Черное небо — зеленые звезды

Когда неуемная поутру гроза, что заставила жителей столицы поспешно прятаться по своим жилищам, закончилась, а непрекращающийся ливень насытил землю излишней влагой, на сером полотнище показалось долгожданное ярило. Словно избавляясь от жалких свидетелей своего долгого отсутствия, солнце уничтожило все видимые доказательства былой непогоды. Пышущие жаром лучи испепелили на своем пути любое напоминание о бурной ночи, и недавняя влажная свежесть сменилась знойной прогорклостью. Ближе к полудню всякий беспредел, учиненный накануне, испарился с легкой руки местных жителей, и все снова вернулось на круги своя. Красный Замок, бодрствуя, жил полной силой. Десница, что следовал в новые королевские покои, выглядел бесстрастным, но довольный огонек все же отчетливо виднелся в отражении его зеленых глаз. Отто, стоило церемонии коронации подойти к концу, со всей присущей ему дотошностью вводил правителя в курс имевшихся в Вестеросе дел. Мужчина, казалось, находился в отличном расположении духа, никак не выказывая беспокойства. Перманентная собранность немного поутихла, и вечно поджатые в строгости губы расслабились в еле заметной улыбке. Терпеливость, что неизменно сопровождала своего хозяина все эти долгие годы, была наконец щедро вознаграждена, и отпрыск дома Хайтауэр занял Железный трон. Гордость, распиравшая изнутри, не знала меры, и он был доволен успешно достигнутой целью. Разглагольствуя о состоянии государства, раскрывая все новые подробности нынешнего положения, десница все же не замечал или не желал замечать отчетливую скуку, отражающуюся в глазах Эйгона. Постучав в деревянную дверь, выходец из Староместа почти сразу получил разрешение войти. Король, устроившись на кресле, мерно, но все же без особого энтузиазма обратил на пришедшего свой тяжелый взор. Поправив хлопковую рубаху, он пригласил его присесть. — Мой государь, — поклонился Отто. Заняв тахту напротив, он продолжил: — Хотел сообщить, что сир Тиланд Ланнистер разделил всю имеющуюся государственную казну на четыре части. Таргариен, наливая вино из глиняного кувшина, поднял на деда глаза, полные непонимания. — Зачем? Советник, словно ничуть не удивившись подобному вопросу, спокойно пояснил: — Для обеспечения безопасности, Ваша светлость. — И где же они теперь хранятся? — Мастер над монетой распорядился отправить одну четверть в Железный банк Браавоса, вторую — под дюжий протекторат в Утес Кастерли. Третья часть находится в родных землях Вашей матушки в Староместе, а четвертая останется в Красном замке. — поведал мужчина, все же продолжая. — Эти деньги могут нам понадобиться. Пригубив содержимое кубка, Эйгон лишь кивнул. Выждав небольшую паузу, он с легкой ноткой беспокойства поинтересовался: — Какие новости с Драконьего камня? — Пока все тихо, Ваша милость, — донесся мягкий ответ. Лицо молодого короля напряглось, светлые глаза его сверкнули, и еле заметная морщинка пролегла во лбу. С силой ударив кубком по стоявшему рядом деревянному столику, он резко поднялся с кресла. Крупные бардовые брызги, разлетаясь в разные стороны, осели на покрытой лаком поверхности. Попав и на бледную кожу разгоряченного юноши, капли тут же были агрессивно стерты хлопковым рукавом. Дыхание государя участилось, становясь излишне грузным. Злость насыщала его легкие свинцом, и, казалось, уже полностью пригвоздила тело к полу. Эйгон преисполнился неизменной уверенности, что старшая сестра не стоила и половины той благосклонности, что выказывала ей его семья. С самого помазания в Драконьем логове в нем не возникало ни малейшего желания примириться с возможными последствиями собственного воцарения. Но матушка, взывая к его разуму, и супруга, с неприсущей ей эмоциональностью, умоляли проявить милосердие. Его дед-десница и даже младший брат Эймонд присоединились к женским просьбам. Королю не приходилось по душе считаться с чьим-либо мнением, особенно сейчас, когда он стал главным человеком во всем Вестеросе. Все же нехотя, почти сжав челюсть добела, Таргариен дал свое согласие. Мирные условия для Рейниры были отправлены черным вороном сразу же после коронации. Необходимость лебезить выводила его из себя в той же мере, как и надоедливая единокровная сестра. Она, ведомая наглостью или глупостью, все еще молчала, словно пытаясь лишь сильнее задеть его искрящуюся гордость. Выругавшись себе под нос, белокурый наконец-то обратился к ожидавшему ответа родственнику. — Я послушал всех вас, кто умолял проявить милость по отношению к Рейнире, и послал на Драконий камень выгодные для нее условия, которые она никак не заслужила, — невзрачно напомнил он. — Почему эта стерва все еще молчит, дедушка? Она играется со мной? Хайтауэр, расправив полы своей меховой накидки, тихо выдохнул. С тех пор, как его дочь-королева произвела на свет здорового сына, жизнь снова обрела смысл. Великая цель, не дающая покоя, взывала к себе вновь и вновь. Каприз усопшего короля возвести на престол старшую дочь стал выглядеть еще более неразумно при наличии молодого наследника мужского пола. Но его главный советник, как никто другой, прекрасно знал характер своего государя. Его упрямство заполняло старую душу беспочвенными надеждами, не имевшими прав на существование. Десница знал, что все будет не так просто. Возвышение собственного дома стояло острее тягостей воспитания внуков, поэтому эту ношу Отто возложил на единственную дочь. К своему огромному разочарованию он принял во внимание факт того, что Эйгон растет вовсе не таким, как ему бы хотелось. Безрассудство юноши удручало, как и скверные вести о его деяниях. Маленькие светлячки Лариса передавали его высокородному родственнику все подробности каждой из вылазок тогдашнего принца, и тяжесть ненароком оседала на плечах десницы. Чем бы дитя не тешилось, все было скрыто от посторонних глаз и ушей, и Отто был благодарен мастеру над шептунами за колоссальную поддержку. С годами вера в принца, казалось, должна была пошатнуться. Но деду