Внимание и вынимание

      Алекс не сдержала вопля, когда под ней пропала земля, оказавшись в десятках блоков под ногами. Единственное, что удержало её от падения — рука, схватившая за ворот футболки. Тесёмка на вырезе болезненно впилась в горло, и до ушей, кажется, донёсся пугающий скрип ткани; Алекс чудом умудрилась встать на носочки прямо на краю блока, но понимала, что в любой момент может соскользнуть.       Всего лишь пару минут назад всё было в порядке. Она мирно точила ножницы, как вдруг к ней заявился Херобрин; в этом, так-то, не было ничего страшного, но сердце Алекс упало, когда она его увидела. Ледяной, а не безразличный взгляд, резкие, грязные движения, плотно сжатые губы — всё указывало на то, что он был в бешенстве.       — Ты оскорбила моё чувство прекрасного, — холодный, пронзающий тело голос раздался над её макушкой. — Я верну тебе всю боль, которую испытали мои глаза, когда ты оставила это уродство на произвол судьбы.       Лишившись дара речи от ужаса, Алекс, тяжело вдыхая, всхлипнула и зажмурилась. Вчера она ушла слишком далеко от дома и заблудилась в еловом лесу. Нужно было осмотреться. Она забралась на дерево, но оно оказалось недостаточно высоким, так что пришлось возвести столб из грязи прямо на нём; так она нашла путь и спрыгнула в ближайший пруд, не позаботившись о том, чтобы убрать за собой — посчитала, что столб будет хорошим маяком. Теперь же пруда под ней не было: Херобрин держал её к нему спиной.       Челюсть словно одеревенела, и Алекс сдавленно, будто неумело взвыла. Голос вырвался не изо рта, а из глубины горла, будто её тошнило; от боли зарезало в глазах. Она дико, невыносимо, агонизирующе боялась чудовища, схватившего её жизнь жестокими руками.       Вдруг давление на горло прекратилось. Освобождённая из захвата ткань жалобно зашуршала. Сердце Алекс пропустило удар, когда она осознала, что расстояние до земли стремительно сокращается.       Ей уже приходилось ломать рёбра; ломать руки, ноги; но не всё сразу. Крик отчаяния и предстоящей боли застрял в глотке, Алекс зажмурилась… Но упала не на землю. Херобрин её поймал, словно она весила не как человек, а как тряпичная кукла. Она взглянула на вершину столба, не веря, что выжила, упав с такой высоты, как его словно изнутри разорвал удар молнии прямо с небес — оглушающе, неожиданно. Земля посыпалась с хвойной кроны абсолютно не пострадавшего дерева.       От встряхнувшего основание мира грохота Алекс неосознанно вжалась в Херобрина, но тот опустил руки, и она свалилась на землю. Удар вытолкнул из неё последние крохи воздуха; лёгкие будто отрезало, вдыхать получалось только маленькими порциями, отчего плыло в голове.       — Пока с тебя хватит, — процедил Херобрин сквозь зубы. Алекс не могла оторвать от него взгляд; в его лице ей было непривычно всё — даже при первой встрече он не смотрел на неё с таким гневом и отвращением. Липкое холодное нечто заполнило её, пробралось в кишки и сдавило желудок, когда она осознала, что всё это время он был снисходителен. И жизни она не лишилась только по случайной прихоти.       На ватных, едва управляемых ногах она добралась до дома. Дрожащими руками заперла дверь и упала на диван, поджав колени. Думала, судорожно размышляла, а её взгляд цеплялся за всё: пол, на котором они собачились и трахались, стол, за которым дрались и трахались, дверь в спальню, в которой дразнили друг друга и трахались, этот диван, огород за окном, верстак у входа… И каждый раз она была на волосок от гибели, игралась со смертью, а смерть щадила её, оставляла на ней синяки и кусала, не разрывая на части.       Не зря она считала его спокойствие жутковатым. Он мог уничтожить её, как тот земляной столб, лишь пожелав, но вместо этого предпочитал прильнуть к её груди, манить её прикосновениями к тайным местам, пробовать её на вкус и жадно прижимать к себе, а на ухо шептать угрозы и потом исполнять их лишь частично.       Алекс и забыла, что изначально воспринимала его как полумифическое стихийное бедствие. По легендам, тот стирал своих врагов не только с лица Вселенной, но и из памяти их ближайшего окружения, отправляя их вечно скитаться по бездонной Пустоте. Когда она успела осознать, что у стихийного бедствия есть член? Когда и чем смогла завоевать его расположение? Когда обнаглела и позволила себе препираться с ним на равных?       Она сидела, зарывшись пальцами в волосы, краснела, вспоминая моменты запретного удовольствия, и дрожала, осознавая, что пробовала на вкус сперму самого страшного тирана прошлого. Костлявые лапы смятения и стыда сжимали её сердце, впивались когтями в лёгкие, ворошили кишки — и Алекс, желая наконец отвлечься, провела двумя пальцами по центру промежности, что отозвалась бархатной щекоткой.       