Внимание и вынимание

      Иногда Херобрин испытывал странное отвращение, находясь наедине с собой. Неприятные, чуждые, будто внушённые извне мысли одолевали его, но он усердно боролся с ними.       В самом деле, он бы никогда не подумал о том, чтобы сорвать с Алекс последнюю одежду и облизать её хрупкую шею, а после покусать её до синевы, оставить засос. Только похотливый извращенец мог вспоминать, как он спускается поцелуями к её промежности и дразнит языком складочки половых губ, а потом точными движениями доводит её до ярчайшего оргазма, от которого та изгибается и блаженно постанывает. Покрывать поцелуями её небольшую, но мягкую грудь, касаться губами её нежных напряжённых сосков было в высшей мере омерзительно; а борьба с игривым сопротивлением, подчинение и доминирование вызывало лишь желание закончить этот кошмар поскорее.       Мысль о её губах, подхватывающих его член, о горячем ротике, где он скользил в обильной слюне, о языке, настойчиво ласкающем головку, просто кошмарна. Ужасающе неприятно было думать о том, как она захлёбывается и давится, не в силах уместить в себе его могущество и сперму, стекающую из-за этого с подбородка на грудь.       Лишь ненормальным ублюдкам могли понравиться её сильные мягкие бёдра, раздвигающиеся перед ним и демонстрирующие желание блудливой обладательницы принять его размеры. Размышления о том, как член с противным влажным хлюпаньем двигается в ней, поганили настроение, а уж воспоминания о её стонах, то и дело срывающихся с осквернённых губ, да о дрожи слабого по сравнению с ним тела омрачали ближайший час.       Ему было просто отвратительно думать о том, как его снова накрывает волна возбуждения, когда он наваливается на Алекс, почти утыкается носом в её растрепавшиеся рыжие волосы, а ухом улавливает её утомлённые всхлипы, истончающиеся от его решения ускориться. В его голове не могло возникнуть и мысли о том, чтобы слизать с её ключиц капельки свежего пота, появившегося из-за её же собственного больного извращенства, и уж тем более о том, чтобы схватить оба её запястья одной рукой и оттянуть их вверх, лишая её последней возможности оказать лживое сопротивление.       В итоге Херобрин чувствовал себя абсолютно омерзительно, когда его собственное дыхание сбивалось от попыток пресечь распутство, и гнил изнутри, ощущая ужасное напряжение, извещающее об оргазме. Томное мычание девушки, в чьём животе разливалось липкое тепло, под его ухом, её дрожь от стимуляции, ноготки, оставляющие несколько полосок на его спине — всё это вызывало в нём желание с особой жестокостью уничтожать всё, что попадётся под руку.       А уж когда эта мерзкая девчонка похотливо заглядывала ему, утомлённому, в глаза, намекая на продолжение, он чувствовал непреодолимое желание убраться под бедрок, лишь бы не становиться свидетелем её очередного позора. Лишь потом, покинув этот притон разврата, он мог вздохнуть спокойно — больше никакая паскуда не угрожала его настроению.

***

      Пока что Херобрин негодовал лишь от количества потраченного на рефлексию времени — к часам он ещё не привык, но уже догадывался, что день подходил к концу. А это значило, что ему следовало навести кое-кому визит и избавиться наконец от давления, мягко щекочущего низ живота.