***
Камеры под банями. Новиград Пару часов назад — И я проделал огромный путь, чтобы познать истину и разыскать себя в этом бренном мире, — заканчивает триаду незнакомец, выжидающе смотря на собеседницу. Ворох пыли вздымается ввысь. Слышен треск рвущейся ткани и разъярённые возгласы узницы. Будучи в плохо скрываемой ярости, она кромсает всё, что попадает в зону её взгляда и, естественно, не реагирует на разговор соседа по камере. — An’badraigh aen cuach! Bloede arse! Geas! — Музыка! Слушал бы и слушал! Ах, вот эта картина меня больше забавляет! Куда лучше твоих раздеваний. Она бросает на него разъярённый взгляд. — Ах, какие глазки! Чудно! Мне определённо нравится! Рушь здесь всё! Хоть кто-то попортит имение этого пузыря. — Так присоединяйся! Что, только на слова горазд? — Ох, ах, смотри мне, а то я ведь и влюбиться могу, — шутит он. — Всё, всё. Это лишь шутка. Я уже своё отпортил, — он закатывает часть рубахи, показывая свежие рубцы. — Как видишь, на моей кровати нет даже подушки, не то что покрывала и матраса. Громко вздыхая, Джозиана ударяет руками о деревянный полог кровати, чувствуя острую волну боли, прокатывающейся вверх и отзывающейся даже в груди. Сводит живот и слабеют ноги, она присаживается на пол, прячет лицо на своих руках. Дийкстра и тут преуспел. Он предусмотрел разительно всё: ей сменили постель, а значит, унесли её заколки и предварительно всё убрали. Задыхаясь от злости, она оборачивается и пытается стянуть двимеритовые кандалы даже ценою собственной кожи. — Ух, ух… остановись! — Мне, мне очень больно! — с трудом дыша, произносит она и до крови закусывает губу. На лбу выступают капли холодного пота, а к горлу подходит тошнота. Она помнит пытки Хлада, явственной картинкой рисуются они в её воображении. И ей чудится, будто она вновь в его власти. — Оу… что это за кандалы такие зверские? Какое-то новое изобретение? Аль серебро? И ты чёртова ведьма или неведома тварюка? — Двимерит это. — Ведьма. Я так и думал. Хотя я впервые слышу, чтобы он наносил такие увечья. — Он и не наносит… — вовремя осекается она. Руками бродит по корсету, импульсивные действия, резкие, но едва ли что-то из прихваченных с собою вещей могут помочь. Достаёт кулон Региса и крутит его на свету. Слабые лучи отражаются от стекла. Поправляя шнурок и завязывая узел, она натягивает его на шею, предварительно сжав в ладони. Боль становится частью её существа — забытая боль. Давняя. Возрождённая. — Как твоё имя? — спрашивает она незнакомца, чтобы отвлечься. — Марк. — А меня Джозиана. Давно тут? — Я потерял счёт дням… кажется, больше недели, двух… или трёх. Именно поэтому пристаю к тебе с разговорами. Знаешь ли, умные собеседники тут редкость. Слушай, вот тебе мой совет. Возьми, оторви от низа юбки полосу ткани и обмотай ими раны — так ты уменьшишь воздействие двимерита на кожу. Джозиана выполняет его совет, обматывая несколькими слоями ткани кожу. Кандалы плотнее прилегают к рукам, однако и вправду становится легче. Она выдыхает громко и глубоко, блаженно закрывая глаза и смахивая пот со лба. — За что ты тут? — За то, что я плохая невеста. — Вот как. Не повезло тебе с женихом. — Я не намерена выходить за него замуж. А ты за что тут? — За то… за то, что я нильфгаардец. Джозиана замирает. Она не верит собственным ушам и оборачивается к нему, заранее переспрашивая. И, получая положительный ответ, вновь замирает. Он может отвести её в Нильфгаард, а там она уже придумает способ, как подобраться к его владыке, её врагу — Эмгыру. — Нильфгаард? Вот это удача!***
Оксенфурт Сейчас
— Скорей, скорей, скорей, — шёпотом говорит Марк, протискиваясь в их убежище и бросая на колени сидящей на земле Джозиане старые лохмотья. — Накидывай и уходим. Мне кажется, там два реданских идут к нам… — Надо было оставить тебя в камере! A d’yeabl aep arse! — И я рад нашему союзу. Как ты там говоришь… эм, аен куаш! Поторопись! — Из тебя не выйдет путного скоя’таэля. Накидывая поверх своего оборванного костюма серое платье из грубой ткани, она увязывает его обычным шнуром и покрывает голову капюшоном. Марк так же накидывает на голову капюшон, и они покидают укрытие с другой стороны прохода. Взявшись под руки, аккуратно двигаются вдоль улицы, стараясь выглядеть обыденно. Перед ними показываются двое реданцев, патрулирующие улицу. Джозиана замирает и слегка замедляет шаг, на что Марк её толкает. — Уже поздно, — доносится до них голос одного. Он пристально изучает их. — Мы знаем, — отвечает Марк. — Вам стоит как можно скорее покинуть улицу, иначе вы будете взяты под стражу за нарушение режима. — Всенепременно исполним! — игриво кланяется Марк и утаскивает Джозиану вдоль улицы. В очередной проём он её буквально затаскивает силой. — И куда нам податься? Надо к реке, может там удастся стащить лодку и перебраться на другой берег, минуя стражу и мост. — Какая ты паникёрша! Я… Его слова повисают в воздухе. В тишине ночной улицы до них доносится грубый мужской голос, который взашей кого-то подгоняет. — Быстрее! Сейчас нам всем не поздоровится, если вы, псы, будете так медленно шевелить поршнями! Душу окутывает лёгкость и радость, голос знакомый и вызывает на её лице невольную улыбку. Ведь говорит ни кто иной, как Кровавый барон. В тени фонарей он кажется мрачным. Стоит у дверей одного знатного дома и подгоняет своих слуг, заставляя их перетягивать большие коробки из возка. За месяц их разлуки он нисколько не похорошел. Всё такой же осунувшийся, уставший. — Джозиана, что ты задумала? — понизив голос, интересуется Марк. — Это знакомый. Он нам поможет… Она выскальзывает из укрытия и направляется к барону. Старается не бежать, а идти спокойно, однако в душе томится порыв попросить у него защиты и крова на ночь. — А ну брысь отсель! Всякой ободранной дряни не подаём! — ругается барон, взмахивая своей большой и толстой рукой. — Филипп Стенгер, вот так удача увидеть вас здесь, в Оксенфурте, — она скидывает капюшон. — А ты, мать твою, кто? Он внимательно всматривается и даже подходит чуть ближе. Щурится. Неудачно падает тень от фонаря, скрывая от него её лицо. Она помогает ему и ступает на свет, улавливая, как на строгом грубом лице проявляется тень удивления. Взгляд теплеет. — Донька, а ты как тут оказалась? — Долгая история. Вы могли бы нам помочь? — за её спиной показывается Марк. — Конечно, быстро в дом. А вы поторапливайтесь, иначе я с вас три шкуры спущу! — командует он и запускает в дом беглецов.***
Камеры под банями. Новиград Несколько часов ранее Грузные шаги противным эхом разносятся по округе. Джозиана беспомощно лежит на полу, в облаке из пыли, тряпья и пуха. Во рту жжёт от недостатка воды, а в голове стучит пульс. Эхо боли прокатывается по всему телу. Тканевые повязки пропитались кровью и не особо спасают от двимерита. Эта агония кажется нескончаемой. Отблески мрачных теней гуляют по выбеленному потолку, и необычайно громким слышится звук открывающегося окошка, в которое бросают еду Марку. Ей же, по особому дозволению Дийкстры и как дань некого уважения, еду заносят на подносе и прямиком в камеру. Звон ключей и скрип открывающейся двери действует ей на нервы. А от запаха пресной каши и молока противно сводит живот и к горлу подступает тошнота. Солдат присвистывает, видя разрушение, которое оставила девушка. Но он молчит, ставя перед ней поднос. Не видя реакции, присаживается на колено и стягивает перчатку. Горячими пальцами касается пульса на её шее. В этот момент, словно змея, Джозиана цепляется в его руку и запрыгивает на него. От неожиданности надсмотрщик пятится, а Джозиана, пользуясь случаем, рывком стягивает с него шлем и зубами впивается в шею. Он пытается кричать, но она запихивает в его рот кляп из грязного тряпья. Он отталкивает её, но едва спохватывается, как девушка успевает ударом одной руки повалить этого грузного мужчину на пол. — Ого. Как ты так его? — присвистнув, интересуется Марк. — Просто ловкий удар в сонную артерию. Она присаживается на колено и резко осматривает надсмотрщика. Забирая связку ключей, она не находит своего кинжала и приходит в ярость, на последок пиная его ногой. Пристально осматривая ключи, находит самый желанный — от её кандалов. Дрожащими руками освобождает себя от пут и глубоко, блаженно вздыхает, когда они с грохотом падают на пол. И, покидая камеру, она закрывает