Черное небо — зеленые звезды

Тихое зарево, нежно рассеявшись, уже давно пробудило столицу ото сна, и в аккуратно проклевывающихся лучах заспанного солнца вольготно плясали чайки. Подмахивая белыми, цвета чистейшего мрамора крыльями, путешественницы устремлялись покорять еще не успевший прогреться воздух. Их звучные крики, разносясь на многие лиги по округе, достигали и Красного замка, в котором уже вовсю разгорался новый день. Изысканные дамы, спешившие на завтрак, беззаботно переговаривались меж собой, пока их служанки, подобно блеклым теням, шли следом, опустив покорные головы. Завидя друг друга, бравые мужи обменивались последними новостями и предавались рассуждениям о том, как скоро принцесса Рейнира прибудет в Королевскую Гавань, дабы отдать почести усопшему отцу и новому королю. Несмотря на чинное спокойствие, в воздухе витал незримый дух перемен, но придворные нисколько не сомневались в скором разрешении подобной ситуации. Они уповали на блаженный мир, не заботясь об обстоятельствах случившегося, и их жизненный уклад, оставаясь легким и непринужденным, сохранялся подле них. Справедливости ради они имели причины так полагать. Отдавая приказ очистить замок от потенциальных сторонников черной принцессы, десница молодого государя предусмотрительно возложил секретность всех последующих казней на лорда Лариса. Тот же, несмотря на внешнюю болезненность и несомненную чахлость, справлялся с этой ролью как никто другой. Необычайная естественность и непринужденность вели его вперед, и королевский дознаватель с затаенным удовольствием, что пряталось на темных берегах зеленоватых глаз, принялся за дело. Ни одно тело, будучи изувеченным, нетронутым, только остывшим или уже мертвенно окоченевшим не оказалось вывешенным в назидание окружающим. Таинство творилось во глубине самых сокрытых уголков подземелий, что всегда были лишены и капли света. Оттого ни один тучный лорд, леди, забитый угольщик или обливавшаяся потом кухарка не слышали предсмертных криков. Посему знать, что заполонила дворец подобно неукротимому полчищу копошащихся муравьев, как и все остальные не ведала истины, или же, предпочитая закрывать на нее глаза, продолжала искать призрачное утешение в радостном неведении. Каждый день, дарованный Семерыми, оказывался полон теми делами, что совершались и в предыдущую луну, поэтому надушенные дамы, шествующие под ручку со своими разодетыми в заморские ткани сирами, занимались успокаивающим их души притворством, упорно делая вид, будто бы неизменное безделье все еще было способно выстоять ощутимые нутром приближающиеся невзгоды. Сдавалось, что лишь отдаленные коридоры башни десницы хранили шаткое, но все звучное молчание. Ажурные светильники на каменных стенах по-прежнему горели ярко, и расположившиеся за ними зеркала, отлитые кованым серебром, взращивали пламя для не привыкших очей тех, кто имел счастье посетить твердыню впервые. Миновав разводной мост, Алисента вернулась под минарет, встречая на своем пути королевского гвардейца. Заплетенные в строгую, но не лишенную изящества косу волосы ниспадали несколькими аккуратными прядями, обрамляя потемками сосредоточенное лицо. А на вытянутой тонкой шее покоилось замысловатое ожерелье, отлитое специально для своей обладательницы. Выделанное из изумрудной парчи платье легко шуршало, заглушая медленную поступь, и только малахитовые глаза, наполненные выразительной понуростью, диссонировали с выверенным до последней детали образом. Ослепительный свет более не придавал никакой уверенности, приоткрывая завесу тех страхов, что таились внутри. Одинокая вдова ощущала, как собственное зрение не справлялось с режущими глянцевыми отблесками. Сильно зажмурившись, она ускорила шаг. Ни неожиданная смерть Люцериса, ни последующее разочарование в Эймонде, будоражащие без конца, не сумели превозмочь подлинность вызванной дрожи, что по-настоящему заботила сознание. Единственный образ, что наотрез отказывался поддаваться забвению, крепко засел в думах, и Хайтауэр возвращалась к нему из раза в раз. Как только ее легкая ладонь коснулась еще не успевшей раскраснеться щеки юного государя, нечто незримое, отсутствующее всей своей невнятностью между ними ускользнуло навсегда. Прохудившаяся ниточка, связывающая их воедино, истончилась настолько, что материи не оставалось ничего другого, кроме как испариться. Алисента по-прежнему оставалась матерью Эйгона, но