꧁꧂
Необычайно тяжёлыми кажутся веки, которые она с трудом пытается разомкнуть. В висках неприятно пульсирует от каждого вздоха, а руки будто погружены в огонь. И всё же она превозмогает боль и из груди вырывается отчаянный стон. На губах глубокие трещины, хочется испить холодной воды. На запястьях сквозь раздвоенную пелену замечет двимеритовые кандалы, а под ними до крови прожженную кожу. Невольно к горлу подступает комок, который лишь на мгновение отсрочивает панику. Переворачиваясь на спину, рукой касается холодной каменной стены. Каждый вздох отдаётся колющей болью в груди — она задыхается. Страх и боль, отчаянье и безызвестность сковывают цепкими колючими лианами душу. Попытка встать приводит к тому, что она грузно падает на пол. Всё в том же тяжёлом платье и с причёской, которая причиняет лишь одни неудобства. И, присаживаясь, она нервно вытягивает шпильки из волос, порой не щадя собственных чувств, — резкими движениями, даже с клочьями волос — и отшвыривает их в угол слабоосвещённого помещения. Приятная слабость окутывает голову, когда серебряные кудри падают на плечи. Делая глубокий вдох, она поднимает глаза вверх, утыкаясь в безрадостный выбеленный потолок её маленькой тюрьмы. — Bloede arse! — с жаром произносит она, срывая красивую гладкую ткань верхней юбки. Красивым полотном падает она на пол. Следом идёт железный каркас, который держал её объём, и верхняя часть платья. Девушка остаётся лишь в нижней рубашке со своим корсетом и белоснежной мягкой нижней юбке. — Продолжай, продолжай. Меня ты не заводишь, а вот сосед, кажется, уже извёлся, следя за очаровательной маленькой мисс, — произносит мужской голос, выводящий Джозиану из оцепенения. В некотором испуге она оборачивается на звук, заметив, что напротив обычная решётчатая дверь, которая прекрасно открывает обзор на её камеру другим заключённым. Мужчина, обращавшийся к ней, сидит в камере напротив. Он немолод, однако хорошо слажен и спокоен. Простота серой рубахи никак не портит его вид, напротив, весь его стан говорит о том, что он благородных кровей. Чёрные волосы местами поседели, однако придают его облику определённый шарм. Он крутит в руках надкусанное яблоко и бросает на неё безразличный взгляд чернявых глаз. А вот рядом с ним в камере на неё бессовестно глазеет обрюзгший и мерзкий субъект, в глазах которого кроме сладострастия едва ли можно найти хоть крупицу ума. — А, что… продолжайте, мамзель, я вам не мешаю, — оголяя гнилые зубы, произносит он. Джозиану бросает в жар. Яростно она хватает верхнюю юбку с пола и укутывается в неё. Гнев сменяет страх, и всё, чего она жаждет — отомстить Дийкстре за то унижение, которому он её подвергает. А ведь она обещала Эскелю…***
Шалфей и розмарин Некоторое время назад Цири мертва. Слова эти ещё звучат в голове, отстукивая неприятным ритмом как заевший в моменте барабан. А она измеряет шагами комнату, пытаясь осознать услышанное. Её последняя надежда рушится как хрустальная конструкция, падающая от удара мощного тяжёлого камня. Руки холодеют, она сжимает их жестоко, не щадя себя. Не видит она и то, какая обстановка её окружает — всё меркнет под гнётом этой новости. И так противно тихо вокруг, что слышится стук сердца. Только он даёт ей толчок к тому, чтобы она закончила свой путь именно так! И она достаёт флакон. Он тёплый, расположенный ближе всего к телу, в скрытом кармане. На свету переливаются чёрные ягоды, которые легко закончат её существование. Нет смысла больше искать пристанища в чужих домах, а своего у неё никогда и не было. — Что это? Голос Эскеля как глас, взывающий к жизни. Она пробуждается, сжимая флакон в руке и отворачиваясь к окну. От солнца побаливают глаза. Под гнётом холодной и неприятной реальности опускаются плечи. Она не находит слов для ответа и слышит тихие и аккуратные шаги. — Джози, я знаю, теперь знаю, что для тебя это значит. И мне очень жаль, — его тёплое дыхание ласкает кожу, а мягкий голос