Кладбище самолётов

Казутора задыхается в чужих руках и рыдает в подставленное плечо. Он снова задумался о том,что приносит Шуджи одни проблемы, а тот лишь заботливо даёт выплакаться. Старший знает, что в такие моменты слова не помогут и просто обнимает Ханемию. Они оба помнят слова Ханмы про то, как он дорожит своим возлюбленный и не видит в нём каких либо изъянов. Вот только этот возлюбленный о тех словах и не вспомнит во время очередного погружения в тревожные мысли. Тору опять накрывает словно волной. Взгляд направлен в угол комнаты, а в голове голоса родителей напоминают о том, что он не достоин любви. И сколько бы раз тот не слышал обратное — он всё равно будет помнить и убеждать себя в своей никчёмности. Казу ждёт подвоха со стороны любимого человека, ждёт уже не первый год, но не может дождаться. Шуджи и правда любит его, хоть и сам не сразу это понял. Сначала ему это чувство казалось обычным интересом, но после осознания того, что этот мальчик с косым мелированием слишком ему дорог понял, что это не тот случай. Тора же долго не хотел принимать даже мысли о том, что Ханма может быть для него чем-то больше друга. Сначала эти мысли были для него как что-то пугающее — неужели он начал верить в то, что кто-то сможет полюбить его? Нет-нет-нет, Ханемия, это просто бред. Просто бред. Так ведь говорили родители? Так ведь говорили бывшие друзья когда видели как к Казу подходили девчонки? Так ведь он повторяет себе снова и снова? Любить что-то или тем более кого-то стало чем-то невозможным даже во снах. После колонии чужие упоминания об отношениях вызывали агрессию. Не могут ведь люди так просто любить кого-то просто за существование. Правда же? Ханемия слишком запутался для того, что бы волноваться за чьё-то расставание с девушкой. Часто во время очередных бессониц хотелось что бы его крепко прижали к себе, сказали, что всё будет хорошо и возможно тогда он бы точно уснул. Но правда ли он этого хотел? Не хотелось принимать осознание тактильного голода. Когда сверстники морально убивали очевидным, даже в разговорах, явно повышенным либидо, то хотелось уйти или прервать их разговор ударом в челюсть и кричащим монологом о том, что всё это не имеет смысла. Казутора чаще, всегда, думал о том – почему вообще люди не сомневаются в том, что нравятся кому-то? Почему так уверенны в том, что заслуживают хорошего отношения к себе? Это ведь очевидная ложь, он всегда так думал и казалось, что не передумает до самой смерти. После прибытия в вальхаллу всё стало чуть менее серым, но не имело ярких красок кроме как на стенах убежища банды. Граффити было много и рассматривать их было занимательным занятием. Часть из них всегда была чем-то о любви, в духе "люби пока можешь" или "любовь спасёт мир", Тору это забавляло. Ещё больше забавляло то как Ханма был заинтересован в выходках заумного малолетки в очках. Тот ведь мог выдать полный бред порой, но всегда получал поддержку со стороны Шуджи. Он не мог понять завидовал ли Тетте, ведь тот слышал слова поддержки, в которых совершенно не нуждался, но в них так нуждался Казутора. После событий кровавого Хэллоуина удалось ненадолго залечь на дно и ждать. Вот только непонятно чего именно – когда успокоится полиция или сам Ханемия. Сомнений стало больше, смотря на то как Чифую кричал и рыдал над телом Кейске, самому хотелось оказаться на месте Баджи. Мацуно так дорожил им. Торе было даже завидно, что у его бывшего друга был такой человек. Сознание одновременно грызли чувство вины и мысль о том, что его никогда не будут так ценить. Когда всё же удавалось заснуть, то ненадолго, во сне поджидали кошмары, силуеты и голоса напоминающие о том, что парень слишком одинок и жалок для таких людей, которые способны любить. Слишком одинок для поиска человека, способного осмыслить его жизнь. Слишком жалок для того, что бы заслужить хоть грамм уважения от любых живых существ. Тора снова находит Ханму в, уже когда-то, убежище банды. Снова просит сигареты, а затем вежливо слушает повесть о боге смерти и клоуне, в которой когда-то был второстепенным персонажем. Вместе скуривают пачку и рассуждают о бессмысленности бытия в куче с ценностью души в чужих глазах. Расходятся, что бы потом когда-то снова встретиться и снова обмениваться суицидальными мыслями. На третий раз Ханма берёт номер парня. На четвёртый сам приглашает на назначенные адрес и время. Адресом оказывается его дом, а обсуждать цикличность действий оказывается гораздо удобнее сидя за столом на