два буйствующих гневом аметиста, направленных прямо на нее, кричали об обратном. Получив в распоряжение нежеланную власть, молодой дракон все же приобрел несоизмеримый ни с чем другим дар. Свобода от необходимости подчиняться и поддакивать плескалась через край, и ее самодержец к собственному удовлетворению перестал быть маленьким мальчиком для своей матушки. Наскоро отведя глаза от гневного лика, вдовствующей королеве впервой довелось испытать подлинную тщедушность и накативший страх, источником которого стало присутствие старшего ребенка. «Еще раз коснетесь меня, и я не посмотрю, что Вы — моя мать». Больно отбивая устоявшийся ритм, ядовито брошенная к ее ногам фраза циркулировала по утомленному телу, вызывая безмолвное огорчение. Год за годом, луна за луной мать, что пожертвовала своим уютом и безмятежностью, оберегала сына от его необдуманных прегрешений, но к неимоверному негодованию тот даже ни разу не помыслил отдать ей почести за свершения во славу его блага. Только лишь появившись на этом свете, Эйгон стал главнейшей гордостью и достоянием Алисенты, но по мере своего становления юношей превратился в сущее необузданное воплощение кошмара и грязных пороков, что Хайтауэр презирала более всего. Невинные выходки приобретали буйный размах, и каждый раз женщине оказывалось горько слушать о кротких девах, опороченных собственным ребенком. Несмотря на кричащее ощущение совершенной несправедливости, она следовала зову сердца, защищая наследника короля. Те девушки не были ее семьей, чего нельзя было сказать о юноше. Бесчисленные разговоры о нравственности давались с особой тяжестью и, так и не возымея никакого действенного результата, оставались безуспешными. Лунный чай, вымывая из оскверненных тел зачатки бастардов да увесистые, дарованные бедняжкам мешочки золотых драконов не освобождали обливающуюся кровью душу. Боль, что терзала нутро, стала ее единственной подругой. Неутешительное чувство пробирало до самых костей и проникало в тело куда легче любых цветочных эссенций, к которым вдова испытывала большую симпатию. Нанося эфирные капли на запястья и растирая их по гладкой коже, высокородная леди более не могла почуять невинности мимозы или нежности жасмина. Стоило сделать легкий вздох, как едкий запах унылого смирения заполнял ноздри. Приблизившись к нужному проему, она толкнула дубовую дверь, и маска отчужденности покрыла бледное лицо. Покои встречали свою хозяйку приглушенным светом, а легкий ветер еле касался плотной ткани занавесей. Облегченно выдохнув, Хайтауэр расслабила уставшие очи. За сервированным к завтраку столом ее уже приветствовал неспеша поднявшийся гость, и бронзовый подсвечник, полыхая неподалеку, освещал лишь его оголившуюся улыбку. — Ваша Светлость, — бодро начал было Косолапый, — бесконечно рад нашей новой встрече. Женщина, отодвинув стул, наскоро присела и буднично произнесла: — Надеюсь, я не заставила Вас долго ждать. Вновь усевшись и отложив в сторону свой посох, лорд Харренхолла лишь приторно ухмыльнулся. — Не стоит об этом беспокоиться, мне приятно мучительное томление, — без какого-либо смущения сознался тот. Оставив слова висеть в воздухе без внимания, Алисента приступила к трапезе. Основательно прожевывая запеченную форель, она украдкой поглядела на своего собеседника, и былая хмурость, имевшая обыкновение проступать на поверхность при подобных обстоятельствах, мигом возвратилась. Когда цветы несравнимой ни с чем нежной юности лишь распустились, а ум не успел окрепнуть, именно королевский дознаватель обличил ее туманному сознанию содеянное бывшей подругой. Вопрос непорочности Рейниры, ранее нависнув над молодой королевой неподъемной тучей, рассеялся сам собой, и дева оказалась несказанно благодарна неожиданному, но крайне полезному информатору. Исключительная чуткость в совокупности с превосходными манерами благородного мужа, безусловно, подкупили доверчивую душу, и спустя время монархиня без опаски стала принимать безвозмездную помощь в требующих незамедлительного решения деликатных вопросах. Ларис являл собой удивительное сочетание блистательного живого ума и отсутствия излишней горделивости, что, несомненно, была присуща ее отцу Отто. Посему в глазах собеседницы дитя дома Стронгов возымело безоговорочный интерес. Ко всему прочему мужчина не жаловал глупых и беспочвенных бесед, что также пришлось девушке по душе. С возрастом кричащая необходимость