было все равно, что творил молодой дракон. Смирившись с волей Семерых, он продолжил день ото дня воплощать свой план в жизнь. Его старший внук, пусть и не обладая ценными для истинного короля навыками, все же был мужчиной и, как виделось ему, истинным наследником Визериса I. Все же юнец, как бы ни хотелось деду, не был готов принять корону Завоевателя, но его неоспоримое первородство не оставляло других вариантов, посему Отто предпочитал не замечать проделок отпрыска. Время летело быстро, и аппетиты внука возрастали. Вседозволенность оставалась практически безнаказанной, хоть порой десница и отводил юношу на весьма неприятные разговоры. Конечно же, это не являлось действенным способом решения возникшей проблемы. Белокурый, театрально вздыхая, лишь делал вид, что сокрушался о собственной любвеобильности и неосторожности. Показательно критикуя себя, обвиняя во всем винный дурман, Эйгон выходил сухим из воды. Впоследствии история повторялась, и мужчина понял, что все было бесполезно. Корни недуга уже успели вдоволь прорасти, и даже его строгий нрав не был способен их вырубить. Воззвания к богам стали слетать со строгих губ все чаще. Ему казалось, что Семеро оставили его в сей темный час, лишь молча наблюдая за снизошедшим испытанием, с которым он не справлялся. Младший его внук, Эймонд, был причиной, по которой мольбы о помощи сменились восхвалениями Отца. Все было не зря. Принц вырос полной противоположностью старшего брата и выказывал навыки, куда более подходящие для гордого звания наследника Железного трона. Но он был ничем большим, как лишь вторым сыном своего отца, что делало его положение куда более приземленным. Все же, не отказывая себе в проницательности, Хайтауэр прекрасно понимал, что боевые навыки второго сына королевы и его драконицы Вхагар в будущем прекрасно подойдут на роль самых ярых защитников прав Эйгона на престол. — Нет нужды серчать, мой король, — раздался спокойный голос. — Наверняка ответ принцессы последует в скором времени. Может быть сейчас, в эту самую минуту ворон приближается к нашим берегам с радостной вестью. — Лучше бы так и было, — угрюмо заключил юноша, рассматривая алые подтеки на столешнице. Заметив отрешенность внука, Хайтауэр поднялся с тахты. — Отправитесь ли Вы со мной на трапезу к семье? — громче, чем обычно произнес десница. Эйгон, не поднимая головы, тихо вымолвил: — Пойду, если там нет Хелейны. Изречение внука обеспокоило сира, но на его старом лице проскользнула лишь мягкая улыбка. Единственная внучка, которая никогда не играла весомой роли в его маленькой игре, чудом осталась в стороне от дворцовых интриг и грязи Королевской гавани. Удивительным образом она превращала любой разговор в странный фарс, что неумолимо чаровал его, порой откровенно забавляя. Бледный ее лик всегда был безропотным, хоть и несколько потерянным, а душа безгрешной и лишенной алчности и притворства. Девушка служила своему деду откровенным напоминанием, какой однажды была и его дочка Алисента, пока много лет назад он не переломал ее естественную мягкость и простодушие. Передавшиеся от горячо любимой супруги качества были стерты сознательно без лишних чувств и сожалений. Отто, давно принявший правила Красного замка, не поскупился ради цели, что была куда важнее его или любого члена дома Хайтауэр. Все же кристальная чистота Хелейны, одно лишь ее скромное присутствие возвращали ему давно утерянные во времени теплые чувства, на которые он все еще был способен. Восставая по крупицам, ощущения притягивали давно ушедшие воспоминания, и они порой являлись ему в ночи. Десница всегда знал, что робкая дева, хоть и не представляя особой ценности в государственных делах, станет покладистой и доброй королевой, любимой народом и дворянством. — Насколько мне известно, Ваша супруга уже там, — незамедлительно откликнулся Хайтауэр. — Тогда присоединюсь к вам позже, — добавил король, — а пока ступайте. Я хочу побыть один. Услужливо поклонившись, дед незамедлительно покинул его. Дотронувшись до и так непослушных волос, Эйгон лишь растормошил их сильнее. Забирая с липкого от высохшей жидкости стола кувшин, он проследовал к кровати. Усевшись на мягкой перине, король тут же жадно встретился с терпкой сладостью винограда. Опустив сосуд на каменный пол, юноша прилег. Очи, закрывшись почти мгновенно, отдыхали, пока легкие избавлялись от усталости. Череда длинных однообразных дней становилась новой неотъемлемой частью жизни, которую Таргариен все еще никак не желал осознавать. Излишняя ответственность ощутимо давила на ребра, и он готов был поклясться, что скоро сумел бы услышать их пронзительный хруст. Хоть дед-десница избавил его от обязанности восседать в Малом совете, а матушка — разбираться в утомительных письмах, адресованных ему лично, белокурый не чувствовал себя довольным. Присущая ему праздность теперь была непостижима, что выливалось в едкую раздражительность. Молчаливость Рейниры крайне настораживала, но присутствие ее дочери под боком даровало краткое успокоение. Матушка, так и не поведав о причинах прилета его племянницы, заверила, что такой расклад событий мог дать им существенное преимущество перед представителями Черной партии. Хотя бы в этом молодой правитель оказался с ней солидарен. Обеденное время близилось к завершению, и королевская чета, уже вдоволь насладившись едой, все еще переговаривалась за длинным столом, полном яств. Эймонд, без особого интереса изучая содержимое голубиного пирога, скоблил вилкой по расписной тарелке. Мать его, что упорно старалась вызвать на лице Хелейны хоть подобие улыбки, сидела неподалеку. Эйгон и Отто, занятые обсуждением государственных дел, отсутствовали. Мысли принца увлекли его так далеко, что он почти не вслушивался в разворачивающийся разговор сестры и матери. Будучи лишь вторым сыном короля, юноша всегда мог рассчитывать на снисхождение, которое давало хоть мнимое, но все же подобие свободы. Алисента при всей своей строгости не выказывала ему и половину