кухне, а не на бетоне заброшенного сдания. На пятые посиделки Казу сохраняет в контакты номер из книги вызовов и приглашает неуверенно к себе. Всё те же темы о тревожных мыслях и паузы для перекуров. Шестая встреча произошла, по мнению тигра, во сне. Когда во время очередного кошмара к нему домой завалился Шуджи и начал его успокаивать, приводя в сознание к здравому мышлению. Разговоры уже о мелочных фактах из личности. Любимая еда или рассказы о том как старший набивал татуировки в каком-то подвале у друга знакомых. Когда на вопрос о любимых сигаретах Ханма слышит ответ "какие у тебя будут", то по доброму смеётся и на вопрос о любимом животном гордо говорит "тигр", позже узнаёт, что счастливые числа Торы это семь, тринадцать и двадцать один. Слушает увлечённо и успокаивается глядя на расслабленного собеседника, со щёк которого он вытирал слёзы ещё каких-то полчаса назад. О седьмой встрече Шуджи соизволил написать в сообщении за пару минут до прихода. Заходит в квартиру уверенно и с какой-то заказанной стряпнёй бежит на кухню. Ханемия провожает его по помещению мутный взглядом, ото сна ещё отошёл не до конца, впервые без кошмаров. Удивляется активному настрою, но молчит и помогает всё расставить. Спустя пять посиделок темы возвращаются к нагруженным и дюжина диалогов включает в себя слова о чувствах неизвестных никому из двоих ранее. Пока оба сидят с кусочками фольги на волосах и ждут действия осветлителя на чёлке, то решают обсудить своё спасение в лице этих встреч. Когда со светлых прядей вода течёт к раковину, то слова уже о эмоциях друг к другу. При сушке волос Ханемия перебивает нежно пряди старшего и слушает о том, что имеет всё-таки для кого-то цену. Заканчивается домашняя парикмахерская на балконе с тлеющей к фильтру сигаретой в руке и молчанием, которые было тревожным лишь наполовину. Решающий диалог происходит на следующий день, на пороге квартиры Казуторы. В шесть утра он, так и не спавший, открывает двери единственному кто могу прийти. Сразу же слышит тираду о том как же долго Ханма думал над своими чувствами и мыслями. Заканчивается увлекательный и вводящий в краску монолог вопросом от которого хочется по привычке проснуться и заплакать от одиночества, но это не сон, это не сон и Тора не знает следует ли ему этому радоваться. — Блять, короче, Казу, будешь моим? Типо моим парнем и всё такое, но если ты не согласен, то я пойду и всё правда в порядке,— договорить он не успевает, сделать продуманный шаг с порога тоже. Шуджи заключают в объятия и теперь он искренне понимает прежний ступор, уже, возлюбленного. — Это было "да"?— смеётся зараза, но прижимает к себе как можно крепче и радуется так как никогда до этого. Двадцать первый разговор становится расставлением вещей Ханемии в квартире Ханмы и попутным диалогом о продаже квартиры Торы. Дальше разговоры не имеют чисел, но имеют смысл и эмоции, имеют моменты, которые надолго останутся в памяти. Пятьдесят третий диалог не был богатым на слова, ведь отказать юноше в том, что бы забрать кошку с улицы, он не мог. Улыбался только счастливо и забирал пушистое чудо из рук любимого. Семьдесят пятый монолог на кухне о том, что было бы неплохо записаться к психотерапевту, Шуджи идею поддерживает. Вместе находят и посещают по очереди, говорят друг с другом о результатах и подбадривают как могут. Сто двадцать третий разговор на балконе о результатах терапии и том, чем гордятся друг в друге.  Двести тридцать шесть, неожиданно счастливое число и день рождения Казу. Поздравления слышит с момента пробуждения и радуется мелким подаркам на протяжении дня. Вечером замирает на месте когда видит ещё одно небольшое пополнение в семье. Чёрный кот ластится к рукам, левое ушко немного повреждено, но рана давно зажившая. Обнимает котика и решает назвать его Кеем. Пятсот семьдесят первое утро, которое уже кажется невозможным для Торы, если он просыпается не ощущая руку на своей талии. Спустя пару минут видит как Ханма, явно взволнованный чем то, и держа что-то за спиной говорит не спешить с мыслями и выводами. Казуторе становится не по себе от этих слов, но когда к его лицу подносят открытую бархатную коробочку с кольцом, то он просто пялится на неё с минуту, а потом борется с желанием завизжать. Накидывается на возлюбленного с объятиями и сотни раз повторяя "да". Напряжение уходит из тела старшего и на смену ему приходит безграничная радость, которую он обязательно снова разделит со своим, уже, мужем и их кошачьими детьми.