её снаружи, натыкаясь на просящий взгляд Марка. — Освободи меня! — Ты меня так достал. Зачем мне это? — Я могу доставить тебя в Нильфгаард, мне кажется, ты этого хотела. — Я и сама найду туда дорогу. — Постой, постой. Найти дорогу, ты-то найдёшь. Но будь уверена, тебя схватят и казнят. Ты слишком видная особа и наделала много шума. А если освободишь меня, я гарантирую тебе защиту от реданцев и от нильфгаардцев. — И каким же образом? — Я — близкий друг короля. Уверяю, он заплатит тебе за моё освобождение. Скрипучий замок поддаётся не сразу. Её руки дрожат, однако она прикладывает все свои усилия. Марк помогает с дверью и выскальзывает в коридор. Они покидают убежище и замирают. Прямо у двери, ведущей к верхним этажам бань, располагается огромный каменистый тролль. Он крутит в руках заколку Джозианы, постоянно приговаривая: — Охранять. Охранять… — Мы попали, можешь нас куда-нибудь переместить? — успевает уточнить Марк до того, как внимание тролля обращается к ним. — Пока не верну себе эту заколку… — она отталкивает Марка в сторону и успевает увернуться от летящего в их сторону камня. Поднимая руку вверх, она мгновенно перемещается к троллю и вспоминает простейшее заклинание замедления. Пока тролль пытается совладать с новыми ощущениями, она выхватывает заколку и возвращается к Марку. — Всё, убегаем? — Не так просто! Дийкстра должен за всё ответить! Пока она достаёт кинжал, Марк испуганно отползает в сторону, замечая, как стены начинают сотрясаться. Девушка выглядит более чем безумной, она вспарывает себе руку и напускает на тролля незнакомый вид магии. Существо окутывает кровавая дымка и слышится его хрип. Оно падает навзничь, поддавшись этой неведомой силе. Тяжело дыша, Джозиана покидает эпицентр вихря и хватает Марка за руку. В этот момент потолок начинает рушиться и она кричит: — Представь спокойное место! Скорее! Чётко представь!***
Дом Кровавого Барона Сейчас
Необычайно сочными и вкусными кажутся холодные, некогда запеченные овощи. Джозиана поглощает их с плохо скрываемым аппетитом, совершенно не беспокоясь о том, как она выглядит. Марк ест более сдержанно и даже равнодушно, водя вилкой по тарелке и размазывая там помидор. Он лишь поглощает вино, позволяя алкоголю приятно растекаться по всему телу. — Так получается ты и есть та самая Принцесса. А мне казалось, донька, ты увлечена тем малоразговорчивым другом. — Многое из того, что кажется, не является правдой, — едва слышно добавляет она. Чувство сытости и наполненности приятно окутывает ее, и она отодвигает тарелку. — А вы какими судьбами тут? — Поговаривают, что дочь моя, Тамара, здесь. Думал, повидаюсь с ней перед отъездом в Туссент. Убедила ты меня в верности твоих слов. Грузно поднимаясь, Барон двигается к окну и выглядывает на улицу, равнодушно окидывая пустынные улицы. На морщинистом лице проскальзывает тень досады, однако он нисколько не делится с гостями своими чувствами. — Тут в доме всего одна гостевая комната. Но там есть удобная тахта у окна, так что думаю, места вам хватит. Ванну набрали, так что, донька, ты иди первая, а твой новый друг присоединится к тебе после. А я пока поищу для вас подходящую одежду и кой-какие мази для твоих изувеченных рук. Джозиана сидит на тахте и дрожащей ладонью касается открытых ран на своём запястье. Дурно пахнущая смесь охлаждает и даёт некий эффект заморозки, что на время отсрочивает боль. Обстановка гостевой комнаты довольно роскошная, особенно для девушки, привыкшей спать под открытым небом или в самых дешёвых комнатах отнюдь не хороших постоялых дворов. В воздухе витает сладковатый аромат пионов, который слегка перебивает едкий и отталкивающий запах мази. На огромной постели при желании могли бы уместиться трое. Горничная с суровым лицом и красными от работы руками расстилает постель и кладёт новое платье для Джозианы прямо на мягкое бархатное кресло. На небольшой столик ставит тарелку с фруктами и вино. Но пока Джозиана занята тем, что пытается спалить кровавые самодельные бинты в камине. Она слышит звук открывающейся двери и краем глаза улавливает движение к кровати. Марк буквально падает на неё, блаженно постанывая от