Я нашёл свою родственную душу и это ты
Больше деревьев, меньше хуесосов.
За время, что Се Лянь провёл у Хуа Чена в доме, многое приобрело новый смысл. Они стали вместе обедать, спать на соседних кроватях, по вечерам смотреть телевизор. Им жилось очень даже здорово. Хуа Чен постоянно улыбался, заботился о гэгэ, целовал его в щёку перед сном. Всё было хорошо, пока однажды он не заметил старую фотографию на компьютерном столе, в которой узнал себя маленького. Неужели они уже знакомы? Неужели они уже где-то встречались? Всё было в перемешку и помнилось плохо. И первый же вопрос, что он задал Хуа Чену, был: — Ты до сих пор хранишь эту фотографию? На что получает: — Да, она мне дорога, как и ты же. Я думал, ты ничего не помнишь. — Я плохо помню. Разбирался целый день, вспомнил лишь то, что в детстве жил очень похожий на тебя мальчик по соседству. — Это и был я. — Да, я уже понял. А дальше Хуа Чен начинает рассказывать об их прошлых приключениях, играх, свершениях. Каждое слово, словно бабочка вылетает из его уст. От некоторых историй становится невероятно смешно, а от некоторых — грустно. Тем не менее воспоминания заставляли обоих улыбаться. Сиять от радости. Хихикают, осторожно соприкасаясь носами. Улыбки не сходят с их лиц. Получилось достаточно неловко, но оба были невероятно счастливы, что нашли друг друга, пускай Се Лянь и помнил о прошлом довольно плохо. Возвращение утраченных воспоминаний — дело времени. Хуа Чен ещё успеет ему всё рассказать. Они всё обязательно вспомнят. Се Лянь чихает и с улыбкой смотрит на Хуа Чена с той же нежностью и преданностью, что прежде. В комнате раздаётся звонок. Се Лянь обшаривает карманы, на экране горела надпись «Фэн Синь». К тому же видеозвонок. Что-то случилось? — Алё, ты в комнату возвращаться собираешься? Никто чай не заварит, никто под вечер диалоги не затянет. Я заждался. Фэн Синь говорит быстро, явно куда-то торопясь. На заднем фоне играла очень неприятная музыка. Хотя это и музыкой назвать было сложно. Набор фальшивых звуков. — Ты зажрался, — звуки утихают, раздаётся язвительный голос Му Цина. — Тебе просто надоело приводить в порядок кровать Се Ляня, вот и соскучился. — И снова бренчание по струнам. — Вообще-то тебе тоже, не вякай, — ругается парень. — Да и вообще, ты такими темпами гитару сломаешь, а она, между прочим, целое состояние стоит. Дай покажу как надо. И играть уже начинает Фэн Синь. Более плавно, умело и красиво. Намного больше походит на музыку, нежели набор звуков, издаваемых Му Цином. Он передаёт гитару парню со словами: — Понял? — Понял. Но музыка лучше не стала. Уши резало одинаково противно. Хуа Чену вместе с Се Лянем было интересно наблюдать за перебранками Фэн Синя и Му Цина. Они едва сдерживались, чтобы не засмеяться, настолько всё выглядело смешно и нелепо. — Да блять, — опять выругивается Фэн Синь, — Держи гитару, я покажу как аккорды ставятся. — Да я уже понял. Не тупой. — Как раз таки тупой. — Чё? — Чё слышал. В конце концов они совершенно забывают о цели звонка, тщетно пытаясь вместе сыграть что-то красивое. Получалось плохо, но получше предыдущего фальшивого звучания. Когда у них наконец получается сыграть что-то нормально, они наконец вспоминают, что не одни и до сих пор фактически находятся на линии связи. — Ну, в общем, не задерживайся там. Иначе пение Му Цина по ночам меня в гроб загонит. — Ну я хотя бы в халате голый не кружу по комнате, — затем смешок и хитрая улыбка. — У меня даже видео есть. — Я же сказал тебе удали! — во весь голос начинает кричать Фэн Синь на подозрительное лицо своего парня. — Не хочу, — улыбка не слазит с его лица, как и хитрый взгляд. — Короче всего тебе наилучшего, мы по тебе скучаем, приезжай поскорее, а, главное, лечись. Иначе я, как и этому придурошному, приеду и воткну укол в задницу. — Да ты ставить хоть умеешь?! — Я медик, блять, как мне не уметь?! — Ты только пальцем в жопу тыкать може... На этом звонок обрывается, а Хуа Чен в голос начинает смеяться. Как же нелепа вся ситуация. Се Лянь смеётся не менее сильно, что аж слёзы начинают стекать из глаз. — А теперь поспи, гэгэ. — Времени ещё не так много. Да и мне полегче, — горящими глазами смотрит на него Се Лянь. — Тебе нужно набираться сил. Хочешь колыбельную спою? — Было бы неплохо. Хуа Чен поёт красиво, пускай и на низких тональностях. У него изящный, бархатистый голос, глаза готовы сразу же закрыться, настолько приятно он пел. И совсем скоро Се Лянь засыпает, оказавшись прямо на руках у Хуа Чена. Тот медленными осторожными шагами кладёт парня на кровать, целует в щёку, а сам ложится рядом, сбоку и так же мирно засыпает. Прошло около недели. И только спустя это время Се Ляню действительно стало легче. Он уже как свой ходил в свободных футболках Хуа Чена, читал старые газетки, брал еду из холодильника, хотя не готовил, засиживался в ванной часами. Здесь довольно хорошо. К тому же Хуа Чен едва ли не пылинки с него сдувал. Целовал с утра и перед сном (вообще, целовались они стали чаще, когда горло Се Ляня окончательно прошло), приносил завтраки в постель, расчёсывал ему часами волосы. Они могли сидеть в тишине, держать друг друга за руки, при этом совершенно ничего друг другу не говоря, наслаждаясь моментом. В этом была своя прелесть. Но наступала пора ехать обратно. Се Лянь итак уже засиделся здесь. Квартира ему не принадлежала, хотя в ней ему были всегда безумно рады. И в тот день, когда он уже покидал стены, которые успели стать родными, он получил в ответ короткое, но нежное. — Ты можешь остаться здесь навсегда. Я всегда буду рад видеть тебя. Я всегда буду тебя ждать. Люблю тебя, гэгэ.Я хочу с тобой
Гулять по самым красивым дорогам,
Смотреть теплые фильмы
В уютных местах
Я хочу любовь
И я хочу, чтоб ее было много
Вникать в твою каждую строчку,
А не просто листать.