***
Вылетая на следующее утро на борту Раба I в Мос Эйсли, Тони ещё немного злится, но совсем не разочарован. История противостояния Империи и отца-одиночки, который сначала добыл волшебного ребёнка для этих ублюдков, а потом дважды у них же его и украл, по пути получив права на трон условно родного мира, тянула на достойный такой голливудский блокбастер с обязательным, как оказалось, возвращением злодея. Сидя в грузовом отсеке, он перебирает в уме сказанное ночью и за завтраком. В истории явно недостаёт каких-то моментов, вроде истинных мотивов участия той же Бо-Катан, но Тони спрашивает о другом: — Что имел в виду Фетт, когда вместо «доброе утро» выдал «знал, что супруги помирятся»? — Ничего. Неудачная шутка, — Мандо сидит напротив и с самого завтрака выглядит так, будто лом проглотил. — Да? Ты слишком напрягся для неудачной шутки, — зная, что тому некуда сбежать, Тони и не думает съезжать с темы. — А ещё ты был свидетелем многих моих неудачных и двусмысленных шуток, и ни за одну я не получил по морде. Зато сегодня ты выглядел так, будто вот-вот открутишь Фетту шлем вместе с головой. Мы все прониклись. Грогу закурлыкал со своего места и потыкал Мандо в бедро, не то соглашаясь с Тони, не то побуждая своего отца ответить. Тот отмер и перевёл визор на строящее невинные глазки дитя. — Если бы мы были мандалорцами, то хоть слова обряда и не были произнесены, но все что у нас было… — Мандо замялся на мгновение и закончил, как в воду прыгнул, — к тебе бы относились как к моему супругу. Тони подвисает, переваривая мысль о том, когда это он из Звёздных Войн успел попасть в любовный роман со случайными браками, пока мозг отсеивает шелуху и не останавливается на действительно важном. — В смысле, МЫ были бы мандалорцами? Ты же и есть мандалорец каких поискать. — Уже нет. — Что?! — Мандалорец — не раса, это кредо. И своё я нарушил. Живое существо видело меня без шлема. — Так, стоп, с этого места поподробнее, — Тони озадаченно потёр шею. — Существо… надо же. Так ты из-за меня перестал быть мандалорцем? Ты ради меня… ради..? — Нет. — …Да?.. Знаешь, это одновременно и обидно, и будто камень с души упал. — Я снимал шлем, спасая Грогу. — И чем это грозит? — Моё Племя считает меня отступником. И я больше не могу быть с ними. Больше не мандалорец. — Это навсегда? Не знаю, может у вас есть какой-то обет для этих целей, год поста там, обряд или испытательный срок, — мозг, поднаторевший на ниве бизнеса, сам выискивал закономерности и нестыковки. — Если это не раса, а кредо, то раз можно мандалорцем перестать быть, значит, есть и обратный процесс — им можно стать. — Можно. В моём случае — на Мандалоре.***
Стоит отдать должное Фетту, тот быстро навёл порядок после нападения и исчезновения Тони. Трупы убрали, доступ к ангару закрыли и выставили охрану. Но Дину всё равно больно наблюдать, как Тони при свете дня бродит по тому, что осталось от его дома. — Когда погибло «Лезвие», я был таким же? — Да, — Боба стоит рядом, с интересом осматриваясь. — Неплохо он тут повоевал. Ты знаешь, кем он был до того, как оказался здесь? — Смутно. Если мофф Гидеон начал охоту на моих друзей, то могут напасть и на тебя. — Пусть попробуют, — Боба явно не впечатлён. — Кажется, я знаю, к кому обратиться за помощью. Тони тем временем без труда отдирает покорёженный лист металла и выпускает спрятавшихся в специальном убежище дроидов. «Утятки» разбегаются с поручениями, а R5 и Поночка отправляются на корабль. — Поздравляю, Мандо, твой навигатор цел. Придётся Горошине потесниться. — Помочь? Тони молча смотрит на него, но потом даёт задание, возвращаясь к разбору личной мастерской. Дин, отряженый к дроидам в качестве грубой силы, то и дело косится на него. И хотя броня делает Тони заметно выше и массивней, добавляя объема сухому телу, поразительным образом она же практически «раздевает» его. То, что обычно