Не судьба

      Йо-хохохо, Йо-хохохо,       Йо-хохохо, Йо-хохохо…       В шестнадцать лет Руджи совершает первое убийство. А в голове у нее весело напевает пират свою осточертевшую песню.       Йо-хохохо, Йо-хохохо,       Йо-хохохо, Йо-хохохо.       Забавно то, что ненавидимая сейчас песня раньше была самой любимой. Ее любил отец, любила мать, любил Эйс, еще будучи в животе матери. Ее любила вся их семья. Забавно, да… до желания застрелиться.       Как оказалось спустя небольшое количество времени, Сабо — аристократ, который сбежал из дома, но он был слишком наивным, думая, что его просто так оставят в покое. И пусть Эйс утащил нового друга-брата прятаться в лес, к горным бандитам все равно пришли посланцы высшей знати. Дадан на выражения не скупилась, посылая их далеко и надолго, но Аутлук так просто останавливаться был не намерен.       Он искал своего сына и хотел привлечь к этому бандитов. На деньги он не скупился.       У Руджи было достаточно сил, чтобы сломать всем пришедшим пару конечностей. Да и как иначе, если драться ее учил еще отец, а продолжил обучать дедушка? Но все случается гораздо банальней. Руджи посчитали дочкой атаманши Дадан и напали, когда она проходила мимо Серого Терминала, направляясь в город за новыми шмотками.       На пятнадцатилетие Дадан подарила ей пистолет, и Руджи прострелила Аутлуку III голову. Пуля прошла навылет.       В другой ситуации она бы просто отбилась и ушла, но оскорбительные слова в адрес попавшихся на глаза его шестеркам Эйса и Луффи легли на благодатную почву. А недосып, раздражение и непрекращающаяся мигрень в течение затянувшейся пьянки родственной души буквально заставили взъяриться, когда прозвучали ругательства еще и в сторону родителей.       У нее и так жизнь — полный отстой, ну так хрен ли ей напоминать об этом?!       Хуже всего — происшедшему были свидетели. И убийство представителя высшей знати каралось смертной казнью самого убийцы и всех членов его семьи.       Горные бандиты снялись со стоянки и ушли вглубь леса и гор, туда, куда опасались соваться даже самые отчаянные, так как зверье там обитало очень и очень злобное. А Руджи увела хвост в другую сторону, напоследок обняв троих младших крепко-крепко.       Выживать в лесах, уходя от погони, ей пришлось три месяца, прежде чем на остров не прибыл Монки Д. Гарп, вызванный Дадан, и не уладил ситуацию. Время выдалось на редкость неспокойным. И Руджи умылась кровью, убив не только аристократа, но и тех, кто за ней приходил. В том числе и ублюдка Блюджема.       И все-таки Герой Дозора, тот, кто поймал самого Короля Пиратов, родился здесь и имел определенный вес. И приход Гарпа был действительно для нее неким облегчением, так как мысли уже оформлялись в простое решение — сбежать в море и… тем самым обеспечить себе листовку и славу, которая ей вот совсем была не нужна.       Он нашел Руджи в чаще леса, грязную, в изветшавшей одежде, уставшую и голодную. Он не награждал ее своим фирменным «кулаком любви» при этой встрече, а просто присел рядом на бревно, тяжело вздохнув.       — Можно было обойтись без убийства, Руджи.       — Прости, что доставила проблем, дедушка, — поправив мясо над углями, тоже вздохнула, признавая свою вину и оплошность. — Что теперь?       — Я заберу тебя в Морской Дозор. Эйс и Сабо останутся жить у горных бандитов, а Луффи переедет в деревню Фуша. Ему уже три года, но без твоего пригляда, мне кажется, его угробят.       — Скорее уж сам угробится.       — Может, и сам, — согласно кивает вице-адмирал. — Поживет пока у Макино, а эти пусть в гости бегают, раз есть такое желание. К слову, я смотрю, ты не против Морского Дозора?       — Нет, — Руджи качает головой. — Кто-то, в конце концов, должен прикрывать этих троих, когда они вырастут. Да и с моей кровью… лучше не делать еще хуже. Только… могу ли я попросить тебя кое о чем?       — О чем?       — Взять твою фамилию.       Гарп долго смотрел в костер, прежде чем в конце концов ответить.       — Не думаю, что моя фамилия безопасней, чем фамилия твоего отца или матери, Руджи, — мужчина тяжело вздохнул. — Думаю, ты достаточно взрослая для того, чтобы узнать кое-что важное. Луффи — мой внук, но также он сын известного Революционера Монки Д. Драгона. Самый разыскиваемый человек в этом мире. И боюсь, даже с моей фамилией легче тебе не станет, Руджи.       Они едят сочное мясо, слизывая с рук ароматный жир, и Гарп рассказывает Руджи смешные истории, хотя рассказчик из него очень плохой.       — Тогда я хочу быть просто Руджи, — положив голову на плечо дедушке, который нес ее на закорках, сонно пробормотала она. — Без родства и без помощи. С самых низов. Чтоб никто не знал, что я твоя внучка, а ты мой дедушка. Чтобы никто не знал, кто мои родители.       Монки Д. Гарп захохотал. Но было в этом смехе не только веселье. Еще горечь, так как он прекрасно понимал, каково должно быть ей, не имеющей право носить даже фамилию своих родителей.       — Пожалуй, это может сработать, соплячка.       — Сработает.       Они бредут через лес и, кажется, совсем не спешат. Ночь тихая, спокойная. Звери, почуяв сильного человека, такого как Монки Д. Гарп, притихли.       Эта ночь прекрасна.       Просто восхитительна в своей тишине.       В голове у Руджи больше не звучит надоевшая до зубного скрежета песня. Наверное, родственная душа наконец-то спит.       И она сама может наконец поспать.       — Эй, Руджи? — окликает ее Гарп.       — Да?       — Тот пират… все еще поет?       — Не переставая, — выдыхает устало Руджи.       — Вот как…       Идея приходит в голову к Руджи внезапно, и она упирается подбородком в чужое плечо.       — Деда, — зовет она. — А у Морского Дозора есть свой гимн?       — Есть, но я не помню. А зачем тебе такая чушь?       — Я ему отвечу. Гимном Морского Дозора.       Гарп обдумывал услышанное всего секунду.       А после громко захохотал. Да так, что эхо его громогласного смеха услышали на другом конце острова.

***

      Они с Эйсом и похожи, и непохожи одновременно.       У младшего брата веснушки матери и ее мягкие волнистые волосы. Ее улыбка, такая… мягкая, но все такая же хулиганистая.       Эйс собрал от Портгас Д. Руж все самое лучшее и милое. Но глаза, цвет волос и оскал в азарте у него от отца. От Гол Д. Роджера.       У Руджи материнская худощавая фигура, жесткие черные волосы отца и его широкая улыбка. У нее нет милых веснушек матери, нет ее шелковых волос. И единственное, что не дает заметить чудовищную схожесть с отцом, — ее серьезный характер, темные круги от недосыпа и сами глаза. Ну и, наверное, тот факт, что Роджер носил усы и был все же мужчиной, а еще не возмужавшего да без усов его помнят совсем немногие. Но если найти молодую фотографию, которую Гарп как-то все же приволок, то сходство просто чудовищное.       У Эйса — глаза Роджера. Настолько темные, что почти черные. Затягивающие, хранящие в себе небывалый пожар и неугомонность характера.       У Руджи — глаза матери. Непонятный цвет, что играет на солнце, как ему вздумается. Дадан как-то говорила, что у нее глаза как хороший темный ром, вот только Руджи сомневалась, что способна, как мама, кого-то ими опьянить и очаровать.       Она собирает вещи в рюкзак под на редкость спокойный напев в своей голове и даже немного расслабляется, наслаждаясь звуком чужого голоса. Он все же красив.       — Ты нас бросаешь?! — все спокойствие уносится в один миг, когда Эйс смотрит на нее своими черными глазами, полными обиды и ярости. — Ты уходишь в Морской Дозор?! Да как ты можешь?! Как можешь ты!.. Ты!       Эйсу недавно пошел седьмой год, и у него слишком раннее взросление. Но, к сожалению, он еще недостаточно взрослый, чтобы понимать, что в жизни все не так просто.       Эйс знает правду о себе, знает правдивую историю Роджера и Руж. Он вырос на рассказах-воспоминаниях старшей сестры и, несмотря на то, что своей жизнью они обязаны морскому дозорному, Монки Д. Гарпу, не любит всех, кто ходит под белой чайкой.       Не ненавидит. Пока еще.       Но сам факт того, что старшая сестра собирается стать той, кто был виновен в смерти Руж, отчаянно скрывавшей Эйса и, обманув законы природы, родившей, расплатившись за жизнь сына своей, для него ненавистен.       