Сны малых деревень

      Как магия для единорогов, так и небеса для пегасов — родная стихия, придающая смысл жизни. Невозможно описать тому, кто не ощущает, как ветер наполняет крылья, в чём прелесть внимать песням неба, рассекая изменчивый воздух и маневрируя меж облаков. Наверное, есть в этом какая-то высшая, непонятная детям земли и магии мудрость крылатых созданий, иначе что бы тянуло пегасов вверх, дальше от этой косной земли, несмотря на все опасности и трудности, подстерегающие их в отрыве от кровных собратьев?       Роберта искренне пыталась понять ту глубинную красоту полёта, но всякий раз, приземляясь, она складывала потёртые механические крылья, и с лёгкой грустью смотрела то на резвящихся в воздухе жеребят, то на занятых пегасов... то, как сейчас, на своего нынешнего попутчика, который уже битый час объяснял шерифу местной деревеньки, что «никакого опасного артефакта во всём театральном реквизите нет и быть не может». Судя по скептически приподнятой брови, земному пони верилось с трудом, равно как и его единорогу-помощнику, записывающему в свиток описание и назначение то одного, то другого предмета.       В самом начале, как только перед фургончиком показались стражи закона, его владелец, пегас Лайсон Дизайри, отпустил свою ассистентку восвояси, пока он не уладит все формальности. Видимо, в чём-то напарник Роберты просчитался…       — А это обычный компас… Самый обычный компас с магнитной стрелкой, — менторским тоном вещал он, но по лениво подрагивающим кисточкам на ушах Роберта поняла, что ему откровенно скучно. — Принцип действия…       Стражники переглянулись между собой:       — Мы хоть и в деревне, но не деревенщины. Знаем, что такое компас. Следующий пункт… Мм-м… Зелья!       Роберта насторожилась и подошла поближе. Конечно, её заметили раньше, но допрашивать по второму кругу помощницу иллюзиониста шерифу, скорее всего, не хотелось.       — Что в моих алхимических экспериментах может насторожить столь многомудрых пони? — теперь Лайсон откровенно зубоскалил, явно испытывая нервы стражников на прочность. — Рюби, с возвращением. Извини, сама видишь, господа служащие ещё на закончили досмотр. Безопасность ведь превыше всего…       — При постулате «безопасность превыше всего» я должна была бы сидеть безвылазно дома, — довольно холодно проговорила пони тёмно-оливкового цвета. — Господа стражники, прошу вас ответить, долго ли ещё вы будете проводить осмотр и можно ли сегодня нам начать расклеивать объявления?       Шериф вздохнул, взмахом копыта обводя пузырьки с различными настоями и варевами пегаса:       — Расклеивать можно уже хоть сейчас… Ничего такого у вас с собой нет, хотя многие вещи просто-напросто отсутствуют в списках разрешённых. Но запретить из-за них вам представление не могу.       — Вдобавок, уже все на ушах от того, что в наши края заглянул сам великий иллюзионист Найтвисп, — Роберте показалось, что единорог усмехнулся, однако, немного погодя, решила, что это было сказано вполне серьёзно.       Единственное, что смущало немолодую пегаску, так это новое имя её друга. Она понимала, почему он не называет себя Лайсоном, но менять имена, как подковы, ей казалось неправильным. Но ещё ни разу Роберта не отказывалась подыграть своему другу, с которым её свело само время, тем более его новое имя соответствовало внешнему облику, в котором смешались черты обычных пегасов и ночных, мышекрылых. В частности, кисточки на ушах, тёмный, насыщенно-чёрный цвет шёрстки с синим отливом на сильном свету и… некоторые другие особенности, которые обычно он не демонстрировал.       — Плакаты лежат на том же месте?..       — Ага, — рассеянно кивнул хозяин театра на колёсах, подавая пузырьки с зельями молодому единорогу, который тут же их внимательно осматривал сканирующим заклинанием. — Хотя стой, я сложил часть в третий ящик слева от входа, посмотри там.       Добротный фургончик приветливо скрипнул половицами, когда Роберта ступила на них. Дощечки в домике на колёсах часто «говорили» под её ногами, но на то были причины: когда ты весишь гораздо больше обычного пегаса, многие вещи ведут себя иначе. Ну а в доме сновидца, пусть и бывшего, и подавно.       