Раннее зарево медленно растекалось по чистому небесному своду Блошиного конца, алея. Солнечный мягкий свет, словно старый целитель, возвращался сюда каждое утро, прогоняя пороки и похоть, что ее пару часов назад ощущались в воздухе. Грехи, словно рытвины и сухие корки, покрывали лицо этого места. И каждую ночь они сдирали, царапали только заживающую кожу со стянутых ран, заставляя ее кровоточить вновь. Но, как только тьма уходила прочь, пороки незаметно исчезали, опасливо отступая. Утро, наполненное чистотой, вступало в свои права. Освящало лишь последствия того, что случилось накануне.
Эймонд не любил появляться в Блошином конце. Трущобы этого места казались ему омерзительными, а теснота улочек, что были густо заставлены неказистыми лачугами, делала невольным наблюдателем бытия простого люда. Мужчина, что сидел на полусгнившей деревянной лавке, косился на него, изучая. Его лицо было испещрено маленькими открытыми гнойничками. Женщина, лежавшая совершенно нагая на грязной мостовой, вовсе не обращала на юношу никакого внимания. Казалось, она была в некоем трансе, а, может быть, все еще отходила от забвения прошедшей ночи. Немощная старуха, чей огромный горб, казалось, был больше нее самой, опасливо озиралась на принца, стремясь быстрее покинуть улицу. Валяющиеся под ногами гнилые овощи и фрукты, источающие неприятный тошнотворный запах, заставляли Эймонда прикрывать нос рукой.
Он, морщась, продвигался вглубь этого гиблого места. Любой, кто посещал его ради интереса или ненароком проходил мимо, должен был понимать возможные последствия своего выбора. Принц готов, ведь его верный валирийский клинок был при нем. Достигнув Свиного переулка, Таргариен уверенно зашагал в сторону знакомой одноэтажной постройки. Старик Корвин, как называл его сам принц, привычно сидел в тиши своего жилища. Завидев пришедшего, дед лишь кивнул, указывая на дверной проем впереди, закрытый куском старой дырявой ткани. Эймонд уверенно последовал в комнату. На полу, заляпанный собственной рвотой, босой с грязными пятками, лежал его старший брат и что-то невнятно бормотал. Младший недовольно скривился, но все же почувствовал облегчение. Присев на рядом стоящий стул, он решил дожидаться его пробуждения.
Каждое утро начиналось совершенно одинаково. Он вставал со своей постели и сразу же направлялся в покои Эйгона. Часто принц заставал брата не в самом лучшем виде и состоянии. Но это было все же лучше, чем его отсутствие. Тихо закрывая за собой дверь, никогда не стараясь разбудить его, он удалялся, оставляя того отсыпаться. Но в случае пропажи гуляки, что происходило время от времени, принц направлялся в Блошиный конец. Жест его доброй воли всегда выходил ему боком. Волоча Эйгона на себе, поднимаясь по лестницам Красного Замка, принц редко, но все же заканчивал свое шествие в покоях королевы.
— Ты должен присматривать за ним, — проговаривала она, меняя гнев на милость.
— Я ему не нянька, — привычно повторял принц, чуть закипая.
— Он же твой брат, — недоуменно отвечала Алисента.
— Да, мой старший брат, который неспособен следить за своими поступками, — гневно выдавал Эймонд, устало проводя рукой по лицу, — если каждый раз, когда он попадает в переделки, я должен выслушивать обвинения и нравоучения, матушка, тогда я больше не хочу помогать.
В тот самый момент несколько лет назад, направляясь к выходу из комнаты, он был застигнут врасплох. Мать схватила его за руку и крепко прижала к себе. Тогда белокурый застыл на месте, цепенея. Чувство странной необходимости обнять ее в ответ появилась в его сознании неожиданно, резко оглушая. И принц неспешно, боясь того, что все может закончиться, едва начавшись, еле коснулся рукой ее плеча. Несуразный жест, брошенный ею в тот момент, казался ему совершенно правильным. Но странное осознание нелепости происходящего не покидало. Королева, отстранившись, посмотрела в его единственный глаз, нежно проводя рукой по щеке.
— Я лишь стараюсь делать лучше для нашей семьи, мой мальчик, — пояснила Хайтауэр, прислоняясь своим лбом к его. — И... — продолжила она уже с напором, — если ты любишь нас всех, ты прикроешь Эйгона снова. Король не должен узнать.
