работе по отношению к их стае и радостно хвастался одним почти убийством Кима.       Танкхун к этому времени уже знал, что Кинн пугал его отца больше всего. Корну нравилось быть у власти, он мечтал стать самым могущественным человеком в Таиланде. С Кинном, находящимся у власти, это было невозможно. Само существование Кинна внушало ему уважение, а если и не это, то страх со стороны тех, с кем он сталкивался. Вот почему главный альфа всегда был одержим идеей заставить Кинна чувствовать себя как можно незначительно. Танкхун мог только представить, как одиноко было оказаться на месте Кинна. Его брат прошел через слишком многое. Он хотел подойти к нему, но с каким лицом и что сказать. За эти годы он потребовал от Кинна стольких жертв, что было смешно думать, что он мог бы обеспечить ему хоть какое-то утешение.       Как и Танкхун, Ким также почувствовал, каким будет следующий шаг их отца. Ким знал, что с тех пор, как Танкхун ушел с поста наследника, их отец хотел, чтобы следующим лидером был Ким, а не Кинн. Именно поэтому, месяц спустя, Ким созвал семейное собрание и заявил, что ему предложили контракт от музыкального лейбла и он собирается его принять. Он также сообщил им, что собирается съехать и жить один, пока учится в колледже.       — С чьего разрешения? — их отец был совершенно взбешен. Его глаза выпучились от гнева, — ты никуда не пойдешь, — это была команда альфы. Танкхун наблюдал, как Ким застыл на своем месте после приказа альфы стаи. Он мог видеть слезы в глазах своего младшего брата, когда тот смотрел на него в ответ, спрашивая с безмолвной мольбой. Конечно, он не мог этого сделать. Танкхун понял, что некоторые вещи никогда не менялись.       — Я дал ему разрешение, — голос Кинна был мягким и уверенным, когда он сказал то, что, как знал Танкхун, было большой ложью. Это было очевидно по тому, как Ким нахмурился, его влажные глаза сощурились, но, в то же время, были полны надежды.       — Что ты сказал? — их отец встал, глядя сверху вниз на Кинна, который сидел прямо рядом с ним справа, — повтори это, — когда Кинн открыл рот, Танкхун в ужасе наблюдал, как их отец дал ему пощечину. Он мог слышать свой громкий вздох и свободно текущие слезы Кима, — он никуда не денется.       Кинн не двигался, его глаза были закрыты, пока Высший Альфа контролировал себя. Танкхун мог только наблюдать, как Кинн встал во весь рост и посмотрел их отцу в глаза.       — Ким будет делать все, что он захочет, — в его голосе звучал яд, накопившийся со временем, — и никто не собирается его останавливать. Я собираюсь это обеспечить.       — И кто ты такой, чтобы гарантировать это? — Танкхун мог понять невежество своего отца, Кинн никогда не шел против собственной семьи, он был верен до последнего цента. Но их отец забыл, что Кинн предпочел защищать Кима, а не их мать. Кинн любил свою мать больше всех из них и принимал ее наставления близко к сердцу. Когда его назначили преемником Чана, их мать напомнила Кинну, что должность или не должность, его долгом всегда было защищать своих братьев. И Кинн, этот влюбленный дурак, избрал эти слова своим жизненным лозунгом.       — Я? — голос Кинна был низким, почти рычанием, когда появился его запах, сопровождаемый потемневшими глазами, — я наследник этой стаи, этой империи. И я думаю, старина, что тебе пора немного отдохнуть. Я собираюсь отпустить тебя, использующего свой альфа-голос против любого из нас на сегодня, любые будущие инциденты не будут встречены с такой милостью.       — Анакинн, — голос их отца был слишком слаб, чтобы звучать угрожающе.       — Я думаю, мы уже все решили. Твои выходки больше не будут приемлемы.       После этого их отец ушел. Танкхун наблюдал, как Ким боролся, он выглядел так, как будто хотел что-то сказать Кинну, но альфа просто сел обратно.       — Ты свободен, Ким.       — Мне не нужно было твое разрешение, — Танкхуну хотелось встряхнуть этого сопляка. Даже в своем потрясенном состоянии он не мог придумать ничего хорошего. Кинн только слегка улыбнулся, когда Ким тоже вышел из комнаты. Они оба знали, что Ким может быть груб, но он был благодарен.       После ухода Кима, Кинн медленно, но неуклонно прибрал к рукам всю стаю и бизнес, легальный и нелегальный. Это так же вернуло Вегаса. Дядя Кан переехал несколько лет назад со своей семьей, приезжая только на встречи. С приходом Кинна к власти, Вегас получил свой титул второго в команде.       