Мир создали вчера

- Чарли, - Нил заглянул в комнату. Кэмерон спал, Далтон сидел за столом, лампа была выключена. Парень не ответил, и Перри проскользнул в комнату, нависнув над другом. Нельзя было не заметить его, и Чарли раздражённо вскинул голову: - Чего тебе? - Давай поговорим, пожалуйста. - О чём? Экономику я тебе завтра объясню перед уроком, если ты об этом… - Идиот, - прошипел Нил. – О Дейзи. - Я не желаю о ней слышать, - Чарли встал и пошёл к кровати. - Трус, - бросил ему в спину Нил. Голос Перри был так холодно спокоен, и словами его прозвучали, будто он ледышку кинул. - Повтори, что ты сказал, - Далтон обернулся, в голосе его послышалась угроза. В душе поднималась буря эмоций. - Ты трус, если не хочешь признать своих чувств к ней, - спокойно сказал Нил. - Да что ты знаешь об этом? – Чарли сделал шаг вперёд, рассерженно взмахнув руками. - Хотя бы то, что мёртвые поэты не сбегают, как трусы, а борются за свою любовь! – воскликнул друг шёпотом. Чарли замолчал, поджав губы. - То есть ты действительно так просто дашь ей выйти за него замуж? - Нет, я ворвусь в храм прямо во время клятвы и украду её, - съязвил Чарли. – Конечно, дам, Перри! - Чтобы потом всю жизнь жалеть? - Не понимаю, о чём ты. Разозлившись, Нил схватил Чарли за руку и вытолкал его в коридор. Прижав его к стене, он зло зашептал: - Далтон, я понимаю, что это имидж и всё такое, ты любишь выглядеть неуязвимым крутым парнем, которому плевать на людей, - он сгрёб ворот пижамы Чарли в кулак, - но, пожалуйста, не дай сейчас своей гордости всё испортить. Я знаю, что ты к ней чувствуешь, это видно невооружённым глазом – ты буквально горишь при виде неё. Чарли попытался возразить, но не смог – что-то застряло в горле комом, мешая говорить. Сердце колотилось где-то выше положенного, мешая дышать, всё внутри будто сжалось от слов Нила. Неужели это так заметно? А не заметил ли он, что Дейзи чувствует к нему? В воспалённом мозгу юноши промелькнула мысль спросить об этом, но он не стал – не смог бы услышать отрицательного ответа. Поэтому он стоял, разгорячённый, уязвлённый, злой, прижатый к холодной стене, и слушал друга, который говорил пылко и быстрым шёпотом. - Твоя энергетика чувствуется пальцами на расстоянии двадцати шагов, когда ты общаешься с ней, ты о чём? - Нил, - наконец, выдавил Чарли. - А потому зачем отрицать? - Нил. - Просто иди и борись за своё счастье, хватит размазывать сопли! - Нил, да послушай меня, - зло выпалил Чарли и отодрал руку друга от своей кофты. – Я не знаю, на каком основании ты сделал эти выводы, если мы всего один раз поцеловались, то ты можешь прочить мне в жёны половину девушек этого города, я… - Перестань хвалиться своими любовными победами, это низко, - прошипел Нил. – Можешь думать, что хочешь, но когда вы просто стоите рядом друг с другом, всех сносит волнами энергии. - Это не значит ничего, - возразил Далтон. - Это значит, что вы созданы друг для друга! - Дружба никак не помешает нашему, как бы сказать, взаимодействию. Оставь меня в покое! Я тебе жить не мешаю, и ты не лезь, - он толкнул Нила в плечо. Нил посмотрел на него пару секунд, надеясь на продолжение, на ответ, на то, что Чарли передумает, бросится писать Дейзи письмо с признанием или что-то вроде того, однако Далтон смотрел на него всё так же невозмутимо, как обычно. - Делай, что хочешь, - Перри опустил руки и сделал несколько шагов назад. – Только знай, что потом ты очень сильно пожалеешь. - Шёл бы ты к чёрту, Нил, - традиционно и от всей души послал его Далтон и скрылся за дверью своей комнаты. Нил постоял ещё пару мгновений, ожидая непонятно чего, а потом решительно направился в свою комнату. Усевшись за стол, он щёлкнул выключателем лампы и вытащил из ящика целую стопку бумаги. От света проснулся и закопошился в кровати Тодд. - Разве уже утро? – сонно спросил он и сел. - Нет, но дело утра не подождёт, - бросил