Ее слова, словно острие лезвия, пронзили то, что принято называть было душой. Теплое чувство, что юноша воспитал к ней пару минут назад, начало стремительно иссыхать, оставляя после себя бесплодное полотно. Королева-мать, подобно искусительнице, отравляла его, впрыскивая свой яд в кровь снова и снова. А Эймонд поддавался. Его безропотность делала из него жертву. Ему была противна сама лишь мысль об этом. Она больно хлестала по его щекам, приводя в чувство. Только тихо соглашаясь, не выказывая сопротивления, он покинул чертог королевы.
В тот день одноглазый впервые в жизни напился до беспамятства в одном из трактиров Королевской Гавани. Позволил чувствам взять верх, выливаться через край. Он знал, что порабощен. От осознания собственной слабости ему становилось лишь горестнее. С каждым новым глотком он глушил лишь одну мысль, стараясь упрятать ее в самые темные закоулки своего сознания. Эймонд понимал, что если она что-то попросит снова, то он сделает это. Поступит так, как ей хочется, но лишь из чувства долга, а не из-за безмерной любви.
Вскоре, придя в себя, Эйгон разлепил заспанные глаза.
— Доброе утро, — откашливаясь, приветствовал брата проснувшийся.
— И тебе, Эйгон, — сухо ответил младший.
Чуть покачиваясь, принц поднялся на ноги, все же опираясь о деревянную стену рукой.
— Сколько я спал? — доносится до ушей Эймонда тихий вопрос.
— Больше, чем нужно.
Выведя Эйгона из комнаты, младший принц, поравнявшись со стариком, бросил на стол мешочек золотых монет, кивая в знак благодарности. Благополучно доставив брата в его покои, юноша отправился в свои.
Раздевшись, Эймонд улегся в ванную, что заранее наполнили его слуги. Теплая вода расслабляла его напряженные мышцы, окутывала и успокаивала сознание. Белоснежная копна длинных волос, касаясь воды, тут же намокала. В такие моменты он мог ни о чем не думать, предаваться сладостному молчанию. То было для него наибольшей радостью. Мысли были пустыми и светлыми. Медленно закрывая глаза, принц отдыхал. Где-то в закоулках памяти начинал всплывать знакомый образ. Тонкие хрупкие руки, мраморная кожа, изящные изгибы тела, прямые пепельные волосы, и губы. Пухлые и розовые, чуть открытые и блестящие от влаги. В голове была она. В голове сидела Эйнис.
Эймонд шумно выдохнул, чувствуя, как плоть твердела, наливаясь кровью. Образ принцессы преследовал его с той самой поездки, не отпускал ни на день. Тогда, не сдержавшись, он отправился на Шелковую улицу. Попросил проститутку с пепельными волосами. Но, взглянув на пришедшую к нему девицу, понял, что не сможет этого сделать. Ее лицо было другим. Рост, тело, даже запах казались отталкивающими. Принц не смог бы трахнуть ее, даже закрыв глаза. Ему не оставалось ничего, кроме как удалиться в смятении.
Он устал твердить себе, что не желает племянницу. Это было глупостью, наглой ложью, которой юный Таргариен пытался кормить себя каждый день. На общих торжествах и трапезах он смотрел на нее, жадно впиваясь в кожу Эйнис своим единственным пурпурным глазом. Словно хищник, Эймонд рассматривал свою жертву. Невозможность снова коснуться ее, прижать такое желанное тело к себе, поцеловать, беспрепятственно вторгаясь в ее податливый рот, заставляло принца сгорать изнутри. Только глупые смешки старшего брата приводили его в чувство.
— Неужели мой брат хочет кого-то трахнуть? Я уж думал, что у тебя не встанет, — язвительно шепнул ему Эйгон, — как тогда, в борделе.
Неприятные воспоминания всплывали в памяти. На его тринадцатилетние Эйгон впервые отвел его в бордель. Он хотел, чтобы младшенький вкусил женскую плоть. Выбрал ему шлюху постарше, поопытнее. Эймонд помнил, как густая пелена страха покрывала его тело. Как руки отказывались слушаться, потея. Сердце бешено билось. В тот день ничего не вышло. И под звонкий смех брата, что решил закончить начатое сам, мальчик скрылся в тени Шелковой улицы. Справедливости ради, через два года он вернулся в тот же бордель. И, выбрав девицу на свой вкус, совершил то, чего раньше не смог. Посещение подобных заведений, на счастье принца, не стали его обыденным занятием. Только лишь в случаях крайней необходимости, уставая сдерживать себя, он возвращался.