Танкхун наблюдал за Вегасом. Казалось, что их двоюродный брат действительно вышел довольно нормальным и без эмоционального ущерба, который следовал за Терапаньякунами. Альфа выглядел очаровательно и излучал интеллект. Казалось, что Вегас перенял хитрость дяди Кана самым незлым из возможных способов. Танкхун видел, как он честно помогал Кинну. Но мало-помалу он заметил маленькие трещинки. Он игнорировал это, пока не узнал, что, по-видимому, Вегас был в контакте с омегами, которые обслуживали Кинна во время его поездок.       Вегас наконец-то показал свое истинное лицо во время всего инцидента с Таваном, или, как любил называть это Танкхун, инцидента с сукой, который должен погибнуть в адских ямах.       Танкхун мог только в отчаянии наблюдать, как Кинн едва держался за то, что от него осталось. Его глаза потеряли всю свою теплоту и доброту. Это было так, как если бы Кинн отказался от самого себя. И если Танкхун был честен, то и все остальные тоже. По крайней мере, инцидент с Таваном можно было обсудить и вспомнить, он даже не мог заставить себя вспомнить другой.       Жизнь все равно продолжалась, Кинн усердно работал день и ночь на благо стаи и ограничивал участие их отца в стае. Он примирился со всем, что сделал Вегас, и Танкхуну оставалось только оплакивать своего потерянного брата.       Однако со временем Танкхун действительно обрел некоторый собственный покой. Пит был его первым личным телохранителем, назначенным самим Кинном, когда он еще был наследником. Кинн никогда не забывал о своей прежней обязанности защищать их всех. Пит не был похож ни на одного альфу, которого встречал Танкхун. Затем появились Арм и Пол. Нетрудно было представить, почему они постоянно сопровождали его повсюду. Эти трое были сострадательными людьми. Они никогда не осуждали Танкхуна и искренне потакали его прихотям, и не только потому, что их для этого наняли. Арм был таким умным. На самом деле он отвечал за их штаб-квартиру безопасности здесь, дома, в то время как Пит был главным телохранителем. Пол, ну, Пол был ребенком в теле большого мальчика. Этот человек был чувствительным и легко плакал или пугался. Но он также был экспертом по оружию, так что у всех были разные стороны. С ними рядом Танкхун обрел замечательных товарищей. Он надеялся, что его братья тоже смогут обрести свое счастье. Даже Вегас и Макао.       Вот почему, когда Ким объявил о своем запечатлении, Танкхун был на седьмом небе от счастья. Он мог видеть это на лице своего младшего брата, отражающее покой и радость, почти ослепляющие. Ким определенно изменился. Это было едва заметно, но Танкхун знал его с тех пор, как он был младенцем.       — Порче Киттисават? Он обычный омега, — их отец сказал. Он доил его. Любое спаривание в соответствии с традициями стаи не могло быть произведено без разрешения старейшины. Корн использовал это как свое оружие, чтобы еще раз проявить свою власть над ними.       — Они отпечатались друг на друге, — сказал Кинн. Он сидел во главе стола как альфа стаи. Также присутствовали Вегас, Макао и дядя Кан. Танкхун просто надеялся, что все прошло хорошо.       — Конечно, у тебя есть мое разрешение, но только если мальчик согласится быть Омегой нашей Стаи, — заявил их отец.       — Разве это не должность для супруги Пи’Кинна? — удивительно, но именно Вегас поднял этот вопрос.       — Будто Кинн может найти кого-то, достойного такого положения, чтобы быть рядом с ним, — Корн усмехнулся, и Танкхун увидел, как дядя издал смешок. Просто потому, что Кинн был Высшим Альфой и не мог нормально спариваться, не означало, что он собирался остаться холостяком навсегда. Их отец не упускал возможность унижать Кинна, только потому, что он лишил его власти.       — Ким, почему бы тебе сначала не спросить своего партнера? Если он согласится, тогда мы должны организовать встречу семей по вопросам ухаживания, — и, конечно же, Кинн согласился бы на это.       — Но, — начал Ким, казалось, что пребывание с омегой наконец-то заставило его язык работать должным образом, чтобы формировать слова.       — Никаких «но». Мы все знаем, что я не могу спариваться. Если я когда-нибудь решу жениться, мы не можем знать наверняка, останется ли этот человек верным. Вы, с другой стороны, собираетесь спариваться после запечатления. Это укрепит нашу семью, если твой омега станет Омегой нашей Стаи, — Кинн сказал, и никто не мог отрицать факты. Даже Танкхун вынужден был согласиться с тем, что, даже если их отец подстроил это очень жестоко, его точка зрения была правильной.       Танкхун вспомнил, что их мать подарила Киму домашнюю птицу, когда он был ребенком, после того как начал учиться на дому. Она сказала, что это напомнит ему о свободе и составит ему компанию вместо школьных друзей. Порче напомнил Танкхуну эту птицу. Молодой омега был красивым, свободным, добрым и просто идеально подходил для Кима. Он много потакал Танкхуну и не жаловался, даже когда тот многого не мог понять.       