затрагивает струны: потаённые, глубинные. И вновь слёзы. Она бессовестно честна перед ним в своих эмоциях. В негативной их составляющей. — Джози… Он позволяет себе её обернуть и обнять мощными руками. Будучи тонкой как тростинка, она теряется в его объятьях, рыдая на груди, не сдерживая собственных чувств. Он гладит её по спине. Движения аккуратные, мягкие, в некотором роде трепетные. Его сердце, казалось бы лишённое чувств, сжимается от жалости и безысходности. Он бы помог, всё отдал бы этой девушке, если бы было в его власти изменить порядок вещей, изменить прошлое, помочь. Но он бессилен — простой ведьмак, мутант. — Эскель, почему так? Почему так происходит? Моя жизнь напоминает какую-то постоянную гонку! — пылко сознаётся она. — Джози, так у многих… — Нет! — она ловко вырывается из его рук и отходит к окну, стирая слёзы с лица. — Это нечестно! На мою долю выпало слишком много страданий! Пока я скиталась и три года думала о том, чтобы разыскать Цинтру, этот… — Джозиана замирает. Повисает неловкая тишина. Эскель боится её коснуться, чувствуя, что она раздражена. Он отходит к туалетному столику и опирается на него, молча наблюдая за собеседницей. — Эскель, а кто сейчас управляет Нильфгаардом? — Эмгыр вар Эмрейс. — Он был при нападении? — Да. — Ты говорил, Нильфгаард самое мощное королевство на континенте? — Так и есть. — А что идёт после него? — Редания. Джози, ты решила податься в политику? — отчего-то голос Эскеля звучит не серьёзно и девушка смиряет его укоризненным взглядом. Улыбка тут же сходит с его лица. — Прости. Она не отвечает. Просто садится на кровать и подтягивает к себе ноги, обнимая их и вздыхая так глубоко и печально. И вновь Эскель теряется. Ему проще «воевать» с ней, чем подобрать слова для утешения. Да и едва ли они тут уместны. Волнуется. И всё-таки он решается на разговор. — Джози. Что бы ты там себе не надумала, я очень хочу, чтобы ты послушала меня. Всего пара минут, возможно, то, что я скажу тебе, придётся по сердцу. Ситуация сложилась так, что обитель, к которой ты так стремилась, разрушена. Жестоко, но наш мир глубоко несправедлив и беспощаден. А наши жизни преданы случаю — никогда не знаешь, что готовит грядущий день: будет ли еда или, возможно, умрёшь от лап архигрифона или экиммы. Сплошь и рядом гибнут люди, кто-то кого-то теряет. Ты видела, что было в Урстене. Родители потеряли детей. Но ведь жизнь продолжается. — Что ты предлагаешь? Забыть? — её нервный голос повышается. — Нет. Отпустить. — Это невозможно. — Всё возможно. — И что мне делать? Куда податься? — она вскакивает с кровати и всплескивает руками. — Может, в танцовщицы эти? Или ещё куда? — Поехали со мной. Он произносит эти слова тихо и твёрдо. Уверенно настолько, что Джозиана замолкает, смиряя его испытующим взглядом измученных изумрудных глаз. Он решается подойти, намеренно сокращая расстояние между ними. И вот он касается её плеч, затем руки скользят по шее, останавливаясь на подбородке. Он поднимает её лицо, так же смело заглядывая в глаза. — Поехали со мной, — повторяет он уже более настойчиво, опуская взгляд на её губы, напоминающие два нежнейших лепестка розы. И молчание наполняет тишину волнением, трепетом сердца. Он слегка опускается и едва не припадает к ним, дразнит, тут же замирает, обрисовывая их контур подушечкой пальца. — Эскель, нет, — она убирает его руку и отходит к окну. — Куда мне поехать с тобой? Куда? Он, разочарованный, вздыхает и становится рядом с ней, стараясь скрыть свои уязвлённые чувства. — Пока на некоторое время я намерен вернуться в Каэр Морхен — некогда мой дом, моя школа. А потом странствовать. — И ты предлагаешь мне последовать за тобой? Сначала в крепость, а потом странствовать? И как ты себе это представляешь? — Так же, как было в Урстене! — его глубокий вздох говорит о том, что она вновь играет на струнах его натянутых нервов. — В Урстене была не более чем необходимость. Убивать монстров, не