измениться, дабы стать сообразительнее, заставила ее и вовсе охладеть к бесцельному трепу, отсекая от себя придворных дам. Нужда нового союзника росла, пока сир Ларис без колебаний не откликнулся на отчаянный зов. Их встречи стали происходить все чаще, превращаясь в обыденность, и Косолапый, что умело расставлял фигуры на воображаемой доске, помогал своей госпоже вникать в правила игры. Со временем Хайтауэр уяснила, что светлая сообразительность соратника не более, чем продуманная корысть, а нежелание завязывать беседы скрывало куда более практический смысл, нежели заурядную скуку или хандру. Намеренно сохраняя негласность и показную застенчивость, Ларис наблюдал за остальными, ведь они не видели угрозы в его безоговорочном тщедушии. Безучастность в светских толках с лихвой компенсировалось голой и холодной аналитикой, откладываемой в закрома сознания до того, как окажется полезной. Момент прояснения наступил слишком поздно, когда его когти впились в чувствительную кожу достаточно глубоко, чтобы приняться вынимать их без отсутствия ощутимой боли. Словно сросшиеся и паразитирующие друг на друге союзники довольствовались плодами совместных деяний во имя собственного блага. Отвращение к лорду появилось само собой и уже никогда не уходило, но, несмотря на не беспочвенные опасения стать марионеткой в умелых руках, Алисента прекрасно осознавала его уникальные способности слышать и видеть то, что было недоступно другим. Несмотря ни на что, вдова продолжала делать вид, что все еще играет по установленным нормам. Мужчина напротив, вкушавший янтарное вино из личных запасов королевы, нисколько не покраснел от сего долгого взгляда, и ей казалось, что подобное внимание приходилось по вкусу его извращенному эго. — Мои крошечные светлячки стрекочут о том, — неожиданно прервал обоюдное молчание сир, — что прямиком из Староместа в столицу держит путь Ваш младший брат. — Это так, — ничуть не изменившись в лице, спокойно подтвердила шатенка. — Никак не удивлена, милорд, что Вы все знаете наперед. — Знаю многое, Ваша светлость, — поставив чашу на стол, уверенно подхватил он, — да не все. Мне неизвестна причина визита Вашего родича. Стало быть, именно Вас я должен спросить об этом, дабы приоткрыть завесу тайны. Она слегка поджала губы и, словно нехотя, сообщила: — Мой отец полагает, что командующий городской стражей, сир Лютор Ларджент, несмотря на свою присягу молодому правителю, не надежен и при любом удобном случае способен поменять сторону. Гвейн любезно согласился стать его пытливым наместником, чтобы этого не случилось. Принявшись за тыквенный пирог, Ларис удовлетворенно кивнул и мерно пособил: — Мудрости Вашего отца, несомненно, не видно предела. К тому же нам ли не знать, как бывают переменчивы людские нравы, моя королева? — Воистину, — отозвалась она, прежде чем на мгновение замолкнуть, — только я более не правящая монархиня. Прошу обращаться так только к истинной королеве, моей дочери Хелейне. — Как пожелаете, — подчинился выходец Речных земель, продолжая разрезать закуску. — Итак, предполагаю, Вы пригласили меня в свои покои в это тихое утро не просто так. — Разумеется, милорд, — признала Алисента, подливая в свой кубок немного алой жидкости. — Могу себе представить, — откашлялся Стронг, прикрывая рот ладонью, — это как-то связано с гибелью юного принца у Штормового предела. Хайтауэр, поспешно отодвинув от себя тарелку, сложила руки в замок и опустила голову в смятении. Еле слышный вздох разлетелся по чертогу. — Поступок моего младшего сына совершенно недальновиден и не обдуман, — заключила обеспокоенная вдова, — но никто из нас не имеет возможности повернуть время вспять. Теперь мне следует поразмыслить, как обезопасить свою семью. Это и есть причина, по которой я призвала Вас. Собеседник, до этого с энтузиазмом поедающий пирог, отложил вилку и тут же поглядел на госпожу полными изумления очами, пока на жухлом лице проклевывалась кривая ужимка. — Немногие личности способны меня удивить, — вылетела одобрительная обмолвка из широкого рта, — но Вы редкое исключение. Смею счесть возможным, что Вас вовсе не волнует убиенный сын принцессы, верно? Алисента с силой сжала тонкие пальцы, покуда костяшки не налились синевой, оставшейся незамеченной в полумраке. Родовой перстень на правой руке, что вжался в мягкую плоть, доставлял ощутимый дискомфорт, но женщина не разомкнула ладоней. Долгие