Нил, строча что-то. - Домашку не доделал, что ли? - Нет, это гораздо важнее домашки. - О чём ты? - Я пишу письмо Дейзи. - Зачем? – спросонья Тодд ничего совершенно не соображал. - От лица Чарли, - пояснил Нил. Андерсон тут же проснулся. - Ты что делаешь? - Пишу Дейзи от лица Чарли, что непонятного? – Нил коротко обернулся. - А ты уверен…уверен, что это правильно? – Тодд встал, обулся и подошёл к столу. - Нет, не уверен, но это единственный шанс что-то изменить. Чем больше мы медлим, тем больше шансов, что мы всё потеряем. - Мы? - Чарли. - Нил, - Тодд коснулся его руки, заставляя парня перестать писать. – Мы не в праве решать за него, не считаешь? - Но он натворит глупостей! – возразил Нил, мягко вытягивая ладонь из-под руки друга. – Из-за своей гордости он ничего не предпримет и тогда… - А вдруг она любит его? – Тодд серьёзно посмотрел на него. - Ты про Фрэнка? – у Нила глаза полезли на лоб. - Да. Ты не думал, что они знакомы, может быть, миллион лет, и она точно знает, чего хочет? - Брось, тогда она не пришла бы к нам в пещеру и на бал, - возразил Нил. - Возможно, ей просто захотелось повеселиться напоследок, острых ощущений, вечеринки, - Андерсон пожал плечами. – Мы не знаем, что у неё в голове было в тот момент. Говорить с ней о своих чувствах в праве только сам Чарли. - Да он же упрямый осёл, который только и делает вид, какой он крутой парень! – воскликнул Нил. – Тодд, ты плохо его знаешь, но поверь мне, что он не такой высокомерный, каким хочет казаться. Он гораздо нежнее и мягче, чем делает вид. Я не знаю, что и когда с ним произошло, но я точно знаю, что в душе он не такой. - Не надо насильно срывать с людей маски, - голос Тодда прозвучал так твёрдо и серьёзно, что Нил, принявшийся было вновь за письмо, замер и поднял на него голову. Он окинул друга пронизывающим взглядом, но по глазам Тодда смог прочитать лишь запрет и протест. Пери вдруг стало грустно. Ему расхотелось писать письмо. Почему они все носят маски? Почему их всех заставляют притворяться, говорить не то, что они думают, делать не то, что хотят? Почему Чарли должен был стать таким высокомерным идиотом, Нил должен работать врачом, а Тодд - учиться на отлично. И все это только из-за того, что они должны соответствовать статусу своих родителей… - Ладно. Ты прав, - Нил вздохнул и встал. - Давай ложиться, - Тодд тут же последовал своим словам. - Спокойной ночи. - Спокойной. С того вечера прошло около трёх дней. Дейзи ходила как в воду опущенная, но поделать ничего не могла. Она не стала бы менять своё решение, даже если бы Чарли позвал её замуж. Она не могла так рисковать. Близился День Святого Валентина, объявление о помолвке должно было состояться со дня на день. Уже ничего не изменить. Ни-че-го. От этого уже не хотелось беситься и бушевать, лишь тупая ноющая боль давила со всех сторон, мешая дышать. Стихотворение Чарли вертелось у неё в голове, за эти дни она так часто перечитывала его, что уже выучила наизусть. К сожалению, стихи, засушенные цветы в конвертах, редкие письма и формальные встречи на светских вечерах – всё, что им отведено. Она чувствовала, что у неё нет запала, желания, сил и смелости что-либо менять. Может быть тогда, в первый вечер, она бы и повернула что-то вспять, если бы не сдерживала себя «принципами, правилами, выбором». И если выбор – это свобода человека, а свобода человека – это всегда его личный выбор, то она выбрала несвободу. Сама. По глупости, по горячности, по каким-то неведомым никому причинам. Просто потому, что она упрямая. И за своё упрямство ей придётся платить всю её жизнь… Чарли не помнил, когда он спал последний раз. Обычно он либо слегка дремал, мучаясь даже во сне, либо просто лежал с открытыми глазами и мокрым лицом. То, что творилось у него внутри, он мог бы описать словами: «Чайной ложечкой расковыривать душу и сверху медленно посыпать