иметь крыши над головой и постоянно рисковать? Да я так жила на протяжении всей своей сознательной жизни, как минимум с десяти лет! И поверь, мне хватило этой жизни сполна. Это совсем не то, чего бы хотела моя душа! — А чего она хочет? — он смотрит на неё выжидающе, пронзая взглядом. И, не получая ответа, продолжает: — Богатых комнат и мягких шелков? — Нет. Значит, так ты обо мне думаешь? — она не уступает ему в язвительности, так же пронзая взглядом. — Тогда чего? Я видел твои умения: ты отлично владеешь луком, ты прекрасно ориентируешься в ситуациях и умеешь быстро реагировать! Так что ты вполне можешь путешествовать со мной! — Это ты так думаешь! — Ты невыносима! — всплескивая руками, он отходит к двери, в порыве вновь уйти. Способности этой девушки сводить его с ума стоит позавидовать. То она играет на его желаниях, то на нервах, то он жаждет поцелуя, то попросту удушить её. — Эскель… — он замирает, касаясь ручки. — Отдыхай, Джози. И вновь хлопок двери. Она скрещивает руки на груди, не скрывая раздражения. Он отмахивается так легко, как до этого прикасался к ней. С ним ей сложно, он абсолютно непредсказуем в своих реакциях. И, присаживаясь на кровать, она берёт в руки дневник матери и изучает его, обдумывая свои дальнейшие действия. Эскель возвращается поздней ночью и бесшумно сооружает себе лежанку на полу. Он не обращает внимания на девушку, да и ему чудится, будто она спит. Быстро и легко он погружается в крепкий сон, и вот уже спустя некоторое время до Джозианы доносится мирное сопение. И пока он предаётся миру грёз, она смотрит в окно, вновь и вновь проигрывая план действий в голове. И едва пробуждается солнце, красивые яркие лучи попадают в комнату, она присаживается и начинает причёсывать гребнем волосы. Мысленно она не здесь, продумывает каждую мельчайшую деталь, каждый свой последующий шаг. И первое, что ей жизненно необходимо — получить доступ к королю Редании. И избавиться от компании Эскеля. Она наносит пару капель ароматного масла на запястья. В старом потёртом от времени флакончике ещё остаётся немного. Запах удивительный — свежих лилий и душистого мёда. Это особый подарок от Кармиллы в день её побега. Маленькая память о ней, кусочек прошлого. Умываясь и освежая лицо, она пытается придать себе менее болезненный вид и бессовестно направляется к ведьмаку. Ловко пробираясь сквозь его покрывало, она аккуратно обнимает себя его рукой и кладёт голову на его грудь. Ловит каждое дыхание и движение. От него пахнет лесом, потом и лошадью. Знакомый запах путешествий, в некотором роде родной для неё. И куда приятнее вечно вкусно пахнущего Финимора, который излишне соблюдает собственную красоту и опрятность. В некотором роде, всё опрятное претит ей, так как носит отпечаток прагматичного Белого хлада. Она улавливает взгляд кошачьих глаз. Удивление в них проскальзывает лишь на мгновение, затем он крепче прижимает её к себе, и на его обезображенном лице проявляется улыбка. Джозиана понимает, что с ним опасно играть, бессовестно и изысканно, как учили её в Вершителях, но это единственный шанс заставить его действовать ей на руку. — Ты — хитрая лиса, — слегка охрипшим голосом произносит он. — Я — лиса? Правда? — она игриво хихикает, крепче прижимаясь к нему и утыкаясь носом в шею. Обдаёт его грубую кожу своим нежным дыханием. И чувствует его напряжение. — Да. Лиса. Я никогда не знаю, что от тебя ждать. Она не отвечает, смотрит в глаза открыто, так, как смотрела прежде на Региса. Только там была искренность, а тут всего лишь тень игры. А где-то глубоко, в самых потаённых уголках, прячется совесть. Этот взгляд покоряет его. Ударяет прямо в сердце, не оставляя шансов на победу. Впервые за много лет его окутывает странное, забытое чувство смущения, однако взгляд он не отводит. Касается пальцем её губ, наслаждаясь их мягкостью и нежностью. Эта маленькая девушка, подобная эльфийке, кажется ему созданием неземным, эфемерным, словно