Сны малых деревень

      По всему потолку скакали ранние солнечные зайчики. Лайсон смотрел на них, стараясь даже не дышать и ни о чём не думать, лишь бы не потерять это чувство неописуемого спокойствия. Увы, иллюзия застывшего времени рассыпалась на ускользающие мгновения, стоило только раздаться первым приглушённым голосам из-за полураскрытых ставень.       Будто дрёма наяву. Прошлое, настоящее, будущее — всё это смешалось между собой. Казалось, выйди сейчас на улицу, и встретишь друзей из Сумеречной гвардии, пройдёшься с ними по Кантерлоту, вновь увидишь Принцессу Луну… И вместе с этим Лайсон знал, что там, снаружи, Роки Хувз. Все его бывшие сослуживцы мертвы. Луна — невообразимо далеко. А в одну и ту же реку не войти дважды.       Рядом с ним оставался только один кусочек того прошлого, которого он лишился в день, когда явилась Найтмер Мун — Роберта. Старинная боевая подруга из Обители Ночи, механическая пегаска. Чудо, пережившее столько же, сколько и он. Последняя, кто кроме Лайсона и Селестии, помнила о той самой Луне и для кого она была больше, чем только лишь госпожой.       Пони медленно поднялся с кровати и перевёл взгляд на свою спутницу. Та находилась в алькове. В такие мгновения мало бы кто смог назвать бы её живой: тусклые и холодные отсветы на металлических частях превращали её в куклу, обтянутую старым выцветшим мехом. Из-под полуприкрытых век мерцали опалы. Без дыхания, без какого-либо движения, без какой-либо искры жизни, словно душа ушла из этого старого тела, оставив только потрёпанную временем оболочку, которую уже не починить, не заменить кристалл вместо сердца, не поменять крылья, не оживить прикосновением…       Поддавшись внезапному порыву, Лайсон подошёл к ней и едва ощутимо поцеловал в лоб. Железо под мехом холодило губы, но в глубине пегас ощутил ток таинственной энергии, пульсирующей внутри. Всё было в порядке. Рюби просто спала.       Вчерашний бардак на столе исчез. Вместо него теперь там стояла чаша с лёгким салатом и простенькие бутерброды. Желания есть не было, поэтому Лайсон вышел наружу.       Некоторые из местных пони кивали приезжему фокуснику, а он кивал в ответ, возвращая им улыбки и хорошее настроение. Делал это Лайсон почти машинально, не чувствуя ничего, кроме невероятного умиротворения. Во всей природе вокруг, во всём мире что-то неуловимо изменилось.       Он подошёл к колодцу, набрал ведро, посмотрел на своё безмятежное лицо и облился ледяной водой. От внезапного холода аж зубы свело, зато пропало ощущение нереальности всего вокруг.       Кто-то встал рядом с пегасом:       — Доброе утро, господин иллюзионист!       Лайсон, всхрапнув, помотрел на шерифа сквозь облепившую глаза чёлку.       — И вам того же. Что-то хотели?       — Да это, вы когда собираетесь откатывать свой фургон с площади?       — Полчаса. Может, час. Я мешаю?       — Нет, нет, всё в порядке. Главное, до полудня успейте. Мы на площади обычно собираемся в это время, чтобы решить насущные вопросы, понимаете.       — Конечно… Что-то ещё?       — По поводу вашего шоу, — медленно проговорил шериф, — последнее выступление со старинной сказкой… Помню, мне её рассказывала в далёком жеребячестве бабушка. Я её совсем забыл… И бабушку тоже. Но вот вчера вы мне о ней напомнили, господин Найтвисп. Мне кажется, что она даже мне приснилась… Хотел вас поблагодарить, только и всего.       Лайсон внимательно окинул его взглядом и медленно проговорил, подбирая слова:       — Я рад, что моё искусство пробуждает в пони добрые, светлые и вечные чувства. Вы хвалите меня, сэр. Спасибо вам.       — Да меня-то за что, — он определённо стушевался и, неловко попрощавшись, ушёл прочь.       Пегас покачал головой. Что-то определённо поменялось не только в нём, но и во всём мире.       