претензий, которые по праву первенства доставались Эйгону. Предоставленный сам себе младший принц делал то, что считал нужным. Он прекрасно осознавал отведенное ему место в королевской иерархии, и в детстве вопросы престолонаследия никак не заботили его существование. Но с годами пульсирующее под кожей чувство явно отсутствующей справедливости стало выжигать, нещадно обугливая молодой разум. Пытаясь доказать свою ценность самому себе и всем окружающим, Таргариен ежедневно шел на разного рода свершения. Пока он погружал себя в изучение истории и философии, сидя за ветхими пергаментами в библиотеке, старший брат не проявлял к своему первородству и половину должного интереса. Пропадая за пределами Красного замка, будущий король, как любил заключать сам младший, «целенаправленно отказывался от собственных привилегий в угоду страстей». Брат был слаб, и это несомненно раздражало. Но Эймонд не особливо горел желанием высказывать свое недовольство, сознательно оставаясь молчаливым наблюдателем. В моменты, когда думы становились слишком отчетливыми, принцу не помогало даже чтение. Тишина королевской библиотеки, наседая все больше, ощутимо давила, и тогда он хватался за меч. Утренние бои стали обыденностью, отгоняя ненужные рассуждения. Выслушивая советы сира Кристона Коля, юноша с неудовольствием отмечал, что разговаривал и виделся с мужчиной куда чаще, чем с родным отцом. Выходец из Дорнийских Марок не обладал добротой Визериса или хотя бы ее подобием, но его собранность и жесткая дисциплина были куда полезнее. Тренируясь упорно и долго, белокурый тешил свою гордыню одной лишь мыслью, что мог бы уложить Эйгона на лопатки без особого труда. Достижения, что он приобретал, не спешили наполнять его тем покоем, на который он так блаженно рассчитывал. Лишь в день коронации, когда массивная железная корона Завоевателя легла на серебро коротких волос брата, Эймонд впервые со всей серьезностью признал неутешительный факт. Лейтмотив, постоянно витающий над его головой все эти годы, наконец-то прозвучал отчетливо и безбоязненно. Ему не было суждено стать большим, чем он уже являлся. Надежды, если таковые все еще имелись в его сердце, незамедлительно сгинули. А подоспевшее смирение, к удивлению самого принца, не тяготило. Его бой, длиною в жизнь, был окончен. — Не вижу никаких причин для сего расстройства, моя дорогая, — прожевав еду, спокойно проговорила Алисента. — Я хочу полетать! — надулась Хелейна. — Разве я больше не могу отлучаться от двора? Женщина, отложив столовые приборы, протерла салфеткой рот и взглянула на дочь. — Послушай меня очень внимательно. Все стараются сохранять хладнокровие, и все молчат, но пока что ситуация в государстве несколько неспокойная. Принцесса все еще раздумывает над предложением мира, и пока она не примет сии условия — покидать замок опасно. Твоя безопасность — дело чрезвычайной важности. Теперь ты наша королева. — Королева... — шепотом вторила ей дочь, теребя рукав своего нежно-голубого платья. Новое положение, что образовалось на горизонте жизни столь стремительно, вовсе не приносило и малой толики радости. Ее голову не покидала мысль о неправильности всего происходящего. Абсурдность и суматоха, царившая во дворце с момента смерти отца, отняла покой, и новая королева чувствовала себя незащищенной. Казалось, что стезя, уготованная ей, вовсе не подходила, и, более того, Хелейна не желала следовать выбранному за нее пути. Старая жизнь, полная уединения и отчужденности, вполне приходилась по вкусу. Отчетливое желание скрыться от всех любопытных глаз, только окрепнув, никуда не исчезло. Молодой матери хотелось наслаждаться компанией своих детей, и, сидя с ними в тихой, отдаленной башне, наблюдать, как они растут. Облокотившись на жесткую спинку стула, Хелейна поникла. — А если она не согласится? — Рейнира получила лучшее, на что даже не осмелилась бы рассчитывать при подобном исходе дел, — объяснила мать. — На ней много грехов, но я никогда бы не стала отрицать ее цепкий ум. Надеюсь, что принцесса прислушается к нему. А если же нет, то тебе тем более нельзя будет покидать замок. — Сестра не станет нападать на нас, — робко продолжила дева, — я это знаю. Хайтауэр, выдохнув, покрыла своей рукой мягкую ладонь дочери. — Я рада, что твоя вера в ее благодетель сильна, но мы не можем уповать лишь на нее. Новая королева, поправив волосы, задорно объявила: — Тогда я хочу навестить племянницу. — Абсолютно исключено, — последовал строгий ответ. — Матушка, Вы запретили мне обедать с ней и навещать. Эйнис сидит в одиночестве в покоях или же прогуливается под постоянным присмотром. Она совершенно безобидна. Позвольте мне сделать ее время во дворце немного радостнее, — взмолилась королева, — ведь скоро она станет мне еще ближе, чем раньше. Женщина отдернула свою ладонь и сложила руки в замок, оставаясь бесстрастной. — Боюсь, — возразила вдова, — что она этого не заслужила. Эймонд, наконец вышедший из пут собственных раздумий, с непониманием взглянул на нее, и лиловый его глаз сверкнул беспокойством. — Моя сестра права, — подметил принц. — Эйнис скоро официально примкнет к нашей семье, и Вы, как будущая свекровь, должны выказать свое расположение. Это может сыграть нам на руку. Алисента только усмехнулась. — Я бы отнеслась к ней лучше, не будь девчонка такой вздорной. Я проявляю уважение ко всем, кто проявит уважение ко мне, но ваша племянница к этому числу теперь не относится. Хелейна и Эймонд, словно почувствовав неладное, переглянулись. — Что-то стряслось? — второпях раздался голос девушки. Женщина, громко вздохнув, поведала: — Сегодня на рассвете во время прогулки по саду произошел неприятный инцидент с участием вашей племянницы. Стражники передали, что следовали обратно в Красный замок, когда она резко сорвалась и убежала. К счастью, ее вскоре отыскали. Наша гостья, увы, не оправдала возложенного доверия, поэтому отныне ей воспрещено покидать пределы Красного замка и своих покоев. Так что, как бы тебе