Дом на краю пустыни

Когда в ангаре 3-5 приземляется истребитель, Тони увлечённо торгуется с джавами. Далее следует небольшой переполох: джавы виснут на корабле, да так, что Тони с дроидами только и успевает их отгонять, пока они не оторвали чего-нибудь важного или пока Мандо не начал стрелять; Грогу радостно верещит и не без помощи Силы запрыгивает на руки; Мандо смеётся, и от этого чуть искажённого вокодером звука в груди делается легко и немного щекотно. — Мандо, ты не надумал ещё, как назвать корабль? Звать такую прекрасную даму по номеру модели — верх неприличия. «Лезвие Бритвы» у тебя уже было, может быть, в этот раз «Наконечник Копья»? Есть же что-то похожее в форме, — Тони всё-таки выпроводил джав, на всякий случай замкнув двери изнутри, успел сунуть кусочек мяса Грогу и, поглядывая на суетящихся вокруг корабля «утяток», прислонился к стене. — Или Бэтаранг? Хотя, нет, это из другой вселенной. Тони болтает, генерирует глупости, крутит в руках всё, что в них попадает, и жадно глазеет на Мандо. Приняв единственно верное на его взгляд решение — вести себя так, словно тот кажущийся нереальным поцелуй не изменил ничего. Мандо же словно никуда и не уходил, привычный и родной до последней дырки в плаще, начищенный доспех мягко сияет в солнечных лучах. — Мне нравится. — А? — Тони, кажется, немного залип. — То, что ты сказал, про копьё. Только не наконечник, а остриё. — «Остриё Копья»… хм, неплохо звучит. В твоём стиле. — Она и правда похожа на бескаровое копьё, что у меня было, — Мандо так любовно гладит свою малышку, что Тони готов поверить, что это провокация, пока смысл слов не доходит до него. — Что? Б-р-р-р, погоди, мы в каком веке? Ладно, почти волшебный меч я переварил, там технологий больше, чем много где ещё. Но… копьё? Вот прямо настоящее копьё? Такое старомодное и доисторическое? — Хорошее, хоть и приметное оружие. — И ты умеешь им пользоваться? — Да. — Однако, один Северный Олень бы оценил. Остаток дня проходит в ничего не значащих глупостях, мелком ремонте и умилении зелёной Горошинке. Когда неугомонный Грогу наконец затискан и приближается по форме к шару от обильного ужина, Тони ярко запоминается одна вещь — снятый правый наплечник. Поначалу Тони недоумённо разглядывает лежащую на ящике часть доспеха, пока не переводит взгляд на Мандо, уносящего в дом разомлевшего и сладко сопящего Грогу, что примостился как раз на этом его плече. Пока они не исчезают за дверью, он засматривается на ушастую Горошинку (и совсем немного — на ширину плеч Мандо) и с усмешкой думает, что ещё какой-то год назад этот человек мог запросто оставить кроху одного на корабле. Но стоит двери закрыться, как бескаровый доспех не хуже магнита притягивает взгляд. Чистый, если не сказать девственный, металл, никакой краски, никаких узоров, только лёгкий графитовый отблеск и выпуклая эмблема с профилем свирепого зверя. Тони хочется проследить её контуры пальцами, но он задерживает руку над самой поверхностью, не смея коснуться. Сомнения вновь поднимают голову и вцепляются в глупое сердце не хуже целой стаи вомп-крыс — ему кажется, что он не достоин. Что вот это вот всё только для тех двоих, не для него. И горячее предвкушение, что все эти часы теплилось на периферии сознания, запихнутое туда невероятным усилием воли, постепенно сходит на нет. Наверное, пора отправляться к себе. Вот только у Дина есть свое мнение на этот счёт. Стоит им столкнуться в коридоре, как, сдёрнув перчатки, он впечатывает Тони спиной в ближайшую стену и дает волю рукам. Тони крутится и неловко выпутывается из рукавов куртки, тянется к шлему, но Дин лишь сильнее наваливается на него и дергает головой, уходя от рук. А ещё ловко отвлекает, скользнув ладонями под майку, широко поглаживает по спине, и Тони хочется