луны своей непродолжительной жизни принц провел в Красном замке, и она оставалась неподалеку. Королева-мать со скрываемой брезгливостью держала младенца на руках, едва Рейнира соизволила представить его Визерису. Наблюдала за ребенком издалека каждый раз, следовало ему возвестить о своем присутствии. С приторной желчью, разъедающей рот, прожигала не успевшую окрепнуть спину чернеющей злобой, стоило представиться подобному случаю. Яростная ненависть да гневное презрение заполняли сердце Хайтауэр с самого рождения Люцериса, но он никогда не был ей безразличен. Смерть бастарда былой наперсницы все же вызвала глубокую скорбь, ведь вдове не были чужды материнские чувства. Самым страшным кошмаром для любой матери было лишиться собственного дитя, покинувшего земную твердь раньше положенного. Супруга усопшего короля отгоняла от себя дурные помысли, но они были гораздо сильнее ее раздавленной воли. Она представляла, как Рейнире придется продолжать путь с тяжелейшим бременем из всех возможных, проживая нескончаемые, пропитанные болью и безвыходности луны до самой смерти. Родителям должно были воспитывать своих чад и наставлять на путь истины, со временем передавая им бразды правления и уходя в вечный покой. Все должно было произойти иначе, ведь молодым, еще не успевшим познать настоящий вкус жизни, не следовало умирать. Несмотря на отчетливые переживания, в коих женщина более не силилась сомневаться, в утробе зародился первобытный и всепоглощающий стыд от того, что на долю мгновения Алисента, отдавшись бессознательному, испытала удовлетворение от трагической новости. Вовсе не собираясь посвящать приближенного в свои откровенные думы, она лишь ловко перевела тему: — А Вы, лорд Ларис, жалеете о гибели своего племянника? — Я — человек совершенно другой меры, нежели Вы, Ваша милость, — отметил владыка Харренхолла с особой непринужденностью. — Мне инороден дух милостивой жалости или вдохновляющего сострадания. Гибель отпрыска Харвина очень даже закономерна, оттого вовсе не стоит питать никакого удивления по этому поводу. Когда я прочитал письмо, посланное одним из моих людей, то испытал некую... отраду, — искренне добавил мужчина, подперев голову ладонью, — ведь, как Вы помните, не разделяю ни малейшего трепета кровных уз. Тяготы груза, именуемого семьей, слишком неподъемны и бессмысленны, чтобы нести на себе эту ношу до самой смерти. Нет ничего слаще священного дара свободы. Шатенка выдохнула спертый воздух и подытожила, все же извергая потайные ноты недовольства: — Что ж, это Ваше право безо всякого сомнения. Лорд Стронг, больше не желая тянуть, прямо поинтересовался: — Так чем же я могу быть угоден Вам сегодня? — Моя задумка, вероятно, придется Вам не по нраву, — высказала предположение уроженка Простора. — Бесстрастное исполнение любых Ваших просьб приковало меня к Вам, поскольку, простите меня за излишнюю сентиментальность, — воззвал к ней королевский дознаватель с омерзительной напыщенностью, — я вижу себя незримой стопой правосудия и порядочности, наступающей на горло нечестивых да неугодных Вашей светлости. Никогда мне не хотелось оглядываться назад на все то, что я сделал, ибо сделал это ради Вашего блага. Неужели не Ваш покорный слуга давал принцу Эймонду сведения о местоположении нынешнего короля во Блошином конце, — нарочито сетовал он, взявшись за посох, — помогал заметать следы его незначительных проступков при дворе и за его пределами? Разве те девушки сказали хоть слово? А письма юной принцессы, как и... — Довольно, — сухо прервала его речь вдова, — я все помню. Вы — вернейший из моих союзников. Ларис, поправив сальную прядь темных волос, остался бесстрастен к услышанному, но в его глазах плескалось непомерное самодовольство. Тень молчания рассеялась, и мужчина через мгновение тихо выговорил: — Так излагайте свое желание без какого-либо страха. Я исполню все, чего Вы только попросите. Хайтауэр, больше не колеблясь, приступила к длительному изъяснению: — Дочь принцессы Рейниры все еще под нашей крышей, и мой отец намеревается использовать ее в грядущей войне в качестве инструмента воздействия. Я не считаю, что данная затея увенчается успехом. Принц Деймон, вестимо, способен обратить свою супругу в любую веру, какую пожелает, — полным презрения голосом выпалила она. — Черные скорее оставят девчонку в столице, нежели сдадутся. Один из них уже мертв, и они намерены ответить кровью