ни хотелось увидеть ее, — смерив дочь строгим взглядом, бесстрастно заключила Алисента, — я не могу этого допустить. Только лишь Семерым известно, что у этой девчонки на уме. Я хочу уберечь тебя от беды. Принц, сосредоточенно вслушиваясь в каждое слово, сам не заметил, как с силой сжал кулаки, и костяшки его стремительно побелели. — Где ее нашли? — чуть успокоившись, подал голос Эймонд. — Ума не приложу, как она до этого додумалась, но стража обнаружила ее, пытающейся перелезть через каменную ограду набережной. Видимо, — сухо продолжила вдова, — она надеялась остаться незамеченной, спустившись по крутому пригорку к воде. Хвала Семерым, что сир Берримор схватил девушку в последнюю минуту, иначе на одну проблему стало бы больше. Хелейна ахнула и тут же прикрыла рот рукой, сдерживая свое волнение внутри. Принц, наблюдая за реакцией сестры, разделял ее, при этом оставаясь внешне невозмутимым. — Вот как? — окликнул мать Эймонд. — Что поделать, сын, — пригубив вина, буднично произнесла Алисента. — Похоже, безрассудство у нее в крови. — С ней же сейчас все хорошо? — взволнованно выдохнула ее дочь. — До этого она не пыталась сбегать. — Я посетила покои принцессы после коронации твоего супруга, — взглянув на нее, пояснила Хайтауэр. — Порекомендовала скорее действовать. — Что конкретно Вы попросили? — донесся сдержанный мужской голос. Женщина тут же ответила: — Дала Эйнис три дня, чтобы принести клятву верности нашему королю перед Железным троном. Это неоспоримая необходимость, — заверила она. — Пусть знает свое место. Таргариен оторопел, услышав подобное изречение. — Ее место теперь рядом со мной, — вмешался валириец, — разве это не так? Матушка озадаченно прищурилась, и уголки ее губ чуть дрогнули. — Не забывай, вы еще не помолвлены, — последовало незамедлительное напоминание, — так что можешь не переживать о ее положении. Ты ничего ей не должен. — Все же скоро стану обязан защищать Эйнис, ведь так? — подметил белокурый. — Прошу простить мою племянницу за такое необдуманное поведение. Уверен, что сожаление уже переполняет ее за это поспешно принятое решение. Позвольте ей покидать покои, — как никогда мягко попросил Эймонд, — и я готов лично отвечать за сохранность принцессы и ее сопровождение по замку. Ей не удастся сбежать от меня. Удивленно вскинув брови, темноволосая, задумавшись, сочувственно улыбнулась сыну. — Знаешь, твой отец тоже был обходителен, поддакивая всем и каждому, — тихо предалась воспоминаниям женщина, но улыбка стремительно покинула ее лицо, — даже с теми, кто этого не заслуживал. — Я знаю Эйнис всю ее жизнь. Своим решением Вы лишь заставите принцессу сопротивляться еще больше. — Я уже предоставила твоей будущей нареченной свободу, и как она меня отблагодарила? — рассерженно откликнулась мать. — Эйнис не хочет принять новую реальность, оттого и сопротивляется. Тебе нельзя потакать ее капризам и причудам, иначе это может плохо закончиться для всех нас. Девчонка спит на наших простынях в своих собственных покоях и питается нашей едой. У твоей племянницы есть все, что необходимо для спокойной и безопасной жизни. Эймонд, не унимаясь, продолжил: — Разрешите хотя бы посещать библиотеку. Так она займет себя от ненужных мыслей. — Нет, — последовал сухой ответ. Юноша, немного помолчав, тихо, но сурово заметил: — Мы должны заключить союз, а не ковать новую вражду. Алисента, поджав губы, все же одобрительно кивнула головой. — Я распоряжусь, чтобы в ее комнату доставили новые книги. — Благодарю, — без должной радости буркнул Таргариен. Воцарилось напряженное молчание. Эймонд понуро буравил мать взглядом, пока его сестра, отвернувшись ото всех, что-то непрерывно шептала. Обратив на это внимание, вдовствующая королева тут же обеспокоенно окликнула дочь. — Хелейна, дорогая, я скоро подойду к вам с детьми, хорошо? Девушка, словно очнувшись, рассеянно кивнула и тут же встала из-за стола. Двери быстро закрылись, знаменуя ее уход. Одноглазый, оставшись с матушкой наедине, поспешил последовать примеру сестры. Мать позвала его у самого выхода, и юноша нехотя обернулся. — Она устроилась со всеми излишествами, — язвительно подметила женщина, — ты так не думаешь? Ответа не последовало. — Знаешь, — поднимаясь со стула, продолжила матушка, — еще одна выходка, и я стану считать ее предательницей короны. За радушие всегда надобно платить, и Эйнис расплатится лишь тогда, когда оставит свои пустые попытки к побегу и преклонит колено. Выслушав до конца, юноша, преисполненный кипящим гневом, тут же покинул трапезную. Удаляясь из твердыни Мейгора, он быстро продвигался по коридору в направлении кухонь Малого чертога. Встречающиеся по пути благородные леди и лорды, скромные служанки и молчаливая стража, явственно замечая скверное настроение проходящего, не смели окликать его своими приветствиями. Боязливо сторонясь Таргариена, обитатели замка быстро разбредались по своим важным и не очень делам. Ноги несли его сами, следуя давно изученному маршруту, пока мысли, роящиеся в голове, отлучали от всего мирского. Слова Хайтауэр, что пробудили негодование, задели глубже, чем он мог себе вообразить. Принц, справедливо задавшись одним вопросом, погрузился в витиеватые предположения. Что стало бы еще «одной проблемой» для матери? Неизбежная гибель Эйнис или ее успешный побег? Дума, ответ на которую юноша не хотел знать, все же нещадно буйствовала. Но даже не это стало главным оплотом рассуждений для молодого ума. Горячность племянницы всегда следовала за ней по пятам, порой настигая, и Эймонд не раз становился свидетелем ее неусидчивости и последующих ошибок. Но он даже не мог предположить, что девушка воспользуется этим качеством в скором времени, да еще и так глупо. «Взбалмошная дура». Лишь эту мысль отбивал разгоряченный разум. Наконец, достигнув отдаленного коридора, Эймонд остановился. Выдохнув, он сосредоточенно огляделся по сторонам в поисках возможных свидетелей своего присутствия. Было тихо, и лишь еле уловимый хохот поварих