Едва почувствовав чьё-то присутствие, она резко вскочила, вытянулась по струнке. Херобрин стоял, облокотившись спиной на стену, и наблюдал за ней привычным спокойным взглядом. Колени превратились в кисель; Алекс чуть пошатнулась, но окаменевшие от напряжения мышцы не дали ей упасть.       — Снимай штаны, — приказал он. Холода в его голосе стало меньше, но Алекс всё равно напряглась, будто чьи-то пальцы впились ей под челюсть. Её губы скривились в нервной улыбке.       — С трусами? — сиплым голосом поинтересовалась она. Херобрин приподнял брови; Алекс ожидала, что он без промедления ответит «да», но он задумался. И чем больше он размышлял, тем страшнее ей становилось.       — Будет лучше, если снимешь, — наконец ответил он. Пальцы Алекс похолодели: он явно пришёл не для того, чтобы просто выдолбить из неё мольбы о прощении. Что ему на самом деле нужно? Он будет жечь железом её ступни? Жрать голени, пока она вопит от боли?       Пока она словно чужими руками стягивала штаны, Херобрин приблизился к дивану. Стоило ей стряхнуть ткань с щиколоток, он схватил её за плечо, властно развернул, опускаясь, и через секунду Алекс очутилась лежащей поперёк его бёдер. Не успела она охнуть от неожиданности, как нежную кожу ягодиц обжёг звонкий, болезненный шлепок.       — Восемнадцать блоков, — раздалось сверху. — Ты ответишь за каждый.       Он медленно огладил горящую ягодицу. Алекс тяжело выдохнула; из-за прохладного воздуха боль ощущалась ярче, но ласка тёплой руки смягчала остроту ощущений. Едва она привыкла к нежным поглаживаниям, другую ягодицу ошпарил такой же удар, и ей пришлось стиснуть зубы, сдавленно прошипеть.       Она быстро сбилась со счёта. Алекс впилась ногтями в грубую ткань его штанов, вертела головой и пыталась укусить его, пробовала подняться, но была прижата к бедру другой рукой. Неосторожные стоны то и дело срывались с её губ, за что она корила себя, кусая их почти до крови. Ей не давала покоя непосредственная близость к его паху; почти сразу она попыталась извернуться, добраться до него, но это было невозможно.       — К твоему сведению, — пульсирующий шум в ушах практически заглушал его голос, но Алекс вслушивалась и почти наслаждалась, поскольку видела в нём возможность отвлечься, — я сдерживаюсь. Если бы я бил сильнее, например, в полсилы, тебе бы рассекло кожу, порвало мышцы.       Нечеловеческая обходительность, проявляемая Херобрином, не могла оставить её равнодушной. После каждого шлепка он заботливо проводил по полыхающей коже ладонью, почти осторожно, словно лаская. В какой-то момент ладонь заменили кончики пальцев — он выводил ими витиеватые волны, абсолютно не спеша, давая насладиться его деликатностью. Именно на этом Алекс пыталась сконцентрироваться, но из-за смятения в голове, путаницы в мыслях и утраты контроля над телом не могла; пытаясь уловить лёгкое прикосновение, она ощущала и боль, окружающую его. Наверное, этого и добивался её пленитель, но она уже не находила сил с ним бороться.       Череда быстрых, сильных шлепков едва не лишила её воздуха. Солёная влага, сорвавшаяся с ресниц, пощипывала щёки, попадала в рот, но Алекс из последних сил держалась, утомлённо мыча. От ярких ощущений колени подкашивались, самовольно сдвигались и раздвигались, но она не могла упасть. Из-за ярчайших впечатлений она вцепилась в бедро Херобрина, обхватила его руками, словно обнимая, впилась пальцами и прижималась к его телу.       За долгим наказанием последовало долгое поощрение. Херобрин водил по чувствительной коже ладонью, пальцами — кончиками, фалангами, костяшками — и поигрывал с её ожиданиями. Краем уха Алекс уловила причмокивание влажных губ сверху, затем медленный, тяжёлый выдох, и ладонь Херобрина совсем легонько сжала её бедро. Как он, имея такую великую силу, умудрялся не перебарщивать и напрягаться ровно настолько, насколько это нужно? Почему пожалел её? Противоречивые мысли — ужас, вожделение, ненависть, благодарность — гудели в голове, переполняли её, и казалось, они вот-вот брызнут из ушей.       Алекс беззвучно охнула, когда его ладонь спустилась ниже, на нетронутую ляжку. Сначала Херобрин огладил внешнюю сторону бедра, а затем, дразня покрывшуюся мурашками кожу игрой пальцев, направил руку ко внутренней. Лёгкое касание к особо нежной коже отозвалось приятным напряжением в низу живота, и её пленитель поднял руку повыше. От прикосновения к клитору правая голень Алекс немного дёрнулась, а сама Алекс, не совладав с дыханием, судорожно простонала. Она догадывалась, что так будет. А Херобрин не догадывался — он знал.       