Деревня, в которую они завернули после выступления в театре Филлидельфии, на карте отмечалась маленькой финтифлюшкой и почти неразличимой надписью «Роки Хувз». Старые же карты времён правления двух Сестёр эти места отмечали надписью «терра инкогнита». Поразительно, как за сотни лет может разрастись страна, если не происходит никаких серьёзных потрясений.       Карта королевства Двух Сестёр…       В механической груди Роберты что-то противно заныло, будто бы заболело сердце. «Неужели магическое ядро барахлит? — слегка обеспокоенно подумала пони и коснулась выемки встроенного медальона под шёрсткой. — Нет, показалось... Сердечный кристалл в норме».       Найдя плакаты, кобылка выглянула из фургончика. Ничего не изменилось, разве что кучка колб и фляжек с зельями стала меньше — проверенные составы Лайсон прятал обратно.       Вдруг помощник шерифа сдавленно вскрикнул и схватился за рог, рассеивая заклинание. Фляжка выпала из телекинетической ауры и грохнулась об камешек с чётким звуком отбившейся заклёпки.       Пегас машинально потянул копыто к сосуду.       — Так… Стоять! — выкрикнул шериф. — Что это, Мейстил?       — Тёмный состав, противный и гадкий, — ответил его напарник и помассировал виски.       Шериф с победным выражением на лице перевёл взгляд на Лайсона:       — Как ты это объяснишь? Запрещённая вещь!       — Это лекарство, — моментально ответил пегас не моргнув и глазом.       — Я не вовремя? — хоть Роберта и старалась добавить учтивости в голос, получилось не очень. Но, по-крайней мере, на неё обратили внимание.       — Что вам надо, госпожа ассистент?       — Зелье в этой фляжке и в остальных оставшихся пузырьках тёмное, согласна, однако такие составы разрешены, если сварены для лечебных целей. Яд змеи тоже смертелен, однако в малых дозах он целителен.       — И всё равно, мы вынуждены будем его конфисковать. Мейстил, начинай опись.       — Предлагаю компромисс, — Лайсон вёл себя совершенно спокойно, словно ничего особо и не случилось, — я складываю не прошедшие проверку зелья в отдельную ёмкость, вы её опечатываете и если за время пребывания в деревне я вскрываю, то там до выяснения причин… Что там по вашему уставу прописано, задержать и подать рапорт вышестоящему начальству?       — Всё верно, — с неохотой кивнул шериф и перекинулся со своим помощником взглядом. — Больше не буду вас задерживать.Как только мой коллега запечатает ваши декокты, можете ехать на главную площадь. Удачного… выступления, господин иллюзионист.       Роберта тем временем украдкой присмотрелась к знаку отличия единорога. Там было изображение медицинского жезла. «Как необычно… Выходит, он работает не по своему призванию?»       Горлышки пузырьков и фляжек засветились тонкой вязью символов, а после такая же вязь появилась на крышке принесённого из недр фургона ящика. «Но как маг он довольно неплох», — признала Роберта, глядя из-за спины Лайсона на уходящих стражников.       Когда те и отошли уже на приличное расстояние, пегаска озвучила навязчивую мысль:       — И к чему был этот цирк?       — Чисто интереса ради. Они оба несут службу, стерегут покой местных жителей… Представь, что ты день за днём занимаешься чем-то, что должно быть важно, но всё, что ты делаешь, большинству незаметно. И вот вдруг выпадает шанс показать себя… Они двое и показали, — пегас хмыкнул, задумчиво качая ящик ногой. — Я даже ощущаю лёгкую ностальгию по старым временам.       — Вспомнил сумеречную гвардию?..       — В последнее время чаще обычного вспоминаю, хе… — Лайсон встрепенулся и шутливо хлопнул Роберту крылом по её механическому протезу. — Давай я откачу фургон на площадь, а ты пока развесишь объявления?       Пегаска кивнула:       — Как считаешь, мои металлические детали нужно скрыть?       — М, зачем?       — Думаю, в этот раз не нужно, чтобы они привлекали лишнее внимание.       — Да оставь, не перед грифонами же выступать будем.       Роберта поудобней перехватила рулон плакатов, положила их в сумку и подтолкнула фургон, помогая Лайсону выкатить его из колеи. Всё-таки большой вес не только мелкие неприятности.       — А потом что? — спросила пегаска перед тем, как они вдвоём прошли мимо первых окраинных домов Роки Хувза.       — Посмотрим… — беспечно отозвался Лайсон. — Вся жизнь впереди… Всё равно с такой кьютимаркой, как у меня, надолго нигде не застрянешь.       — Нет ничего плохого в солнечном затмении…       — Все бы так думали…       Большой театр Филлидельфии, открытая сцена Сталлионграда, Кантерлотская зала оперы и балета — где только не приходилось выступать труппе Найтвиспа и Роберты! Но гораздо больше помпезной сцены с тысячами зрителей они ценили именно такие провинциальные местечки, в которых, казалось, сохранился дух старой Эквестрии.       Приветливые, хотя слегка и настороженные селяне, свежий воздух, запахи пашни и садов — всё это пробуждало тоску по давно ушедшим временам, которых не вернуть, как ни мечтай…       — Интересно, когда это я успел получить титул «великого иллюзиониста»? — судя по задумчивому тону, Лайсон спрашивал сам себя, поэтому Роберта промолчала, однако стоило бы ему спросить в немного ином тоне…       «Может, после выступления в Филлидельфии, когда ты заставил исчезнуть целую сцену, а нас обоих подвесил в пустоте?»       Самое что интересное, все эти трюки пегас выполнял без малейшей примеси магии. Во время выступления многие единороги попросту сходили с ума, стараясь понять, как творящееся перед глазами вообще возможно. Нет, сказать, что сходили с ума — конечно же преувеличить.       Вскоре местами неказистые, местами вычурные, но все как один крепкие и надёжные дома раздвинулись, и театр на колёсах выехал на довольно широкую площадку, сравнимую с городским рынком, в центре которой росло раскидистое дерево.       — Хм, — пегас остановился и потёр подбородок.       — Что?       — Ну… сейчас хоть и далеко за полдень и вряд ли мы видели всех жителей Роки Хувза, однако тот встреченный нами единорог единственный, кто не земнопони.       — И что же?       — Да вот… — пегас тряхнул гривой, будто бы отметая неуверенность, и бодро продолжил: — Не бери в голову, пустое. После того, как расставлю сцену, присоединюсь к тебе расклеивать плакаты.       Роберта кивнула и прикинула, с какой улицы следует начать, чтобы они оба закончили подготовку к представлению примерно в одно и то же время, однако прежде чем уйти, она указала Лайсону на далёкий силуэт одного дома:       — По-моему, деревня названа в честь семьи владельцев кристального поля… Сад камней, замеченный мною с воздуха, принадлежит владельцу того участка.       — Думаешь, нам следует особенно постараться? — Лайсон с прищуром вгляделся в синеватые скаты крыши.       — Не думаю. Просто имей в виду, — и тёмно-оливкая кобылка пошла по направлению к тому приметному дому.       К вечеру вся деревня знала, что её посетила труппа «великого и могучего иллюзиониста Найтвиспа», и большинство уставших от монотонной и однообразной жизни с радостью пришли на представление. Шериф и его помощник, наверно, сильно переволновались, ожидая беспорядков или того хуже, однако пони вели себя чинно и благопристойно.       Репертуар выступления Лайсон заранее согласовал со старейшиной Роки Хувза. Как бы кто не старался, ничего крамольного или предосудительного ни в развлекательном шоу, ни в детской сказке не нашлось. Единственное, что показалось странным, так это решение иллюзиониста во второй части спектакля выступить одному, правда странным показалось это только его ассистентке.       После того, как местные удалились, она спросила пегаса, что он задумал, однако Лайсон, добродушно потрепав Роберту по загривку, попросил её не волноваться. «Сюрприз не хочу портить», — так объяснил он. На это пегаска ничего не возразила, и перед тем, как достаточно смерклось, они отрепетировали на пару сегодняшние номера.       Зебриканская наука смешения трав и минералов и создания удивительных зелий не раз выручала Лайсона в прошлом до актёрского амплуа, да и сейчас служила неплохим подспорьем, позволяя отчасти компенсировать отсутствие магических способностей, как у единорогов. Интересно, что бы на это сказали обычные иллюзионисты, целиком и полностью рассчитывающие на магию?       Найтвисп вместе с помощницей не мудрствовали лукаво, однако ни у кого из сидящих перед сценой не возникло чувства, будто бы труппа играет вполсилы или спустя попону, да и сами пегасы выкладывались перед простыми землепашцами так же, как и перед солидными горожанами. И именно поэтому их игра казалась столь же убедительной, как и реальность скамеек и соседей.       