удовольствия. — Мягкая кровать, ммм. Джозиана не отвечает. Спокойно смотрит, как языки пламени поглощают кровавую ткань и возвращается на свою тахту, наскоро укутываясь в одело. Руки перестают неметь и постепенно проскальзывает покалывающая ноющая боль. Но она ничто по сравнению с испытанной прежде. За окном глубокая ночь, а по пустынным улицам проходится реданская стража. И так тоскливо становится на душе, одиноко. В голове с особой силой стучат слова Дийкстры, особенно обретая яркие краски. Нет в этом мире никого, кого бы печалила её судьба. И тошно от этого, тошно. — Марк. Марк? — Говори. — Есть ли там в Нильфгаарде те, кто тебя ждут? — Есть. Жена и две дочки, — лениво произносит он, опьянённый вином. Джозиана с теплотой улыбается, но внутри зарождаются первые ростки зависти. Она — одинокий корабль в океане. Невольно тянется к кулону Региса и смотрит на него. Уйти и остаться в его памяти алчной, стереть все хорошие воспоминания прошлого? Нет, это выше её сил. Она слишком много наговорила ему лишнего, слишком жестоко прогнала. Но есть шанс всё исправить. По крайней мере, оставить хоть у кого-то в душе сожаление о её гибели. — А ты правда друг короля? Слышится смех. Сонный, ленивый и пьяный. Марк неохотно переворачивается на бок, подбивая одеяло под голову, и зевает. — Не думаю, что у Эмгыра вар Эмрейса есть друзья. Я соврал. А как мне ещё было заставить тебя выпустить меня? Но… Но я не последний человек при его дворе! Так что в своём отчете я упомяну о тебе и уверяю, он захочет тебя увидеть. А ты? Кто ты? Этот мужчина назвал тебя раз Авророй. Так кто ты? Аврора или Джозиана? — Аврора, — тихо произносит она спустя время. Марк не слышит её ответа, он погружается в глубокий и спокойный сон. А под гнётом тишины Джозиана смотрит в окно и вытирает набежавшие слёзы. Она не уйдёт на погибель, пока не исправит ошибку, совершённую на балу. Она непременно должна поговорить с Регисом, а затем только продолжить путь в Нильфгаард, где и завершит начатое. Отомстит тому, кто посмел разрушить Цинтру. Шалфей и розмарин Утро Трисс барабанит пальцами по столу. Благодаря тому, что Лютик закрыл на два дня кабаре, внутри стоит непривычная для данного заведения тишина. Зловещая и грузная. Напротив спокойная и изящная Йеннифэр, которая поправляет свои чёрные волосы и расточает чарующий аромат сирени и терпкого крыжовника. Геральт мрачнее тучи, он беседует с Золтаном о повседневных делах, когда мыслями далеко не здесь. — Неужели Дийкстра мог такое сделать? — удивлению Присциллы нет предела. Она измеряет шагами расстояние от стола до Геральта. — Мог. У меня нет причин не доверять Аннет, — Трисс снова разворачивает письмо от придворной чародейки, в которой так подробно описывается ссора принцессы и короля. По подозрениям чародейки, он держит невесту взаперти. — Могла она тебе соврать? Наверняка Филиппе она расскажет больше, — замечает Йеннифэр. — Главное, что она поделилась со мной хотя бы этими сведениями. Всё-таки отношения у них и правда натянутые. И если то, что мы нашли в её комнате — правда, то вопросов становится всё больше. Геральт? — Что, Трисс? — ведьмак неохотно подходит к столу и присаживается рядом с чародейкой. — Ты веришь тем письмам и дневнику? Как думаешь, это может быть правдой? — Я бы засомневался в этом, но меня поражает уверенность Дийкстры. Он никогда не сделает ничего, в чём не будет уверен. Так что вполне у него могут быть доказательства. В любом случае нам придётся разделиться. Кто-то отправится на поиски Цири, ведь Аврора уверена, что она мертва. А кто-то вызволять девушку из тех сетей, в которые она себя запутала. Не уверен, что выйдет что-то путное из их брака. Зная характер Цири, могу предположить, что и Аврора далеко не покладистая девушка. И чем скорее мы займёмся их воссоединением, тем лучше. — Я просто не могу поверить, что Паветта тогда выжила. Эта мысль, она такая… — Дикая, — заканчивает за Трисс Йеннифэр. — Геральт! — в кабарэ врывается Лютик. В его обеспокоенных глазах плохо скрываемый страх, и он машет рукой в сторону улицы. Большие Сучья Сейчас Они покидают Кровавого Барона с первыми лучами солнца, и это лучшая