раздавался с кухонь. Удовлетворенный обстановкой, одноглазый привычно открыл не примечательную дверь. Еле видимое пламя свечи блекло встречало своего единственного посетителя. Не заботясь о возможном шуме, Таргариен наскоро отодвинул огромную пыльную корзину, практически отбросив предмет в сторону. Быстро надавив на выпирающий кирпич, он тут же юркнул в образовавшийся холодный проход. Добравшись по скудно освещенной сырости к нужному месту, принц, на секунду остановившись, взглянул на пока закрытый проход. В следующую секунду обратная часть высокой картины оказалось отодвинута. Сразу же послышался треск разожженного камина, и тепло покоев радушно встречало нежданного гостя. Эйнис, даже не удосужившись обернуться, сидела в своем излюбленном кресле и продолжала читать одну имеющуюся в распоряжении книгу. Эймонд готов был поклясться, что племянница уже зачитала ее содержимое до дыр, и сейчас старательно делала вид, что его появление ни капельки не пробудило в ней должного интереса. Задвинув тяжелое полотно, Таргариен сделал несколько шагов вперед и остановился рядом с девушкой. Голую женскую шею обрамляла неизменная тонкая цепочка. Волосы, собранные черной тесьмой, выглядели немного растрепанными, но все же изящными прядями касались плеч. Ничуть не смутившись подобной близости, белокурая, как ни в чем не бывало, перевернула шуршащую страницу. Поутихший гнев не желал вырываться вновь, провоцируя ссору, посему пришедший мягко начал: — Я тут услышал, что сегодня некая особа пыталась сбежать по Черноводной. — Известно ли, — не поворачивая головы, тихо произнесла читающая, — увенчалась ее попытка успехом? — Она разбилась бы о скалы, не сумев воплотить свой план в жизнь, — с некой обезличенностью добавил принц. — Поэтично, не правда ли? — прыснув со смеху, закрыла рукой рот Эйнис. Реакция девушки показалась юноше крайне неуместной, и затухающая на нее злоба, разгораясь пуще прежнего, снова заявила о себе. — Сопротивление доставляет ей особое удовольствие, я полагаю, — закипая, выплюнул он. — Как видишь, — протяжно расхохоталась белокурая. — Теперь ей разрешено посещать только отхожее место. Все еще стоя рядом, Эймонд настороженно прищурил единственный глаз. Обычно ровный, чуть строгий тон ее мягкого голоса сейчас звучал крайне отрывистым и неказистым, а странное поведение вызывало множество вопросов. Он обошел кресло, остановившись прямо перед Эйнис. Она, уже посмеиваясь чуть тише, быстро прикрыла непривычно раскрасневшееся лицо книгой, и лишь ее глаза стали предметом пристального изучения дяди. Отражавшие в себе словно что-то несвойственное принцессе фиалки, полные озорства, заставили стоявшего напрячься еще больше. Принц, быстро переведя взгляд к обнаженным ногам, обнаружил рядом стоявший кувшин. — Ты что, пьяна? — всматриваясь в ее лицо, прогудел он. Эйнис, подавляя последние нотки веселья, чуть заторможенно откликнулась: — Может быть самую малость. Кивнув на глиняный кувшин, дядя с любопытством произнес: — Как ты это достала? — Убедила служанку, — гордо заявила белокурая, после поспешно приложив палец к губам, — но только ч-ш-ш. Я не хочу, чтобы из-за меня у Эльзы были проблемы. — Ты не перестаешь меня удивлять, — хмыкнув, сухо ответил Таргариен. Заприметив безучастную тахту, что стояла рядом с камином, он в следующее мгновение забрал ее. Поставив сиденье напротив кресла принцессы, младший сын короля оказался с ней лицом к лицу. Непосредственная близость окутала легкие девичьим еле уловимым дыханием, отдавшим пряностью выпитого. Эйнис, прикрыв глаза, обмолвилась: — Знаешь, отец всегда утверждал, что хорошее вино способно одарить выпившего силой забвения на пару часов. — И как? — придвинувшись чуть ближе, ехидно поинтересовался одноглазый. — Получилось? Принцесса, уловив его тон, резко открыла глаза. Безмятежность, царившая на лице секунду назад, испарилась, и напряжение завладело ей. — Все было хорошо, — сосредоточенно пояснила она, — пока ты не явился. Под тихий выдох Эймонда захмелевшая девушка тут же замолчала и вернулась к книге, что покоилась на хрупких коленях. Всматриваясь в текст, она не могла разобрать и слова. Эйнис путалась лишь сильнее, пытаясь вникнуть в смысл написанного. Содержимое страницы, причудливо преображаясь, смешивалось воедино, и буквы теряли свое значение. Ей не пристало выпивать так много. Ни с сестрами, ни тем более в глубоком одиночестве. Драконья всадница не особо жаловала дурманящие разум напитки, но в нынешних обстоятельствах их внезапно открывшаяся ценность была как раз кстати. После своего неудачного побега дева уподобилась беспомощному ожиданию худшего исхода. Ее пребывание в Красном замке, а точнее положение в нем, стало только хуже. Отчетливое понимание скорого гнева вдовствующей королевы не вызывало бурной реакции. Больше всего беспокойство составлял отклик узурпатора. Зная его крайне вспыльчивый нрав, она опасалась худшего и ожидала возмездия за неповиновение. Этим вечером, когда потайная дверь в покои отворилась, Эйнис была готова ко всему. Дядя еле улыбнулся и, не желая разрушать тщетные попытки племянницы выглядеть трезвой, выдержал паузу. Ее крохотные пальцы впивались в корешок ветхого тома, пока глаза, скачущие по странице вверх-вниз, очевидно, пытались вытянуть хоть какой-то смысл. — Что читаешь? — ненавязчиво подал голос он. — Не твоего ума дело, — перелистнув страницу, цокнула белокурая. Эймонд, улыбнувшись шире, тихо добавил: — Ты держишь книгу вверх ногами. Эйнис, определенно расслышав сказанное, медленно закрыла книгу и, убедившись в правдивости слов дяди, шепотом выругалась. Бережно положив предмет рядом с кувшином, она приняла невозмутимый вид. Следящий за каждым ее неловким движением юноша не стал лишать возлюбленную приятной иллюзии ее превосходства. Насупившись, она устремила взгляд на свои колени и невзначай поправила ночную сорочку. Принца вдруг постигло странное чувство неопределенности, позабытое несколько месяцев назад. — Что ж, — прокашлявшись, привлек