Три слова

Пятница. Вроде и нужно радоваться, что делать домашку на завтра не надо, но грёбанные рефераты долго ждать не заставят. Кто вообще придумывает их в начале учебного года?.. Ну, разве что учитель литературы и японского языка, а тоесть, Фукудзава-сенсей. Его уроки всегда проходили спокойно, без всяких сюрпризов, что только радовало. Ученики явно относились к нему с уважением, раз никто не смел даже зевнуть на его объяснения, пусть даже они будут монотонными и однотипными. Не сказать, что Чуя относился к нему с особой любовью как к учителю, но ему нравилось, как тот был в меру строгим и в меру лояльным, будто не учитель, а мечта для учащихся. Накахара даже помнит, как Фукудзава-сенсей сидел снаружи на школьных ступеньках, поглаживая дворовую, пятнистую кошку, что удобно устроилась на его коленях. И это не первый случай, когда Чуя замечает такую трепетную любовь к кошкам с его стороны. Всё же, курить неподалёку и наблюдать за этой милой картиной было довольно приятно. И Накахара даже выучил дни, когда учитель выходит на улицу, дабы погладить и, по возможности, покормить кошечку за углом, где даже уже располагалась её собственная миска и картонная лежанка, на которой лежал плед, покрытый густой шерстью. Наверное, ему не стоило ходить вокруг школы, прячась от чужих взглядов, дабы покурить, когда было лень переться до курилки, однако, обнаружить это было забавно. Впрочем, рутина есть рутина, один только урок химии с Каджи-сенсеем прошёл вообще как-то вверх дном, ещё и чуть ли не в прямом смысле. Накахару и Гоголя поставили в пару, положив на стол между ними один лимон, из которого нужно было получить электричество. Нет, Чуя помнил, как это делается с картошкой, ведь тут всё практически идентично, только вот Николай только и делал, что смешил рыжего, из-за чего сзади сидящие одноклассники часто ругались на них, говоря заткнуться. Ну разве наркоманская рожа Дазая на лимоне не может быть смешной, особенно когда она утыкана разными проводами? Ну, в прочем, хорошую оценку они за эту лабораторную работу получили, так что день и правда был хорошим, пусть и скучным отчасти. Однако, не после уроков. Чуя даже забыл, что сегодня должен помочь Дазаю поумнеть. Но, видите ли, он дохуя мегамозг, что даже Куникида за ним не поспевает. Ну, как раз это Накахара сегодня и проверит. Однако, ему бы вспомнить об этом, пока спускался по лестнице с сумкой на плече, приковав свой взгляд ко двору школы, где красовалась цветущая сакура, что вот-вот распустится через несколько дней. Наверное, стоит прийти сюда в свой день рождения. По крайней мере Чуя надеется, что тут не будут стоять сладкие парочки, что вовсю целуются под сакурой. Конечно, он ещё никому не говорил о том, что у него скоро праздник, но, впрочем, провести он его хотел один, и точно не в компании парочек. Подойдя к сакуре и потрогав ещё нераспустившиеся бутоны, что уже красиво отливали на солнечном свету нежно-розовым цветом, лишь вздохнул, медленно покидая территорию школы, оглядываясь и замечая, что учеников не так уж и много. Наверное, оставались на уборку в классе, вот и ушли позже всех. И направившись в сторону своего дома, на половине пути он замер на месте, осознавая, что явно что-то забыл. Однако, что именно, вспомнить не мог, но в голове так и крутилось каруселью, лишь дразня рыжего сильнее на импульсивные действия, чтобы просто плюнуть и забыть. Но даже поговорка о том, что раз не можешь вспомнить, то это и неважно, вообще не спасала. Это было что-то важное. Но после пятиминутных размышлений посреди улицы, Накахара и вовсе зарядил себе ладонью по лбу, тихо прошипев «Блять» себе под нос, тут же разворачиваясь и чуть ли не побежав в сторону школы, называя себя дураком бесчисленное количество раз за то, что оставил Дазая ждать его так долго в кафе. Пусть он ненавидел этого ублюдка, но нормы приличия у него всё же оставались, особенно когда они договаривались об этом заранее. Домой хотелось невероятно, но и в понедельник также не хотелось получить от кое-кого очередные подъебы, что обернутся явно не самым лучшим образом для обоих. Наконец подбежав к школе и уже хотев свернуть за угол, что-то он увидел краем глаза, из-за чего попятился назад, замечая знакомую фигуру, что сидит около дерева с розовыми