благодарность за оказанный ночлег. Джозиана понимает, какую опасность несёт их пребывание и не хочет подвергать доброго и участливого Стенгера опасности. А посему они отправляются на причал, скрываются в тени неизвестных домов и благодаря девушке исчезают в портале. На сей раз выбор места ложится на плечи Джозианы и она перемещает их в деревню близ хаты Ворожея. — Велен, — вдыхая полной грудью, произносит Марк. Портал позади, и он смотрит вдаль деревни. — Тут хорошо обращаются с верно подданными нильфгаардцами, так что, я думаю, что смогу уверить их дать мне комнату и обед в виде дани. — Завтра с утра мы обязательно покинем эти земли и отправимся в Нильфгаард. А пока отдыхай, я сама найду тебя. Некогда родная тропинка отдаёт запахом чувственной ностальгии. С неким трепетом и душевным волнением шагает по ней девушка. И чем ближе знакомая до боли дверь, тем сильнее бьётся её маленькое эгоистичное сердце. Она подходит ближе и треплет за ухом козу Княжну, а постучать не решается. Стоит и смотрит на деревянную дверь, а в ногах неприятная слабость. Яркое солнце слепит глаза, и она поднимает кулак, чтобы постучать. Но в этот момент, как бы предупреждая её действие, отворяется дверь и перед нею показывается Ворожей. На пожилом морщинистом лице проскальзывает добрая улыбка. — Аврора! — Ворожей, я… — волнуется и руки дрожат. Опускает голову, стыдливо прячет глаза. Так тошно становится в груди. — Хладного друга нет здесь, дитя. — Как нет? Но я… — Хладный друг в другом месте. Ворожей знает где и подскажет дорогу. Но сперва покажи Ворожею руки. Аврора протягивает ему ладони и перед его взглядом предстают уродливые рубцы на запястьях и огромный, едва затянувшийся шрам на ладони. Он печально вздыхает и запускает девушку в дом. Непривычно видеть хату внутри пустой, знать, что Региса там нет. Для Авроры — это особенное место. Единственный уголок во всех мирах, где она бы смогла остаться, в котором она видела свой дом. Ей не страшно быть здесь, ей тепло. Старик хлопочет над её руками, наносит мази, укутывает в тканевые бинты, но не говорит. Не причитает. Хотя девушка ощущает, что ему ведома правда. Она терпеливо ждёт, пока он завяжет последний узел и смотрит в его бесцветные глаза. — Ворожей знал, что Аврора придёт в поисках хладного друга. Можно Ворожею сказать? — Конечно, можно. — Аврора избрала опасный путь. Путь вражды, крови и мести. Этот путь в никуда, путь погибели. Не стоит идти этой дорогой, путь Авроры может быть другим. Она не отвечает, лишь стыдливо опускает глаза. Он зрит в корень её чёрной души. Поддавшись эмоциям гнева и злости, она подвергла опасности Новиград, и неизвестно, явился ли туда Хлад со своей свитой. Быть может, именно сейчас люди гибнут от его зловещей и непобедимой силы. Гибнут под слоем льда. Это её месть Дийкстре, в чашу гнева которую попали все: виновные и не виноватые. Но однозначно, если в тот вечер люди находились в банях — они погибли. Само здание Аврора успела разрушить собственными руками. — Нет у меня другого пути, Ворожей. Больше нет. Ты видишь и знаешь, что близится моя кончина. Но там, на вечере, я столько всего наговорила Регису… я уничтожила его своими словами. И я разрушила свою тюрьму и наверняка погубила людей. И самое страшное, что нет во мне жалости ни к кому. Из глаз катятся тихие слёзы, и она успевает смахнуть их рукой. Тяжело становится на сердце, невыносимо, а от прямого взгляда Ворожея хочется раствориться. Делая глубокий вдох, она принимает воду от старика и с жадностью поглощает её. — Отправляйся к хладному другу и поговори с ним, дитя. Уверяю тебя, нет зла на сердце его. — Ты покажешь мне путь? — Ворожей знает короткую дорогу. Но Авроре придётся плыть на лодке самой. — Меня это нисколько не пугает.Новиград. Бани Сейчас