зашипеть как от ожога. Ладони Дина широкие, твёрдые и слегка шершавые, горячие, вызывающие воспоминания о кошачьих языках. Они скользят по спине, порой то замирют, то ходят кругами, стискивают бока до боли, а когда проскальзывают под ремень штанов, Тони окончательно ведёт. Но чужое колено между ног не дает сползти по стеночке, а броня под руками якорит в реальности, где он опытный взрослый мужчина, а не пылкий подросток. Дин умеет завести, это ж надо так загореться просто от того, что тебя гладят. Но минимальный физический контакт обжигает, горячит фантазию, заставляет вдвойне сосредоточиться на ощущениях. Каждое касание твердых пальцев метит его как клеймом. Тони сдавленно ругается, а Дин тяжело прислоняется головой к плечу и только хрипло дышит в ответ. Вдох-выдох, вдох… сердце на секунды перестает бится в горле, а в голове чуть успокаиваются эндорфиновые волны, позволяя собрать мысли в кучу, и Тони готов отомстить, раз уж Дин так хочет играть по своим правилам. Ухватившись за его плечи, он подтягивается выше, позволяя подхватить себя за задницу, обнимает узкую талию ногами и весьма неприлично, но искренне стонет. В ответ из вокодера Дина слышится какой-то совсем уж задушенный хрип, и пальцы впиваются в него ещё сильнее. Тони ёрзает, притирается пахом к легко ощутимому через слои ткани чужому стояку. Проехавшись по бёдрам Дина пару раз для верности, начинает расстегивать комбез, гадая про себя, будет ли запакованный в броню Дин так же обжигаться от его ладони. Когда Тони наконец сжимает его член, Дин вскидывает голову и толкается в тесный кулак. Хочется победно вскрикнуть, но Тони просто прижимается лбом к его шлему, каким-то шестым чувством ловя взгляд скрытых за визором глаз. На пробу проводит пару раз по всей длине, оглаживает головку. Член у Дина крепкий и ровный, хорошо умещается в руку. Такой бы взять в рот, но сегодня Тони контролирует ситуацию и так. Дрочить в этой позе не слишком удобно, камень царапает плечи, быстро начинают уставать ноги, а руке, зажатой между телами, совсем недостаточно места. Но вздохов Дина, крупной дрожи, что сотрясает его тело, рваных рывков навстречу Тони более чем достаточно. Не хватает самой малости — освободить собственный давно требующий ласки член и нарочито, с предельной тщательностью облизав ладонь (Тони послышалось, или Дин действительно зарычал?), обхватить ею уже оба. Сжать крепко, чуть прокрутить кисть, и когда из вокодера донесется еле уловимое: «То-о-ни», сорваться на резкие, сладкие рывки. Дыхание всё ещё вырывается с хрипом, на лопатке точно свежая ссадина, а пальцы и немного живот пачкает своя и чужая сперма — Тони почти не чувствует ног, но что-то ржавое, противно сжавшееся внутри отступает. — Кажется, нам пора в освежитель. Дин только мычит из под шлема, но не двигается с места. Тони хмыкает и медленно спускает ноги с его бёдер, задевая по пути бластер. — Зато я теперь точно знаю, как выглядит «ты рад меня видеть», и даже в кромешной тьме не перепутаю его с пушкой. Начало ночи они проводят под звёздами. Разговор то замирает, то начинается вновь, и от этого совершенно нет неловкости, словно они знают друг друга десятки лет и им давно уже не нужны слова, чтобы заполнять пустоту между ними, потому что пустоты нет. Тони заметил, с какой стороны прилетел Дин, но расслабленного и сонного его мало интересует, почему тот сначала побывал у Бобы Фетта. Мандалорские штучки, не иначе, или очередной заказ, работу и кредиты за неё ещё никто не отменял. Для полноты вечера не хватает разве что поцелуя, но Тони слишком лениво поднимать серьёзные темы, раз уж Дин дал понять, что шлем снимать он сегодня не будет. Как там говорит он сам: «Таков Путь». Просыпается Тони в своей постели, совершенно точно помня, что до неё даже не шёл.