он ее внимание, — раз уж теперь ты ничем более не занята, то мы можем поговорить. — Валяй, — подобрав ноги под себя, пробубнила принцесса. Эймонд нравоучительно произнес: — Твой сегодняшний поступок — совершенная глупость, ты ведь понимаешь? — Время — это то, чего мне никогда не хватает, — грустно ответила наездница. — Я уже и так потратила непростительно много часов, отсиживаясь в покоях. Мне следовало хоть что-то предпринять. — И удрать по крутому склону показалось тебе наилучшим вариантом из всех? — По крайней мере, — потягиваясь, добавила Эйнис, — мне будет, что вспомнить. Ее невозмутимость вышибала из принца последние остатки терпения, и он почти физически ощущал, как начинает гореть. — Для тебя это всего лишь забава? — приблизившись, белокурый резко схватил ее тонкое запястье. — Ты могла умереть, идиотка! Принцесса, наконец подняв на дядю ярко-пурпурные глаза, попыталась одернуть руку. Все было тщетно. — Я это прекрасно знала! — донесся уверенный ответ. — Поставить все под удар! — грозно вымолвил он. — Поставить под удар нас обоих?! В девичьем взгляде заметалась тревога, и дыхание ее резко участилось. — Эймонд... — Как ты могла так поступить со мной? — звучал наполненный яростью голос. — Ты делаешь мне больно, — пискнула Эйнис. Одноглазый, наконец внимая словам, перевел внимание с ее испуганного лица на крохотное запястье, которое так крепко схватил. Разжав цепкие пальцы, он обнаружил красный след, что отчетливо въелся в бледную тонкую кожу. Не находя слов, юноша по наитию потянулся за кувшином у ее ног и отпил содержимое. Терпкий напиток тут же обжег глотку. Племянница молчала, но ее прерывистое дыхание говорило само за себя. Тягучий испуг омывал окаменевшее тело, заливался в бездонные фиалки, опоясывал невесомую талию. Не сумев посмотреть на нее вновь, Эймонд одними губами в гнетущей тишине прошептал: — Я этого не хотел. — Знаю, — повременив, несколько растерянно отозвалась девушка, — теперь ты все видел. Заполнив винный кубок почти до краев, Эйнис сделала несколько больших глотков, пока Таргариен в ожидании замер. Вытерев рот тыльной стороной руки, она подняла глаза. — Мой страх, — последовало невесомое пояснение. Осознание пришло к нему практически мгновенно. — Так ты об острове Шепота. Эйнис, словно не расслышав ответа, задумчиво выдохнула: — Знаешь, дядя, обитатели Красного замка дали мне понять, что моя безопасность — понятие крайне зыбкое. — Моя мать, — уверенно подтвердил одноглазый принц. — Так ты в курсе ее визита, — хмыкнула дева. — Что конкретно она сказала? — снова потянулся за сосудом юноша. Валирийка, откинувшись на спинку кресла, безэмоционально вымолвила: — У меня есть три луны, чтобы явиться в Тронный зал и признать узурпатора королем. В противном случае твоя мать пообещала мне ласковый разговор, и, я думаю, вытекающие из него последствия. Принц, чуть подумав, мягко положил свою ладонь на запястье девушки, с которого уже сходили красные подтеки. — Моя мать и пальцем тебя не тронет, — попытался он уверить ее. Эйнис, не сопротивляясь прикосновению, понуро поинтересовалась: — Да неужели? Откуда такая уверенность? — Ей нужен союз между ветвями нашего дома, поскольку она хочет решить все мирно. Тем более, что ты под моей защитой. — А как ты позаботишься о других? — язвительно подметила племянница, вырывая запястье из теплой руки родственника. Допив содержимое кубка, она со звоном поставила его у своих ног. Недоуменность тут же отразилась на только что спокойном лице принца, и душа его жаждала подробностей. Девушка сухо поведала: — Жалкий калека Ларис Стронг нашептывал мне гадости этим утром в саду. Подонок сравнил мое положение с нахождением в клетке и добавил, что я, вероятнее, однажды издохну так же быстро, как муха, — презрительно выплюнула она. — Так что скажи мне, дорогой нареченный, как ты собрался меня защищать от других, если даже от себя защитить не в силах? Таргариен, никак не ожидая подобных слов, замер в появившемся легком от выпитого дурмане. В действительности, его проявленная по отношению к принцессе агрессия волновала его куда больше нападок Стронга, с которым он был в силах разобраться. — Мастер над шептунами перешел черту, — подхватил дядя, — и я этого не забуду. Справедливость будет скорой. — Думаешь, от этого легче? — раздался угрюмый смешок. — Наверняка есть и другие, кто захочет пригрозить мне расправой. Каждый час, проведенный здесь, длится слишком долго, и чувствовать эту неопределенность совершенно невыносимо. Мне страшно, и ей тоже. — Кому? — шепнул Эймонд. — Моей Охотнице. Я чувствую ее, стоит лишь закрыть глаза. Опершись локтями на свои колени, пришедший закрыл лицо широкими ладонями. Отгородившись от собеседницы, ему было необходимо немного времени для раздумий. Пару дней назад Таргариен был полон уверенности, что нахождение принцессы в замке будет протекать спокойно и без каких-либо происшествий. Ранее мысли, витающие в голове, отчетливо отбивали этот лейтмотив. Теперь же, наблюдая откровенную женскую уязвимость, принц понимал, как мучения овладевают Эйнис, практически сжирая ее изнутри. Но как бы ему ни хотелось, чтобы агония племянницы прекратилась, Эймонд продолжал следовать своему собственническому порыву. Он не желал ее отпускать. — Слушай, осталось совсем... — наконец убрав руки от лица, вернулся в реальность белокурый. Не обнаружив никого напротив, ему не нужно было долго думать. Все было очевидно. Тут же резко переведя взгляд на потайной выход, валириец обнаружил пропавшую, замершую на цыпочках подле него. Ее крохотная рука уже легла на вычурное золото картинной рамы. — Не смей! — прикрикнул он, стремительно поднимаясь с тахты. Сиденье, резко опрокинутое принцем, с треском ударилось о каменный пол. Эйнис, стоило ей услышать разъяренный голос, наспех потянула полотно в сторону. Не успела она сдвинуть и половины, как крепкие руки дяди уже обвили талию. Потянув беглянку на себя, Эймонд отступал к камину, держа в ее в тисках. Черная тесемка