Огромная снежная пелена окутывает разрушенное здание. Слышится звон удара металла, крики людей и кругом царит один сплошной хаос. Геральт успевает заметить лишь ускользающую тень белого существа, скрывшегося в портале и оставившего после себя некоторых обученных убийц. Они легко справляются с реданской стражей, на редкость проявляют живучесть и некоторую жестокость в бою. Геральт тут же вмешивается, за ним неподалёку пристраиваются чародейки и помогают в бою. Пришёл даже старина Золтан, охотно пуская своё оружие в бой. Победа была одержана ценой жизни пяти реданских солдат и пятью незнакомыми убийцами. Это мужчины и женщины в весьма своеобразной форме, в основном выделанной из кожи, у каждого свой личный именной клинок, начёрканный надписями старшей речи. Геральт наклоняется и осматривает одного, за ним из портала показываются чародейки. Слышатся стук копыт, и ко всему действу присоединяется сам король Редании. И гримаса, исказившая его лицо, возможно, впервые показывала истинную натуру и чувства этого хитрого человека. — Что здесь произошло? Его голос суров и сдержан, он произносит слова сквозь плотно сжатые губы, а на морщинистом лице показываются гневные пятна. Геральт покидает труп и направляется к королю, не склоняя головы, как истинный и гордый ведьмак. Чародейки же почтительно кланяются. — Результат твоих действий. Дийкстра, а где твоя принцесса? — Надо полагать, под завалами, — не скрывает он, спрыгивая с лошади и слегка постанывая от боли. — Сомневаюсь, — вмешивается Трисс. — Ей будет лучше оказаться там. Он ступает новыми туфлями по багровому снегу и направляется в сторону обрушенного здания. Скоро успокаивается, натягивая маску на лицо, сжимая руки за спиной в кулак и обдумывая дальнейшие действия. — Никто не выжил, — отряхиваясь, произносит юная чародейка Аннет. Наскоро осматривая обломки сквозь чары, она выносит свой неутешительный вердикт. — Когда это произошло? Мне доложили об этом слишком поздно! — Вероятно вечером или ночью. Горожане жаловались на шум, — произносит Лютик, выплывший из толпы. — Ночью… — задумчиво потягивает Дийкстра. — Дийкстра, нам нужно поговорить, — вмешивается Геральт. — Хлад, о котором она говорила, не сказочка для запугивания, она была права, — тихо добавляет он и присаживается на колено. Взяв в руки часть снега, он сжимает его в комок и яростно швыряет в груду обломков. — Поговорим, Геральт. Потому что у меня есть для тебя работа. Коломница Несколько часов спустя К вечеру погода становится прескверной. Небо затягивает тяжёлой мрачной пеленой, и вся округа окрашивается унылыми тенями. Временами моросит противный дождь, который слегка увлажняет волосы и одежду. Путь к Коломнице кажется девушке нескончаемым, вначале необходимо было добраться до причала с лодками, а потом отправиться вплавь. С берега остров казался маленьким пятном на бескрайней озёрной глади, однако девушку это не остановило. Периодически останавливалась на причал, руки от излишней нагрузки невыносимо болели. Однако цель была настолько ясной, что она не видела преград перед собой. Уже подплывая, она спрыгивает с лодки, погружаясь ногами в противное илистое дно. В воздухе витает отвратительный болотистый запах, будто бы прелых трав и мертвечины. И, прилагая немало усилий, она подталкивает лодку к берегу, чтобы та ненароком не уплыла без неё. Окружающая обстановка отталкивает. Местность убогая, заброшенная и унылая. Мрачные тени кругом окутывают поваленные и разрушенные дома. И едва она затягивает лодку, то невольно падает в грязь, цепляясь за ветку поваленного дерева. Не беспокоясь о безопасности, ступает в сторону и омывает себя более чистой с виду водой. И, наклоняясь, чтобы зачерпнуть ещё воды, видит в воде искажённое лицо зелёного болотника. Она не успевает даже отскочить, как существо обхватывает её своими лапами и тянет ко дну. Паника окутывает девушку, она пытается вырваться, чтобы не захлебнуться. Но сил у противника больше, к тому же она ощущает, как его когтистая лапа изящно проскальзывает по её спине, оставляя там царапину. И казалось бы спасения нет. Но некая мощная сила выхватывает её из лап смерти и вытаскивает на берег. И пока она откашливается, то эта же сила кромсает кровожадных болотников настолько просто, будто бы они состоят не из плоти и крови. Сплёвывая воду, девушка замирает. Картина увиденная ею, заставляет её кровь застыть от ужаса, от страха. Ужасный монстр, кровожадный, в облике истинного зверя уничтожает болотников. Огромный, в разы больше несчастной. Она затыкает руками