Прокручивая в голове разговоры с племянницей, он вспомнил о своей забытой цели. О той своей фразе в тот самый день, когда поцеловал ее впервые. Как ошпаренный, принц быстро вылез из уже остывшей воды. Насухо вытираясь, он принял решение отправиться в башню птичника. Поднимаясь по узкой лестнице, Эймонд быстро ступал, перебирая ногами, будто минуты промедления могли стоить ему жизни. Очутившись у запертой двери, юноша громко постучал в нее. Звонкий грохот дубовых досок раздался эхом, проходя сквозь принца, пролетая вниз, теряясь. За дверью послышалось шевеление, и через мгновение она с неприятным свистом отворилась. Перед ним стоял пожилой мужчина, одетый в серую холщовую мантию.
— Мой принц, какая честь, — быстро проговорил старик, кланяясь.
— Я могу зайти? — поинтересовался Эймонд.
— К-к-конечно, проходите, — заикался птичник, жестом приглашая гостя внутрь.
Комната старца была до ничтожного мала. Каменный пол и стены отдавали неприятным холодком, что вызывал у принца легкую россыпь мурашек. Открытые настежь окна лишь усиливали эффект. Соленый морской воздух, заполняя помещение, чуть покачивал деревянные створки окон. В комнате было не прибрано. Пыльные склянки стояли в углу рядом с кроватью. Небольшой стол, расположенный рядом с окном, был завален письмами и посланиями из разных уголков Семи королевств. Старик, будто понимая, что именно так тщательно разглядывает принц, опустил голову, сконфуженно сглатывая.
— Прошу простить меня за такой беспорядок, — оправдывался мужчина, — я никак не ожидал гостей, особенно таких благородных.
— Не волнуйтесь, — отозвался Эймонд.
Птичник, нервно сложив руки в замок, начал:
— Чем я могу быть Вам полезен, мой принц? — услужливо интересовался он.
Не собираясь ходить вокруг да около, Таргариен произнес:
— Как хорошо знаете письма, что приходят сюда?
— Я помню многие, — вежливо ответил старец.
— Помните ли письма принцессы Эйнис, что она отправляла для меня?
— То было очень давно, — учтиво произнес птичник, — принцесса много писала Вам, стало быть, вы хорошие друзья.
Эймонд довольно хмыкнул.
Значит, письма и вправду приходили.
— А кто забирал их? — с легким волнением полюбопытствовал одноглазый.
— Служанка Ее высочества, мой принц, — не задумываясь вымолвил тот.
Лицо юноши не изменилось, но подступающий огонь в теле ощущался явно, разносясь жаром.
— Что-то не так? — испуганно пробубнил старец.
— Нет, я лишь попрошу оставить этот разговор меж нами.
— Как прикажет мой принц, — тут же произнес птичник, кланяясь вновь.
Эймонд без промедления покинул комнатушку.
Время завтрака уже наступило, и королевская чета сидела в чертоге короля. Решая воспользоваться моментом, одноглазый направился в покои своей матери. Приблизившись, он резко дернул железную рукоять. Было открыто. Принц озирался по сторонам. Не обнаружив ни стражников, ни слуг, ни придворных, он бесшумно юркнул внутрь. Теперь время начинало работать против него. Таргариен быстро перемещал взгляд по комнате, цепляясь за предметы интерьера. Вероятность того, что королева хранила эти письма, не предав огню, была призрачной. Он понимал, что, скорее всего, пришел сюда зря. Но отступать было уже поздно. Своей первой целью Эймонд избрал книжный шкаф королевы.
Подойдя к нему, принц быстро стал рассматривать книги, пытаясь найти хоть что-то, что походило на куски пергамента. Безрезультатно прошерстив полки, он принялся искать дальше. Перебрал все, что нашел у камина и будуара. Последней надеждой был большой письменный стол, стоявший рядом с мирийским гобеленом. Пробежавшись взглядом по содержимому стола, перелистав книги и рукописи, заглянув в ящики, юноша ничего не обнаружил. Теряя надежду, Эймонд вымученно выдохнул и направился на выход.