ангел. — Маленькая воровка. — Но я больше ничего не крала! — Ты украла самое важное. Пляшущие огоньки непонимания в глазах девушки забавные. Она так прекрасна в своей искренности и наивности, так нежна, что он тут же припадает к её губам, стараясь не спугнуть её настроение, не вызвать неприятных ассоциаций. Поцелуй долгий, пробуждающий, волной отражается в каждой клеточке его тела, и вот он сильнее притягивает её к себе, целуя её глубже, наслаждаясь мгновением. И какой же это поцелуй! Он напоминает ему вкусный и сладкий пирог посреди пресной еды, настоящий дикий мёд. Она податливо взбирается на него и овивает руками его шею, он чувствует тонкий шлейф аромата её духов. Нежнейшие лилии тончайше подчёркивают прекрасный образ этой девушки. — И что же я украла? — произносит она, прекращая поцелуй. Он не настаивает, знает, что всему своё время. Это и так маленькая победа над этой непокорной воительницей. — Придёт время, и я тебе расскажу, — он поглаживает её волосы, играясь с серебристыми прядями. — Расскажи сейчас, я тебе верну эту вещь! — Уже не вернёшь, Джозиана. Это вне твоих сил. Она кладёт голову ему на грудь и дышит с ним в такт. Тишина комнаты приятно окутывает их, он гладит её спину, позволяя ей властвовать над ним. Он знает её острые шипы и бездействует. Просто предаётся воле случая. — Эскель. А как ведьмаки становятся ведьмаками? — Проходят обряд травами, Джози. — Значит, то, что пишут в книгах, правда! И это больно? Тебе было больно? — Я уже и не помню. Он улавливает её взгляд. По-детски наивный и чистый, его сердце вновь окутывает волна нежности. — Мне страшно представить, что ты прошёл все эти мучения! Что тебе было так больно! Слова, произнесённые так пылко, так эмоционально, трогают до глубины души. Он припадает к её губам, жадно впиваясь в них, как в источник новой жизни. Он чувствует её лёгкое, неосознанное сопротивление и отступает. Понимая, что ему становится сложнее собой управлять, он легко переворачивается, помогая Джозиане прилечь рядом, а сам присаживается. Чувствуя, как сбивается дыхание, он сжимает руки в кулаки и пытается успокоить бешеный ритм сердца. — Эскель, — он чувствует её горячую ладонь поверх своей руки. Она присаживается рядом, будто по наивности не обращая внимания на его состояние. — Можно вопрос? — Спрашивай. — А кто король Редании? — Сигизмунд Дийкстра. — А ты не знаешь, как… попасть к нему на приём? — У меня не особо есть на него выходы, да и ведьмаки с политикой не связываются. Думаю, что у Лютика есть. И, Джози, что ты задумала? — Ничего. Время уже вставать… Она поднимается и поправляет волосы. Грациозно проходит перед ним к окну, одаривая его многозначным взглядом. Он тут же покидает тёплую лежанку и направляется к ней. Его руки скользят по её тоненькой талии, и он притягивает её к себе. — Отвечай. — Мне нужно найти кое-кого. — Ещё? Говори, я помогу. — Боюсь, что ведьмак тут не поможет. Этот человек из высших кругов. К тому же я хочу передать кое-какие данные о моей матери, чтобы они не канули в лету. — Джози… — Я обещаю, обещаю не делать глупостей. — Зная твой характер, твои наклонности… Дай мне слово, что ты ничего не выкинешь. — Обещаю. — Хорошо, я поговорю с Лютиком, потом мы сходим… — Нет! — перебивает она и руками обхватывает его лицо. — Эскель, послушай меня. Я управлюсь сама. Тут наши пути разойдутся. — Джози… — страх, проскользнувший в его глазах, заставляет её сердце биться сильнее. — Послушай. Я приняла решение пойти с тобой. Но сперва мне нужно завершить кое-какие дела. Самой, понимаешь? — блефует она. Всё, что ей нужно — усыпить его разум. Она уже точно знает, что не возвратится, что окончание её пути в неминуемой гибели. И неважно, от рук Дийкстры, Эмгыра, Хлада или её собственных. Поэтому маленькая или большая ложь ей даётся легко. В любом случае, когда пройдёт время, он забудет о ней. Ведь ненависть сильнее любви, а поняв, что она его обманула, он её непременно