рот, чтобы не закричать, и медленно пятится к дереву. Резко оборачивается и бросается убегать насколько хватает измученных сил. Глотает холодный моросящий воздух так, что в лёгких жжет. Она не может щадить себя. Башня является её спасением. Даже не оборачивается на шум, просто проскальзывает в поваленный забор и перепрыгивает через ступеньки, врываясь внутрь. Дрожащими руками закрывает дверь на засов и начинает перетягивать тяжёлые предметы в надежде, что монстра это остановит. И, закончив с последним сундуком, утыкается спиной в грудь Региса. — Что ты тут делаешь? Он спрашивает настолько спокойно, даже в некоторой мере праздно, что девушку охватывает ещё большая паника. В порыве она обнимает его, как безумная. — Регис, нужно уходить отсюда, как можно скорее! Ты не представляешь, какое чудовище там за дверью! Давай, я перенесу нас и пусть Хлад разбирается с ним. — Чудовище? — взгляд антрацитовых глаз скользит на дверь, и на его бледном лице проскальзывает улыбка. Он аккуратно убирает цепкие руки девушки и отходит в сторону другой двери, спокойно выглядывает наружу. — Регис! Оно убьёт тебя! — она мчится к нему и буквально заталкивает обратно в башню, так же прикрывая дверь. — Не убьёт. — Я видела его! Ты мне не веришь? — глаза наполняются слезами, и его холодное сердце оттаивает. Он касается её лица, аккуратно и трепетно смахивая с него слезу. — Верю, конечно верю. Оно есть, но оно тебе не опасно. — Я видела, как оно уничтожило этих болотных… Обойдя его, она всплескивает руками и говорит хрипло, эмоционально. — Быть может, оно тебя защищало, ты об этом не подумала? — Меня, как будущую свою жертву. Не хотело отдавать на съедение этим болотникам. Я-то буду более лакомым кусочком, чем они. — Не спорю, ты и правда — лакомый кусочек, — соглашается Регис и направляется к камину. Доставая доски, он спокойно разводит костёр. — Регис, что ты делаешь? Нам нужно уходить! — Я никуда не пойду. А тут холодно, ты вся озябла. Смотри, видишь, он не приходит. Он не тронет тебя, он… мой друг. — Опасные у тебя друзья! — Ты мне веришь? — Только тебе и верю. — Тогда не бойся его. Девушка опускается на тахту у камина и следит за спокойными действиями Региса. И вновь к глазам подступают слёзы, она срывается с места и обнимает его. — Прости меня, прости меня, то, что я тебе наговорила там… — Послушай… — он не обнимает её в ответ, с трудом сдерживается. — Нет! Ты послушай! Я поступила с тобой неправильно, но вовсе не потому, что я тебе сказала. А потому, что боюсь, боюсь потерять тебя, боюсь, что с тобой приключится беда по моей вине! Ведь Ворожей чётко предсказал, что, пойдя за мной, найдёшь погибель свою. А как я могу своими руками причинить тебе зло? Как? Это выше моих сил. Мне проще было знать, что ты меня ненавидишь, но ты жив. — Ненавижу? — Обними меня, Регис, обними, как прежде. Отбрасывая в разгорающееся пламя бумагу, он прижимает её к себе. Крепко, с теплотой, как прежде. Он чувствует, с каким трепетом начинает биться её сердце, ему передаётся её волнение. Она прячет своё лицо у него на плече и тихо вздрагивает от слёз. — Я тебе не врала. Моё настоящее имя — Аврора. Имя, которое дала мне мама. Когда я родилась, был рассвет, и шаман кочующего племени эльфов, которое приютило её, сказал, что девочку, рождённую на восходе солнца, необходимо назвать Аврора — что означает рассвет новой жизни. А у Джозианы совсем другая история. Она слегка отстраняется и проводит руками по его лицу. Он бы и замер от этих прикосновений, ощущая новый порыв теплоты к этой заблудшей душе, если бы не увидел перевязанные шрамы. Он аккуратно берёт её руки в свои, пальцем касаясь шрама на ладони. — Что с твоими руками? Кто это сделал, Аврора? — Ни кто, а что. Она вздыхает и возвращается на тахту. Её взгляд устремляется к огню, она думает, с чего бы начать свой рассказ. Регис терпеливо помешивает угли, давая ей возможность самой всё рассказать. — Двимерит. Видишь ли, у меня такая реакция на него. Он оставляет ожоги на моей коже. Это результат пройденных испытаний в школе Вершителей. И это история Джозианы. Так получилось, что я действительно не все моменты помню из своего