Проходя около кровати матери, он ощутил странное чувство, что расползалось по затылку. Подошел ближе, щупая мягкий дорнийский шелк покрывала зеленого цвета. Решив сделать последний рывок, заглянул под кровать. Среди свежего пергамента и пары туфель виднелся маленький сундучок. Юноша быстро достал его из-под кровати, открывая. Сверху лежал сложенный лист. Страница, словно вырванная, выглядела не ново, время состарило ее. Развернув, принц принялся вчитываться в текст.
«...Прихваченный вместе с копьями и тросами флот Нимерии рассеялся с приходом первых штормов. Стихия разметала его по морю на восток, запад и юг, прибивая к карману Василиска...»
Он знал эту истории еще с самого раннего детства. Когда-то давно принцесса ройнаров Нимерия, спасаясь от валирийцев, возглавила исход своего народа по Узкому морю. Она направила десять тысяч кораблей в Вестерос. У берегов Солнечного копья девушка вышла замуж за лорда Морса Мартелла, принца дорнийского, и сожгла весь флот, чтобы показать своим людям, что их побег наконец-то окончен.
То была старая сказка, что сейчас никак не приближала принца к его цели. Швырнув листок на кровать, он взял в руки другой. То был новее, но весь покрытый копотью, будто преданный огню. Видимо, в последний момент тот, кто намеревался сжечь предмет, все же вытащил его из пламени. Эймонд развернул записку, пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Огонь уничтожил края письма, но не середину. Крошечная полоска слов все же осталась среди темных пятен.
я сожалею
уже
где бы я ни была
скучаю
письма
ты ответишь
жду
Эймонд
Драконий камень
мой друг
искренне
Эйнис.
Ночь уже опустилась на Красный замок. Обвивая дворец своей тьмой, она проникала внутрь. Столица и ее жители мирно дремали. Луна, тускло блистая над заливом Черноводной, отражалась в его водах. Этой ночью Эйнис не находила покоя. Мысли роились в ее голове, и, подобно жерновам, перемалывали сами себя. Принцесса читала одну из своих книг. Она нарочно выбрала самую скучную в надежде заснуть. Но мир сновидений, будто издеваясь, не собирался приходить к ней сегодня. Дева скривилась в недовольстве, швыряя предмет в сторону. Она легла на кровать, быстро соприкасаясь с шелком подушки. Спустя время сознание стало спокойным, мысли больше не мешали. Теряя связь с миром, она в блаженстве уже закрыла глаза, как раздался стук в дверь. Неожиданный шум избавил принцессу от подступившей дремоты. Она недовольно разлепила сонные очи.
— Уже поздно, — устало крикнула девушка, растягивая слова, — уходите.
Вновь закрывая глаза, она удовлетворенно выдохнула. Послышался скрип открывающейся двери. Эйнис резко вскочила с мягкой перины. Эймонд стоял возле камина. Складывая руки за спиной, он медленно перевел на нее полный спокойствия взгляд. Она ожидала увидеть кого угодно, но только не его. Если бы наемный убийца, вооруженный кинжалом, стоял бы на пороге, принцесса чувствовала бы себя более защищенно, чем сейчас. Конечности, будто заполненные свинцом, больше не слушались. Она застыла на месте.
Сон стремительно покинул ее тело, и дрожащие руки еле поправили край ночной рубашки. Принц следил за каждым ее движением, не отрываясь. Казалось, пурпурный глаз и вовсе не моргал. Тревога, что одолевала принцессу перед сном, подступала вновь. Жернова в голове снова принялись за свое. Мысли сплетались и путались. А он все смотрел и чего-то ждал. Она не хотела, чтобы дядя видел ее такой. При блеске свеч в собственных покоях девушка была уязвима. Бесцеремонное появление одноглазого, несомненно, застало ее врасплох.
Эйнис, похрабрев, все же вымолвила:
— Как ты оказался здесь?
— Через дверь, — тихо ответил юноша.
Его саркастичность не красила его, но, казалось, приходилась ему по душе. Лицо принца оставалось бесстрастным, но дева готова была поклясться Семерым, что глубоко внутри Эймонд получал от этого удовольствие.
— Мой страж не мог пустить тебя, он...
— Да-да, знаю, — перебил ее одноглазый, — ты приказала не впускать меня. Сир Хикс так и сказал, когда я попытался пройти в прошлый раз.
Незатейливо почесывая подбородок, Таргариен разглядывал покои племянницы. Все было на своих местах как тогда, в детстве. Эйнис недовольно прикрыла глаза, вбирая в легкие воздух. Ноздри тихо подрагивали от замешательства. Принцесса приняла решение вести себя как подобает леди, коей она и являлась. Эмоции были ни к чему. Она хотела выпроводить нежданного гостя быстро и без последствий.