У Эйса сложный характер. И сколько бы Руджи ни старалась, он все равно многое подцепил от горных бандитов, начиная с речи, заканчивая какой-то там гордостью. Он рано повзрослевший, но еще не выросший во взрослого ребенок.       Он эгоистичен, жаден, и сам факт того, что его бросают, пусть это и не совсем так, для него болезненный.       — Эйс, — Руджи честно пытается объяснить свою позицию, но брат ее не слышит. И не слушает.       — Ха! Ну и вали! Давай-давай! Сваливай в свой Морской Дозор. Стань как старик! Вот только я буду пиратом, поняла? И когда мы встретимся в море, мы не будем братом и сестрой! Да и вообще? Какие мы родственники? Ха! Сабо и Луффи — вот мои братья, а ты — никто!       Говорят, сильнее всего ранят не пули, а слова. И как бы Портгас Д. Руджи ни стремилась погасить в себе гордыню и не воспринимать сказанное сопляком, который еще глуп и мал, это ее задевает.       Задевает сильно и больно.       Руджи всего шестнадцать, и, какой бы взрослой и спокойной она ни была, у нее есть слабости. И эти слабости ей только предстоит перерасти.       Родственная душа, с которой она никогда не сможет быть. Умершие родители, воспитание малолетних идиотов, хронический недосып и стресс от последних событий.       И эти чертовы голоса и слова, которые ее раздражают, бесят, ранят. Слова, звуки, дурацкие песни, которые постоянно в ее жизнь приносят лишь боль.       «Обещай мне, Руджи», «Позаботься об Эйсе, Руджи», «Не отвечай, Руджи»…       — Вот и замечательно, — шипит она в ответ. — Так и поступим!       В глазах у Эйса — ярость. И все большая злость.       — Да! Так и поступим! И чтоб ты знала — я ненавижу тебя! И все рассказы о родителях — полная чушь и ложь! И я их тоже ненавижу!       «Небо помрачнеет вдруг, буря уже тут как тут,       Танец волн нам в унисон грохочет и шумит,       Если страх тебя скует, то беда большая ждет,       Сильным будь, тогда все вместе встретим мы восход!»       Раздается вслед за словами Эйса в голове Руджи.       — Заткнись!       Она не хотела, правда.       Руджи действительно не хотела этого делать.       Но она сделала.       Она ударила Эйса.       Руджи никогда раньше себе такого не позволяла. Не смела, даже если очень хотела, и сейчас, смотря в глаза брата, удивленные и ошарашенные, чувствуя жжение в руке, она внезапно поняла, что не жалеет, что ударила его.       Это было гадко.       Мерзко даже.       — Ты меня ударила? — ошарашенно выдал Эйс, держась за щеку.       — Возьми свои слова назад, — тихо проговорила Руджи, пытаясь успокоиться. — Немедленно.       — Да пошла ты! — в глазах брата лишь злоба и обида.       Он хлопает с силой дверью, едва не снося косяки, а Руджи устало садится на свой собранный рюкзак и долго смотрит на свою руку.       — Какая ирония, — шепчет она в пустоту.       Руджи является единственным родным по крови существом для Эйса в этом мире. Она вырастила его, выкормила, заботилась о нем, не спала днями и ночами, а он…       Что ж, соул-братья для него гораздо дороже, чем родная сестра.       Она не ненавидит ни Луффи, ни Сабо. Нет, совсем нет.       Просто Руджи так устала от всего этого дерьма, что при поступлении в кадеты в Маринфорде говорит совсем другое имя, собираясь перечеркнуть свое прошлое. А встретившись с Гарпом в учебном корпусе, не откликается на свое имя, а лишь вежливо отвечает вице-адмиралу Морского Дозора.       — Прошу прощения, вице-адмирал. Вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут не Руджи, а Руди.       — Да, вице-адмирал Гарп, вы ошиблись. Это наш лучший кадет, которого мы рекомендовали в спецподразделение. И ее зовут Руди, — вмешивается инструктор.       — А, Руди, значит, — улыбается Монки Д. Гарп ярко, вот только в его глазах нет улыбки. — Ошибся-ошибся, старею видать.       На присяге она поет гимн Морского Дозора громче всех, всем сердцем желая, чтобы пират на другой стороне ее услышал.       И заткнулся.       Морской Дозор хранит границы берегов… И Справедливость мы несем, таков закон.