Мягким, почти невесомым движением он провёл пальцами по половым губам снизу вверх, задержался у входа и скользнул обратно. Только сейчас Алекс осознала, что сильно намокла, и от этого в её груди потеплело; жар вожделения устремился к животу, а обжигающая горечь стыда застряла в горле ватным комом. Влажные пальцы Херобрина принялись массировать её клитор, и она мотнула головой, пытаясь хоть как-то выразить свои эмоции. Контрастные ласки сделали её промежность особенно чувствительной.       Когда смазка подсохла, Херобрин повторил путь до входа, но на этот раз его пальцы проникли внутрь. Алекс широко раскрыла рот, глотая воздух, потому что носа уже не хватало, и её голова закружилась, когда сильные пальцы задвигались внутри. Сначала движения были дразняще медленными, мучительно манящими, но потом его планы поменялись, и рука ускорилась. Постыдное открытие тугой удавкой захлестнулось поперёк шеи: она намокла очень сильно. Обычно шорохи постели, скрипы мебели и прочие звуки заглушались их стонами, но теперь Алекс, всеми силами старающаяся сдерживаться, без всяких помех слышала бесстыдное хлюпанье влаги от каждого его движения.       Резко прервавшись и выйдя, Херобрин вернулся к массажу клитора. Его ласки стали настойчивее: он позволил себе чуть ускориться и надавить, совмещал круговые движения с трением вверх-вниз, и Алекс уже была на седьмом небе от счастья, как его рука, прижимающая её грудь к бедру, внезапно поднялась и шлёпнула её по ягодице.       Шлепок был относительно лёгкий, но после предыдущей взбучки ощущался ярче, чем должен. Херобрин снова издевался над ней, дразня контрастами, и Алекс, уже измученная всплеском эмоций и физическими ласками, неожиданно даже для себя кончила. Её бёдра напряглись, сжались сами по себе, и рука Херобрина оказалась в плену; сама же Алекс от ощущений не сдержала стона, изогнулась в приятной судороге и чуть не съехала на пол, но тот успел её придержать.       Срочно нужно было отдышаться. Сильная ладонь легла на её затылок и схватила за волосы, поднимая голову; затуманенным взглядом Алекс взглянула на Херобрина, наклонившегося, чтоб посмотреть на неё, и, неровно выдохнув, прикрыла глаза. Наверное, выглядела она неважно: красные щёки ощущались влажными, губы измяты укусами, а в глазах всё ещё плескался страх. Однако, найдя в себе силы взглянуть на него, Алекс увидела… улыбку. Довольную.       Она подалась назад, съехав с его бёдер и упав на колени. Следом подтянулась и забралась на диван, усевшись; трение обивки дивана о чувствительные бёдра немного привело её в чувства. Алекс откинулась на мягкую спинку и попыталась восстановить дыхание.       — На сей раз я тебя прощаю, — насмешливая интонация мерзавца заставила её сцепить зубы. Алекс резко повернулась в его сторону; Херобрин тоже расслабился, положив локоть на спинку дивана. — Впредь не…       Договорить он не успел. Злоба, стыд и ярость болезненным огнём заструились в мышцах, и Алекс, не сдержавшись, со всех сил влепила ему пощёчину. Но это… не произвело никакого эффекта. Удар не то что не причинил вреда Херобрину — он даже не заставил его повернуться, зажмуриться, измениться в лице.       Ещё одно страшное осознание настигло Алекс. Всё это время он поддавался: делал вид, что удары могут сбить его с ног, уворачивался, будто боится получить синяк или рану. На самом же деле бить его всё равно что хлестать плетью море — он только посмеётся над жалкими попытками чем-то ему навредить.       Она одёрнула руку, но Херобрин успел схватить её за запястье и приблизился. Алекс приготовилась отбиваться от следующей кары, даже если это не поможет, но почувствовала его ладонь на своём затылке…       Херобрин притянул её и подался вперёд сам. Их губы не соприкоснулись; они столкнулись друг с другом почти болезненно, но всё ещё приятно. Дыхание Алекс замерло. Она ощущала, как Херобрин неторопливо, осторожно перебирает пальцами у основания её шеи, касаясь волосков, и с какой силой сжимает пойманное запястье, будто намереваясь оторвать ей руку. В ушах зашумело: эхо ударов суматошного сердца доходило до висков, щиколоток, кончиков пальцев пленённой ладони, но Алекс не стала сопротивляться — было что-то необычное, интимное в этом моменте.       Горячий выдох обдал её губы, когда Херобрин отстранился. Он разжал запястье и, наклонив голову, подался вперëд.       — Впредь не издевайся над окружающим тебя лесом, — полушëпотом произнëс он, чуть касаясь губами её уха. — Это единственное условие твоего пребывания здесь.       Алекс покорно угукнула, зажмурившись от неловкости. Прикосновение Херобрина тут же будто бы сдуло ветром; она осмотрелась и выяснила, что теперь в комнате сидит одна.       Она упала набок. Потянулась к штанам, оставленным на полу, поддевая их ослабшими пальцами. Притянула их к себе, но не спешила вставать — нужно было отлежаться.