Побеждённый хаос

            В корчму «Гусиная гузка» под вечер прибывает всё больше народу. Играют гусли, танцовщицы сменяют друг друга, услаждая взгляды похотливых мужчин. В это время за средним столиком восседает интересная компания, которую возглавляет ведьмак, усадивший подле себя путницу, подобную юной эльфийке. С ними за компанию находятся ещё двое мужчин, с виду обычных работяг, однако один из них и есть тот самый пресловутый господин Н., оставивший объявление на доске. А рядом обычный купец, решивший обыграть ведьмака в гвинт и выиграть карту рыжеволосой чародейки Трисс.       — Впервые вижу, чтобы так ели… — брезгливо бросает мужчина, утыкаясь в свои карты и лишь иногда бросая взгляды на путницу.       — Ты меньше языком моли, а лучше за картами следи. Ещё один проигрыш — и ты лишишься своей расчудесной карты Йеннифэр, — деловито произносит господин Н., выступающий неким судьёй и с любопытством смотря за битвой двух сильных противников. Карты у обоих хорошие, и за ними интересно наблюдать.       Джозиана тем временем пользуется случаем и пытается съесть всё, что ей подают. Она привыкла к тому, что поесть, а тем более хорошо поесть, ей случается нечасто. И в краткие мгновения пира она съедает как можно больше, чтобы надолго сохранить чувство сытости. Она кажется незаинтересованной лишь с виду, однако для себя ловит каждое движение компании. Особенно наблюдает за игроком напротив, за тем, как презрительно блуждает взгляд его маленьких глаз по картам, как он постоянно причмокивает и щурится перед каждым своим ходом.       — Почему бы не воспользоваться Дийкстрой.       Оппонент кладёт карту на стол, демонстративно, с чувством некого превосходства. И хитрая улыбка окрашивает его тощее угловатое лицо. Он вытягивает первую карту из своей стопки и вновь задумчиво всматривается в них. Купца зовут Тарас.       — А я возьму его себе, — спустя долю секунды отвечает Эскель, меняя карту противника на другую, с изображением чучела.       Джозиана откладывает пустую тарелку и присаживается ближе к ведьмаку. Она ловит взгляд его кошачьих глаз и слабую полуулыбку. На его обезображенном лице она выглядела бы отталкивающе для любой другой барышни, однако для девушки он был другом, одним из немногих, кто вызывал в ней слабое чувство зарождающегося доверия. От того она улыбается в ответ, преисполненная чувства искренней благодарности. Пользуясь случаем, она так же всматривается в карты, не понимая ровным счётом ничего. Какие-то неведомые изображения личностей, которые ей не знакомы, как и то, реальные они или же попросту вымышлены для этой странной игры.       — Хм… хм… — протяжно вздыхает Тарас. На его морщинистом лбу выступает пот, и он смахивает его грязным платком. — Тогда так!       И он кладёт карту, которая становится центральной для девушки. Пока Эскель продумывает ходы, он и не догадывается, что за ураган происходит в душе его спутницы. А в её серо-зелёных глазах явно читается интерес.       — Кто это… — на выдохе и полушёпотом произносит она, но никто не обращает на неё внимания.       На потрёпанной от времени карте изображена чудесная юная девушка. Её пепельные волосы собраны в хвост, а зелёные глаза смотрят с вызовом на каждого, у кого упадёт на неё взор. Незнакомка будто заглядывает в душу Джозианы, взывая в самые укромные уголки её сердца. Она тянется к карте, но её рука повисает в воздухе.       — Э, не лапать! — грубит Тарас.       — Голос проще. Пусть посмотрит, пока я положу тебе в ответ Филиппу, — и он кладёт карту на стол, позволяя Джозиане исполнить задуманное. Преисполненная чувством благодарности, она с жадностью хватает карту.       — Цирилла, — читает она как заворожённая. — Знаешь, когда сказки перестают быть сказками? Когда в них начинают верить. Удивительно.       — Мамзель, если бы не ваши эти… Эти татуировки, вы были бы на неё похожи, — замечает господин Н., поправляя очки в круглой оправе.       — И правда, есть что-то общее, — ловит она на себе внимательный взгляд Эскеля.       — Правда? Я такая красивая? — беззаботно спрашивает девушка, округляя свои чудесные глаза и заставляя мужчин смутиться. Эскель тут же отводит взгляд и делает очередной ход, а господин Н. едва заметно приподнимает брови и так же переключает своё внимание на танцовщицу.       — Я выиграл! — победно произносит Эскель и вытягивает руку. Тарас недовольно бурчит себе под нос ругательства и кладёт карту с изображением черноволосой женщины ему в руку.       — А на эту карту вы играете? — спрашивает Джозиана, не желая расставаться с прекрасной Цириллой.       — Нет! Я потратил слишком много времени на то, чтобы добыть её. Она не продаётся и не отыгрывается.       Отравленное чувство досады наполняет душу юной спутницы. С неким потаённым восторгом она всматривается в изображение девушки, тщательно изучая каждую деталь внешности этой прекрасной особы. Она пытается запечатлеть его в своём воображении, отпечатать настолько чётко, насколько способно её измученное сознание. И, отдавая карту, она некоторое время удерживает её в руке, заставляя купца приложить силу, чтобы вырвать её.       — Занятная получилась игра. Вы меня знатно повеселили, однако ж напомню, что я пришёл сюда, чтобы разыскать помощь в борьбе с бестией. Предлагаю завтра с восходом солнца отправиться в Урстен.       Купец первым покидает их столик, затем удаляется и господин Н. Эскель собирает разбросанные карты в одну общую колоду, механически, совсем не обращая внимания на спутницу.       — Полагаю, ты нигде не остановилась. Я снял неплохую комнату, и там уже набрана ванна. Предлагаю тебе отправиться туда и привести себя в порядок. Вид у тебя неважный. Я подойду к полуночи, так что времени у тебя предостаточно.       — Ты говоришь так, будто отдаёшь приказ, — возмущается Джозиана, расправляя плечи и кладя перед ним листок с объявлением. — Уступи мне этот заказ. Мне очень нужны эти монеты.       — Джози, чудища не купятся на твоё очарование. При всех твоих умениях, ты не ведьмак. А эта работа явно для меня.       — Любой умрёт, если вырвать ему сердце.       Его заразный разразившийся смех приковывает взгляды посетителей. Но он замолкает, едва ловит на себе непонимающий взгляд девушки. В её серо-зелёных глазах бушует настоящее пламя негодования, а он прекрасно знает, на что способна она в гневе.       — Нет, Джози. Это так не работает.       — Пожалуйста!       Просящий голос девушки напоминает урчание дикой, но покладистой кошки. Словно пользуясь своими природными чарами, она кладёт свою разрисованную татуировками изящную ладонь на его грубую, покрытую шрамами и мозолями, руку. Это как соприкосновение двух стихий: пламени и льда, как битва нежности и грубости, где сила подчиняется власти слабости. Её прикосновение лёгкое, но не менее чарующее и волнительное. Он ощущает трепет, вздымающийся в груди, а от её прикосновений под кожей будто закипает кровь. Касание тёплой кожи, гладкой, будто его дотрагивается дорогой шёлк. Она смотрит прямо в глаза ведьмака, проникая в глубины его сознания и ударяя в самое сердце. Он сдаётся, опуская голову и побежденно взмахивая руками.       — Будь по-твоему, милая воровка. Мне удалось выторговать цену в триста крон, а это довольно неплохо, если бестия окажется всего лишь болотницей и парой тройкой утопцев. Мы отправимся в Урстен и вдвоём выполним его, а награду поделим поровну. Тебе вполне хватит ста пятидесяти крон на первое время.       — Я знала! Знала!       Её улыбка стоила того, чтобы уступить. И он испытывает чувство истинного самодовольства и необъятной радости. Казалось, такой простой вопрос, но дарящий необычайные чувства. Скромный и молчаливый от природы, с нею он раскрывался с другой, более колоритной стороны своего характера. Неведомой. Скрытой части. Он ловит взглядом блеск серебряного медальона своей школы. Он заметил его ещё как только она вошла, ведь он висел на ремне, овивающем её тонкую талию. Его ладонь сама касается медальона. Но, словив её взгляд, он вдруг смущается и протягивает ей ключик.       — Я зайду к полуночи, как и обещал.