— Видимо, он стал плохо выполнять мои поручения, — твердо произнесла девушка, — я буду требовать его отставки.
Эймонд криво улыбнулся.
— Я уверяю, твой защитник прекрасно выполнял свой долг, — уверенно сообщил принц, — пока не хлебнул снотворного, что я подлил в его кубок с вином.
Глаза ее расширились.
— Когда он придет в себя? — грубо подала голос принцесса.
Парень оскалился, подходя ближе.
— Не волнуйся, у нас будет достаточно времени для беседы, дорогая племянница.
— Зачем ты пришел, дядя? — на выдохе произнесла Эйнис.
— Вручить тебе подарок, — уже тише ответил он.
— В честь чего? — ухмыльнулась дева.
Он подступал к ней тихо и медленно, словно боялся спугнуть. Она была перед ним. Ее такие огромные глаза бегали по его лицу. Руки, сжимая края ночного платья, казались чересчур напряженными. В следующее мгновенье принц достал что-то из внутреннего кармана кафтана.
— С прошедшим днем рождения, — протянул он ей небольшой сверток.
Принцесса схватила его быстро, с опаской глядя в ответ. Одноглазый молча ждал. Девушка неспешно раскрыла подарок. На куске ветхого пергамента лежала книга.
— Тебе же нравится читать, — утвердительно произнес Эймонд без доли сомнения.
— Да, спасибо, — пробубнила она в ответ.
Скепсис принцессы развеялся, стоило ей прочесть название. «Истории Дорна». Подарок был практичен. Новые рассказы ей точно не помешают. С интересом открывая книгу, она заметила одну деталь. Обугленный кусочек пергамента несуразно лежал на книжной странице.
— Это еще что? — донеслось до ушей принца.
— Прочти, — спокойно ответил тот.
Эйнис разглядывала плохо различимые слова на горелом ошметке пергамента. Это было ее письмо. Одно из многих, что она написала для него.
— Значит, ты нашел их?
Гость кивнул.
— Где?
— У матери, — признался Эймонд.
— Вот как, — горестно выдохнула она.
— Что ж, спасибо, дядя, — выдавливая улыбку, произнесла принцесса, — тебе стоит уйти. Я хочу спать.
Она отвернулась и положила книгу на прикроватную тумбу из тика.
— Прекрати это, — вдруг раздалось из-за спины.
Она обернулась.
— Прошу прощения? — возмущенно переспросила она.
— Помнится, ты просила не втягивать тебя в мои игры, а что сейчас делаешь ты? — разочарованно выплюнул принц.
Ее лицо загорело.
— Бегаешь от меня, прячешься, когда я прохожу мимо, приказываешь страже не пускать в покои, но продолжаешь смотреть на меня такими глазами, — отчеканил он, подходя вплотную.
Эймонд стоял прямо перед ней. Она чувствовала, как от его кожи исходил жар. Принцесса уставилась в невидимую точку на его груди, не решаясь взглянуть в ответ. Он аккуратно, почти невесомо коснулся девичьего подбородка, поднимая ее голову. Девушка перестала дышать.
— Я вижу тебя насквозь, Эйнис, — прошептал он прямо в ее губы.
Принц смотрел в ее глаза. В них он отчетливо разглядывал отражение собственного желания. В пекло всех, кто утверждал бы обратное. Опасная близость манила. Стук собственного сердца почти оглушал. Кровь болью пульсировала у висков. Не тратя ни секунды, Эймонд накрыл ее губы своими. Он касался ее мягко, аккуратно, будто мог сломать. Белокурая чувствовала разницу. Это не было похоже на их поцелуй на острове Шепота: гневный, жадный, почти насильственный. Тогда она испугалась, но сегодня все казалось другим.
Ее руки несмело, в легком сомнении, переместились на его теплые щеки, поглаживая. Приоткрывая губы, она впустила его язык в себя. Принц беспрепятственно вторгся в ее податливый рот. Она неумело отвечала ему. Одноглазый обнял племянницу, притянул ближе за талию, сжимая. Отстранившись, Эйнис взяла его за руку и повела к кровати. Присев, она потянулась к его лицу, изучая. Очерчивала выпирающие скулы, прикасалась к влажным губам. Наконец, она подобралась к его кожаной повязке. Эймонд резко дернулся. Тело его напряглось, а на лбу пролегла одинокая морщинка. Белокурая смерила его испытывающим взглядом.