возненавидит. — Не понимаю. — Эскель, ты говорил, что отбываешь в Каэр Морхен. Отправляйся туда, и я приду к тебе. Сразу, как только завершу свои дела. Жди меня там, хорошо? Мне так хочется увидеть место, в котором ты рос. Ты покажешь мне каждый угол своих воспоминаний. Она сплетает пальцы их рук и, становясь на цыпочки, позволяет себе поцеловать его. Это усыпляет его бдительность, и он уступает ей. — Хорошо, Джози. Я договорюсь с Лютиком и отбуду в Каэр Морхен. Но… — он сжимает её ладонь даже до некоторой боли. В его взгляде проскальзывает холодность и циничность. — Но я даю тебе ровно три месяца. Если ты не приедешь, я покину его и постараюсь больше не попадаться тебе на пути. И, отпуская её, он покидает комнату. Джозиана смотрит ему в след, чувствуя пробуждающуюся совесть. Однако она её заглушает. Его слова даже на руку ей, так как отправляться к нему она уж точно не собирается.***
Тюрьмы под банями. Новиград Сейчас
Не в силах даже заплакать, она ощущает сильную и жгучую боль в запястьях. Прожигающие двимеритовые кандалы надолго оставят отметины на её коже, как память о вольности и предательстве Дийкстры. Она на многое закрывала глаза доныне. На его пренебрежение, холодность и уход от ответа по поводу нападения на Нильфгаард. Он не назначал точных дат, зато скорее окутать её путами брака стремился с явным усердием. Что шло в разрез с планами самой девушки и являлось основными причинами их конфликта. Теперь же она осознаёт, что, доверившись ему, сделала огромную ошибку. Присаживаясь, она пытается стянуть с себя кандалы и ловит взгляд заключённых напротив. Мужчина с яблоком лениво вздыхает, улавливая её взгляд и одаривая тёплой улыбкой. В столь отчаянном положении она уже не видит разницы между искренностью и притворством и воспринимает всё за чистую монету. Другой же глазеет на неё по-прежнему с нескрываемым вожделением. — An’badraigh aen cuach! — Ни слова не понял, но звучит музыкально, — отвечает незнакомец, откусывая яблоко. Джозиана не реагирует. Она падает на пол и начинает руками искать заколки, совершенно не беспокоясь о наблюдателях. — Интересно, чем Дийкстре не угодила такая юная эльфийка? Поговаривали, что он напротив — друг и товарищ всем обиженным и униженным. Начиная от магов и заканчивая… — Thaess aep! — Интересно, а это что значит? Знаешь, у тебя поразительно измученный вид. У меня припрятано яблоко, перекинуть тебе? — Дай мне, — вмешивается сосед. — Изыди. Джозиана находит пару шпилек и тут же прячет их в кровать, слыша грузные шаги. К её камере направляется целая армия, как чудится уставшему разуму девушки. Трое солдат во главе с командиром и девушка, её горничная. Она стыдливо опускает голову, держа в руках новое платье. Джозиана даже не поднимается, сидя на полу и смотря на них взглядом полным ненависти. — Его величество желает поговорить с вами! — произносит капитан. — Ghoul y badraigh mal an cuach! — С нами этот номер не пройдёт. Он сказал привести вас по собственной воле или силой. Нам подойдёт любой вариант. В камеру протискивается горничная и кладёт на кровать платье. Она пытается подойти к Джозиане, но та отскакивает от неё как от огня. — Не смейте прикасаться ко мне! Я не буду надевать ваши одежды! Essea b'fhearr liom bás! — Будет лучше, если вы покоритесь. Он и правда отдал им такой приказ, — понизив голос, сочувствующе произносит горничная. Джозиана смиряет их горделивым взглядом. Она не двигается и не позволяет горничной подступиться к себе. Командир теряет терпение и жестом направляет к ней солдат. Грубо они хватают её под руки, задевая раны от двимерита, и буквально тащат к выходу. Джозиана шипит, кричит и извергает ругательства, обещая им всем пасть от рук Белого Хлада. Её крик эхом разносится по коридору. Дийкстра восседает в своём новом кабинете, недавно отстроенном для особо важных случаев, и разбирает гору бумаг. Его голова болит, и он чувствует себя неважно, особенно после большой дозы