Заснуть так трудно:
чувствуешь себя то ли мёртвым героем,
то ли живым трупом.
Твои чувства ничего не стоят,
поэтому продай их подороже.
Всё тот же осенний вечер. На улице и правда холодно, горячие некогда руки превращаются в пару льдышек. Становится труднее согреваться. А что до перчаток? Их просто нет. Они отложены на зиму. Ши Цинсюань возвращается домой. Он ненавидит холодную осеннюю погоду, ему больше по душе тёплые летние вечера, когда приятный ветер раздувает волосы и ни о каких перчатках думать не приходится. Осень с зимой он не особо жаловал, должно быть из-за того, что его любимый тёплый ветер превращался в ледяной поток воздуха, иначе его назвать было нельзя. — Надеюсь, тот препод не обидит Се Ляня, — он кривит лицо и пытается изобразить Хуа Чена. — Иди уже, тебя там Хэ Сюань ждёт. Бла бла бла... Мутный какой. При всей своей ветренности, Ши Цинсюань был ещё тем привередой. Не с каждым общался по-хорошему, хотя с каждым шутил на равных. Не с каждым шутил по-доброму, с кем-то предпочитал огрызаться и юморить по чёрному. На то, конечно, были свои причины. А одна из главных — обнаглевшие преподаватели, которые возомнили о себе невесть что. И пускай они старше его, и что с того? А вдруг этот Хуа Чен заведёт Се Ляня в какой-то тёмный угол и что-то с ним сделает? Кто же его знает, мутный тип. Вроде бы кажется нормальным, но это лишь на первый взгляд. Как можно позволить студенту уснуть на паре, при этом отогнав всех, чтобы ему никто не помешал спать, а другому поставить "н" за опоздание на 5 минут? Это же каким наглым нужно быть? Хэ Сюань — их математик — не лучше. Холодный и грубый, в последнее время даже на кексы не зовёт. А ведь Ветерок его накормил собственными запасами... Надо бы припомнить должок. И вовсе не потому, что Ши Цинсюаню было жалко кексов, он просто жаждал внимания. Провести с кем-то время, поболтать по-дружески. Хотя Хэ Сюань вряд ли бы позволил этому случится. Мистер Холодное сердце. Ветерок живёт в большой квартире брата, в которой сам владелец бывает крайне редко. Точных причин не знает никто. Может быть, слишком нагружен на работе, а, может быть, просто не хочет. Кто ж его знает? Дорога петляет. На улице отвратная погода, но идти домой так не хочется. Скучно, одиноко. Ветерок ненавидит одиночество, ему постоянно нужен кто-то рядом и неважно близкий друг или злейший враг, тот, к кому он относился вежливо, или тот, к кому он питал неприязнь. Поговорить хочется всегда. Хоть нормально, хоть просто рассориться без всякой на то причины. Весело же. Ши Цинсюань жуёт припрятанный в дальний карман пончик. Жуёт и что-то про себя напевает. Что-то невнятное, глупое, но успокаивающее. Есть пончики на холоде — худшее, что придумало человечество. Хотя какое человечество, он сам в одном лице. Вскоре он видит два чёрных глаза, направленные то ли на него, то ли на пончик в руках. Он поднимает взгляд и видит того самого высокого мрачного математика, который в любую секунду съест его пончик взглядом. — Хотите? — Предлагает Ветерок. — Да. Ши Цинсюань отдаёт ему пончик, и тот едва ли не проглатывает его. Голодный, наглый и жадный. Это вовсе не тот холодный математик, которого шугается весь университет. Это ненакормленный парень с пустым кошельком, который, по всей видимости, любит поесть за чужой счёт. — Может, в кафешку зайдём? — Ветерку явно не хочется, чтобы на десерт пошёл он сам. В такой желудок, если подумать, может даже человек поместиться. Хэ Сюань лишь коротко кивает, съедая последние крошки, оставшиеся от пончика. Он не начинает вдаваться в бессмысленные подробности, например, что делает его студент в такую погоду на улице, да ещё и с пончиком в руках. Пары давно закончились. Может быть, с друзьями гулял? А, может быть, и того хуже: скупил булочную и идёт довольный своей дорогой. Или это просто он слишком много думает о еде? Хотя какая разница? Всё равно это не его дело. Ближайшие кафешки уже давно закрыты. Парни тяжело вздыхают, но громче всех, ясное дело, вздыхает Хэ Сюань. Но и слова не говорит — молчит как рыба. Кафешек то нет, но зато какая лапшичная находится прямо перед их носом. Не долго думая, они принимают решение зайти именно туда, погреться, а самое главное, покушать. Хотя для кого согреться, а для кого покушать. Здесь каждый сам расставляет для себя приоритеты. Внутри тепло. Пахнет овощами, мясом и прочими составляющими лапши с приправами. Пусто, но спокойно. Людей уже нет. Лишь официант в наушниках ожидает окончания смены. Тихо, но эта тишина не пугает, а, скорее, расслабляет. Ши Цинсюань впервые ощущает покой. Без эмоциональных взрывов, всплесков, идиотизма. И это чувство не сравнить ни с чем: оно странное, новое, незнакомое. Это не одиночество, но и не шумная компания. Рядом ведь есть его тот самый математик. Хэ Сюань долго перелистывает меню, но в конце приходит к мысли, что возьмёт самую большую порцию якисобы. Ветерок же заказывает порцию той же якисобы, только поменьше. Он уже успел насытиться пончиками и вообще есть на ночь не планировал. Заказы готовы, официант прожигает ночных посетителей взглядом и садится на место. Работа работой, но кому в 11 вечера приспичит пойти в лапшичную? Благо, они хотя бы работают не круглосуточно. Аромат свежих овощей и курицы обжигает ноздри. Хэ Сюань ест, практически не жуя. Ши Цинсюань лишь улыбается, тихо хихикая над голодным преподавателем. И вовсе он не мрачный. Такой же дурачок, просто взятый немного из другой ситуации. — А вы вовсе не мрачный, каким кажетесь, — Ветерок часто любит мыслить вслух, хотя нравится это мало кому. — Когда вы сытый, вы прикольный. Хэ Сюань мрачнеет в лице и ещё быстрее начинает поедать лапшу. Уж от кого от кого, но от неугомонного студента услышать подобное высказывание крайне неожиданно. И даже в какой-то степени странно. Чужды такие слова. Тарелка с лапшой заканчивается, а вместе с ним и сильный ветер за окном. Становится тише. — Ты тоже вовсе не такой бешеный, каким кажешься, — затем добавляет. — Когда нет моих пар. — Ну не начинайте, — взвывает Ветерок. — Я всегда такой. — Почему же тогда ты выбрал архитектурный? Шёл бы в театр — туда тебе дорога. Хэ Сюань разговаривает редко, но если его рот всё таки откроется, ушам другим желательно закрыться. И как это понимать, остаётся решать людям самим. Даже самый замкнутый ледяной человек может стать разговорчивым, когда ест якисобу за чужой счёт. — Да просто рисовать люблю. Об остальном как-то не задумывался. Ветреный, свободный. Похож на ветер в лугах. Чистый, искренний, светлый. А Хэ Сюань далеко не такой. Он сдержанный, но ответственный. Всегда продумывает возможные события наперёд. Мрачный на первый взгляд, неискренний, не умеющий свободно говорить о своих чувствах, не умеющий испытывать эмоции. Ему всегда нравились точные науки, ибо большинство их никогда не понимали, и он был в чём-то умнее других. Ему нравилось уважение. Тем более заслуженное. Ведь он немалого добился в математике. Стал преподавателем, в 25 лет, уважаемый человек в университете. Хотя уважение здесь к нему граничило со страхом. Но лучше пусть боятся, чем подбираются ближе. — Я думал, что в тот раз вы меня за кексы убьёте, — смеётся парень, заканчивая с лапшой. — Убил бы, если бы не хотел есть. — Мне кажется, — на секунду задумывается Ветерок, — вы вовсе не такой, как о вас рассказывают другие. Не такой, каким кажетесь на первый взгляд. И лишь за едой можете показать себя настоящего... На что получает лишь смазанное, резкое, но пропитанное испугом: — Было бы чего показывать. Просто еда — единственное, что может заполнить внутренности. Завуалировано и непонятно. Хэ Сюань обычно так не говорит. Он любит точность. Но здесь, видимо, что-то задело его до глубин души. Что-то на секунду показало ему, что в сердце осталось хоть что-то помимо пустоты. А, может быть, он просто сам себе внушил, что он бесчувственная кукла?Уже не пытаюсь барахтаться,
я умею лишь одно — быть с собой честным.
Включите свет, убейте актёров,
остановите этот проклятый спектакль.