прошлого. Когда Хлад забрал меня, мне было всего десять лет. Он попросту стёр мне память. И дал новое имя. Такую процедуру проходят все дети миров, которые он уничтожает. Затем более сильных детей он посылает в школу Вершителей, а более слабых в армию Красных всадников. Я была отправлена в первую. Вершители — отряд убийц, искусные воины, которые пойдут на всё, чтобы защитить своего господина. Умны, ловки и прекрасны. Чародеев особенно там любят, мы почётнее обычных Вершителей и у нас были специальные белые костюмы. И чтобы чародеи были более послушные, Хлад заставляет пройти их испытание двимеритом. Так что у некоторых как и у меня образуется на него такая реакция. Своеобразная аллергия. Я прожила у Хлада семь полноценных лет. Пять из них я была обычным Вершителем и пыталась всячески потакать его прихотям. Один год была в качестве невесты, а вот последний, перед побегом — в качестве рабыни. Казалось, он бы осчастливил меня женитьбой, если бы не явился шаман. Он вернул мне память и передал письма матери. Рискуя собственной жизнью, он помог Кармилле организовать мой побег и, вполне возможно, он уже мёртв. — Кармилла? Кто она. — Это личная и любимая чародейка Хлада. Когда я попала в Вершители, она быстрее всех поняла, что я особенная, что я не обычная чародейка. Именно она долгое время скрывала от Хлада эту правду, узнай он раньше, я бы не сбежала. Она была моей наставницей, другом. Заменила мне и мать, и сестру, и подругу. Пожалуй, единственный родной мне человек. Не знаю, как она оказалась у Хлада, она не говорила мне об этом. Однако она единственная, которую Хлад любил и любит как безумный, — она усмехается. — Знаешь, чтобы Хлад не коснулся её, Кармилла придумала такую забавную вещь. Вместе с ней всегда был кулон, внутри которого записка на древнем языке её племени. И когда Хлад потребовал перевода, она сказала ему, что там сказано, что как только мужчина коснётся её, так сразу лишится она своего дара. А на самом деле там написаны имена её семьи. Регис тепло улыбается на её слова. Однако целый рассказ тревожит его душу. Он смотрит в глаза этой девушки, понимая, что её хрупкое и маленькое сердце за свой короткий и юный век пережило слишком много потрясений. Тем больше тепла просыпается у него к ней. — Кармилла готовила этот побег себе. Но зная, что Хлад собирается сделать со мной, она тут же уступила мне место. И всё было бы хорошо, если бы я не вздумала украсть парик и забрать с собой Кинга, единорога Хлада. Я, конечно, могла бы этого не делать. Но уж очень мне хотелось ему насолить, он издевался над бедным животным! А единороги такие чистые, такие… В общем, я спасла его. И, естественно, погоня была неминуема, к тому же Хлад прекрасно знал и отпечаток магии Кинга, и мой. Я старалась не прибегать к своим умениям, но порой ситуации вынуждали. Знаешь, даже сейчас, прибыв с Хладом, Кармилла меня оберегает. Хотя она должна была злиться! Хлад посмел заковать её в ошейник и на цепь! Он чудовище! — Кармилла… обычная чародейка? — Ведьмой себя называет. Она обращается в ворона. Регису становится всё понятно. Как и ясно, почему эта женщина вздумала нападать на Трисс. Судя по тому, что к Трисс и Детлаффу явилась она без Хлада, то она попросту скрывала следы своей подопечной. — Ты прощаешь меня? Он поднимается и медленно подходит к ней. Трепетно ладонью приподнимает её лицо и смотрит в глубину её прекрасных серо-изумрудных глаз. Сердце его наполняется волнением и теплотой. Он в её власти, и она это знает. — Нет обиды в душе моей. Да и не смог бы я… Он осекается. Молчит. Взглядом блуждает по её прекрасному лицу. Она, будто ведомая внутренним чутьём, поднимается. Аккуратно подходит ближе и кладёт руку ему на грудь. И тихо произносит: — С тобой мне всегда так спокойно. Будто бы я дома. Приятной волной прокатываются по телу её слова, ласкают слух и заставляют трепетать каждую клеточку тела. Он припадает к её губам, нежно и аккуратно, в некоторой степени неуверенно. Он чувствует её мягкие прикосновения, как её руки скользят по его плечам и овивают шею. Она припадает к нему всем телом, позволяя новым и приятным ощущениям сполна наполнить её душу.