— Я хочу увидеть тебя настоящего, — вернула принцу его же слова Эйнис, — пожалуйста.
Таргариен на мгновенье оцепенел. Все же сдаваясь, он кивнул. Принцесса аккуратно коснулась кожаной повязки, не спеша стягивая ее. На месте его левого глаза красовался сапфир. Ее сапфир. Мягкий свет камина отражался в камне, наполняя теплом. Его переливы завораживали ее. Юноша под пристальным взором медленно стал отворачивать голову, скрывая глазницу, пока Эйнис не коснулась его шеи. Ее холодные пальцы успокаивали пылающую кожу. Она притянула дядю ближе.
Смотрела так, будто увидела впервые. Словно он вновь стал тем озорным мальчишкой из ее детства. Улыбка воссияла на лице принцессы, и она нежно поцеловала его шрам. Провела мягкими губами по всей его длине, успокаивая, растворяя боль давно ушедших дней. Он прислонился своим лбом к ее. Они дышали размеренно, почти в унисон. Никто не произносил ни слова, будто боясь разрушить момент. Лишь треск поленьев разлетался быстрым эхом.
— Я думала, ты... — прошептала дева.
— Выбросил его, — перебил принц, — предал сапфир морю?
Эйнис смотрела виновато. Отстраняясь, она потянулась к строгому вороту платья, что скрывал ее шею. Миниатюрные пальцы ловко расстегнули первую пуговицу, а затем и вторую. Эймонд напрягся. Он чувствовал, как плоть его твердела, а кровь начинала закипать. Казалось, все это сон. Единственный глаз жадно въедался в ее приоткрытую тонкую ключицу. Изящная цепочка длинной змеей уходила вглубь ее одежды, скрываясь. Юноша судорожно сглотнул. Принцесса коснулась согретого металла тонкими пальцами, потянула на себя. В ее руке лежал сапфировый кулон. Принц с непониманием смотрел на нее.
— В тот день отец подарил мне два камня, — еле слышно пояснила Эйнис.
Эймонд медленно моргнул. В следующую секунду его руки трепетно сжимали талию принцессы, а язык касался ее нижней губы, дразня. Однажды Бейла сказала ей, что тело под прикосновениями горит, плавится будто воск. Она не понимала смысл, не могла уловить всю суть. Но сейчас дева ощущала, как нарастающий огонь распространялся от низа живота, постепенно поглощая все ее тело.
Теперь она понимала. Дядя прикасался требовательнее, чем несколько мгновений назад, собственнически сжимал ее бедро через тонкую ткань платья. Руки его горели пламенем, что поглощал ее с ног до головы. Два дракона сгорали вместе. Вдруг неожиданным стоном разразился кто-то за стеной, словно раненый зверь, пойманный на королевской охоте. Эйнис испуганно отпрянула от Эймонда, переводя взгляд на дверь.
— Видимо, твое снотворное оказалось не таким уж действенным, — выдохнула ему в губы принцесса.
Одноглазый рассмеялся. Искренне, не сдерживая своих эмоций.
— Стражник оклемается, но пока будет не в состоянии разобрать происходящее.
Повисла тишина.
— Мне следует уходить, — неловко добавил юноша, — пока есть время.
Укол разочарования больно застиг ее врасплох. Она не хотела, чтобы он уходил. Не сейчас. Не так быстро. Нужно было коснуться его еще раз. Провести рукой по волосам, запутаться в них. Оставить его рядом. Но перспектива раскрыть их общий секрет не доставляла Эйнис ни капли удовольствия. Наконец, отстранившись, она посмотрела на своего принца. Хотелось запомнить его взгляд, полный желания и искренности. Хотелось всматриваться в черты мужественного лица снова и снова. Но время шло. Они оба это знали. Недовольно выдохнув, Эймонд нехотя вернул повязку на ее прежнее место и поднялся с постели. Уже касаясь дубовой двери, он обернулся. Взгляд его был напряженным, изучающим. Молодой дракон не спеша коснулся рядом стоявшей девушки, пригладил ее чуть растрепанные волосы.
— Как только наступит утро, будешь бегать от меня снова? — тихо уточнил Эймонд.
Эйнис приблизилась и мягко коснулась его губ.
— Не стану, — лукаво ответила она.
Принц довольно хмыкнул и быстро скрылся в тени коридора.