незаметно упала с ее волос, и вырывающаяся племянница заверещала: — Седьмое пекло! — Принцесса, — донеслось из-за двери, — у Вас все в порядке? — Да, — тут же последовал громкий ответ, — я просто запачкала платье. Остановившись у камина, дядя быстро посмотрел в сторону двери, и так же стремительно перевел свое внимание обратно. Он заговорил тише, опаляя горячим дыханием ничем не защищенную тонкую шею: — Для успешного побега тебе следовало бы опоить меня, вместо того, чтобы напиваться самой. Принцесса, безрезультатно пытаясь высвободиться, наконец сдалась. Замерев в стальных объятиях, она, разгоряченная и запыхавшаяся, пыталась прийти в себя. Юноша, уже освободив одну руку, убрал ее растрепанные волосы за правое плечо. От обличающей близости ноты винограда, восставшие в обоих, циркулировали по жилам. Прощупывая границы дозволенного, Эймонд стал покрывать шею возлюбленной невесомыми поцелуями. Разливающееся тепло, вызванное легкими касаниями, путешествовало по светлой коже, и крохотные мурашки показались на ее поверхности. Закрыв глаза, Эйнис отдалась своим ощущениям, и забвение выпитого уносило все невзгоды, взращивая лишь желание. Прервав принца, девушка, еле передвигая ногами, развернулась. Таргариен, опустив ладонь на ее мягкую щеку, приблизился и вдохнул нежный аромат искрящихся белизной волос. Двое молчали, и только треск поленьев еле слышно постукивал причудливую мелодию. — Не оставляй меня, — осело валирийское изречение в глубине ее золотой копны. (ȳdra daor henujagon issa)  Сорвавшись, Эймонд тут же притянул племянницу за затылок, впиваясь в нежные губы требовательным поцелуем. Эйнис, ничуть не оторопев, сразу поддалась, впуская умелый язык в свой рот. Казалось, сегодня им было необходимо одно и то же. Обиды, стыдливо убегая, покидали комнату, а стрекочущие недопонимания и розни на мгновение притихли. Отстранившись первой, принцесса резко стянула с любовника скрывающую ее давний подарок темно-коричневую повязку. Принявшись за кожаный жилет, она, запутавшись в пуговицах, никак не могла подчинить их себе. В нетерпении отбросив ее ручки, принц справился с ними сам. Отбрасывая одежду в сторону, он тут же снял и темную рубашку, через мгновение летящую на пол. Камин, отдавая свой жар двум драконам, отбрасывал на их кожу теплое свечение. Девушка завороженно всматривалась в каждый изгиб его непокрытого тела. Прикоснувшись к пылающей коже, она безо всякой опаски вырисовывала на крепкой груди ведомые лишь ей одной таинственные узоры. Уже поглаживая его торс, белокурая ненароком посмотрела чуть ниже. Его плоть, уже изрядно затвердев, вызывающе выделялась на фоне тканных штанов. Прислонившись губами к его вытянутой шее, она желала сделать с дядей то же самое, что сделал и он в прошлый раз. Отголоски проведенного накануне разлуки утра не давали покоя, и на Драконьем камне дева не находила себе места. Лишь предаваясь будоражащим воспоминаниям в одиночестве, валирийка несколько успокаивалась, и образовавшийся голод хоть ненадолго, но отступал. Коснувшись влажным языком светлой кожи, принцесса повела блестящую от влаги дорожку к мочке его уха. Эймонд, глухо выдохнув, обхватил племянницу рукой, и его ладонь грубо сжала ее упругую ягодицу. Добравшись до заветного места, Эйнис слегка прикусила мочку и потянулась к зовущим тонким губам, оставляя на них сладкое клеймо. Сильный жар, буйствующий в нем, ощущался ею впервые, что только подстегнуло разрастающийся интерес. Страх, так норовящий быть рядом в прошлый раз, испарился. Не желая дожидаться помощи, Таргариен сняла с себя летящую ткань ночной сорочки, оставаясь совершенно нагой. — Ну же, — прижавшись к его паху, протянула она, — я не могу больше ждать. Ей не нужно было повторять дважды. Не отрываясь от раскрасневшегося лика, Эймонд наспех стянул с себя остатки одежды и отшвырнул их в сторону. Взявшись за руки, двое присели на мирийский ковер у камина. Дядя, кивнув на пол, предложил принцессе прилечь, но она не сдвинулась с места, лишь с таинственным прищуром улыбаясь. — Нет, — мотнула головой белокурая, — сегодня все будет по-моему. — И как же? — разнесся по покоям его взбудораженный ответ. Она игриво закусила нижнюю губу, и уголки ее зацелованных пухлых губ чуть вздрогнули. Храбрость, ранее вовсе не показываясь, отныне лилась через край. Дева, ведомая сладостью ягоды, брала инициативу на себя. Валирийка прикоснулась к его плечу и, чуть поглаживая, надавила. Эймонд, что безропотно поддался ей, прилег на воздушный светлый ворс. Эйнис не спешила, медленно устраиваясь на уровне его паха. Таргариен, удивленно наблюдая за разворачивающейся картиной, не смел останавливать ее. Мысль о том, что девушка сама исследовала его тело, приводила в восторг. Все же, как бы ни было велико его желание узнать, что грядет, он подал голос: — Позволь мне... — Тихо, — отодвинув на место тянущиеся к ней руки, отрезала она, — я хочу лишь прикоснуться. Приблизившись к его плоти, сочащейся от сильного возбуждения, принцесса неумело, но безбоязненно обхватила ее рукой. Размазав влагу по головке, она вопросительно взглянула на Эймонда. — Медленно, — прохрипел тот. Следуя его совету, валирийка неспеша повела рукой вниз, по наитию сжимая ее сильнее у самого основания. Эймонд, мгновенно реагируя, тихо выругался. Совершая поступательные движения, принцесса чуть увеличила темп. Было приятно наблюдать за ним, особенно сейчас, когда дядя полностью находился в ее власти. Приоткрытый рот его застыл в немом вдохе, на лбу пролегла небольшая морщинка, а успевшие растрепаться из-за близости с ковром всегда идеально гладкие волосы распластались по полу. Единственный глаз был закрыт. Прекратив ласки, Эйнис двинулась к нему, забираясь сверху. Тут же взглянув на деву, принц ухватился за ее выпирающую бедренную косточку, подтягивая племянницу еще ближе. Прижимаясь к его паху, она лишь провоцировала и так витающую в воздухе страсть. Бесстыдно двигая бедрами, белокурая размазывала собственные соки по его