꧁꧂

      Когда Эскель возвращается, он застаёт девушку на кровати. Она сидит как истинная кокетка, в гибкой позе, склонившись над старым потёртым блокнотом, лежащим на подушке. Её прекрасное тело укутано лишь в тонкую простыню, как в чарующую вуаль, а сквозь влажные волосы открывается участок оголенного плеча. Часть простыни переброшена на кровать, открывая взору изящную ножку, которой она едва касается пола. Она маняще прекрасна, и на некоторое время ведьмак теряет дар речи. Девушка же не обращает на него никакого внимания. Она лишь перелистывает страницу, что в царящей тишине слышится очень хорошо. Кажется, будто она и не подозревает, какое впечатление производит.       — Прости, я постирала вещи, они были в ужасном состоянии. Мне нечего было надеть, поэтому я остановилась на этой простыне.       Её голос беззаботный, даже слегка холодноватый. Это остужает Эскеля, и он делает неуверенный шаг вперёд, однако она присаживается в полуобороте и он замирает, ловя её взгляд. В тёплых тонах, созданных свечами, её глаза блестят и кажутся двумя горящими изумрудами.       — Это все… я тут… — он неловко переминается с ноги на ногу и делает глубокий вдох. Из нагрудного кармана он вынимает карту и кладёт её на край кровати, скорее возвращаясь на то место, где стоял. Будто бы расстояние могло спасти его.       Единственное, на что оно было способно — это скрыть стук бьющегося сердца и лёгкий румянец на лице.       — Что это?       — Это… это тебе.       — Правда? — она протягивает свою изрисованную руку к карте и замирает, едва она оказывается в поле её зрения. Он слышит лишь её приглушённый вздох. — Цирилла. Но как? Как ты уговорил купца?       — Никак. Это моя карта.       — Твоя?       Её взгляд вновь падает на красивую белокурую девушку. Едва касаясь поверхности карты, она гладит её контур подушечкой пальца.       — Она так прекрасна. Скажи, она ведь настоящая?       — Да.       — А она выглядит именно так? Да?       — Да. Не понимаю, чем именно тебя так цепляет Цири….       — О, это… сложно объяснить.       На её лице улыбка — кроткая и мирная. Она смотрит на карту с искренней нежностью и любовью, чем вызывает недоумение ведьмака. Однако, будто опомнившись, она поднимается и ступает к нему, преодолевая расстояние: тот самый барьер, который он намеренно возвёл между ними. И он замечает на её шее кулон в виде флакончика. Она прикасается картой к его груди.       — Забери. Я не могу это принять. Судя по словам Тараса — эта карта очень дорогая в вашей игре. И она редкая. Разве могу я поступить так с тобой?       — Джози, ты так смотришь на эту карту, что я буду чувствовать себя зверем, если оставлю её себе. Забирай, я найду у кого её отыграть, — он позволяет себе коснуться её руки, но едва его ладонь накрывает её руку, как она оборачивается к нему спиной, отчего его жест невольно остаётся отвергнутым.       Она прижимает карту к груди, и он слышит тихие всхлипывания, отчего окончательно теряет почву под ногами. Слёзы женщин — худшее, что может с ним случиться. Он совершенно бессилен перед этим мощным врагом, перед лавиной эмоций.       — Я тебя оскорбил?       — Нет. Просто… спасибо. Я обязательно найду как вернуть тебе этот долг.       — Ты ничего мне не должна. Джози, ты говоришь порой странные и непонятные вещи. Я не всегда могу правильно истолковать значение твоих фраз.       — Правда? Глупости. Я говорю, как ты, — она будто приходит в себя и кладёт карту на тумбу, близ корсета. — Я уже приметила себе угол, где буду спать. Мне нравится тот, что на месте ванны.       — А кровать?       — Вот ещё! Ты накормил меня, отдал мне свою ванну и дал крышу над головой! Я не посмею забирать у тебя ещё и кровать. И это не обсуждается.       — Ещё как обсуждается.       Но смешок девушки напоминает собой издёвку. Она совершенно равнодушно игнорирует его замечания и перетаскивает туда свободное покрывало. Взяв вторую подушку, она не успевает положить, как её перехватывает ведьмак и резко тянет к себе, притягивая бонусом и девушку. Он ловит в её глазах разгорающийся гнев.       — Нет, Vatt’ghern , лесная дева никогда не уступает!       — И как ты собираешься бороться со мной? Я-то знаю, в рукопашном бою ты слаба. К тому же сейчас ты в более уязвлённом состоянии, чем я.       — Почему же?       — А кто стоит в одной тоненькой простыне… — он, в несвойственной ему манере, с неким вожделенным взглядом скользит по её изгибам.       — Поверь, я всегда найду способ постоять за себя, даже если я буду совсем голая.       — Ох! — он не отводит взгляд. — И всё равно, я сильнее.       — Я хитрее!       — В этом я не сомневаюсь.       — Да? А вот с этого места рассказывай…       — Кто умыкнул мою лошадь и мешочек с монетами?       — Ох, подумаешь!       Он успевает вырвать подушку, и она демонстративно шагает к кровати. И скрестив руки на груди, садится на неё, отворачивая голову в другую сторону.       — Между прочим, это были монеты за убитое чудище на шепчущем холме.       — Ах, да. Я и забыла. Эти грязные кроны тебе дали за мою жизнь!       — И зачем я только… — обречённо вздыхает Эскель, бросая подушку на кровать и опираясь о стену. — Это не так.       — Да, давай вспомним, почему я от тебя убежала в поместье Реардон?       — Ну, скажем так, ты не просто убежала. Ты ранила меня стрелой, украла мои монеты и лошадь.       — Да? Скажи спасибо, что я не убила тебя. А ты что хотел? Сам оставил меня в этой деревне! Раненую! Этим сумасшедшим людям! Они принесли меня в жертву той карге! А она в свою очередь хотела продать меня… — она осекается. — Это всё из-за тебя!       — Джози, мы это обсуждаем с тех пор, как я вызволил тебя…       — Вызволил меня? — он ловит её взгляд, полный презрения. Она резко поднимается, будто готовая вновь ранить его. — Я бы и сама справилась! И не таких чудовищ уделывала.       — Напомни, это когда? Когда она утянула твой лук или тогда, когда погрузила тебя во тьму? Да она издевалась над тобой!       — Я была ранена… и… и… Ты просто чудовище!       — Верно. И мутант, — бурчит он. — Увидимся утром.       — И куда же ты пойдёшь? Кажется, там грозовые тучи…       — Не проспи!       Его грубый голос эхом проносится по комнате, и он уходит, раздражённо хлопая дверью. Ещё немного и она попросту вылетела бы из петель. Самый слабый жест, который он мог позволить из всех эмоций, которые окутывали его душу. Джозиана — единственная, способная вывести его из себя. Она вызывает в нём совершенно противоречивые чувства, в которых он и сам не знает, желает ли он её поцеловать или же задушить. С тех пор, как пути Предназначения свели их вместе, он не знает, за что на его голову свалилось это наказание.       Он попросту выходит на улицу и опускается на скамью. Нет, он не вернётся в комнату, иначе случится нечто непоправимое.       В эмоциях Джозианы пылает истинный гнев. Он затронул тему доверия, прошёлся по ране её сердца, напоминая о том, как жестоко жители Штейгеров обошлись с нею. Она была слаба, ранена, уязвима, и они попросту принесли её в жертву ведьме. Такие же люди, как и она — но жестокие и хладнокровные. Пожалуй, с таким она сталкивалась впервые. В её душе нет сожаления о сказанных словах, напротив, она чувствует некую недосказанность. И в то же время она осекает себя на том, что он ничем ей не обязан. Он помогает ей по доброте собственного сердца, будто пытаясь загладить свою вину. И всё равно, доверие — слишком дорогая вещь, которую Эскель пока не заслужил.       Эту ночь девушка вовсе не спала. Поэтому ранние солнечные лучи холодного веленского солнца становятся спасением для измученного рассуждениями разума. В те краткие мгновения, когда её обессиленный организм отключал сознание, она видела неясный образ Региса, окутанный странным туманом. Стоит признать, что за долгие годы скитаний это первые сны, облечённые в форму. Обычно она не видела ничего, кроме пугающей и необъятной пустоты. Стоит ли упоминать, что для столь суеверной особы сны имеют своё определённое значение? Но её гордость не позволяет толком обратить на это внимание, считая, что её сон — не более чем фантазия измученного переживаниями организма.       