Прошли номера с выдыханием огня, хождением по потолку и исчезновением прямо посреди сцены; впечатлили до глубины души появление двойников и выход пегаски из глубин зеркала, показана комедия про жадного грифона и золотую серну (когда под конец комедии на Лайсона в костюме пернатого льва посыпались блестящие монетки, мигом поглотившие его с головой в куче, зрители ахнули), и театр на колёсах объявил перерыв.       — Уф, — только и выдохнул тёмный пегас, когда занавес скрыл его от взглядов. — Рюби, помоги выбраться, пожалуйста.       — Этого ведь не было в сценке? — уточнила помощница, разгребая испаряющуюся на глазах кучу.       — Не было… Не рассчитал, когда капал на монетку настоем из озера двойников.       — Попросил бы меня…       — Пожалуйста, только без укоризненного взгляда! Хах, ты заметила, как тот единорог смотрел? Он теперь точно не отвяжется.       — Как тот тип из Кантерлота? — Роберта схватилась за ногу Лайсона и потянула.       Пегас выкатился из золотой кучи с каменным выражением на лице и сразу же отряхнулся. Сцену прочертили тонкие дымные следы от исчезающих монеток, а поднятый крыльями порыв ветра едва не сорвал занавес.       — Аккуратнее, — без какой-либо эмоции сказала помощница иллюзиониста.       — Угу… Ох, время!       Лайсон судорожно заметался по сцене, выдвигая ширмы и вываливая из тайников декорации вместе с фигурками. Роберта поглядела на всё это безобразие, вздохнула и пошла к секретному выходу с сцены, чтобы не спускаться у всех на глазах.       — Тебе принести перекусить?       — Было бы неплохо, — рассеянно ответил пегас и вдруг оторвался от перебирания кукол. — Погляди, пожалуйста, сколько осталось зрителей. Поесть успею и после выступления.       — Сию секунду…       Роберта вышла из крытого павильончика и поглядела на площадь, оставаясь в тени. Видимо, из-за позднего времени многие пошли по домам, забрав с собой ребятишек, так как оставалось едва ли не три десятка зрителей, включая взрослых.       «Негусто…» — подытожила помощница иллюзиониста. Вдруг её взгляд зацепился за фигурку единорожки, сидевшей на заднем ряде в полумраке. Нет, она не казалась ни подавленной, ни унылой... Просто когда остальные были с родителями, та пони сидела одна-одинёшенька. Однако Роберта припоминала, что во время первых номеров на тех местах сидела довольно большая семья… владельцев каменной фермы? Похоже на то.       Вдруг пегаска услышала негромкий удар и приглушённое ругательство.       — Кто здесь?       По глазам ударила вспышка магического огонька:       — Помощник шерифа, Мейстил, — произнёс единорог, потирая ушибленный лоб. — Из чего сделана ваша повозка, из дуба?       — Цель вопроса?       — Да не то, чтобы особо… По личным интересам, — судя по всему, пони смутился, но сумел взять себя в копыта.       — Цель интереса?       — У вас очень странная манера общения…       — Цель наблюдения?       — Ох! Ладно, я приношу искренние извинения за причинённые неудобства и своё любопытство… Честно говоря, я бы хотел поговорить с Найтвиспом.       — Найтвисп занят подготовкой к представлению, — чем дальше, тем холодней звучали ответы Роберты.       — А вы?       — Ему помогаю. На данный момент, я должна сказать ему, сколько осталось зрителей и их возраст для того, чтобы определиться со стилем и длительностью пьесы.       Мейстил обескуражено моргнул, шевельнул ухом, снова моргнул и с пониманием в голосе воскликнул:       — Теперь я понимаю! Я тебя разозлил, поэтому ты так со мной разговариваешь?       — На «ты» не переходили, господин помощник шерифа…       — Роберта? — Лайсон выглянул из двери, увидел, что происходит и правильно всё понял: — Кто это тебя задерживает?       — Мейстил, помощник шерифа. Мы сегодня с вами говорили, — единорог перебил пегаску и подошёл к Лайсону. — Можно вас на два слова, иллюзионист Найтвисп?       — Спасибо, что напомнили, кто я такой, — предельно вежливо проговорил пегас, — но сначала мне надо услышать мою ассистентку, после чего я весь в вашем распоряжении те минуты, что остались до «детской части».       — Как пожелаете, — и Мейстил отступил.       — Семеро взрослых, двадцать пять детей, на трое кобылок по одному жеребёнку, — вполголоса произнесла Роберта. — За исключением одной единорожки, все земные.       — Одной единорожки? — оживился помощник шерифа. — Вы о Трикси, что ли?       — Видимо о ней, но, пожалуй, на этом и остановимся… — Лайсон подмигнул пегаске с одобрительной улыбкой. — Спасибо за помощь… Можешь сесть где-нибудь в дальнем ряду, заодно объяви, что через пять или семь минут представление начнётся. Ну-с… О чём вы хотели поговорить со мной, помощник шерифа?       Продолжения разговора Роберта уже не слышала. «Надеюсь, они друг с другом не поссорятся», — обеспокоенно шепнула одними губами пони, однако втайне улыбалась.       Не успела Роберта объявить об окончании перерыва и сесть позади остальных зрителей, как занавес поднялся и Рюби с содроганием узнала декорации замка Двух Принцесс.       «Не может быть! — с острым волнением в груди подумала она. — Лай, неужели действительно собрался играть ту самую легенду?»       «Ты понимаешь? Думаешь? Чувствуешь?» — мало кто мог похвастаться, что видел Принцессу Луну в настолько ошеломлённом состоянии.       «Да, Госпожа, — механический голос раскатывался под высокими потолками залы. — Я мыслю. Я существую».       «Невероятно… Как неживой конструкт может быть подобен пони из плоти и крови?..»       «Не знаю, Госпожа».       Аликорн остановилась, посмотрела в фиолетовые глаза напитанного её магией конструкта и поморщилась:       «Прошу, не зови меня так. Я Принцесса Луна, и ни для кого не хочу быть госпожой. Нам не нравится эгоистичная власть».       «Хорошо, — механизм поглядел на своё отражение в тёмной глади зеркала. — А кто… что я такое? Есть ли у меня имя?»       Владычица Ночи задумалась, потом улыбнулась и обняла кобылку крылом: «Я буду звать тебя Робертой…»       Самое первое, самое яркое воспоминание ещё не поблекло, как следом одни за другими промелькнули картины подземных комнат с кабелями, кристаллами, трубами и шестерёнками; бескрайние поля возле Обители, сравнимые разве что только с лесами вокруг и болотом, которое питала речка с ледника; окатило ледяными мурашками воспоминание о первой серьёзной поломке в сражении с мантикорой, долгие и выматывающие даже железные мускулы тренировки и испытания, а после них не менее утомительная учёба в библиотеке замка; вспомнилась не одна и не две тысячи пони, которые проходили через Обитель, намереваясь стать гвардейцами Принцессы Луны…       Никто не удивлялся тому, что единственная пегаска в замке Ночной Принцессы, которой не даровали Облика ночной пони, учит соискателей ближнему бою. Одно время по углам шептались, что она дочь самой Луны, и были отчасти правы. Но только отчасти.       Роберта же не столько учила тех пегасов-единорогов-земнопони, сколько училась от них тем простым вещам, которые живые впитывают с молоком матери. Тогда же она и познакомилась с Лайсоном. Он, как и остальные, прибыл в Обитель, желая вступить в ночную гвардию...       С этим пегасом столь мрачной расцветки, правда, тогда без приметных ушей с кисточками и клыков, вообще, казалось, никто не дружил. По-приятельски посидеть, поболтать, работать в строю с другими гвардейцами — это да, но чтобы он кому-нибудь доверился, Роберта не видела и не слышала.       Ходили слухи, что с Лайсоном произошла какая-то история, в которой каким-то боком входила Принцесса Луна, и именно по этой причине он хотел посвятить ей свою жизнь, но пегаска не верила этим пустым речам. А потом у Лайсона открылся дар сновидца, и те недолгие встречи, что бывали у тёмного пегаса и механической пони, постепенной сошли на нет.       Грифоны, Сомбра, сражение Найтмер Мун с Селестией — всё это, казалось, произошло только вчера. С вершин прожитых столетий ни одна из этих картин не истлела и не истрепалась ни в памяти Роберты, ни Лайсона. Разве что приглушилась острота той боли, обиды и горечи поражения, коих с достатком испили все пошедшие за Найтмер.       