лепестками, опёршись спиной о сам ствол. И, видимо, он либо что-то читал, либо рисовал. Ну, Чуя это лицо узнает из тысячи. Однако... Накахара никогда не видел Дазая в таком умиротворённом виде, смотрящим, судя по всему, в скетчбук, и черкающим что-то в нём карандашом, зажимая губами уже стёршийся ластик. И Чуя бы мог сказать, что на фоне высокой сакуры тот выглядит достаточно эстетично, да только в отвращении скривился от одной только всплывшей мысли. С чего бы ему думать о ком-то в подобном плане? Устало выдохнув, не стал стоять дальше на месте, всё же подходя к Осаму и нагло усаживаясь рядом, ощущая на себе осуждающий взгляд. — Я тебя ждал тридцать минут. — Да знаю я, просто забыл о встрече... Шатен закатил глаза, закрывая скетчбук, в который Накахара даже не успел подглянуть из любопытства, откладывая всё в сторону и усаживаясь поудобнее. — В следующий раз я тебя ждать не стану. Тебе повезло, что я решил остаться тут на некоторое время. — Тоесть, ты мне ещё и одолжение делаешь? — Чуя сощурил глаза, смотря на президента студсовета явно не по-доброму, нахмурив свои брови. — Я мог вообще не прийти, не очень уж меня эта перспектива радует. Осаму лишь пожал плечами, доставая из сумки учебник по геометрии и рабочую тетрадку, кладя их себе на колени и листая страницы книги до нужного параграфа. — У тебя просто нет выбора, Чуя, как и у меня. Дазай был прав, и рыжий на это лишь фыркнул, скрестив руки на груди и ожидая, пока его ненавистный враг разберётся со всем, и Накахара наконец сможет приступить к объяснению материала. Конечно, в кафе было бы намного удобнее заниматься, но и под сакурой тоже неплохо. По крайней мере, Чуе всё равно. Не ему же писать, когда поверхность далеко не ровная. И когда Осаму аккуратно поднёс учебник, что оказался между ними, Чуя выслушал всё, с чем у него есть проблемы, выхватывая книгу из чужих рук и быстро проходясь глазами по напечатанному тексту, иногда перелистывая страницы, дабы освежить пробелы в памяти. Темы и правда были сложноваты, но не настолько, особенно если Дазай хорошо учится. Ну и в чём, вопрос, тогда проблема? Да, у всех склад ума разный, но простая формула, где просто подставить числа и посчитать, и не решить?.. Осаму действительно мегамозг. — Скажи, ты совсем дебил?.. Да, ты молодец, подставил числа, посчитал, но кто будет извлекать корень?! — Рыжий, раздражённо шлепнув тетрадь с решениями Дазая себе на колени, разочарованно простонал, массируя виски и хмурясь. Кажется, на его лице скоро появятся морщины, а волосы поседеют от тупости его, на время, ученика. — Да он же не извлекается! Как я тебе извлеку корень из этого числа? Я пробовал, вообще ничего не получается! — Да всё потому что ты считать не умеешь, придурок! — Теперь удар тетрадкой пришёлся по лицу Дазая, что злобно прорычал от таких покушений на его прекрасное лицо, схватив более увесистый, чем тоненькая тетрадка, учебник по геометрии и ударив с глухим звуком рыжую макушку. Рычали они оба, как кошки под окнами, что снова что-то не поделили. — Ты вообще какую-то ахинею несёшь, слизняк! — Тогда откуда у тебя вообще это число получилось? Ты вообще видишь числа перед глазами?! Скумбриеобразный, блять—! — Накахара был готов снова ударить того по лицу, но они слишком уж вызывающе себя вели на территории школы, и Чуе пришлось выдохнуть, лишь снова открыв тетрадь по геометрии. — ...Ладно, давай разберём задачу, с которой у тебя проблемы. — Всё-таки, с криками и орами они вряд ли продвинутся дальше этой точки, так что этот цирк действительно нужно было заканчивать. Чуя, взяв карандаш и подогнув тетрадку так, чтобы был лишь один рабочий лист, придвинулся к шатену поближе, согнув ноги в коленях, и, уложив еë на них, зарисовал сначала треугольник, обозначая все известные стороны и записывая дано, а после уже и начиная объяснять, по ходу показывая решение. Всё было элементарно, и Чуя даже не знал, зачем тут пояснения, но слова всё-таки находил. Только вот одному Дазаю спокойно особо не было, особенно тогда, когда Накахара придвинулся ближе. Он мог бы отодвинуться, но знал, что Чуя не сделает ничего эдакого, пусть и несколько минут назад они дрались учебником и тетрадкой. Осаму ощущал тепло его еле касаемого плеча или бёдер, что также почти прикасались к шатену, но его