алкоголя. Рядом стоит юная чародейка, спокойная как скала. Он толком и не обращает на неё внимания, все его мысли погружены в работу. Но едва до него доносятся крики и ругательства, он отвлекается, улавливая так же любопытный взгляд чародейки. А догадываясь, что она непременно всё доложит Филиппе, он тут же приходит в негодование. — Иди к себе, — командует он. — Но… — Иди! Чародейка уходит, сталкиваясь в дверях с его невестой. Он не удивляется, видя, с какой силой её волочат к нему, и так же её потрёпанному внешнему виду. Она смотрит на него с яростью, практически граничащей с безумной страстью. Ему даже нравится их игра. К тому же он уверен, что сломит дух этой непокорной девицы. И, конечно же, он с самого начала не собирался идти у неё на поводу. В каждом его слове и действии — одна сплошная ложь. — Что ты себе позволяешь? — обезумевши кричит она. — Все вон! Мне необходимо поговорить с моей наречённой наедине. Солдаты покорно покидают комнату, и они остаются вдвоём. Джозиана проходит вперёд и запрыгивает на стол, медленно ползя к нему по поверхности, как дикая кошка. На какой-то момент ему кажется, что она готова вцепиться зубами в его глотку. Он невольно ежится на стуле. — Что ты себе позволяешь? Ты думаешь, я буду говорить с тобой после всего, что ты сделал? Я ухожу, и ты не посмеешь меня удерживать! Прикажи отдать мою заколку и сними с меня кандалы. И тогда, быть может, я пощажу тебя и твоих людей. — Ты угрожаешь мне? — его противный смех действует ей на нервы. — Девочка, ты, кажется, забыла, с кем разговариваешь! За моей спиной целое королевство, когда за тобой пустота! Никто не знает о твоём существовании, и в этом мире нет не единой души, которая бы встала на твою защиту! — В этом мире нет, — смеётся она ему в глаза и от того кажется сумасшедшей. — Опять твои пугалки про Белого Хлада? — Он придёт за мной. — Пускай. Я бы на него взглянул! И, конечно же, ты никуда не пойдёшь! Ты вышла со мной в свет, мы обвенчались, и хочешь ты того или нет, но ты станешь моей женой! — Нет! Ты обещал мне войну с Нильфгаардом! — Ровно до тех пор, пока ты не подняла на меня руку! — Ах ты негодяй! Она отшвыривает бумаги с его стола и впивается руками в его шею. Пытается задушить, однако её сил не хватает даже на то, чтобы сдавить горло. Он ловко отталкивает её и ударяет, не жалея силы. Её крик боли эхом разносится по кабинету. Взяв её за волосы, он с силой усаживает на стул и возрастает над ней, как скала. — Слушай сюда, девочка! Я и не таких осаждал, не таких усмирял! И лучше бы тебе вести себя покорно, лучше для тебя самой! Ты будешь играть по моим правилам, отныне повинуясь мне во всём. А каждая твоя провинность будет ссылкой в камеру. Тебе ведь там понравилось? — Ты — мерзкий, противный ублюдок! Вот увидишь, я здесь камня на камне не оставлю! Ты знаешь мою силу, но ещё не знаешь силу и могущество Хлада! — Я не боюсь, — он наклоняется, сдавливая её руки и причиняя больше боли. Она не показывает ему свои страдания. Не обращает внимания на боль в руках, на пылающую от удара щеку. Она смотрит в его глаза открыто. И едва их взгляды пересекаются, как она смело плюёт ему в лицо. — Стража! — командует он, вытягивая белоснежный платок и вытирая её плевок. — В камеру её. И подготовьте мне экипаж, я отбуду в Оксенфурт. — Вот увидишь! Камня на камне не оставлю! Это место погибнет под слоем снега, а всё вокруг превратится в пустыню! — кричит в след обезумевшая девушка. Король отворачивается к окну и вызывает к себе слугу, приказывая отменить назначенную встречу с Геральтом.꧁꧂