солью». Поэтично. На то он и мёртвы поэт. Или нет. Чарли мрачно ухмыльнулся – вот он-то уж вряд ли может считаться таковым. Пик боли дошёл до того, что юноша закусил угол подушки, чтобы не издавать рычания или тихих криков. Его голова взрывалась, всё внутри рушилось, поднималось и вновь рушилось, и так по кругу, очень-очень быстро, руки не находили себе места, и ему постоянно хотелось вывернуть конечности под каким-то другим углом. Он буквально физически не мог выносить этого. И только почувствовав вкус крови во рту из-за прикушенной губы, Чарли резко сел и решил, что так больше нельзя. Он стремительно накинул халат и босиком вышел в коридор. Ступням было холодно, но это отрезвляло его разгорячённое тело, давая слегка успокоиться коже, которая будто горела. Он не знал, куда и к кому идти – к Нилу или к мистеру Китингу. Кто из них даст лучший совет, кто что скажет? Кому лучше пожаловаться? Он мучительно метался из стороны в сторону, потому что обычно никогда ни перед кем не изливал душу. Далтон так погрузился в свои мысли, что не заметил, как по коридору пошёл ещё кто-то – не он один не спал в это позднее время. Столкнувшись с человеком, Чарли понял, что это Нокс. - Чарли? Что ты здесь делаешь? - Тот же вопрос я собирался задать тебе, - выпалил тот. Он не узнавал себя – всё его тело тряслось, лицо больше было не подвластно ему, маска крошилась и осыпалась прямо к ногам Оверстрита. - Боже, да на тебе лица нет… - пробормотал он побелевшими губами. – Пойдём, - он сгрёб друга в охапку. - Куда? – Чарли настолько потерял самообладание, что сейчас вёл себя будто растерянный котёнок. Это не ускользнула от чуткого Нокса, и он твёрдо решил помочь другу. - Линч ночует у родителей, он заболел, - объяснил Оверстрит, плечом толкая дверь в свою комнату. Он буквально усадил Чарли на нетронутую кровать соседа, потом щёлкнул замком, чтобы никто ненароком не забрёл к ним, включил настольную лампу и уселся на корточки, чуть было не забравшись под кровать. Чарли наблюдал за ним с лицом безразличным, хотя поведение Нокса показалось бы ему смешным в других обстоятельствах. Ничего не говоря, друг извлёк откуда-то бутылку виски и два стакана, категорично поставил их на тумбочку. Наполнил оба стакана и один протянул Чарли: - Рассказывай. Чарли буквально чувствовал, как к горлу подступает волна слов и криков, но как только он открыл рот, собираясь сказать, из него не вырвалось ничего, кроме рыданий. Лицо Нокса вытянулось, пародируя древние маски жрецов, он был поражён до глубины души. Парень сидел с таким потрясённым видом, что это разозлило Чарли, от этого он начал плакать ещё сильнее, со всхлипами. На памяти Оверстрита Чарли никогда ни перед кем не то, что не плакал – он никогда не показывал, что задет чем-либо. - Ты пей, пей, - он дотронулся до бокала Далтона. Здесь будет ещё гораздо сложнее, чем с Дейзи, подумалось ему. Он не знал, как спросить у Чарли о причине такого его состояния, потому что боялся агрессии. Неизвестно, как друг поведёт себя в такой ситуации. - Нокс, это…это так больно, - пробормотал Чарли неразборчиво. Нокс с понимающим видом кивнул, решив, что лучшей стратегией будет дать Чарли самому решать, когда и что говорить. Может быть, если Оверстрит не будет наседать, друг всё расскажет. В полном молчании они осушили свои бокалы. Чарли выдохнул, виски обожгли ему горло и ушли вниз, в тело, обжигая внутренности, но эта боль показалась ему в разы легче, чем то, что он чувствовал в душе. Он зажмурился, перед глазами побежали цветные точки. Он начал вспоминать, против его воли перед его глазами расцветали картинки – лето, цветочное поле, кудрявая девчонка сидит на траве, он дарит ей цветы и любуется, какая она красивая в лучах заходящего вечернего солнца. Другой вечер, зимний. Рождественская ёлка, они сидят на полу и играют, разбирая подарки. Только что они подарили друг другу