дыхание, что случайно опаляло лицо при тесном контакте, когда он наклонялся, пытаясь рассмотреть решение Чуи в тетрадке, лишь заставляло теряться в своих чувствах. Он боялся любых прикосновений и сторонился каждого, кто хоть даёт намёк на подобное, но этого рыжего засранца он не испугался сейчас, потому что знает, что тот не станет его трогать в принципе. Между ними пропасть под названием «ненависть», и вряд ли Накахара будет о нём другого мнения. Но даже когда Дазай и правда соприкоснулся с ним плечом, не почувствовал сильного страха, как обычно это бывает с другими людьми, ощущая лишь как таковое волнение и тревогу. Он не знал и не мог объяснить причины того, почему не шугается, но Дазай должен признать, что это в новинку. Конечно, он мог бы прижаться посильнее, дабы посмотреть, как его тело отреагирует далее от более тесного контакта, но даже при всём желании бы такое не сделал. Во-первых, Накахара тот человек, которого он терпеть не может, а во-вторых, так сильно прижиматься к нему было и вовсе самой бредовой идеей, что только могла прийти в голову. Сам Осаму не очень-то и хотел касаться человека, которого с ним связывает взаимная неприязнь, да и желание появилось лишь из любопытства. И что подумает Чуя, в конце концов?.. Осаму давно признал себя человеком, которому абсолютно не нравится женский пол, но даже если бы и нравился, травма, полученная в детстве, никогда не давала ему насладиться поцелуями, как все его одноклассники, или тактильностями в виде простых обнимашек. Он хочет близости, как физической, так и душевной, но неизвестность порождает страх, так? Подпускать слишком близко к себе людей - себе жизнь испортить. И он ненавидит себя за эту уязвимость. Он чувствует себя отверженным этим обществом, где все люди как люди, а он даже не может попросту коснуться чьей-то руки. Не позорно ли? Но когда его тёмные глаза ослепила голубая радужка, отвлекая от всех негативных мыслей, такая пронзительная, будто нож в самые очи, Дазай уставился на него, осознавая, что их лица слишком близко. Как он мог так глубоко погрузиться в свои мысли и не заметить такого казуса? Рыжий лишь приподнял вопросительно свою бровь, когда тот не ответил дважды на вопрос, повторяя его снова: — Ты вообще меня слушаешь? — Я... Да, конечно... — На деле же, Осаму ничего не услышал из того, что объяснял Чуя, и, возможно, это сыграет с ним плохую роль на уроке геометрии, но это его не особо сейчас волновало. Да, пусть Дазай и мог как-то касаться Одасаку — его лучшего друга, но привыкать ему пришлось очень долго, и то к простым прикосновениям по типу просто взять за руку, но не более. И вновь приковав своё внимание к тетрадке, где появились уже новые решения, темноволосый оглянул рисунок и решение, теперь слушая внимательно рыжую занозу в заднице, делая выводы о том, что Чуя неплохо объясняет. Однако, Накахара действительно заебался всё это повторять по новой, спрашивая, всё ли понятно Осаму. Но дело всё-таки шло лучше, так что как раз пояснив последний пример, захлопнул тетрадь, тяжело выдыхая, будто прошёл через какой-то ад, отдавая её обратно Дазаю и закрывая глаза, откинув голову и таким образом ударяясь об дерево, тихо айкнув. Казалось, что он и вовсе сейчас уснёт, ибо прозанимались они полтора, если не больше, часа. Теперь-то он понимает, почему Куникида-кун не хотел его брать. Надо было тоже отказаться. — Если ты всё это у доски не расскажешь и не покажешь на пятёрку, я не знаю, что с тобой сделаю. — Уж эту пытку я точно не забуду. Могу пообещать, что приду с шестёркой. И Чуя, к его удивлению, непроизвольно улыбнулся. И да, он тоже этот чёртов ад не забудет, особенно тупизм Осаму на простых задачках. И он уверен, что это не первый и не последний раз, когда они будут пиздить друг друга тетрадками и учебниками, вбивая друг в друга знания. Но время уже поджимало, и небо разукрасилось в красивые оттенки персикового и розового, которые переливались между собой и оставляли остатки голубого неба с белыми облаками на противоположной стороне города, где ещё плохо был виден закат. Поэтому они разошлись, но когда Накахара шёл домой, желая закурить сигарету от всего произошедшего пиздеца, вспомнил слова Фёдора Михайловича, что теперь проносились эхом в голове.

«Может, виноват на самом деле ты?»