телу. Чуть привстав, она крепко схватилась за его самую чувственную часть, направляя в себя. Медленно осев до самого конца, девушка оперлась ладонями на его вздымающуюся грудь. Соединенные, они закрыли очи, подпитывая друг друга обоюдными эмоциями. Неторопливые движения девушки распалили и разум, и плоть. Принц, позволяя ей вести, плотоядно впивался взглядом в чуть подрагивающую грудь. Развернувшаяся картина достойно выдержала конкуренцию всего того, что уже ранее множество раз вырисовывало воспаленное донельзя воображение. Но хотелось большего. Резко привстав, Эймонд словил ее испуганный выдох и обхватил хрупкую талию обеими руками. Переняв инициативу на себя, он двигался резче и грубее. На лице Эйнис не было и капли боли. Блаженно закрыв глаза, она повела телом чуть назад, и аккуратная грудь вызывающе поманила валирийца к себе. Не желая сдерживаться, он тут же припал к крохотному соску. Целуя мягкую кожу, юноша услышал первый ее стон. Продолжая двигаться в ней чуть быстрее, он обвел розовый ореол языком. Ему пришла по душе неожиданная инициатива принцессы, но он все еще хотел быть главным. Аккуратно уложив деву спиной на ковер, одноглазый наконец-то взглянул в ее томные лиловые глаза, что так же внимательно изучали его в ответ. Более не обремененный подчинительной позицией, Таргариен закинул стройные ноги за поясницу и резко толкнулся в племянницу. Сжимая девичьи бедра, он оставлял на нежной коже доказательства своего неоспоримого присутствия. Младший принц видел, как по ее прекрасной шее стекает еле заметная соленая капля. Эйнис затуманенным взглядом следила за дядей и, притянув его за шею, впилась в чуть пересохшие губы. Уста его были по-настоящему сладкими, приторными, словно отдающими медом. Ей не хотелось прекращать. Наращивая темп, Эймонд добрался до ее набухшей горошины. Чувство, невиданное никогда прежде, выбило почву из-под ног, и принцесса, желая дать выход собственным эмоциям, укусила Таргариена за запястье. Зашипев, он поспешил накрыть ее рот ладонью, останавливая готовый вырваться вновь стон. Она чувствовала, как что-то неведомое, словно скручивающее, разрасталось внутри. Спустя пару мгновений, когда появившееся напряжение заполнило ее до конца, принцесса резко вздрогнула. Сделав несколько быстрых толчков, к ней присоединился и юноша. Тяжело дыша, он все еще был в ней. Воздух, влажный и спертый, заполнял легкие. Эймонд, изрядно покрытый испариной, обессиленно прилег рядом. Камин, потрескивая, действовал успокаивающе, и двое, вслушиваясь в легкое потрескивание, приходили в себя. Было тихо, и ничто им не мешало. Эймонд, поднявшись первым, протер лицо рукой. Его довольный сытый взгляд упал на племянницу. Она, все еще лежа на мирийском ковре, совсем притихла. Пурпурные глаза, в которых мгновение назад плескалось жгучее желание, выглядели бесстрастными. Морок винограда в ее крови, казалось, растворился, и первые ноты понимания произошедшего стремительно просачивались в разум. Дядя, не смея нарушать тишину, лишь медленно убрал с ее лица прилипшую прядь слежавшихся волос. — Только не думай, что моя слабость хоть что-то изменила, — глядя в потолок, словно нехотя произнесла она. Эймонд не повел и бровью, по одной ее реакции ожидая подобного ответа. — Слабость? — хмыкнул он. — Совсем скоро ты будешь называть это супружеским долгом. — Жду не дождусь, — так же отрешенно проговорила валирийка. Натягивая на себя валяющуюся на полу рубаху, Таргариен принял попытку ее успокоить: — Я знаю, это не то, что мы с тобой хотели. Не так мы все планировали. Но подумай, хоть на секунду постарайся отбросить все предрассудки. Эйгон — новый король, твоя мать — властительница Драконьего камня, Джекейрис — наследник ее прав, как Люцерис — Дрифтмарка, а ты — моя жена. Нам не придется уезжать и разрывать кровные связи. Потерпи еще немного, и все встанет на свои места. Я обещаю. — Ничего уже не станет прежним. Мои покои — мое окаянное чистилище, — прикрываясь сорочкой, смиренно прошептала принцесса. Эймонд этого так и не услышал. Собравшись, он погладил ее по голове и, оставив легкий поцелуй на виске, удалился. Картина плачущей девушки, изображенной на полотнище, встала на свое место, и характерный щелчок разлетелся по комнате. Быстрым шагом Таргариен, суматошно приглаживая растрепанные волосы, добрался до своих покоев. Отворив тяжелую дверь, он ступил в умиротворяющую тишину спальни, но оказался не один. — Ты заставил меня долго ждать, — спокойно подал голос Отто, восседающий в кресле. Эймонд, остановившись подле, сложил руки за спиной. — Я прогуливался по Богороще, — сказал он первое, что пришло в голову. Кивнув, десница подобрал полы темной меховой накидки и поднялся с насиженного места. Взгляд его устремился на внука. В глазах мужчины, привычно спокойных, отражалось еле уловимое напряжение. — Так уж вышло, что дело, с которым я обращаюсь к тебе, не требует никаких отлагательств, — поведал Хайтауэр. Принц, прищурившись, вымолвил: — Что стряслось? — Наш король начинает задаваться тревожными вопросами. Медлить больше нельзя, Эймонд, — решительно начал Отто. — Отправляйся к Борросу Баратеону незамедлительно и выторгуй его поддержку. У лорда есть новорожденная дочь*, так что пообещай принца Мейлора ей в мужья и скрепи пакт письменным договором. — К чему такая спешка? — последовал ответ. — Пришел ответ с Драконьего Камня? Его дед, аккуратно поправив золотой значок десницы на своей груди, гулко вздохнул. — В том то и беда, что нет. Твоя сестра и дядя вовсе не глупцы. Они не станут сидеть без дела, — сурово заметил мужчина, — тем более, что их время раздумий в скорости подойдет к концу. Мне удалось успокоить короля, оправдываясь тем, что принцесса ответит положительно, но я уже не так сильно в этом уверен. Положив свою увесистую ладонь на плечо юноши, Хайтауэр произнес: — Действуй, Эймонд. Заполучи для своего брата лояльность Штормового предела любым способом. — Я сделаю все, что от меня потребуется, — раздался собранный ответ.