Первые сто лет казались кошмаром наяву. Потом стало легче, без каждодневной муки и желания всё вернуть, переиграть, пережить. Роберта пыталась влиться в общество обычных пони, но каждые тридцать лет ей приходилось сниматься с места и искать новое пристанище, так как внешне она не старела — механизмы, составляющие её суть, не износились бы и за тысячи тысяч дней.       Лайсон исчез почти на четыреста лет. Где он был весь этот срок и что делал, Роберта не знала. Да и потом, когда в один донельзя жаркий день возле границы с землями драконов в салун, хозяйка которого полудремала за стойкой, вошёл посетитель с до боли знакомой расцветкой, он ничего не сказал о своём добровольном изгнании.       «Почему ты не постарел?» — спросила тогда Роберта, когда убедилась, что это действительно Лайсон Дизайри, а не фантом, вызванный перегретым кристаллом у неё в голове.       «Сомбра. Найтмер», — коротко ответил он, приподнял губу и продемонстрировал клык.       После к этому разговору они не возвращались…       Роберта с усилием воли моргнула, прогоняя чересчур яркие воспоминания. Пока она размышляла, большая часть спектакля прошла, и теперь на кукольном поле разворачивалось целое сражение между гвардейцами Луны и Селестии. Вернее, армии встали друг напротив друга, и, насколько Роберта помнила, так примерно всё и было: Найтмер приказала захватить столицу, намереваясь сразиться с сестрой во дворце, однако Селестия увела своих гвардейцев, а городской страже приказала не сопротивляться.       Город армия фестралов и ментантов заняла меньше чем за час, не встретив сопротивления. Многие пони спросонья не понимали, что происходит, и провожали отряды ночной гвардии осоловелыми взглядами.       Верные Селестии войска стояли кругом возле замка Двух Сестёр, и именно туда пошла армада Найтмер Мун. Но до гражданской войны не дошло, хотя пороховая бочка могла рвануть в любой момент.       Стоило отдать должное Селестии: она выступила впереди своего легиона и остановила кровопролитие словами: «Тебе нужна Я, а не жизни моих подданных. Давай решим наш спор здесь и сейчас!»       В исполнении Лайсона это звучало также грозно, но одновременно и печально. Финал пьесы предсказать не составляло труда: Принцесса Дня озаряла чёрно-синюю аликорницу потоком радужного света, который уносил её высоко-высоко, а тряпичная луна омрачалась тёмными пятнами кратеров.       Многие из зрителей подняли головы вверх на полную луну, как раз висящую высоко в небе. Лайсон же потихоньку окутывал всю сцену млечным туманом, который застилал поле, на котором смешались обе армии, разом лишившись командования и не знающие, что будет дальше.       — Так окончилась ссора между Сёстрами. С тех пор ночной народ исчез с лика Эквестрии вслед за своей госпожой… — в тумане показалась фигура рассказчика. — Но что для нас этот урок? Не держите зла в душе. Стоит поддаться ему, и оно разъест тебя, как гниль превращает посевы в расползающуюся кашу, а ржа точит железо. И держитесь ваших близких, ведь во всём мире нет никого, дороже их. Да будет так.       «Детская сказка со взрослой моралью, которая справедлива и для тебя… В этом весь ты, мой старый друг», — и пегаска в совершенной тишине хлопнула копытами. Тотчас раздались сперва единичные, а потом и общие аплодисменты. Медленно опустился занавес, скрыв артиста и его кукол. Погасли магические огоньки на металлических наконечниках фургончика, последние зрители вместе с детьми потихоньку разошлись.       Роберта сидела до последнего, размышляя над тем, почему её друг держал тему пьесы в секрете и почему он по прошествии стольких лет решился рассказать о событиях столь далёкого прошлого, что оно не просто покрылось мраком — непроглядной чернотой! — и рассказать именно здесь. Но, какие бы догадки пегаска не строила, всё казалось не тем.       «Видимо, следует спросить напрямую», — подумала она, и вдруг услышала, как её окликают:       — Тётя, тётя, вы ведь помогали иллю… Найтвиспу, да?       Роберта оглядела голубенькую единорожку, посмотрела на маленький платочек, окутанный телекинетическим полем, и с улыбкой произнесла:       — Да, я его ассистентка Роберта. А как тебя зовут, милое дитя?       — Трикси, — слегка грустно отозвалась кобылка. — А сколько стоит билет на ваше выступление?       — Мы собирались дать в вашей деревне только одно представление… Билет стоит пятнадцать бит. Представление после антракта — пять бит, но для детей лишь два с половиной бита.       Трикси вздохнула, поглядев на скромную кучку из трёх монеток в платке.       — Ты ведь была одна?       — Да…       — И пришла довольно поздно?       — Когда закончила грядки полоть, сразу же сюда поскакала, но великий и могучий Найтвисп уже рассказывал сказку о двух Сёстрах.       Ушки кобылки уныло опустились. Она смотрела мимо Роберты и шмыгала носом.       — Хм… Думаю, раз всё так обернулось, полтора бита из детского билета можно вычесть со спокойной совестью.       — Спасибо, — всё так же печально отозвалась Трикси.       Ассистентка Найтвиспа растерялась.       — Жаль, — внезапно произнесла единорожка, — жаль, что мои папа с мамой и сёстрами не остались на вашу сказку.... — она всхлипнула, вытерла слезинку запястьем и неловко улыбнулась: — Роберта? С меня один бит, да?       — Да.       — Пожалуйста… Спасибо огромное вам обоим! — и монета легла на выставленное копыто механической пегаски.       Пони проводила уходящего жеребёнка взглядом. Что бы ни случилось, это было странно.       Дверь фургончика тихонько скрипнула, несмотря на то, что петли недавно смазывали. Тотчас доски под ногами запели разными голосами, но пегас за столом, заваленным всякими бумагами, свитками и книгами, даже не обернулся.       — Спишь?.. — вполголоса спросила Роберта.       — А? Нет, нет, — Лайсон встрепенулся, обернулся и улыбнулся подруге. — Мысль в голову пришла, записываю. Сама-то как?       — Нормально. Все отклонения в пределах нормы.       — Прекрасно… Спасибо за ужин. Сам бы лучше не сготовил.       Роберта улыбнулся в ответ:       — Пожалуйста. Рада, что тебе понравилось.       Казалось бы, донельзя привычные, едва ли не дежурные фразы, однако за ними крылось гораздо больше смысла, нежели чем то, что мог бы уловить какой-нибудь невольный слушатель:       «Лай, сегодня выступление было особенно выматывающим. Ты выложился на полную, и даже не перекусывал в антракте. И сейчас, когда я вошла, ты выглядел изнурённым».       «Не бери в голову — было бы так, как описала, ты бы увидела меня в постели. Меня другое волнует… После сегодняшней сценки, как ты?»       «Пьеса пробудила много разных эмоций и воспоминаний. Но мне, пожалуй, хорошо».       — Я ещё немного посижу, поразмышляю, — Лайсон коснулся запястьем исчерканного листа. — Не буду мешать?       Роберта улыбнулась краешками рта:       — Ничуть. Пожалуй, сниму плакаты.       «Это я тебе помешаю, если останусь».       — Ага… Береги себя. Не нравится мне Мейстил.       — Даже так?! Спасибо, буду иметь в виду.       Лайсон вздохнул и отложил перо в сторону. Его рассеянный взгляд заблуждал по стене, заставленной шкафчиками.       — Знаешь, Рюби… — протянул он, видимо, не в силах сформулировать мысль. — Эта тысяча лет совсем скоро закончится и она вернётся… Я подумал, что было бы хорошо вспомнить, как всё тогда случилось. Извини.       — Не бери в голову. Мне действительно понравилась твоя история.       «Сам знаешь ведь, а всё равно душу травишь зря».       Иллюзионист хмыкнул:       — Ты права. Завтра на рассвете мы продолжаем путь, поэтому не стоит досиживать допоздна. Мда. Ладно. Попишу ещё немного, но если ты вернёшься, а я ещё не буду спать…       Хитрые озорные искорки промелькнули в глазах пегаса, однако пришедшую мысль он не озвучил. И не надо — и так всё было ясно.       — Как просишь, — механические крылья полураскрылись, чтобы снова лечь по бокам. — Стойких чернил.       — Воистину!..       Тёмный пегас вернулся к своим свиткам, ну а Роберта вышла из фургончика на площадь под сень дерева.       Карту Роки Хувза она запомнила крепко-накрепко. Ночная деревня ничуть не отличалась от дневной — странное наблюдение, но в том же Кантерлоте улицы неуловимо менялись, порой приводя в неизвестные места. Роберте иногда приходила в голову мысль, что здесь не обходится без магии, но Роки Хувз оставался простой сонной деревней с простыми сонными земнопони.       Лайсон зря опасался: Мейстила нигде не было видно. «Видимо, тоже спит», — с толикой иронии думала Роберта, отклеивая слегка пропылившиеся плакаты от домов и заборов.       