милые открытки. Интересно, где теперь эти открытки?.. Чарли, кажется, потерял свою. Он так стремительно бежал от своего прошлого, что вновь прибежал к нему, сделав круг. Восемь лет. Поступление в Уэлтон и слова отца о том, что он должен быть лучшим и никому не должен показывать, что уязвим. «Либо съешь ты, либо съедят тебя», - так всегда говорил мистер Далтон-старший, так жил он и так учил жить сына. Чарли не заметил, когда он начал говорить вслух, просто услышал вдруг свой голос, глухой, словно через толщу воды, и понял, что он идёт из него, а не со стороны, и это говорит он. - А потом первая отверженная любовь, я распинался перед девчонкой, всю душу ей вы вернул наизнанку, а она... А она лишь посмеялась... и я тогда почувствовал себя таким убитым и униженным, что… - Чарли водил пальцем по краю стакана. - Что больше не мог найти в себе смелости чувствовать нечто большее, чем рядовое увлечение. У Нокса было чувство, будто всё становится на свои места, оседает пылью боли, собирается в единую картинку. Теперь он знал. Вот и ответ на все вопросы о нахальном и порой злом поведении Чарли. Отвергнутый ребёнок, от которого ждали только успехов. Что-то в душе Оверстрита откликнулось на эти мысли, какая-то его история подала голос. Чарли стал немного пьянее, слова теперь лились почти беспрерывным потоком. - И я не знаю, как мне жить, я запутался, я не знаю, кто я, я не знаю, чего я хочу, к чему иду и к чему в итоге приду. Я не знаю, что мне делать, я запутался - во что я верю, а во что нет, каким я должен быть, а каким нет. И почему, сколько бы я не старался, я никогда не смогу стать таким идеальным, как мне хотелось бы, - Чарли горько ухмыльнулся, и в этой улыбке было столько отчаявшейся боли, что у Нокса по спине побежали мурашки. Ему стало жутко. Он и представить себе не мог, что Чарли переживает каждый день и что носит в себе годами. - Я чувствую, как теряюсь и путаюсь в паутине, мысли комками ваты... Чего я стою? Миллион или монету? Я будто иду в коридорном мраке и темноте, натыкаясь на стены, потому что иду без света. На душе гадко, потому что противоречивые чувства постоянно раздирают душу. Порой мне так хочется, послать всех к черту, чтобы все отстали, чтобы не надоедали, чтобы не мелкали эти лица, лица, лица... - Чарли сделал несколько движений руками, изображая, будто сдирает маски с людей. - А иногда хочется убежать, чтобы заметили и искали, переживали. Мне хочется притянуть, оттолкнуть, убежать, улететь, разорвать, дать понять, убедить, чтобы знали, Как. Тебе говорят : "у тебя в жизни должна быть цель"... - снова горький смешок, а скорее, плевок. - Да нету у меня цели, только попытки не умереть. Хотя умереть тоже было бы неплохо. Нет, я совсем не знаю, чего я хочу... - его хриплыц голос повис в шуршащей тишине комнаты. - Хочу падать в серую, покрытую росой траву, хочу уйти в себя, пусть там и страшно. Этот мир пугает меня. А они не понимают... Я знаю все, что они мне теперь скажут, и мне и другим. Я знаю наизусть все, что они могут нам сказать. Они могут сказать все, что угодно, кроме того, что мне нужно услышать. Нокс грустно улыбнулся - здесь Чарли был прав. - Я медленно утекаю куда-то, только не могу понять, куда, И в голове тысячи опилок. Мы идём, мы делаем, мы берём себя в руки и идём с гордо поднятой головой, весь мир это танец, обычный танец, простой танец, который надо понять, двигайся в своём темпе, только в своем, никого не слушай и махай руками, может быть нелепо, но сам, двигайся, как рыба по течению, плавно, очень плавно, так, чтобы тебе самому было приятно, наугад, не бойся закрыть глаза, это не больно, доверься движением, разводи руками, закрой глаза, обязательно закрой глаза, рисуй пальцами, прячься в подушках, плачь до головной боли, но танцуй, растворяйся, время можно обмануть, его можно обмануть, так попытайся перехитрить небо и