В фургоне всё оставалось по прежнему, разве что запах салата разошёлся по комнате. Живот недовольно заурчал и пони, хмыкнув, всё же сел за стол.       Лайсон улыбнулся, вспомнив, как однажды зашёл в салун освежиться после жаркого дня и встретил за барной стойкой пегаску, при виде которой сердце ёкнуло. Так она была похожа на старинную боевую подругу, но увидеть её там было… невероятно, невозможно. Шанс один из миллиона. И всё же это оказалась она. Роберта.       «Мне виски… Два стакана!» — эхо прозвучавших века назад слов вновь окатили волной безвременья. Еле удалось её заглушить, жуя бутерброд с салатом.       Из альков донеслись тихие щелчки. Пегас вздрогнул — пегаска просыпалась — и украдкой поглядел на Рюби.       По ней пробегали волны тайной магии, возвращая подобие жизни. С каждым мигом она становилась всё более похожей на настоящую пегаску, и даже желтоватый малавит* её крыльев переставал казаться инородной деталью. Протез. Накладка на крыло. Реквизит иллюзиониста Виспа. Просто деталь создаваемого образа.       Наконец и матовые опалы обрели подобие глазных белков. Роберта вздохнула. Сперва — с шумом клапанов, а потом уже обычно, естественно.       — Доброе утро, — улыбнулся пегас и, подойдя, крылом приподнял занавесь алькова. — Ты как?       Роберта моргнула, подняла копыто и неловко согнула запястье.       — Нога затекла. Но всё в порядке. Ты рано…       — Не без этого. Просили до полудня откатить нашу сцену. Как спала?       Пегаска потянулась, наклонила голову:       — Хорошо. Мне хватило трёх часов. Плакаты на своём месте… А что случилось?       — Я… — Лайсон вдохнул, выдохнул, снова вдохнул и сказал: — Я видел чужой сон, Роберта.       Стало тихо, словно всё селение моментом пропало. Долго, слишком долго, несколько мгновений стояла мёртвая тишина.       — Ты уверен? — в жёлтых глазах Роберты пегас видел своё отражение.       — Даже не сомневаюсь. Мир сновидений раскрылся. Я был в нём самим собой и меня притянуло в зовущую грёзу, — Лайсон задумчиво провёл копытом по половице и коснулся запястья. — Знаешь… Я думал, что буду рад, словно жеребёнок, получивший подарок на День согревающего очага, но страх я ни с чем не спутаю.       — Какой это был сон?       — Кошмар, — эхом отозвался бывший гвардеец Принцессы Луны. — О, я бы тебе о нём рассказал, но мне надо его самому пока переварить. Он… неописуем.       В улыбке Роберты сквозило сочувствие и понимание:       — Я подожду столько, сколько понадобится. Мои крылья для тебя как опора, — пегаска поднялась, подступила к Лайсону и обняла его.       Лайсон прикрыл глаза и обнял в ответ. Нестерпимо хотелось сказать что-нибудь приятное. И как же было хорошо, что чувство, словно эту доброту он не заслуживает, больше не возвращалось.       Повозка катилась по грунтовой дороге. Сельские дома оставались позади, как и сам Роки Хувз. Лайсон мурлыкал под нос простенькую мелодию, стараясь особо не фальшивить, но всё равно сбивался с нот.       Он вместе с Робертой были в дорожных попонах. Расшитые созвездиями, серебряными и золотистыми нитками на тёмно-синем фоне, сейчас оба крылатых пони выглядели куда больше иллюзионистами, нежели чем вчера, когда только-только прибыли в деревню.       Пегас размышлял обо сне и о Трикси Луламун. Эта маленькая единорожка… Она так здорово отличалась от сновидцев старой Эквестрии. В те времена разделение на светлых и тёмных казалось единственно верным решением… Даже не так, единственно существующим, ведь добро и зло, гармония и хаос — что есть что ведь очевидно.       Нести гармонию во сны, сохранять царство грёз и оберегать его от кошмаров — таковой была задача сумеречной гвардии аликорна ночи. Кто бы им сказал, что на самом деле разница между ними и творцами кошмаров так зыбка…       И всё-таки Трикси, в отличие от деймосов, обращала в кошмар не чужой сон, а свой собственный внутренний мир. Она наказывала себя за плохие мысли, за неправильные эмоции и за дисгармонию в душе. Чем бы это всё закончилось, не приди сновидец на помощь… Лайсон хотел надеяться, что кобылка просто бы сбежала из дома.       