В камере непривычно чисто. Уже нет остатков от её платья и шпилек. Джозиана опускается на кровать, прикладывая руку к горячей щеке. Болит всё, кажется, что нет на ней живого и здорового места. А её жизнь напоминает кромешный и нескончаемый ад. Она достаёт кулон с прядью Региса и сжимает его в ладони. Жаль, что он запомнит её такой — падшей. Жаль, что он наверняка не испытывает к ней больше той нежности, той теплоты, которую дарил ей прежде. Наверняка он стёр из памяти её образ. И, надевая кулон на шею, она достаёт ягоды. Всего одна ягодка — и она разом уничтожит коварный план Дийкстры. Хотя для неё оставалось загадкой, почему он так упорно держался за идею их брака. Неужели для него тщеславие дороже собственного спокойствия? Или он, как и Хлад, жаждет особенное дитя? Этого ей не узнать. Доставая ягоду, она смотрит на неё словно загипнотизированная. Всего один укус — и всё. Она останется в памяти этого мира как несущая смерть, в памяти Региса — алчная, в памяти Эскеля — обманщица и воровка. А ведь и правда, есть истина в словах Дийкстры: в этом мире нет никого, кто бы искренне печалился о ней. А ведь она печалится обо всех разом. И сердце сжимает тоска. А может, всё-таки стоило уйти тогда с Эскелем?***
Шалфей и Розмарин Некоторое время назад Эскель возвращается. На его лице отсутствует улыбка, и вид его грозен. Он не бросает слов, лишь подходит к столику и начинает что-то с усердием делать. Джозиана наблюдает за ним издалека. И душу наполняет тоска. Она вдруг осознаёт: этот миг последний. Они больше никогда не встретятся. По прошествии трёх месяцев он пустится в новое странствие с мыслью о её предательстве. Он даже не узнает, что к тому времени она будет мертва. К глазам предательски подступают слезы, и она срывается с места. Отчего-то прощаться с ним невыносимо сложно. Внутри, подобно яду, растекаются разнообразные чувства: от угрызений совести, до теплоты. И то и другое играет в её воображении яркими красками. И хочется ей обнять его до боли и никуда не отпускать. — Я договорился с Лютиком. Он отведёт тебя к Дийкстре. И эта комната за тобой на два месяца. Потом… — К тому времени я буду уже на пути к тебе, — продолжает она бессовестно лгать. Поглаживая его по периметру руки, она замечает старую потёртую карту, которую расправляет ведьмак. И как только он заканчивает, аккуратно пропускает её вперёд. Сам остаётся позади. Слишком близко и волнующе. — Что это? — Это карта. Я не хочу, чтобы ты тратила время и свои скромные кроны на поиски пути в Каэр Морхен. Я оставлю тебе её, к тому же я знаю дорогу туда наизусть. — Эскель, не стоило… — Стоило. Джозиана рассматривает карту. Каждая её потёртость и неровность говорит о том, как часто Эскель прибегал к её помощи — от того она становится ещё дороже для девушки. Пальчиком она находит Новиград и чувствует, как его рука накрывает её ладонь. — Всё верно. Мы здесь. А Каэр Морхен… Его дыхание сбивается, он замолкает. Предательски стучит сердце, и он ощущает, что девушка так же волнуется. Он аккуратно проводит её ладонью по карте, рисуя весь путь в их крепость. К глазам Джозианы подступают слёзы и, вырывая руку, она оборачивается к нему. Обнимает его настолько крепко, насколько может. Не так просто идти вопреки своим чувствам. Даже в жестокой игре. — Squaess me ! — тихо шепчет она. Эскель не отвечает, но обнимает в ответ. Расставания он не любит, однако чувствует, что они непременно ещё встретятся. От того его сердце более спокойно, чем её. И обхватывая ладонями её лицо, он смотрит в бездонный океан её изумрудных глаз. — Джозиана, приходи ко мне как можно скорее. И, целуя её на прощание, покидает комнату.***
Тюрьмы под банями. Новиград Сейчас
— Эта отметина на твоей щеке… Не знал, что у короля настолько дурной нрав! Джозиана не отвечает. Даже не смотрит в сторону говорящего. — А что это у тебя в руке? Надеюсь, не яд? Джозиана вздрагивает, будто отойдя от сна. Она замечает, что из соседней камеры пропал мужчина, который прежде «поедал» её взглядом. И теперь они вдвоём. Она. И настырный незнакомец с яблоком. — О, ты, наконец, взглянула на меня. — Thaess ! — шипит в ответ девушка и выбрасывает ягоду вглубь камеры. Погибнуть — самый простой путь. Но она не пойдёт на поводу у собственных чувств. И не облегчит жизнь Дийкстре. Он должен ответить за свои злодеяния.