судьбу, время и жизнь, это плохо кончится, это кончится непринятием и отшельничеством, но это будет так, потому что ты этого захочешь, закрой глаза и уши, они здесь не нужны, есть более глубокие чувства, которыми можно видеть и слышать лучше, позволь огоньку внутри себя вести тебя, иди по тропинке, весь мир это лес, обычный лес, простой лес, который когда нибудь кончится, так чего же бояться?.. Чего?.. Бояться... Не надо ничего говорить, пожалуйста, это нормально, это так бывает, это почти хорошо, когда я забываю, как звучит мой голос, это почти приятно... Нокс шумно рвано выдохнул. Он не мог понять, как у Чарли получилось сочинить это белое стихотворение на ходу, да так, что он, Оверстрит, сидел сейчас весь в мурашках. – Я всегда вру, Нокс, - Чарли кинул на друга убитый взгляд, - я вру вам, отцу, мистеру Китингу, людям, каждому человеку, которого вижу, включая того, которого вижу в зеркале. Я годами убеждаю себя, что я не тот, кто есть, я пытаюсь приблизиться к какому-то смутному образу, но он постоянно ускользает от меня. Я никогда не говорю то, что думаю, я говорю то, что будет соответствовать моему образу, то, от меня хотят услышать, то, что не покажет, как мне плохо. Помнишь, когда-то мистер Китинг задавал нам вопрос «быть или казаться»? казаться, ответил я тогда. А на самом деле я думал, что быть. Только даже себе в этом не хотел признаваться. Это ведь… - он облизнул пересохшие потрескавшиеся губы, - слабость. Повисла пауза. Нокс подбирал слова, Чарли чувствовал себя обессиленным. - Только не надо мне твоей жалости, - нервно огрызнулся он, с грохотом ставя стакан на тумбочку. Нокс грустно ухмыльнулся – Чарли где угодно Чарли. Маленький напуганный мальчик… - Ты сказал очень верные слова, Чарли. Думаю, это наша общая боль. - Тебе было хорошо? – как-то странно спросил он. - Когда? – не понял Далтон. - Вообще. За всю эту жизнь. Тебе бывало хорошо? - Лет до семи. - А потом? - А потом пришлось взрослеть, - горько ухмыльнулся Чарли, откидываясь на стену. - И ты страдал? - Кто не страдает? - Твой выбор, страдать или нет. Когда ты маленький, ты этого не понимаешь, и в твоём желании казаться лучше, есть что-то естественное. Тебе хотелось одобрения отца и признания общества, ты это получил, ты завоевал восхищение всей школы, но принесло ли тебе это счастье? Не лучше ли быть собой, даже если порой кого-то это не устроит? Стоит ли мнение ввжоого человека твоего собственного счастья?.. Я думаю, что нет. Послушай. Мистер Китинг предлагает нам ответы на все наши вопросы. Решения всех наших проблем. Я думаю, ты помнишь, как он рассказывал нам про свободу. Ты почувствовал, что он имел ввиду, ещё тогда. Свобода – это только наш выбор, Чарли. Ты в праве выбрать не подчиняться отцу. Тебе придётся начать самому с нуля. Не идти в банкиры. Не получать от него деньги на содержание. Жить самостоятельно. Может быть, даже поссориться с ним. Только потеряв всё, ты приобретаешь всё. Ты сможешь начать жилет заново, ты будешь волен делать то, что хочешь и любить тех, кого любишь. Я уверен, что ты обязательно найдёшь себе девушку, которая… - Я люблю только Дейзи, - устало бросил Чарли, развернув голову и смотря в окно на падающий февральский снег. Нокс подавился виски, потом попытался выговорить что-то, но среди его сбивчивых фраз нельзя было понять ничего, в таком он был шоке. - Я люблю только её, и я не знаю, что со мной происходит, но меня к ней тянет чудовищно, я ничего не могу с собой поделать, это что-то сумасшедшее. Я узнаю в ней себя, мы похожи как две дурацкие капли, и мне кажется, что если бы кто-то мог сделать меня свободным, то только она. Но она выходит замуж, Нокс. Меньше чем через месяц. Две недели, и она станет миссис Узэерби. Дейзи Уэзерби. Это даже звучит мерзко. Как она может любить этот мешок денег… А самое ужасное, Нокс, что я ничем не отличаюсь от Фрэнка, кроме того, что