на кровь. Что есть досадное заточение для пленницы, для нас — несомненная опасность, — рассудила Алисента, поправив увесистую ткань наряда. — Потому я, как всегда, обращаюсь именно за Вашей помощью, ведь в таких тонких вопросах Вам не сыщешь равных во всех королевствах. Когда Драконий камень не пойдет на уступки, я попрошу лишь одного. Избавьтесь от вероятного усложнения как можно скорее. — Прошу прощения, — словно зачарованный незримым заклинанием, благоговейно прошептал Ларис, — Вы просите меня извести юную особу? — Нахождение нежелательных гостей в замке несет потаенную тревогу для моих близких. Подобно своим родителям, принцесса вероломна и хаотична, но все еще ничего не знает о гибели брата. Если, не дай Семеро, Эйнис каким-то чудом прознает и освободится из заточения, — выдвинула вдова смелое суждение, — то сумеет сделать все, что ей будет угодно. Ее драконица все еще растет, но довольно быстра. В лучшем случае зверь унесет девчонку скорее, чтобы та смогла воссоединиться с остальным семейством. Однако выходка в королевских садах показала, что глупой отваги узнице не занимать, — не сдавалась женщина. — Так что она может и атаковать замок, дорвавшись до неба. Не желаю думать, как скоро мои сыновья сумеют прикончить ее и успеют ли добраться до драконьего логова в целости. К тому времени мы все можем сгореть заживо, — последовало неутешительное заключение. — Тогда все будет кончено. — Безусловно, — живо согласился Косолапый, — девица может оказаться полезной, как и полагает Ваш отец, но я солидарен, что ее нахождение в Красном замке рано или поздно пора прекратить. Наигранный вздох вырвался из легких, прежде чем мужчина соизволил продолжить: — Какая досада, принцесса Эйнис показалась мне довольно занимательным экземпляром. В садах она преисполнилась непомерной самоуверенности, и я надеялся, что по Вашей воле еще не раз возымею возможность изучить ее, но прекрасно помню, что Вы не жалуете чужую дерзость. Поднявшись из-за стола, Алисента проследовала к тахте, и, взглядом указав собеседнику занять сиденье напротив, отдала распоряжение: — Позаботьтесь, чтобы ни одна служанка ныне не входила в ее покои. Пусть оставляют еду на пороге. Не хватало, чтобы какая-нибудь сердобольная дурочка проявила жалость и проболталась. Королевский дознаватель, что подволакивал левую ногу, наконец достиг кушетки. Неторопливо осев, он коротко произнес: — Будет исполнено. — Я храню надежду, что Вы понимаете меня, милорд. Эта ночь была сложной для моей семьи, — сдержанно проронила она, — и отныне все стало только запутаннее. Деймон и Рейнира будут сражаться за трон моего сына и не остановятся, к тому же их дочь сидит у меня прямо под носом. Это никоим образом не прибавляет мне уверенности в завтрашнем дне. — Страх поглощает каждого, — с наигранным пониманием утешал мастер над шептунами, — и даже такие благородные дамы, как Вы, не защищены от его чар. Итак, как желаете совершить задуманное? Женщина выглядела собранной, словно уже обдумала подобный вопрос. — Гибель ее брата-бастарда поистине чудовищна, однако соизмерима его греховности, — разлетелось по чертогу холодное как сталь сопрано. — Но чистокровная принцесса не заслужила равного исхода, посему пусть умрет мирно и безболезненно. Что Вы сумеете предложить? Вкрадчиво наблюдая за своей покровительницей, мастер над шептунами внимательно вслушивался в каждое слово, что слетало с ее полных губ. Повисший вопрос растворился в мрачных тенях, и Алисента, довершив мысль, смолкла. Шатенка взглянула на приближенного в негодовании, но ответом была лишь гнетущая тишина. Восседая напротив с выжидающим видом, лорд, казалось, застыл, и только налившиеся дребезжащим непотребством глаза продолжали беззвучный разговор. Неизменность хода мыслей соратника была давно известна, но тошнотворный ком, возникающий в горле всякий раз, не позволял привыкнуть к подобному знанию. Мужчина неспеша опустил горящие очи к краю сдержанного одеяния, и, очерчивая незримые изгибы стройных ног, уже представлял их в успевшем распылаться сознании. Хайтауэр, что превозмогала нарастающее в груди отвращение, подняла полы наряда, захватив и нижнее платье. Она уперлась обтянутыми тканью ступнями в низкий столик, служащий единственной преградой между ней и Ларисом. Липкий омерзительный жар, расползаясь по телу, прилил к щекам, но вместо алого соцветия на поверхности возникла лишь отчужденная