Черное небо — зеленые звезды

Все еще ощущая на языке ее вкус, прислушиваясь к звуку резво удаляющихся шагов принцессы, Эймонд стоял на полуразрушенном балконе, впиваясь пальцами в гранит ограды. Костяшки становились белее, а под руками начинал потрескивать непрочный отсыревший камень. Одноглазый всегда старался держать себя в руках, выражать недовольство тихо, порой незаметно, не позволяя лишним эмоциям завладевать собственным разумом. Мать его, королева Алисента, приложила к этому руку. Деспотичная в излишней заботе и в своей бесконечной набожности женщина не боялась применять физические наказания. Более всего не везло Эйгону, который мог получать по несколько оплеух за день, меньше перепадало самому Эймонду, а вот Хелейну королева не била. Ни единого раза. Научившись отключаться, когда ему это было необходимо, юноша чувствовал бесконечное спокойствие. С годами, приноровившись, принц нашел способ выражать свою волю тайно, безопасно и без лишнего шума. Статус безмолвного последователя даровал ему возможность избежать лишних проблем, которые могли свалиться на его плечи. В этом тщедушном спектакле у каждого была собственная роль, и Эймонд был рад, что наконец-то нашел свою. Образ неразговорчивого и внешне бесстрастного человека, несомненно, приносил одноглазому свои плоды: с него не спрашивали больше, чем того требовалось, ныне не бранили за проступки, которые он успешно скрывал. Принц изучил все пути, ведущие к недобрым последствиям. Таинство маскировки спасало, было полезным, как шлюха на Шелковой улице, всегда готовая протянуть длань помощи. Но новые обстоятельства, казалось, вызывали в нем чувства, которые не должны были заполнять его разум. Возвращение племянницы отдавалось слабостью по всему телу, болезненным осознанием собственной подступающей беспомощности. Он все еще хранил воспоминания, как в детстве она была его опорой, напарницей, подругой, готовой следовать его стремлениям и разделять их; проводить время вместе, разговаривать и играть в Богороще. Но то, что Эймонд начинал ощущать теперь, шло вразрез старым детским забавам. Принц отдавал себе отчет, что перед ним больше не та семилетняя белокурая бунтарка, а прекрасная юная леди. Он заметил это еще в тот момент, когда она впервые ступила на каменный пол Тронного зала. Эйнис шла тогда тихо, держалась гордо, но не была надменной. Волосы ее, ниспадая по обе стороны белоснежных оголенных плеч, струились по спине, останавливаясь меж лопаток. Лицо, бывшее в детстве пухлым, стало стройным, щеки впали, шея вытянулась, но ее красивые ярко-пурпурные глаза, которые он так хорошо помнил, более не выражали ни радушия, ни теплоты. И сегодня, казалось, в подобной ситуации, прижатая к холодной стене полуразрушенного замка, по предположению юноши она должна была распылаться. Так и случилось, но в конце концов, принцесса предпочла остаться такой же недоступной. Какой позор. Любая продажная девка в Доме удовольствий готова была целовать ему ноги, а Эйнис воротила нос от его искреннего порыва. Принц ощущал себя ничтожно. Неприятное чувство разочарования растекалось по телу, оставляя ощутимую терпкую горечь. Эймонд, недовольно скривившись от собственных мыслей, наконец перестал цепляться за ограду. Вдыхая сырой воздух, всматриваясь в болотистую пучину, одноглазый неторопливо спускался по лестнице. Обнаружив свою драконицу, сидевшую теперь в одиночестве, он покинул полуостров.

Новый день выдавался крайне ленивым. Жаркое знойное солнце безжалостно морило, заставляя искать убежище в холодных комнатах Красного Замка. Господ не было видно, они предпочитали коротать время в собственных покоях, отправляя прислугу по поручениям. Именно это сословие без устали, но все же несколько заторможенно, словно после дневного сна, передвигалось по коридорам. Редкий прохладный ветерок, просачиваясь сквозь расщелины закрытых створок, делал тянущийся день несколько приятнее. Принцесса сидела в покоях Люка, обмякнув в кресле. — Ты снова уходишь? — вяло начала Эйнис, надув губы. — Ты же знаешь, — оправдывался Веларион, — я должен тренироваться. А тебе не должно быть горестно, наверняка Бейла и Рейна уже ждут тебя в королевском саду. Люк был прав. Она не могла обижаться. Девушка вот уже в течение пары недель отдавала предпочтение проводить свое время не в одиночестве, а в компании сестер. Принцесса помогала близняшкам собирать травы и цветы, и занятие, казавшееся ей смертной скукой, таковым и оставалось, но возможность быть рядом с единственными сестрами грела ее душу. — Никогда не возьму в толк, — напористо продолжала Эйнис, — с какой целью ты тренируешься так много? Усердие похвально, но ты требуешь от себя слишком много и перенапрягаешься. Я вижу. — Я должен уметь постоять за себя и защищать тех, кто