Вечер холодной зимы

Спустя три года. В метро было, как и всегда, людно. Питерцы спешили по своим делам, уткнувшись в гаджеты, а кто-то и в книги — как-никак, культурная столица. Вадим находился в рассеянном, каком-то расхлябанном состоянии, и даже стоящий рядом Пашка не придавал ему оптимизма. Прежде, чем спуститься в «Маяковскую», они купили на Невском вкусные пирожки с абрикосом и гвоздикой. Выпечкой Санкт-Петербург славился всегда. И сейчас, смакуя сладко-кислый вкус, Волков думал о Юре. Он всегда думал о нём, иначе просто не получалось. Хотелось закончить всю эту катавасию с мнимым расставанием, всё бросить и помириться. Но парень знал, что всё между ними настолько же просто, насколько сложно. — Будешь? — Паша легко толкнул друга. Протянул «Сникерс». Вадим ухмыльнулся и взял батончик. Тем временем двери подземной электрички разъехались, и парни вошли внутрь. Они сидели плечом к плечу и жевали шоколадки. Паша по привычке уставился в телефон: он просматривал прохождение компьютерной игры, в которой у него сейчас был стопор. Волков же с потаённой тоской взглянул на экран, не увидев там ничего нового. «Ну и ладно. Я сам так хотел», — в какой раз за последние дни сказал он мысленно самому себе. Вспомнилась их последняя встреча с Шатуновым. Это было какое-то безумие, сравнимое разве что со сценой из психологического триллера. Вадим приехал к Юре, чтобы забрать свой свитер, джинсы и полис. На самом деле, в душе он конечно же питал какие-то надежды, хотя сам толком не понимал какие: мириться парень был совсем не готов — Шатунов в своей грубости перешёл почти все границы. Вадим думал, что мужчина откроет ему дверь, холодно осмотрит с головы до ног и небрежно позволит забрать вещи. Но случилось совсем другое. Дома Юры не оказалось. Волков написал ему смс, на что получил краткий ответ: «Жди». Ничего не оставалось, кроме как спуститься вниз и выйти на улицу. Парень сидел на лавочке и, лениво жуя жвачку, слушал музыку в наушниках. Минут через двадцать, когда на город уже совсем опустилась тьма, и соседние дома престижного комплекса Москвы загорелись огоньками окон, появилась машина Шатунова. Припарковав её, он медленно направился в сторону Вадима. Тот наблюдал за ним, затаив дыхание. Вскоре темнота соскользнула с силуэта мужчины, показав его злое и чуть помятое лицо, недобро блестящие голубые глаза. Все, кто хоть немного знали Васильевича, были в курсе, что в гневе он страшен. И Волков прекрасно знал этот жестокий, не предвещающий ничего хорошего, взгляд. С тех пор, как они решили взять паузу в отношениях, Юрий смотрел на него почти всегда именно так. — Ну пошли, — небрежно бросил Шатунов, беглым взглядом осмотрев парня. Тот молча встал с лавочки и, дёрнув за наушники так, чтобы они выпали из ушей, пошёл за мужчиной. Они оказались в подъезде, хранящем аромат наступающей осени. Вадим с болезненной ностальгией подумал, что ещё совсем недавно было лето, и они, двое до одури влюблённых друг в друга дурака, не могли насытиться страстью, иногда сутки напролёт проводя в кровати, делая перерывы только на еду. Шатунов не стал вызывать лифт — всего четвёртый этаж. Между третьим и четвёртым Юрий вдруг остановился и медленно повернулся к Волкову. Холодный злой взгляд приковал парня к месту. — Что, нашёл уже кого-нибудь? — ядовито спросил. Смуглая кожа красиво сочеталась с белой футболкой, виднеющейся под расстёгнутой курткой. Вадим не успел себя одёрнуть мыслью «Блять, о чём я думаю?», как Юрий грубо схватил его за плечо и впечатал животом в стену. Волков мог бы начать сопротивляться, но вдруг понял, что не хочет. И пусть в этом было что-то мазохистское. — Бляяя… — Только и рад блядовать, да? — явно давая свободу своей ядовитой ревности, Шатунов быстрым движением рук рванул вниз спортивные штаны «Адидас» Вадима вместе с бельём. Разобрался со своими джинсами и прижался стоящим членом к его ягодицам. Парень похабно улыбнулся, невольно облизав губы. Ему нравилась такая страстность Юры — она говорила о неравнодушии. Это было самым главным. — Ухмыляешься? Вот сука… — будто ослеплённый, Шатунов стиснул зубы. Его лицо свело судорогой, когда он начал вставлять член в тугое отверстие Вадима. Тот рвано выдохнул носом и зажмурился. — Бляяя… — прошептал, скребя ногтями гладкую стену. — Мразь ебаная, — выдохнул Шатунов, накрывая рот парня ладонью, и в одно движение бёдер входя до конца. Вадим сжал кулаки и застонал в руку мужчины, мысленно матерясь от боли. Трахаться в подъезде было дико, но это возбуждало Волкова не меньше, чем Юрия. Тот сразу же взял резкий темп, откровенно выёбывая парня, как пёс во время случки: движения были короткими и мощными, глубокими. В эти секунды Вадим чувствовал ещё большее родство с Шатуновым, ещё большую принадлежность ему. Сам не заметил, как прогнулся в пояснице. Было и больно, и жутко приятно. Где-то хлопнула дверь, послышались шаги. Лифт пришёл к движение, отправляясь наверх. Юрий, жмуря глаза, из которых выделялась влага, ускорял и без того безумный темп, вытрахивая из любимого мальчика всю дурь. — Сука ебливая… Тебя только и надо ебать… — как в полубреду шептал он. Когда после особенно мощных толчков густая сперма полетела в кишечник Вадима, тот резко содрогнулся всем телом и начал кончать на стену, мучительно постанывая в руку мужчины. Парня трясло, и Шатунов, под звуки спускающегося вниз лифта, принялся размашисто трахать расширенное отверстие, слыша специфические влажные звуки. А потом резко отпустил Вадима и отшатнулся назад, весь красный и влажный, с бешено блестящими глазами — почти как после пения на сцене во время концерта в каком-нибудь городе России, входящем в тур. Ослеплённый и оглушённый, Волков упёрся влажным лбом в стену. Холод подъезда ласкал кожу, а из пульсирующего ануса подтекало. Это был совершенно болезненный, но кайф. Вадиму хотелось обернуться, и, наплевав на гордость, сказать мужчине, как сильно он его любит и скучает. — Штаны надевай, — выдохнул певец. Его ладонь была влажной от собственного пота и слюны Вадима. Он потёр её о бедро. Волков с трудом наклонился, ощущая боль в пояснице. Натянув трико, повернулся к Шатунову. Большую часть злости тот, казалось, только что выплеснул, но голубой взгляд оставался злющим, а губы были поджаты, образуя тонкую нить. Он тяжело дышал, а сердце было готово взорваться в груди и словно трепетало в горле — но мужчина привык — рядом с Вадимом оно всегда так себя вело. Отвернувшись, он стал подниматься на следующий этаж. Когда они оказались в квартире, Шатунов молча прошёл на кухню. Поставил электрический чайник, открыл форточку, и закурил. Пальцы ещё подрагивали. Он слышал, как Вадим ударяет дверцами шкафов. И прошёл в гостиную. С ухода парня та была довольно запущенной, под столом стояли пустые бутылки, но сейчас Юрию было плевать, увидит ли любимый, как он пал, или нет. Всё его существо заняла ревнивая злость. Эта встреча словно нанесение ножом нового ранения поверх не зажитой раны. Да, Шатунов и без того дико ревновал, накручивая себя, но теперь, видя объект своих постоянных страданий, ему хотелось просто раздавить его. И если бы несколько лет назад кто-то сказал, что он будет так сходить с ума по тридцатилетнему парню — просто рассмеялся сказочнику в лицо. — Где был вчера вечером? — Шатунов сел на диван и, взяв со стола пепельницу, лениво поставил её на колено. Сбросил в неё пепел. — Дома, — Вадим убрал страховой полис в карман чёрного спортивного джемпера «Адидас». — И даже не выходил выпить в бар? — Нет. Юрий ухмыльнулся. Он не верил. Рационализм давно попрощался с ним, оставив после себя невыносимую мнительность. Ему до физической боли нужно знать, где и с кем проводит время Вадим. Теперь, когда тот съехал на неопределённое время, внутри образовался раскалённый вакуум. Шатунову всё время казалось, что он, Волков, нисколько не страдает и хорошо проводит без него время. Издевается, зная, как ему, Юре, тяжело даётся эта долбанная пауза. Он уже наломал дров: отправлял гневные смс, подкарауливал и отчитывал прямо на улице, а несколько раз даже ударил. Но Вадим, наглый сучонок, словно упивался страданиями Шатунова и собственной властью над ним. Теперь все концерты были наполнены болью. И песни о любви давались Юрию особенно тяжело, снимающие его на камеру могли потом увидеть на видео лицо, искривлённое от душевных мук, а то и слёзы. Шатунов привык всегда выкладываться и вкладывать душу в свои выступления. Но знал ли об этом Вадим? Видел ли эти ролики? Юра никогда не говорил с ним об этом. — Ты только ешь нормально, хорошо? — испытывая некоторое чувство вины, Волков обвёл взглядом замусоренную комнату. Конечно, он видел, как тяжело Шатунов переносит их разлад. Но пока никто из них не понимал, как всё склеить. — Я нормально ем, — с хрипотцой отозвался Юрий, снова сбрасывая пепел в пепельницу. — Что вечером? Опять блядки? — Опять? Я никуда не хожу, я же говорил. — Да ну? А в кино с Кириллом? Не ты ходил, что ль? — выплеснул голубизну злых глаз на парня, процедил сквозь зубы Шатунов. — Один раз ходили в кино, да. И всё, — ухмыльнулся Вадим. Юра усмехнулся. Казалось, он готов сорваться и врезать парню. Пройтись кулаком по морде. — Сердце сегодня не беспокоит? — Вадиму не очень-то хотелось уходить. Он тянул время. — Не жалуюсь. Тебе какое дело? — Ладно, не лезу. Пока. Волков стремительно направился к двери. Шатунов закашлялся. Этот кашель всегда означал, что барахлит сердце — Вадим узнал его. Сменив направление, он подошёл к дивану и наклонился, накрывая губы мужчины своими. Тот кашлянул в поцелуй и прикусил нижнюю губу парня. Положив ладонь на затылок Волкова, Юра надавил на него, недвусмысленно давая понять, чего хочет. Опускаясь на колени и роняя вещи, Вадим вдруг вспомнил, как полгода назад на этом самом диване лежал простывший Шатунов, а сам он откармливал его бульоном, сидя рядом. На сердце стало тяжело. Мысленно извиняясь за всё, парень расстегнул ширинку мужчины, приспустил его бельё и жадно вобрал в рот солоноватую головку члена. Сразу взяв быстрый тема, начал двигать головой, плотно сжимая орган губами. Шатунов сильнее надавливал на затылок Вадима, двигая бёдрами в такт, потрахивая щёку и горло. Внизу живота почти сразу сделалось тяжело и жарко. Отчаянно отсасывая Юрию, Волков обводил языком выступающую венку. Лицо мужчины искажала гримаса мучительного наслаждения. Чувствуя преддверие оргазма, Шатунов надавил на голову парня, жмурясь и хватая ртом воздух. Из груди вырвался хриплый протяжный стон, а в горло Вадима полетели сгустки спермы. Проглотив всё до капли, Волков выпрямился и вытер припухшие губы рукой. Шатунов, красный, влажный, осоловелый и тяжело дышащий, заставил сердце парня содрогнуться. Хотелось прижать его к себе и никуда не уходить… Не дав себе пойти на поводу у этого желания, он стремительно покинул квартиру Юры. Тот, оставшись в одиночестве, зажал пальцами переносицу и украдкой вытер слёзы. — Ты не спи давай! — хохотнул Паша, пихая друга в бок. Вадим глянул на двери вагона, у которых столпились люди. Приехали. Сорокину нужно было ехать дальше. — Ладно, пока, — Волков протянул ему руку для пожатия. — Вечером спишемся. Давай, — Пашке не терпелось скорее снова уткнуться в прохождение игры. — Ага. Вадим выплыл из вагона вместе с остальными. Уже поднимаясь на эскалаторе, он снова достал телефон и, закусив угол губ, снял с экрана блокировку. «Просто позвонить. Ничего такого». А сам перечитал последние смс. Шатунов писал три дня назад. «Я соскучился». «Вадик, ответь, не веди себя как мразь». «С кем загулял? Я ж должен знать». «Шею тебе сверну, падла». В ответ на эти сообщения Вадим молчал. В глубине души ему было приятно, что Юрия так дерёт без него, хоть в этом и было что-то ненормальное. Выйдя тёмную улицу, украшенную зажжёнными фонарями, которые словно источали жидкое серебро, Волков набрал номер Шатунова и приложил смартфон к уху. Впереди, в смеси тьмы и электрического света, шумела мутная вода Невы.