Порче также принес нечто такое, чего Танкхун и представить себе не мог. Он вызвал хаотический ураган, которым был его старший брат Порш Киттисават.       Порш был чем-то, чего Танкхун не мог понять. Он был омегой, который, возможно, выглядел великолепно, но этот человек также встревожил его таким образом, что это было очень беспокойно. Но что-то в Порше напомнило Танкхуну о том, что он почувствовал, когда Кинн представил его. Это вселяло в него страх перед неизвестным, страх не знать, на что способен другой.       И Танкхун был прав.       Порш был свирепым. Он сражался с их телохранителями и бросал вызов альфам то тут, то там. Этот человек явно через многое прошел, если судить по его резкому запаху, но омега был одним из самых свирепых людей, которых Танкхун встречал после своей матери и Кинна.       Когда Порче и Порш начали жить в комплексе, их дом внезапно стал немного светлее. Вегас начал их посещать, есть надежда, не по печально известным причинам. Ким вернулся и у Танкхуна появился новый друг.       На протяжении многих лет Танкхун слышал, насколько безжалостным и страшным был Кинн для всех, кроме него и Кима. Он даже был свидетелем некоторых инцидентов с тех пор, как его представили как Высшего Альфу. Но он никогда не видел, чтобы кто-то так откровенно неуважительно относился к его брату, как Порш. У омеги были кое-какие инстинкты старшего брата в порядке вещей. Когда он впервые сделал выговор Киму и Вегасу в медицинском кабинете, Танкхун мог только смотреть на него с благоговением. Этот человек был таким разумным. Затем, как будто бесстрашного разговора с Кинном на встрече в ресторане было недостаточно, Порш пошел и отругал Кинна заодно, чтобы оправдаться.       По мнению Танкхуна, Порш был порядочным человеком.       Затем омега начал жить в комплексе и планировать свадьбу вместе с Танкхуном. Порш был милым. Он соглашался с чем угодно, лишь бы это не было чем-то опасным, и часто сам вносил свой вклад в безумные идеи. Танкхун был в восторге от перспективы того, что Порче будет в их стае, но часть его хотела, чтобы Порш тоже остался, хотя он мог полностью понять решение Порша не вступать ни с кем из них в контакт после свадьбы. Было бы лицемерием, если бы он этого не сделал.       Но затем Танкхун заметил, как глаза Кинна следили за омегой. Его собственный любимый телохранитель и по совместительству шпион Пит сообщил ему, когда его спросили о совместной встрече Кинна и Порша. Он даже дважды проверил через камеры слежения после того, как Пит рассказал все это. Кинн не только сделал что-то невероятно детское, например, играл в пятнашки, когда был с Поршем, но и улыбнулся, а затем даже немного посмеялся во время бега.       Для Танкхуна это был лучик надежды. Сначала он не хотел вмешиваться, но потом Пит сообщил ему о том, что Вегас пригласил Порша на ужин. Он наблюдал за подъездной дорожкой в течение нескольких часов, прежде чем пара приехала с прогулки на мотоцикле. Порш был впереди, а Вегас довольно удобно обнимал его сзади. Он наблюдал, как эти двое улыбнулись и обнялись, а затем Вегас уехал, а Порш помахал ему рукой. Он не думал, что Порш интересуется Вегасом, по крайней мере, язык его тела этого не говорил.       Все предположения Танкхуна оказались правдой, когда он увидел, как Кинн вышел из тени и взял Порша за руку, только чтобы куда-то его потащить. Он также заметил, как исказилось лицо Порша, когда он что-то сказал, но он не сопротивлялся. От кого-то, кто видел, как омега сражался с одним из их самых свирепых телохранителей, Питом, Танкхун мог бы сказать, что если бы Порш захотел, он мог бы, по крайней мере, нанести некоторый урон Кинну, но нет. Омега охотно позволил оттащить себя, его руки почти вцепились в край рукава мантии Кинна.       О, Танкхун собирался вмешаться в это дело.       Кинн страдал достаточно долго, и, похоже, Порш тоже. Эта ситуация не должна была закончиться ничем подобным ситуации Тавана. Танкхун собирался убедиться в этом. С чистой решимостью, горевшей в нем, Танкхун слегка повернул свою шелковую накидку, которая, кстати, идеально подходила к его пижамному комплекту, когда он повернулся и пошел в свою комнату, в его голове уже возникали различные удивительные идеи для его новой операции.       — Арм?       — Да, босс?       — Позови Пита. Пол, принеси мне мою красивую белую доску. Нам нужно спланировать заговор.