бледность. Повернув голову вправо, женщина посмотрела на мерно горевшую свечу в поиске желанного успокоения, и думы стремглав покинули разум, освобождая место для пустот. Наконец Стронг, чье внимание сосредоточилось исключительно на примкнувших к благородному дереву конечностях, плавно произнес: — У меня есть решение, Ваша светлость. Сладкий сон. Можно добавить яд в вино, трех щепоток будет вполне достаточно, чтобы дева больше не проснулась, — рутинно предложил он. — Уверяю, порошок не доставит принцессе никакого дискомфорта. Однако, — последовало предупреждение, — покуда Молчаливые Сестры будут готовить ее тело в последний путь, остатки токсинов в организме всенепременно обнаружатся. Из-за этого имеется и иное снадобье. Уроженка Простора, не поворачивая головы, отрешенно пробормотала: — Продолжайте. — Слезы Лиса, — развил тему сир, — крайне ценная и редкая отрава, словно вода. Ее невозможно обнаружить даже после смерти. — Каковы побочные действия? Дознаватель прибавил без доли тайны: — Нестерпимая агония вследствие разложения внутренних органов. Великий мейстер решит, что принцессу при жизни одолела неизвестная болезнь. Алисента, резво бросив в его сторону растерянный взгляд, смело возразила: — Нет, в этом нет никакой необходимости, Ларис. Первое средство будет гораздо уместнее. Покорно кивнув, лорд разъяснил: — Должен известить, Ваша светлость, что это определенный риск. — С Вашими блестящими навыками, должно быть, — раздался бесцветный голос, — не составит никакого труда найти виновных в столь неожиданном и беспочвенном отравлении. — Разумеется. — Превосходно, — отчеканила Хайтауэр, прежде чем убрать ноги со столика, закрывая их тканью. — Когда час настанет, я непременно призову Вас, а после отблагодарю соизмеримо Вашей заслуге. Властитель Харренхолла не сдвинулся с места, лишь крепче сжимая легкую трость. Он вовсе не собирался давать скорый ответ, посему томно выдохнул, даруя собеседнице время на осознание своих истинных намерений. Нервно сглотнув, вдова уставилась на него, будто увидела впервые, и два ее поблескивающих изумруда расширились. — Мой долг, само собой, безраздельно связан с ощутимой угрозой, но к этому я имею привычку, — грянул слащавый тенор при треске свечных фитилей, — однако этот случай крайне особенный. Видите ли, мне еще никогда не доводилось вершить судьбу высокородных дам, особливо принцесс. Будоражащая, но все же опасность. Неприятная мысль осветила поток женского сознания, и презрение, глубоко засев под кожей, ядовито усмехнулось. «Падальщик желает получить свою награду сразу». Полная желания отсрочить неутешительный исход сих договоренностей, Алисента понадеялась на лучшее, но зря, ведь проскальзывающая нетерпеливость на лице мастера над шептунами тут же лишила ее такой приятной перспективы. — Вам необходим некий стимул, — подвела она черту с еле сокрытым страхом. — Условия, полагаю, остались прежними. — Ваше величество как никто другой знает предпочтения ближайшего слуги. Тягучие нотки фальшивой обходительности, что разили от лорда, достигли побелевшей кожи Хайтауэр. Неосознанное напряжение нашло свое прибежище, и на гладком лице показались еле заметные морщины. Ненавистное мгновение, повергая своим монструозным криком одинокие коридоры в суматоху, стремительно приближалось. Женщина приготовилась почувствовать, как ее кофейные пряди опалит сие смрадное дыхание. Былой королеве, располагавшей обширными полномочиями при дворе, было по силам устранить ненавистного советника, низвергая его имя в забытие, но она сделала свой выбор много лет назад. Получая тайные сведения, сокрушавшаяся ныне вдова давно согласилась пригреть на усталой груди нечто инородное, уродливое и жалкое. Когда безвыходность еле коснулась бледного лба холодом ланит, Алисента смиренно и крайне нерадиво захватила трясущейся рукой нижнее платье и подняла ткань чуть выше щиколоток, вновь открывая наблюдателю вид своих покрытых конечностей. Стянув длинные махровые чулки, шатенка возвратила ноги к деревянной поверхности и судорожно отвернула голову. Прикрывая глаза, она безвозвратно давала немое согласие на тихую пытку. Мужчина напротив имел над своей госпожой власти куда больше, чем кто-либо из ныне живущих или падших, из-за чего последней временами становилось неимоверно дурно. Даже с закрытыми очами матерь троих ощущала въедливый, почти плотоядный взгляд, бесстыдно принявшийся изучать