Поэтому сейчас повозка неторопливо катилась мимо усадьбы с каменной фермой, в которой жили родственники той самой единорожки, всем своим видом намекая, что если кто-нибудь захочет встретиться с иллюзионистом перед тем, как тот покинет деревню, то это его (или её) последний шанс.       — Почему мы остановились здесь? — вполголоса поинтересовалась Роберта, окидывая взглядом обвитый плющом заборчик, сквозь который можно было частично разглядеть внутренний двор.       — У меня есть небольшое дело к тому, в чьём сне я побывал… — Лайсон поглядел на вышедшего из дома крупного земнопони и мотнул хвостом. — А знаешь что, наглость — это второе счастье.       — Подожди, ты…       Вместо ответа пегас снял с себя упряжь и, подойдя к створкам ворот, ничтоже сумняшеся постучался них. Роберта увидела, как хозяин усадьбы оглянулся, услышала, как тот зычно позвал кого-то из дома, а после к дверям подошёл некий земнопони поменьше.       — Хозяин дома? — услышала механическая пегаска жизнерадостный голос своего напарника.       — …ем вам? — недовольный тон хмурого пони моментально набивал оскомину.       — …поинтересоваться насчёт спектакля. Вы ушли с последней части, от вас осталась только единорожка…       — …сделала?       Роберта переступила с ноги на ногу. Она хотела подойти, но не могла оставить фургон.       «Лайсон, что ты задумал?..»       Вот и крупный земнопони подошёл к воротам. Лайсон оглянулся и махнул копытом, подзывая подругу. Пегаска вздохнула и укатила повозку с дороги.       — Нет, ваша дочь ничего дурного не сделала, — услышала она терпеливую речь странствующего иллюзиониста. — Мне только интересно узнать её мнение о сказке. Если бы вы остались, я бы спросил то же самое у вас.       — Она заплатила за билет?       Роберта малость опешила от того, насколько сурово прозвучал вопрос.       — Да, всё в полном порядке, мистер…       — Джек. Джек Пот.       — Мистер Джек Пот. Моя ассистентка Роберта продала ей билет со скидкой.       — Раз это говорите вы, господин иллюзионист, я вам верю. Однако она должна была заплатить полную цену. Поэтому она наказана.       — Так вы можете позвать Трикси?       Пегаска закрыла глаза копытом. Нашла коса на камень       — Хорошо, — явно нехотя согласился земнопони. — Стил Рок, позови Беатрис.       — Благодарю вас, мистер Джек Пот, — Лайсон мог бы это произнести с большей душевной теплотой, но, похоже, и его разговор раздражал. А ещё Роберта не понимала, за что надо было наказывать единорожку. — Пока суть да дело, скажите, почему вы не остались на последнюю часть?       — А зачем? Мы уже выросли из детских сказок, — хмыкнул земнопони, остававшийся за оградой. — Спросите не только меня, но и, например, Сан Бёрста, семью Джинджеров. На ваше последнее выступление остались только пони с жеребятами.       — И Трикси.       — И Трикси. А что?       — Не посчитайте за наглость, мистер Джек Пот, но почему вы не оставили кого-либо с Трикси?       — Пфф. Она уже не настолько маленькая, чтобы с ней надо было сидеть и следить, что б ничего не отчебучила.       Роберта очень хотела увидеть лицо того земнопони, поскольку Лайсон выглядел так, словно разговаривает со стеной. Но тут она услышала детский голос и повела ухом.       — Папа?       — Мистер иллюзионист хотел с тобой поговорить. Но только недолго.       Роберта скорее ощутила, нежели чем увидела, как Лайсон еле сдержал вздох.       — Вы останетесь на разговор, мистер Джек?       — Незачем, — отрезал тот. — Трикси, ты всё ещё наказана. Как только иллюзионист закончит с тобой говорить, возвращайся в подвал.       — Подвал? — вполголоса переспросила Роберта, встретившись с пегасом взглядом. Тот кивнул.       Ассистентка Найтвиспа судорожно выдохнула:       — Но это же чудовищно!..       — Потом, Рюби… Здравствуй, Трикси.       Голубошёрстная единорожка переступила на месте, глядя то на фокусника, то на его спутницу.       — Здравствуй… те? — совсем неуверенно пробормотала она, хлопая ресницами.       — Я хотел с тобой поговорить, — улыбнулся пегас. — Меня зовут Найтвисп, а это моя ассистентка Роберта.       — А я Трикси Луламун. Беатрикс. Но меня так зовут только когда хотят наругать, — совсем тихо закончила говорить кобылка.       — Вчера ты говорила так же, — заметила Роберта и вопросительно взглянула на друга. Тот сделал вид, что не заметил этого.       — Трикси, почему тебя наказали?       — Понимаете, мама и папа подумали, что я вас обманула и не дала битсы за билет.       — Но я же дала тебе билет со скидкой. Почему?       — Тётя Роберта, это всё потому, что я единорожка, — совсем без детского смущения сказала она. — Просто я плохая пони, как мама и папа думают. И я тоже так думаю. Дядя Найтвисп, о чём вы хотели со мной поговорить?       Лайсон глядел на неё сквозь полуопущенные веки, и, казалось, будто его глаза мерцали желтоватыми искрами совсем как малавитная радужка магомеханической пегаски.       — Я же тебе говорил, что только хорошие пони хотят защитить других. И от себя самих же.       — Ч… Что? — Трикси пискнула и чуть не села на круп, оступившись при шаге назад.       — Я помню твой сон, — тихо произнёс он и добавил. — Хотя, может быть, наш сон?       — Как?       — Это старая магия, моя маленькая пони. Помнишь, чем закончился твой кошмар? Как ты проснулась?              Трикси посмотрела на Роберту так, словно хотела попросить помощи, и пегаска не смогла остаться равнодушной:       — Найт, не пугай дитя.       — Рюби, в каком это месте я её пугаю?       — Прямо сейчас. Она места себе не находит. Трикси, прости, пожалуйста, иногда моего… друга заносит.       — Всё в порядке, — улыбнулась единорожка и тряхнула гривой. — Я ведь Трикси Луламун! Дядь Висп, значит, я на самом деле умею колдовать?       — Конечно.       — Й-и-и-и! — кобылка затопала на месте и посмотрела на пегаса широко раскрытыми глазами: — А можно ты меня научишь этой магии? Я просила у Мейстила, но он без разрешения папы не будет этого делать… А я хочу научиться колдовать!       Лайсон очевидно задумался. Он глянул на восторженную единорожку сверху вниз, огляделся и вдруг коснулся Роберты крылом:       — Постой, пожалуйста, я сейчас вернусь.       — Ты куда?       — Минуту…       Сновидец быстрым шагом направился к фургону, забрался внутрь и стал мелькать в окне размытой тенью.       — Тётя Роберта, можно вас спросить о кое-чём? — услышала механическая пегаска.       — Конечно, милое дитя.       — А сколько вам лет?       Было бы сердце живое, то ёкнуло бы. Но и так показалось, словно по всей шёрстке пробежала волна холодного воздуха.       — Почему ты спрашиваешь, Трикси?       — Просто… Сначала мне казалось, что вы почти как моя мама, а сейчас — словно бабушка, — голубогривая пони понуро опустила голову и копнула землю. — Она всегда меня защищала. Ни с кем мне не было так безопасно и уютно… Даже с мамой. «Пусть Трикси и единорожка, она такая же Луламун, как и я», — вот так. А потом её не стало и я… осталась одна.       Роберта печально кивнула.       — Ты тоскуешь по ней. Почему тебя не любят?       — Я не знаю, — уныло произнесла кобылка. — Что бы я ни делала, ничего им не нравится. Может, я просто плохая?.. Но ведь дядя Висп сказал, что это не так. Они плохие? Я не понимаю…       — Иногда взрослые тоже понимают не больше жеребят, а иногда не хотят понимать. Мы, я и Найтвисп, время от времени играем на сцене драматические пьесы или трагедии. Но в жизни чаще всего сложнее и запутанней, чем в театре. И ты права, я на самом деле старая пони. Пусть сама этого не чувствую, но…       — А дядя Висп?       — Тоже, как и я, старый, — вздохнула Роберта и кивнула вышедшему из фургона пегасу. — Только ему об этом не говори.       — Трикси никому не скажет! — воскликнула единорожка и подбежала навстречу к иллюзионисту.       Лайсон выглядел так, словно он хотел вручить ей какой-то подарок. Вот прям во всём выражении лица чувствовалось, что он задумал некую каверзу.       По-доброму улыбнувшись, Роберта тоже пошла навстречу старинному другу:       — День согревающего очага ещё не скоро, Найт.       — И всё же сюрприз… Трикси, что ты хочешь на самом деле?       — А? — кобылка тряхнула ушами. — Я? Хочу?       — Да. Ты. Какая твоя мечта?       — А? А! А можно?       — Мечтать не вредно, — сновидец усмехнулся. — Так чего бы ты хотела?       — Всего самого разного! — она зажмурилась, напряглась и внезапно испустила с кончика рога магические искорки. — Я хочу… Тоже стать бродячей фокусницей! Хочу стать великой и могучей, как вы!       Роберта не поверила своим ушам, а вот Лайсон расхохотался и вручил кобылке свёрток, перевязанный разноцветной шнуровкой.       «Постойте… Что?»       — Чтобы стать великой фокусницей, нужно хорошо учиться. А чтобы у тебя это получилось, то держи. Это приглашение в школу одарённых единорогов имени Принцессы Селестии. Подписанное ей самой же, к слову.       Кто был более ошарашен, Роберта или Трикси, прям вот так сразу сказать не получилось бы, но стоило только единорожке прочитать то, что было написано в свитке, то она прижала его к груди и тонко-тонко пискнула:       — А-а-а! Я не сплю?! А-а-а!       — Нет, не спишь. Это самая что ни на есть настоящая реальность. А теперь, дорогая, боюсь, у меня будет не самый лёгкий разговор с твоими родными…       — А-а-а… Они тоже обрадуются, — и пони засмеялась, утирая слёзы. — Понимаете, если я уйду, они будут только рады!       — В любом случае, правила есть правила. Я не могу раздавать эти приглашения направо и налево, не ставя в известность родителей одарённых единорогов. А у тебя, Беатрикс, есть дар. Поверь мне, очень немногие предрасположены к такой магии, как у тебя. Те же единороги, которые в неё могут, обычно становятся сильными чародеями. Или волшебницами.       Лайсон говорил своим привычным голосом, который порой очаровывал толпы зрителей, но кобылка его не слушала. Единорожку обуревали яркие чувства и, наверное, Рюби даже понимала её.       — Мне позвать мистера Джек Пота? — без особых эмоций поинтересовалась пегаска.       — Не надо. Я сам с ним переговорю. Честное слово, не стоило, чтобы он тебе испортил настроение.       — А ты?       — А я ничего. Справлюсь, — махнул он небрежно копытом и повёл Трикси обратно к её родному дому.       — Без проблем, — ответила Роберта и, прислушавшись к внутренним ощущениям, добавила: — Удачи вам обоим. До свидания, Трикси. Висп, я буду ждать тебя за деревней.       Философы из Экв говорили, что ежесекундно мир претерпевает множество метаморфоз, выбирая из всего великолепия вероятностей только какую-то одну возможность. До того они растут, словно ветви исполинского древа, но каждый миг разделяются развилками, после чего идут порознь из прошлого в будущее.       Роберте нравилась эта идея. Но вместе с тем размышления об этом наводили лёгкую грусть. Выбирать только что-то одно, делая его свершившимся и впредь неизменным… Даже если таков был закон мироздания, он оказывался слишком жесток. И одновременно давал силы действовать вопреки всему.       «Мы ответственны за будущее, которое создадим».       