мне дорог. Однажды я стану лордом Приливов, — несколько грустно подметил Люцерис. — Я не могу посрамить имя моего великого деда. Эйнис, внимая каждому слову, встала со своего насиженного места и приблизилась к брату. — Ты будешь достойным правителем, — ласково ответила она, — вот увидишь. Люк улыбнулся, заключая младшую сестру в объятия. — Спасибо, — произнес юный принц. Вдоволь насладившись моментом, он отстранился первым. — Мне пора, а то одноглазый опять займет всю тренировочную площадку, — выдал Веларион, попутно забирая свой меч. Выйдя из комнаты, он оставил сестру наедине с ее собственными мыслями. Одноглазый. Она давно не слышала этого прозвища. Ее братья, на удивление, практически перестали обсуждать их дядю, будто чувствовали, что любое упоминание родственника вызывало саднящее чувство в теле их дорогой сестры. После полета на остров Шепота Эйнис старалась всеми силами избегать компании Эймонда. Два месяца пролетели незаметно. Она более не посещала Богорощу в одиночестве и не выходила из комнаты раньше завтрака, когда дворец уже был полон слуг и придворных, готовых засвидетельствовать возможные посягательства дяди на собственную племянницу. На общих семейных встречах и застольях принцесса держалась достойно, никак не выказывала хоть и капли недовольства, игнорируя явный интерес принца. Лишь изредка, пока он не видит, она бросала на него косые взгляды, наблюдая. По дороге в сад принцесса, погружённая в свои мысли, не сразу услышала разносящиеся эхом всхлипы. Уловив источник звука, Эйнис пошла по его зову. На каменной скамье одиноко сидела Хелейна. Она закрывала лицо ладонями и тихо плакала. — Тетя, — мягко позвала ее принцесса, — что-то стряслось? Хелейна, которую застали врасплох в ее одиноком страдании, резко отвернулась. Эйнис скромно встала неподалеку. — Я могу оставить тебя одну, если ты хочешь, — тихо продолжила принцесса, — просто скажи мне. Ответа не последовало. В полной мере осознавая свою потребность уйти, Эйнис в неловкости направилась прочь. Хелейна, вцепившись в ладонь племянницы обеими руками, медленно потянула ее на себя. Присаживаясь, девушка с беспокойством разглядывала лицо родственницы. Глаза ее были красными, обычно приглаженные волосы растрепались, белая кожа побагровела, и россыпи капилляров виднелись на ее щеках. Все ещё содрогаясь от всхлипов, тетя приблизилась к уху племянницы. — Так… не могу больше, — тихо поскуливала она. Глаза пришедшей застыли в немом вопросе. — Он сказал, что я больная, — наконец внятно ответила тетушка. — Кто так сказал? — уточнила другая. — Эйгон, это был он, — произнесла заплаканная Хелейна. Эйнис недовольно выдохнула. Свежи остались ее воспоминания, когда пьяный дядя выкрикивал непотребства, подшучивал над племянниками и над собственным младшим братом. По старым рассказам Эймонда, ее старший дядя имел и другие грехи, от которых волосы на голове становились дыбом, а сердце наполнялось тягостью. Эйнис надеялась, что поведение его изменится, когда он станет старше, возмужает, обзаведется потомством, но, видимо, этого не случилось. Стать причиной слез собственной жены — явно не лучший показатель союза. Девушке было искренне жаль Хелейну, которая всегда была к ней добра. Сколько она себя помнила, мужчины, особенно такие как Эйгон, не были ее жизненным ориентиром. Юная дева не читала сказок о прекрасных принцах, а Рейнира не растила девочку в рассказах о счастливом браке. Отец ее, принц Деймон, одаривал дочку заморскими книгами о дальних странствиях и неизведанных землях. Эйнис знала, что где-то далеко, где заканчивается горизонт, есть темный край Асшай с его таинственными чарами, магией крови и пиромантами; золотая империя И-Ти, расположенная в бескрайних джунглях, скрывала свои древние секреты; такой прекрасный, но смертельно опасный остров Наат, и, конечно же, Вольные города. Перспектива провести свою жизнь в долгих путешествиях звучала куда романтичнее любых рассказов о семейной жизни, в которой ей придется стать птичкой в золотой клетке, без устали производя на свет наследников. Она знала как погибла ее бабушка, королева Эймма. Помнила, как кричала мать, рожая Эйгона, а затем и Визериса. Неся бред, все еще приходя в себя после воздействия макового молока, Рейнира была беспомощна, и ее единственная дочь была рядом, помогала ей, жалея. Но все же принцесса, прекрасно осознавая действительность, понимала, что рано или поздно ей придется распрощаться со своими мечтами. Однажды, как и все дамы до нее, она разделит их женскую судьбу. Но все же в груди теплилась призрачная надежда, что ее будущий супруг будет хоть в половину обходителен и чуток с ней, как ее отец. — Почему он так сказал? — успокаивающе произнесла Эйнис. — Потому что я вижу, — рвано дыша, говорила