я ещё не начал свою карьеру. Мне противно от самого себя. Самое ужасное, что я даже поделать ничего не могу. Впервые за долгое время я вновь влюбился. Я не знаю, как ей удалось пробиться через всю защиту, которую я выстроил, я ведь постарался отдалиться от людей, а она буквально в два взгляда покорила ту стену, которая стояла так долго… Мне никого кроме неё не нужно. Я без неё схожу с ума, рядом с ней тоже. Она для меня всё, и если она позовёт, я побегу за ней хоть на конец света, понимаешь? Если бы только она сказала, что она хочет быть со мной, что я ей нужен, я бы сделал всё, что угодно, но она хочет замуж за Уэзерби, и я… я не могу вмешиваться. Иронично, что даже нахальный Далтон присмирел, да?.. – его губы тронула горькая усмешка отчаяния. – Она так прекрасна, восхитительна, она полна энергии, полна до краёв, она – огонь и пожар! Она… Она не должна растрачивать себя на таких, как этот Уэзерби. Она должна быть очагом, она должна разжигать сердца, блистать на сцене или писать, быть кем-то, кто вдохновляет людей, вдыхает в них огонь жизни. Что она получит с этим Фрэнком? Светский чай каждый вечер? Бриллианты и ужин с президентом? Да она же завянет спустя несколько лет! Побледнеют украшения, потускнеют платья, и глаза, её прекрасные, притягательные, ведьминские зелёные глаза потухнут, искра баловства пропадёт в них навсегда. И всё из-за того, что она вот-вот выйдет замуж за Уэзерби. Она погибнет, он погубит её, Нокс. Чарли бросило в дрожь и жар. - Я света белого не вижу, Нокс, - наконец, выдавил он и замолчал, теперь надолго. - Чарли, - голос друга звучал решительно. – Ты просто должен, - он подчеркнул это слово, - должен что-то сделать. Помни - свобода и выбор! Чарли, я уж не знаю, что между вами произошло, но уверен, что вы друг другу не безразличны, и если только вы сможете…ты сможешь убедить её изменить решение… - Но как? – Чарли был в отчаянии. - Признайся ей в чувствах. Скажи ей всё то, что сейчас говорил мне. - И она тут же пошлёт меня известным маршрутом, - хмыкнул Чарли, однако от слов Нокса у него в груди вспыхнула маленьким пламенем надежда. - А может быть, и нет! Может, она ответит взаимностью, ты разве знаешь? Ты разве можешь знать наперёд? Чарли, послушай меня, - он наклонился, чтобы быть ближе к другу, - за своё счастье надо бороться, а не страдать. Ты должен ей признаться во всём. По крайней мере, потом ты не будешь сокрушаться, что не сделал всё, что было в твоих силах, - голос Нокса сошёл на «нет», затихнув в полумраке комнаты. Чарли следил за блеском его карих глаз, чувствуя, какие сила и свет исходят из друга. У Нокса было гораздо больше смелости, чем у него, чем у Чарли. Когда-то Оверстрит сказал: «Я всю жизнь расслаблялся. Пора действовать!». И теперь и правда было пора. - Ты прав, - Чарли резким решительным движением встал на ноги. – Я пойду и признаюсь ей во всём, - горячо заговорил он, - скажу всё, что чувствую, а там она пусть делает, что захочет. - Карпе дием! – Нокс одобрительно хлопнул его по плечу. – Только завтра. Сейчас надо ложиться спать. - Завтра будет уже поздно, завтра не будет такой решимости, - возражал Чарли. - Завтра День Святого Валентина, представляешь, как романтично получится? – остудил его пыл Оверстрит. – В школе выходной, так что ты смотаешься пораньше, купишь её любимые цветы и придёшь к ней во всей красе, в костюме и с букетом. Ну куда ты побежишь в пижаме? Чарли немного помолчал, а потом кивнул: - Да, ты прав. Спасибо тебе за всё, старина, - и в его словах было столько искренней благодарности, что Нокс еле удержался от слёз. - Спокойной ночи, мистер Далтон, - только и улыбнулся он. Однако, вернувшись в свою комнату, Чарли не лёг в кровать, а надел наспех ботинки, раскрыл окно и ступил на парапет, идущий вдоль ряда окон. В это же время Дейзи стояла у своего окна, полная решимости рассказать Чарли обо всём.