Такие мысли приходили спонтанно. Сейчас повод, конечно, был, но по большому счёту, магия сновидений её не касалась. В ней разбирался Лайсон и он же ждал, когда наконец царство грёз вновь распахнёт перед ним двери. И вот это наконец случилось.       «Мир готовится к возвращению нашей Принцессы. Сколько осталось? Годы?»       Что значат несколько лет для тех, кто ждал так долго…       Неспешно тяня за собой фургон, пегаска гадала, чем теперь они вдвоём займутся. Продолжат ли, как и раньше, колесить по стране и напоминать пони о событиях давних дней? Позовёт ли их Селестия по каким-то своим причинам? Потребуется ли навестить сородичей из парящих городов, или, быть может, понадобится вернуться в Обитель и подготовить её к возвращению Госпожи? Если бы кто спросил Роберту, чего она хочет, то, пожалуй, пегаска выбрала бы последнее. В конце концов, именно там она впервые открыла глаза, и если на то пошло, закрыть их в последний раз она бы хотела в ней же.       «Ох, совсем у меня настроение упало, — еле заметная улыбка тронула губы Роберты. — Лайсон, Лайсон, а ведь тебя тоже одолевает печаль. Но честное слово, ты сегодня был бесподобен. Как в старые добрые…»       За деревней дул свежий ветер, приносящий запахи окрестных полей. Проносились стрижи и пахло разнотравьем. Мимо носа пролетел пышный шмель — пегаска аж притормозила, чтобы не сбить его мимоходом.       Роки Хувз с вышины холма казался самой обыкновенной деревней, каких сотни по всей Эквестрии. Взгляд пегаски скользил по белым домам, по зелёным заборам, по маленьких фигуркам земных пони, живущих своей тихой жизнью. Яркими точками сверкала россыпь кристаллов каменной фермы.       Роберта остановилась у дорожного столба и стала дожидаться Лайсона.       День обещал быть солнечным. Бесхозные облака лениво плыли по небу, но дождевых среди них не было. Пегаска села на козлы фургона и скрестила копыта на груди. Солнце приятно грело лицо. Была бы ковбойская шляпа, можно было бы закрыться ею… Какой, всё же, странный порыв. Ностальгический.       Тихий взмах крыльев и последовавший за ним ветерок ясно дал знать, что рядом приземлился Лайсон.       — Как всё прошло?       — Лучше, чем я предполагал, — усмешка накрепко приклеилась к губам пегаса. — Я поражаюсь, какие иногда жеребята прозорливые. Всё понимают, вот только выразить не могут. А нам потом расхлёбывать.       — Я рада, что проблем не возникло. Но Лайсон, у меня есть вопрос.       — М-м-м, сейчас упряжь накину и можно будет поговорить, — он помедлил, посмотрел на подругу и вздохнул: — Ещё бы решить, куда нам теперь двигаться…       Роберта кивнула и подошла к пегасу.       Они впряглись вдвоём, пусть Лайсон и посмотрел на неё с недоумением, и молча покатили фургон по дороге вместе.       — Смущаешь меня, — хмыкнул пони. — Я тебе так и не рассказал, в каком кошмаре побывал-то… Сны бывают разные. Что уж скрывать, время от времени я себе устраивал практику, хе, чтобы навыки не растерять. Но Луламун меня впечатлила.       Роберта повела ухом, чуть не выдав себя, как на самом деле волнуется. Лайсон отчего-то же замолчал и вдруг перевёл задумчивый взгляд на пегаску:       — Скажи мне, подруга, какой ты её увидела?       — Хм, Лайсон. Трикси робкая пони. И прямолинейная. Как все жеребята, легко загорается, — Рюби помолчала и добавила: — Мне кажется, она подавлена от того, как с ней обходятся в семье.       — Вот оно как, — сновидец тряхнул тёмно-синей гривой и посмотрел на облака. — А что, если это всё маска?       — Прости?..       — А что, если Трикси показывает всё это, на самом деле прекрасно манипулируя окружающими. Но да, так она поступает из-за своих родных, которые, как сама слышала, относятся к ней требовательно и прохладно… Даже сурово, если судить по нынешним меркам. Слышала же, как они её наказывают, — Лайсон едко усмехнулся. — Кстати, в её сне подвал играл важную роль. Образ последнего убежища и одновременно западни.       — Подожди… Я не понимаю.       — Её сон притянул меня потому, что Трикси звала кого-нибудь, кто мог бы ей помочь. До этого я парил незримой тенью в царстве грёз, как много ночей до этого. Дай мысли настояться.       Роберта растерянно оглянулась, послушала цокот их копыт и вдруг запнулась от озарения:       — Она тоже сновидящая?!       — Именно так, — услышала механическая пони, — именно так. Любой мой прошлый сослуживец назвал бы её деймосом и сделал бы то, что должен был.       — А ты?!       — А я… Не сделал. Она сама себя заковала в ментальную клетку. Зато я смог ей помочь. Вылечил от внутреннего диссонанса во сне и подарил шанс изменить свою жизнь наяву. Вот такой я молодец.       Роберта встретилась взглядом со своим боевым товарищем и поняла: ей не почудилось. Лайсон на самом деле не радовался. Он показывал радость, но там, в глубине души, ощущались всё та же старинная тоска и горечь.       Она коснулась крылом груди своего напарника и остановилась. Пегас также встал, как вкопанный, и грустно усмехнулся:       — От тебя не скроешь, да?..       — А ты хочешь спрятать свои чувства?       — Не знаю. Всё ведь закончилось хорошо. Трикси будет учиться в школе одарённых единорогов. Её родители, может быть, благодаря этому изменят к ней отношение и причина для дисгармонии пропадёт. Я узнал, что мир снов снова открылся для меня и теперь я могу искать новых сновидцев, о чём договаривался с Принцессой Селестией. Но Рюби… Рюби. Я…       Лайсон запнулся, словно ему не хватило воздуха. Он крепко сжал зубы, бессильно глядя вдаль и скривившись так, словно хотел заплакать, но не мог.       — Тшш, я рядом, — Роберта вновь обняла своего единственного старого друга, который столько всего пережил.       Тот, кто говорит, что стоики не ломаются — глуп.       Она чувствовала, как ровно бьётся сердце в его груди.       — Я сегодня понял одну вещь, Рюби, — глухо сказал он. — Даже если я найду сновидцев, то не смогу воспитать их. Потому что я… чужой для этой Эквестрии. Светлый сновидец, тёмный сновидец — какая, к Дискорду, разница? И как только они это поймут, то сами себя лишат магии снов просто потому, что нельзя нести дисгармонию. Нельзя создавать кошмары. Надо быть хорошими пони. Эта новая мораль… Я и не знал, что она настолько укоренится. Принцесса Селестия хорошо постаралась, а я и был рад ей помочь. Понимаешь, Трикси могла бы стать моей ученицей, но на её примере я увидел, что будет их всех ждать. И вот скажи, я хороший пони, если не хочу, чтобы из-за меня другие проходили через Тартар ментальной перековки?       Роберта молчала.       — А самое страшное, Рюби — это то, что когда Принцесса Луна вернётся и спросит меня, что же я натворил, то… я не знаю, что ей сказать. И я смотрю на себя со стороны сейчас, смотрю… Смотрю… — он выдохнул сквозь сжатые зубы и покачал головой. — Есть такая хорошая пословица. Как её там…       — Посеешь ветер, пожнёшь бурю.       — Вот именно. Я хотел защитить мир снов от деймосов. Ну что же, молодец, защитил. Теперь деймосов не будет. Но вместе с ними не будет искусства снохождения. Не будет магии сновидений. Никогда больше не будет. Вот это меня и убило сейчас. Как же мерзко…       Лайсон опустил голову и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Все его мускулы напряглись — пегаска ощутила, что они подобно жгутам сжались у него под кожей. И пусть у неё самой не было живого сердца, своим кристаллом вместо него она ощутила отголоски того, что испытывал её друг.       Это было ярко. Ослепительно больно, так ужасно, что все слова испарялись, не успевая дойти до языка. Но всё же Роберта бережно нашла самые драгоценные из них, которые однажды уже говорила:       — Лайсон, иссиня-чёрное небо моё, не бери всё на себя. Пожалуйста. Я верю, что ты сделал всё, чтобы защитить наш мир и мир снов. Но ты не аликорн, ты пони, как и я. Если сама Принцесса Селестия сделала то, что ты предложил — значит, что твоё искусство не исчезнет. Я знаю, Принцесса Луна вернётся и всё исправит, — Роберта прикусила губу. — Пожалуйста, не молчи.       — Все эти мгновения исчезнут, словно слёзы под дождём, — глухо пробормотал он и уткнулся лицом в механическое крыло. — Я жил, как пони, и совершал ошибки, как пони. А виню себя, словно аликорн. Прости меня, я тебе все перья промочу…       И он замолчал, только шумно дыша время от времени. Слёзы его остались на маховых перьях.       Больше всего Рюби хотелось заплакать вместе с ним.       Ночное небо блестело россыпями мерцающих искр. Если присмотреться, в них можно было разглядеть разные фигуры или поискать блуждающие звёзды, которые двигались по своим причудливым тропам из года в год, но увлечённых таким занятием эквестрийцев днём с огнём не сыщешь даже в Кантерлоте.       Лайсон и Роберта сидели рядом друг с другом, прислонившись спинами к колесу фургона, и смотрели за разворачивающейся небесной феерией. То тут, то там проносились тонкие ниточки метеоров, оставляющих огненные росчерки на недостижимой вышине, где воздух нестерпимо холоден и сух. Выше парящих городов ночных пони, выше даже северных сияний.       Здесь же, на безымянном поле, одном из многих на пути фургончика «труппы иллюзиониста Виспа», было вполне себе тепло для безоблачной летней ночи. В траве шелестел ветер и стрекотали сверчки. Среди непроглядной темноты вспыхивали огоньки светлячков и загорались голубоватые соцветия, прожилки травинок, подхваченные ветром листья...       — Смотри, сейчас начнётся, — шепнул Лайсон Роберте и взял её за копыто. — Слышишь?       — Слышу, — так же тихо отозвалась она, заворожено глядя на волны из света и ветра, пробегающие по всему полю. Чудился мелодичный перезвон колокольчиков.       За далёкими горами виднелось призрачное сияние, похожее на пробивающиеся сквозь облака солнечные лучи. Оно вот-вот обещало опасть мягкой периной на весь мир, дополнив к сиянию полуночных цветов и пронизанных лунной магией травинок серебро ночного светила. И словно вторя этому, начался дождь из падающих звёзд.       — Как думаешь, когда она вернётся, мы сможем так же смотреть на небо, как и сейчас? — пробормотала Роберта.       — Не знаю… Может быть, такой красоты мы больше не увидим. Но будут другие картины, которые она нарисует на небосводе.       — Ты рассказывал, что однажды создал свою падающую звезду…       — О, и впрямь похоже. Но только там она была одной-единственной, а здесь…       — Чем она была, твоя звезда?       — Хех… Той частью прошлого меня, которую я отпустил. А что?       — Я смотрю на небо и представляю, что с этими метеорами сгорают все те частички прошлого, которые заставили Луну обернуться Найтмер Мун.       — В таком случае… Моя звезда закатилась первой. Да, как бы это ни звучало.       Роберта глянула на близкого к ней пони. Лайсон смотрел ввысь и в его глазах мягко переливалось янтарными оттенками истинное умиротворение.       «Когда-нибудь я оставлю тебя, мой старый друг, — с необычайной ясностью произнесла про себя единственная механическая пегаска во всей Эквестрии. — Моё время не вечно, но я надеюсь, что мы ещё сможем все вместе: я, ты и наша приёмная мать — прямо как сейчас, посмотреть на звездопад».       «Когда-нибудь ты меня оставишь, моя милая подруга, — вторил ей последний сновидец из тех, кого учила сама Принцесса. — Но до самых последних мгновений я останусь благодарным тебе за то время, что ты со мной разделила. Я обещаю, «я запомню тебя на всю, не важно, насколько долгую, жизнь».       Омыв снежные вершины серебряной чистотой, из-за гор в своём безмолвном великолепии поднималось светило ночи.       Взошла луна.