аккуратные пальцы. Подобная ситуация не стала диковинкой, но это вовсе не означало, что разум дамы был готов к ней вновь. Покровительница представляла, как проведет сегодняшний полдень в покоях, и ее собственные ноги, на которые она более не в силах смотреть, опустятся в теплую благоухающую воду. Жидкость, наполненная невинностью только что сорванных розовых лепестков, увы, еще ни разу не даровала образчице исцеляющего успокоения, и грязь, намертво прилипшая к телу, оставалась при ней. Мысль ударила в голову, и супруга Визериса поджала недовольные губы. Обжигающий непомерный стыд возвратился. Не обратив никакого внимания на дамское негодование, мастер над шептунами, словно впервые за утро вдохнув накаляющийся воздух полной грудью, вцепился в розовую кожу жадным взглядом. Лицезрение двух ухоженных пяток, отныне ничем не защищенных, непокрытых специально для него, высвободило томящуюся негу, что уже сладострастно пульсировала в напрягшейся плоти, сокрытой мантией. Собственная уязвимость породила странное необузданное желание, которое он осознал довольно рано. То было харренхольское время, полное молчания и одиночества, когда еще мальчиком Стронг тайком подсматривал за играющими во дворе замка кузнецкими дочерями. Они не боялись покалечиться, сверкая босыми пятками рядом с отцовской оснасткой, лишь задорно приплясывая и смеясь. Крохотные пальчики собирали собой песок, и зыбучая субстанция скоро доходила до самых голеней. Несмотря на размазанную по их конечностям хлябь, будущий лорд видел истинную красоту, что скрывалась сразу за нечистотами. Одна из них, имея неосторожность наступить на незамеченный гвоздь, сильно поранилась, и металл тут же проткнул нежную кожу. Алая кровь, заструившись завораживающим потоком, хлынула из раны. Растекаясь по светлой насыпи, вода жизни пробудила в прячущемся наблюдателе нечто невиданное, будоражащее изнутри. Воцарилось тягучее удовольствие. Ущербная конечность перестала докучать страданием, и юнец был не в силах оторвать глаз от корчащейся девчонки. Спустя мгновение под крики сестер их разбушевавшийся родитель, тихо выговаривая причитания, забрал обеих со двора. Хромая нога высокородного дитя нещадно заныла вновь, пульсируя страшной болью, а чувство, даровавшее забвение, улетучилось так же быстро, как и опьянило. Через годы принятая должность одного из королевских дознавателей привнесла в бесцельное существование долгожданную свободу действий и наконец развязала уставшие от кандалов запястья. Отчужденный ото всех остальных незнакомец нашел свой приют в одной из многих башен Красного замка. Близость к темницам была ему в милость, и Ларис, уподобляясь своему законному положению, проводил времени во мраке подземелий больше, чем при дворе. Столичный лоск вне всяких сомнений был далек человеку, выросшему в пыли и крови холодных стен Харренхолла. Ужасы и сумрак подземелий не могли смутить его, ведь сердце Стронга было гораздо безобразнее и чернее. Во глубине плохо освещенных коридоров истинные желания, нещадно поедающие разум хозяина при испепеляющем свете дня, без стеснения выбирались на поверхность. Безликие заключенные, что стали его излюбленными подопытными, не смели сопротивляться воле палача. В самые страшные мгновения всепоглощающая боль закрывала глаза насильников, убийц да предателей короны, и они были не в силах заметить подлинного удовлетворения на лице того, кто вынес им сей суровый приговор. Пока огонь страданий заставлял их извиваться в муках, харренхолец, не ощущая неотвратимой необходимости скрываться, не носил ни единой маски. Безобразная улыбка покрывала сухое лицо, и дух вольности витал в воздухе. С каждой свежей отсеченной конечностью, с каждым разлетающимся в темноте воплем Косолапый все больше уподоблял страдальцев самому себе. Он открывал для них свой мир, где уродство считалось неизменной обыденностью, где крошивший в труху стыд поглощал полностью и без остатка, где им всем приходилось мириться с действительностью. — Знаете, — вырвал женщину из дум туманный зов, — если бы я обладал способностью испытывать изящные чувства, то даже назвал бы такие моменты между нами романтичными. Алисента скривилась и, отвернувшись от собеседника, болезненно отрезала: — Но Вы, к счастью, ею не обладаете. Приступайте к делу. Его госпожа, определенно, равным образом услаждала неиссякаемое воображение. Однако, к большому разочарованию мастера над