тетя, сильнее сжимая ладонь племянницы, — я все вижу. Образы. Они приходят, шепчутся со мной. — Когда это началось? — тревожно поинтересовалась принцесса. — Я уже не помню себя без них, — призналась Хелейна. — Может, ты как Дейнис Сновидица? — тихо предположила племянница. Ее тетя, надув губы, словно маленький ребенок, отрицательно покачала головой. Помолчав с минуту, Эйнис пыталась найти слова, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — На пиру в честь короля ты сказала мне одну вещь, — кротко начала белокурая. — Яхонт моря застанет деву врасплох, — повторила свои же давние слова тетя, смотря сквозь племянницу. — В чем смысл? — Все туманно, но я вижу четыре луны, — поведала Хелейна. — Какие? — переспросила Эйнис. — Первая следует за тобой по пятам, вторая ведет к истине, третья — в небо, а четвертая окропит багрянцем. Тетя с надеждой взглянула на нее, ища поддержки. — Как бы я хотела понимать тебя, Хелейна, но я не могу, — тихо заключила девушка. — Все так говорят, я привыкла, — смиренно ответила другая. Эйнис лишь сильнее сжала ее ладонь. Тетушка, чуть успокоившись, отпустила руку племянницы. — Я должна возвращаться, а то детям без меня будет плохо, — грустно произнесла она, — и кстати, — поднимаясь со своего места, воскликнула Хелейна, — с прошедшим шестнадцатилетнем, дорогая Эйнис. Не дожидаясь ответа, она быстрым, но легким шагом покинула принцессу, оставляя после себя лишь вопросы. Эйнис не любила праздновать свой день рождения. Каждые именины на Драконьем камне в тихом семейном кругу девушка наслаждалась теплом, что разделяла ее семья, но не более того. Возраст больно ударял по действительности, выбивал почву из-под ног. Каждый раз она становилась старше, и мысли о замужестве посещали ее чаще. Еле уговорив короля не проводить пир, она пообещала ему, что в будущем году не будет сопротивляться его порыву. Открыв массивную деревянную дверь, принцесса вышла из замка. Раскаленный воздух неприятно ударил в легкие, а молодую не целованную солнцем кожу окутала жара. Недалеко в тени спелых каштанов разговаривали ее сестры. — Она не узнает ее, — разочарованно говорила Рейна. — А я так не думаю, — уверенно ответила Бейла, — она любит мяту. — Что собираете сегодня? — поинтересовалась подошедшая Эйнис. Близняшки разом обернулись. — Мы решили нарвать тебе мяты, — протягивая охапку вперед, объяснила Бейла. Приняв дар, дева стала изучать его: касалась немногочисленных листьев и водила пальцем по тонкому стебельку. — Перечная? — неуверенно растягивала слово девушка. Рейна одобрительно захлопала в ладоши, а Бейла усмехнулась. — Видишь, ты не безнадежна, — заключила старшая, подмигивая. Эйнис, скромно улыбаясь, присела. Касаясь мягких растений, она выбирала цветы для букета. Остановившись на незабудках, принцесса принялась их срывать. — Моя матушка приглашает вас присоединится к ней в библиотеке после обеда, — невзначай сообщила она. — Я не могу, — собирая розы, оправдывалась Бейла, — Джейс будет катать меня на Вермаксе. — Третий раз за неделю, между прочим, — хихикнула Рейна. — Эй, — поднимая голову, воскликнула старшая, — ты ведь сама постоянно просишься в тренировочный дворик, только чтобы наблюдать за Люком. — Это верно, — поддержала ее Эйнис, улыбаясь. — Я влюблена, — раздался голос Рейны, — разве это плохо? Она поправила свои белоснежные волнистые волосы, жестом подзывая сестер к себе. Девушки с интересом подошли ближе. — Он поцеловал меня на днях, — шепотом призналась Рейна. — Наконец-то, — выдохнула Бейла с облегчением, — а то я думала, что он до свадьбы тянуть будет. — Он просто очень стеснительный, — защищая Люка, отозвалась младшая близняшка. — А что насчет тебя, Эйнис? — перевела на нее взгляд Бейла, щурясь. — А что насчет меня? — хлопая глазами, буркнула она. — Ты единственная из нас троих, кто не рассказывает ничего о своих симпатиях, — заключила старшая, — признавайся, уже целовалась? Белокурая нервно сглотнула. Она старалась не вспоминать случай на острове Шепота. Но происшествие, словно солнечный зайчик в знойный день, преследовало ее, всплывая в памяти в самые неподходящие моменты. Воспоминания о первом поцелуе вызывали странное покалывание, что стремительно разносилось по телу. Напор дяди и его непоследовательность, однозначно, сбивали с толку, но не были ей противны. Его необузданность была столь же привлекательной, сколь и отталкивающей. Образ Эймонда, полный противоречий, все же не покидал ее мыслей. Две пары глаз внимательно изучали ее реакцию. — Нет, — прокашливаясь, соврала она, — еще нет. — Покраснела, — победно заключила Рейна. — И не говори, — поддакивала младшей Бейла. — Знаете, здесь очень жарко, я пойду внутрь, — затараторила Эйнис, удаляясь. Под хихиканье сестер принцесса покинула королевский сад.