За всё время обхода деревни пегаску никто не потревожил. Даже светлячки, и те летали себе где-то в отдалении. Белым глазом сияла луна на звёздном небосклоне, освещая улицы не хуже фонарей. По правде говоря, механические глаза не нуждались в ярком свете, однако в мягком голубовато-серебристом освещении находиться было приятней.       «Я уже час хожу… Если Лайсон до сих пор не спит, ему завтра не встать с рассветом», — снова слегка обеспокоенно шептала про себя Роберта, возвращаясь к фургончику.       Дверь дома на колёсах открылась. В этот раз она не скрипнула. Доски тоже сохраняли удивительную тишину, однако она не настораживала, а наоборот, убаюкивала.       — Лай?.. — шепнула Роберта, аккуратно ступая по коварному полу. — Лай?.. А, понятно.       Пегас спал, лёжа головой на столе. Крылья полураскрылись, словно два пушистых пледа, и только спинка стула удерживала их от падения на пол. До чуткого слуха механических ушей донеслось размеренное дыхание, не отягощённое ни дневными заботами, ни общей усталостью, ни тяжёлыми воспоминаниями.       Роберта аккуратно положила свёрнутые плакаты в сундук и после этого подошла к бывшему сновидцу. Помимо листов бумаги, свитков и письменных принадлежностей на столе стояла кружка с остывшим чаем и тарелка, полная хлебных крошек… и апельсиновых цукатов. На недописанном листе в самом низу перо прочертило черту, видимо, вывалившись из хвата Лайсона, когда тот совсем задремал.       Роберта аккуратно подхватила пегаса под грудь и осторожно потащила в сторону кровати. Он не сопротивлялся, даже не очнулся, разве что пробормотал неразборчиво на старом наречии нечто вроде «… ко второй».       — Спокойных снов, — шёпотом пожелала ему Роберта и поправила одеяло.       Несмотря на летнюю жару, Лайсон укрывался с головой. Он всегда так спал, а на вопрос, почему, обычно посмеивался и отвечал, что так ему приятней. Это пегаска понимала… Вернее, не понимала почему, но понимала, что это важно. Маленькая особенность, черта характера, привычка. У неё самой было множество таких привычек, хотела ли она признаваться себе самой или нет.       Проверив, надёжно ли засов закрывает дверь, помощница иллюзиониста пошла прибираться на столе. Терпеть этот беспорядок было выше её сил. Лай это знал, однако временами «увлекался» словно гений, властвующий над хаосом. Секретов из своей работы он не делал, да и наоборот, часто просил Рюби «поглядеть и оценить написанное».       Лист к листу, свиток к свитку, по выделенным шнуркам — каждый цвет отвечал за определённую тему, на которую он рассуждал. Зелёная — история и мемуары путешествий. Красная — военное дело. Салатовая — записи о растениях, минералах, алхимия и рецепты зелий. Фиолетовая — вдумчивый анализ магических явлений. Голубая — размышления о небе, пегасах и мистической бездне. Жёлтая — право и закон. Синяя… Туда Роберта не заглядывала, равно как и в свитки, обвязанные траурным чёрно-белым витьём, хотя знала, что первые содержат в себе науку сновидчества, а вторые целиком и полностью посвящены Принцессе Луне и её обращению в Найтмер Мун.       Конечно, всё, о чём писал Лайсон, не ограничивалось только этими трудами. В нескольких библиотеках хранились книги, написанные им в разные времена под разными псевдонимами, однако действительно ценные и важные записи он держал при себе и делился разве что с Рюби… или с Принцессой Селестией.       Роберта вгляделась в сегодняшние записи Лайсона. Не так уж и много он сделал заметок: небрежная схемка цветка-эндемика, его описание и разбор свойств для алхимии, пара впечатлений от деревни и её жителях, ну а перед самой кривой линией, оставленной стилусом, неровными буквами было выведено:«Если звёзды всё равно всё-таки горят зажигают, то кому-то -нибудь это ведь нужно?» — и далее обрывалось на многоточии. Видимо, как раз на этом месте пегас задумался, что же написать дальше, и незаметно уснул.       Рюби положила лист на стол и убрала чернильницу со стилусом в нижний ящик: «Пусть сам решит, когда проснётся».       Помощница иллюзиониста, верный друг из старой ночной гвардии, механическая пегаска Роберта ощутила, как в глубине её магического ядра шевельнулось нечто, похожее на удовлетворение.