шептунами, урожденная благородной и защищенной короной, она никак не могла стать частью опасных развлечений в глубоких подземельях. Но это вовсе не означало, что с Хайтауэр нельзя было играть. Лорд знавал и множество других способов, как заставить человека испытывать несоизмеримые ни с чем страдания. Женщина, цепко хватавшаяся за ненужный эквивалент некой чести в помыслах, поначалу виделась абсолютно непогрешимой, и от слепящей безупречности Ларис желал извратить ее пуще прежнего. Но вскоре изречения шатенки, полные скверны, начали тихо слетать с ее острого языка, и сознание стремительно подсказало Ларису истину, что вызвала блаженный восторг. Уродливая червоточина зияла в ее безупречности, а показное благо алело мерзостью сокрытых помыслов. Она была его духа, но по-прежнему притворялась. Любимая своим народом, удерживаемая от пучины соблазнов и обладавшая всем, чего только могла пожелать, Алисента не имела ни малейшего понятия, каково было существовать в мире, в котором ее подчиненному не находилось приюта. Несмотря на ее раздражающее положение, он не мог отрицать привлекательность королевы-матери. Длинные локоны цвета почвы, часто собранные в вычурную прическу, открывали вид на хрупкую шею, что хотелось сжать до хруста, а тонкие пальцы были невероятно изящны в своих движениях. Лишь только извечно сдержанные и длинные платья скрывали от ядовитых глаз самое сокровенное. Тайна приводила худощавое тело к томительным изнемоганиям, что удовлетворялись в стенах собственных покоев. Впервые узрев объект своих страстей, извечно молчаливый мужчина просиял в жгучей истоме. Ряд ровных пальцев уходил к небольшой молочной ступне, покрытой невероятно мягкой на вид кожей, что хотелось тут же касаться. Однако укол зависти мгновенно разбавил благоговейный трепет первого впечатления, ведь даже здесь, под несколькими грузными слоями материи у Хайтауэр не нашлось никакого изъяна. Извечный стыд, что перемалывал Лариса изо дня в день, в ее присутствии ощущался особо остро, но он нашел способ умалить свои печали. Впалые щеки загорелись неистовым пунцом, стоило лорду впервые попросить задрать полы наряда. Из раза в раз белесые чулки становились все длиннее, словно госпожа питала надежду, что сумеет скрыть себя от пронзительных глаз Стронга. Внутренности вдовы неистово жались друг к другу, пока ненавистный мастер над шептунами измывался над ее распахнутым позором, сидя неподалеку. Ей более не хватало сил смотреть на собственные конечности, лишь возвращающие думы в моменты греховности, безысходности и жгучей болезненности. Испытывая подобные переживания, Алисента даже не подозревала, что становилась к истязателю еще ближе, ведь ныне чувствовала то, что и он. Уродство, не отпускающее ни на секунду, сближало. Пока жертва сидела тихо, закрыв глаза и моля о скором завершении, королевский дознаватель представлял, как лезвие клинка проходилось по светлой коже и, глубоко раня, оставляло вечные следы. Как алые соцветия растекающейся жидкости брызнут на пол, заливая полы ее строгого платья. Владыка Харренхолла неожиданно обмолвился: — Боюсь, что на этот раз такое деликатное занятие потребует Вашего непосредственного содействия. Леденящий ужас коснулся гладкой щеки, и леди встрепенулась. Заставляя себя взглянуть в его глаза, она, сдерживая возмущенный вскрик, еле слышно изъяснилась, словно произносить нечто подобное было мукой: — Ларис, я ни за что не возлягу с Вами и не стану касаться... Гортанный горький смех залил молчаливый чертог, вызывая на лице матери троих бурное смятение. — Ох, Ваше величество, — наконец раздался веселый голос сира, — неужели Вы так плохо обо мне думаете? Я бы никогда не попросил Вас о чем-то подобном. Видите ли, я вовсе не заинтересован в Вашем... женском естестве. Для меня оно не представляет никакой ценности. Будь я хоть вполовину подобен своему покойному отцу или брату, то стал бы заложником весьма неприятного и безвыходного положения. Оба они были не без греха, поскольку бастарды — плод порока и несдержанности. Мои же интересы совершенно другого характера. Я лишь прошу об одной незначительной услуге. — И какой же? — Грация ваших пальцев действительно блистательна, — томно отметил Косолапый, — только вот статична. Прошу, просто подвигайте ими. Пока с сухих женских губ слетал вымученный, но облегченный выдох, королевский дознаватель, отодвинув темную мантию, уже добрался до горящей плоти.