И, затягивая корсет, она смотрит на образ Цириллы, изображённый на карте. Её черты плавные, прекрасные, как и она сама. Эта девушка — воплощение чистоты во всём своём проявлении и для Джозианы она имеет особенное значение. Это удача, что судьба так благосклонна к ней. И теперь у неё есть представление о том, как она выглядит.       На улице пахнет свежестью и влажной от дождя землёй. Часть крестьян уже отправляются на поля, их трудовые будни начинаются с восходом солнца. Пока Джозиана с неким любопытством следит за полной женщиной в грязном платье, которая направляется к озеру, чтобы набрать в деревянное ведро воды, она не обращает внимания на шаги за её спиной. Она настолько погружается в свои мысли, рассуждая с собой о том, как она жаждет спокойной и мирной жизни, что не слышит обращённых слов в её адрес. И лишь спустя время она будто пробуждается, заметив Эскеля и господина Н. на лошадях.       — Кто-то, видимо, плохо спал.       — А девица с нами поедет? — недоверчиво интересуется проводник, поправляя очки.       — Да.       Мрачный и тихий голос Эскеля не оставляет шанса на возражения. Джозиана неловко бросает самую обычную приветственную фразу и с гордым видом шагает к своему Вавилону. Она запрыгивает на него, ловя восхищённые и одновременно удивлённые взгляды спутников.       — Мамзель… вы без седла?       — Как видите.       — Джози, позволь спросить… откуда? Кого ещё ты обчистила?       Эти слова вызывают в душе девушки негодование, и она смотрит своими изумрудными глазами в сторону ведьмака. Он видит, как они потемнели, наполняясь гневом. Но сожаление — редкая эмоция в его жизни.       — Ghoul y badraigh mal an cuach !       — Судя по взгляду… вы сказали что-то скверное, — с улыбкой замечает господин Н. И, пришпорив лошадь, скачет вперёд. Эскель с невозмутимым лицом отправляется следом, и лишь в самом конце выдвигается Джозиана, плохо скрывая гнев.       Путь до деревни Урстен пролегает в молчании. Компания ни разу не останавливается на привал. Привыкшие к пыльным дорогам, снам под открытым небом и всяким лишениям, путники проявляют стойкость, а сама дорога занимает время до полудня. К прибытию солнце уже высоко, а часть крестьян отправляется по домам на обеденный перерыв. Уже на въезде Джозиана ощущает обрушившуюся на неё тоску. Деревня значительно меньше Больших Сучьев и даже печальных и так ненавистных её душе Штейгеров. Хотя домов тут больше, однако они выглядят убого, заброшенно и излишне бедно. Господин Н. с важным видом осматривает первые встреченные дома и подъезжает к третьей хате, которая на фоне остальных выглядит как бутон свежей розы среди колючего бурьяна. Спрыгивая с лошади, он расставляет руки в стороны и глубоко вздыхает. Затем подходит к хате и раскрывает настежь скрипучую дверь, приглашая путников пройти следом. Внутри бревенчатая изба не блещет красотой и изысками. Она напоминает одинокое жилище холостяка, коим и является их проводник. Сама по себе хата обставлена бедно, отчего у Джозианы сжимается сердце. Даже хата Ворожея кажется богатыми апартаментами по сравнению с этим убогим жилищем.       — Итак, всё началось с того, как Агафья пошла в лес по грибы. Она не вернулась, а позже мы разыскали лишь её останки. Так же погибла и Маринка…. Уже после Агаты мы стали сомневаться в том, что это несчастные случаи. Мужики собрались и отправились в лес, чтобы посмотреть, не бандитов ли это рук дело или каких чудищ. Однако даже волков не было. И странно, что на девушках практически отсутствовали ранения.       — Хм, действительно странно. Значит, все жертвы девушки. Между ними кто-нибудь ходил в лес?       — Все возвращались, — холодно отчеканивает господин Н.       — Что-то ещё? Какие-то детали?       — Ну, все они были молодыми. Все как одна юны. Невесты наши. Больше не скажу.       — Чудище, кажется, обладает разумом.       — Почему ты так решил? — встревает Джозиана, чтобы хоть как-то участвовать в расследовании.       — Все жертвы одного пола, возраста. Он будто преследует определённую цель. Мне бы взглянуть на тела жертв.       — Увы. К нам приехал новый молодой доктор, травник. Зовут Адар, живёт на окраине возле реки. По его наставлению мы захоронили трупы, однако он вам расскажет обо всём. Предлагаю посетить его, а позже, если пожелаете, отведу вас к семьям жертв и тем, кто обнаруживал трупы.       — Отличная идея. Нам будет, что обсудить.       Они направляются к реке, где, по словам старосты и обитает новый молодой доктор. И пока они идут по тонкой извилистой тропе, господин Н. поведывает им о том, что изначально ему никто не доверял, ибо этот «юнец» — именно так его и окрестил проводник — излишне напоминает скоя’таэля. О большем он не обмолвился, однако Джозиана предвкушала знакомство с загадочным травником, к которому так же предвзято относились, как и к ней. Однако он сумел завоевать доверие жителей и вызывать волнение у юных дам этого селения. Ведь, по словам проводника, все женщины придумывали различные предлоги, только чтобы попасть к нему на приём.       — Глупые бабы, — недовольно бурчит господин Н. у двери травника. И, откланявшись, он отправляется к себе, предоставляя ведьмаку отрабатывать свои оговорённые кроны.       Избушка травника походит на старый покошенный сарай. Небольших размеров помещение имеет всего лишь одно окно. Хата старая, кривая, казалось, дунет ветер — и вся эта конструкция развалится, как обычный карточный домик. Эскель заходит внутрь, игнорируя свою спутницу и её малейшие желания. Их вечерняя ссора давала о себе знать, и Джозиана чувствовала его обиду. Но больше внимания она уделяла своим чувствам — уязвлённой гордости — в её ушах ещё звучали его жестокие слова о том, что она украла Вавилона.       Внутри избы стоит старая полуразваленная печь, на которой греется котёл, и внутри него варится какая-то дурно пахнущая смесь. У окна, на деревянной скамье, восседает юноша, настолько прекрасный, будто воссозданный самым искусным скульптором. У Джозианы перехватывает дыхание, и она улавливает смятение Эскеля. Воображая красивого юношу, по которому сходят с ума барышни Урстена, она не могла представить всё его великолепие. В некотором роде, он олицетворял собой Прекрасное в той мере, в какой мог быть обычный человек из крови и плоти. Его бледная кожа не имеет изъянов, она упругая и молодая, неестественно идеальная. В глазах, напоминающих тёмный оникс, отсутствуют какие-либо эмоции, на мгновение он кажется неживым. Однако он смиряет равнодушным и меланхоличным взглядом гостей, отчего его бледно-розовые губы изображают слабую улыбку. Он поднимается медленно, будто растягивая момент и смотрит прямиком на Джозиану, однако позже его взгляд скользит на Эскеля, и на долю секунд девушка улавливает непонятное движение эмоций в глазах. Что это было? То ли страх, то ли смятение. Он подходит к печи, и она улавливает на его изящной и красивой шее татуировку в виде красивых резных линий, напоминающих запечатанный в них текст.       — Чем обязан великим гостям? Неужели Ньюку удалось заманить ведьмака в нашу убогую деревню? Что он вам пообещал? Горы золотых монет? Сомневаюсь, что вы получите и половину обещанного. Деревушка у нас не богатая и едва сводит концы с концами… — он замолкает. Его голос чарующий, тихий. В некоторой мере даже мелодичный. Он не создан для таких мест, он должен восседать на мягких креслах в богатом доме, радовать своим видом знатных господ, петь на гуслях и услаждать всех своим необычайным обществом. — Или вы пожаловали за травами?       — Вы хотите отговорить меня от задания? — отойдя от наваждения, с подозрением интересуется Эскель. Он улавливает неодобрительный взгляд Джозианы, которая попала в сети ониксовых глаз.       — Я искренне надеюсь, что вы изловите эту заразу. Признаться, я готов вам доплатить. Этот зверь, кем бы он ни был, убивает только хорошеньких дам… — меланхоличный взгляд падает на Джозиану. — Я бы на вашем месте поберёг эту юную особу. Как звать вас?       — Джозиана… — теряя чувство самосохранения, произносит очарованная девушка.       — Полагаю, меня вам уже представили.       — Да. А теперь к делу. Расскажите мне о несчастных.       Эскель бесцеремонно проходит вглубь избы и опускается на скамью. От его пытливого взгляда не ускользает очарование Джозианы, и он ощущает проблески недовольства внутри, сродни чувству ревности. Но эти вспышки напоминают собой искры, которые он намеренно тушит в себе. Однако продолжает испытующе смотреть на спутницу.       — Девушки. Юны и прекрасны, как цветы в мае. В них столько жизни, столько энергии. Агата мне особенно нравилась, её глаза, зелёные глаза. Такие же прекрасные изумруды, как у вас, Джозиана.       Она опускает взгляд, чувствуя лёгкое смущение. И, повинуясь внутреннему инстинкту, направляется к Эскелю и опускается рядом с ним. Этот жест удивляет его и в тоже время вызывает гордость.       — Ближе к делу.       — Мне её принесли с утра. Что меня поразило, так это отсутствие признаков борьбы. Будто она добровольно сдалась в руки смерти. И у неё отсутствовало сердце. У других девушек были подобные увечья.       — Что-то ещё? Какие-то детали?       — Боюсь, это все мои скромные познания.       Адар помешивает смесь в котелке, иногда бросая многозначительные взгляды в сторону Джозианы. Они не проходят мимо Эскеля, которому данный интерес не нравится. Он резко поднимается, объявляя о том, что они отправляются дальше.       — О, уже так скоро? Вы, видимо, с дороги, и как хороший хозяин я обязан угостить вас обедом. У меня есть отличная дичь. Предлагаю вам отобедать со мной. Куда лучше отправиться дальше на сытый желудок.       — О, благодарю! Вы читаете мои мысли, — вперёд высказывается Джозиана. И пока юноша накрывает деревянный стол, Эскель отводит девушку в сторону.       — Прости, но я очень голодна. Всего один обед. Что будет-то?       — Если ваш спутник хочет, может подождать вас на улице или же отправиться дальше. Я с удовольствием побуду в вашей чудесной компании. К тому же вам явно опасно отправляться в такое приключение.       Эскель замирает от негодования. Но едва его взгляд падает на Джозиану, как искры ревности разгораются в пламя. Он улавливает её чарующую улыбку, её заинтересованный взгляд. Она ускользает от него, как лёгкий морской бриз, оставляя после себя лишь раздасованные чувства. И он решает остаться.       Ужин состоит из овощей и запечённого в печи мяса. На старых деревянных тарелках виднеется въевшаяся грязь, подчёркивающая бедность и убогость забитой деревушки. Адар достаёт бутылку вина вопреки запретам ведьмака. В скором Эскель и вовсе ощущает себя лишним, замечая, как между Джозианой и Адаром общение протекает на одной волне.       — Это вино доставлено мною из самого Туссента.       — А почему вы покинули Туссент? — вмешивается Эскель.       — Я захотел исследовать мир. Думаю, что скоро я покину и Урстен. Но пока мне хочется помогать этим забытым людям.       — Откуда у вас татуировка? — подаёт мурчащий голос Джозиана.       — О, я заметил, с каким интересом вы смотрите на нее, — юноша подсаживается ближе, немного опуская ворот и являя её девушке. — Это проделки моей бурной молодости.       — Вы и так молоды, — замечает ведьмак.       — Да, многие так говорят. Но мне уже… уже двадцать. А ваши татуировки?       — О, это… — Джозиана вздрагивает, будто пробуждается от чарующего сна. Повисает пауза.       — Что же?       — Это… — её дыхание сбивается и она смотрит на Эскеля, будто ищет в нём поддержки.       — Такая история, что даже вспоминать не хочется?       Меланхоличный голос юноши вызывает в ней раздражение. Она смотрит на него и чувствует отторжение. Сама не понимая внутреннюю природу своих чувств, она озаряется по сторонам, понимая, что со стороны выглядит глупо.       — Мы, кажется, засиделись. Пора идти, — аппетит пропадает, и часть мяса так и остаётся недоеденной.       В прекрасных ониксовых глазах проскальзывает плохо скрываемое разочарование. Его рука столь медленно и аккуратно опускается на стол, будто заученное некогда движение.       — Боюсь, я буду скучать без вашей очаровательной компании.       На сей раз Джозиана не отвечает. Она поднимается и хватает за руку Эскеля. И даже не попрощавшись, покидает дом травника. Ведьмак не решается заговорить с ней о странном происшествии. Однако чувствует некое облегчение. Он вновь берёт ситуацию в свои руки, чувствуя подчинение своей спутницы. Они направляются к старосте, чтобы продолжить расследование.