скрывалось за куртками или мешковатыми комбинезонами, теперь оказывается почти неприлично выставлено на всеобщее обозрение. Вызывающий желание погладить его прогиб поясницы, талия и задница. Дин с усилием сглатывает и отворачивается. Сейчас не время для подобных желаний. Зато время для желаний находит Тони. За пару лет унылой жизни он успел подзабыть привычное чувство опасности. Но, обрабатывая ссадины и синяки в своём «гараже», как-то быстро не только вспомнил его, но и осознал простую вещь: до возвращения Стражей он может запросто не дожить. Умирать, когда впереди забрезжила надежда, не хотелось, а умирать с мыслью, что он всё проебал, — вдвойне. И раз уж Мандо явно не намерен сидеть на Татуине сложа руки, то Тони и вовсе не стоит их опускать, и лучше применить к обоюдному удовольствию. Задержать Дина после выгрузки в ангаре дворца, железной рукой втолкнув в отведённый для Тони ремонтный уголок, не составило труда. Его хватает только на то, чтобы снять шлем, когда успевшее позабыться ощущение собственной мощи пьянит, подталкивает в спину: властно прижать Мандо к верстаку, упереться в него руками, отсекая пути к отступлению, улыбнуться легкому звону соприкоснувшихся доспехов. Сжать железной рукой бедро над бронепластиной, провести с нажимом дальше — примериться, как худые ягодицы умещаются в ладонь. Вздрогнуть от прикосновения чужой руки к лицу, по-кошачьи притереться к чуть влажной коже, лизнуть и ощутить легкий привкус соли на языке. Дождаться хриплого выдоха и отложить в сторону незаметно расстегнутый ремень и патронташ. Тони знает, что от его былого лоска не осталось и следа, но что-то сладко стонет и рычит в груди, когда он видит запрокинутую голову Дина и то, как у него судорожно вздымается грудь, стоит только провести языком по его уже крепко стоящему члену, подразнить головку прикосновением губ и горячим дыханием. Пропустить в рот, прижимая к щеке изнутри. Чуть откинуть голову, давая лучший обзор на то, как член скользит внутрь. Когда Дин запускает подрагивающие пальцы в его волосы, притягивая ближе, всем своим существом прося взять глубже, Тони не смеет отказать. В нём подобно всесметающему цунами поднимается давно позабытое чувство, что не важно, как тебя трахают, главное — кто. Он очень надеется, что и у Дина тоже.***
Монтаж гнезда под астромеха не занимает много времени. Мандо явно не очень рад подобным модификациям корабля, но по собственному признанию не видит иного способа, как преодолеть минные поля вокруг Мандалора. На замечание Тони о том, что астромеху в идеале нужна ещё и карта, отвечает, что они с Карой Дюн работают над этим. Не успевают они проститься и полным составом готра Фетт собраться за ужином, как на все коммы приходит странное сообщение. — Всеобщий голонет? — Фетт хмурится и поднимается из-за стола, следом тянутся все присутствующие. Тони идёт с ними, чтобы просто не оставаться одному. И обмирает, когда Фетт запускает голопроекцию в зале совещаний. В голубоватом свечении голограммы парят изображения Мандо на какой-то военной базе, Грогу, пугливо прижимающего ушки в колыбели на антигравах, и — тут Тони забывает, как дышать, — Мандо в незнакомой броне и без шлема, и лицо его — невозможно красивая смесь отчаянья и решимости. Но всех словно ледяной водой окатывает, когда деликатный, приятный мужской голос буднично и немного устало звучит за кадром: «Мандалорец Дин Джарин, ты обвиняешься в преступлениях против Империи: убийствах личного состава и офицеров, терроризме, краже имперского имущества. Мне всё равно, сдашься ты сам вместе с похищенным либо будешь выдан другими мандалорцами или любым желающим награды в пятьсот тысяч кредитов, но до того момента, пока Объект не окажется в моих руках, ты больше нигде не найдёшь защиты, и любой, кто поможет тебе, будет уничтожен так же, как община на Неварро, невзирая на пол и возраст. Новый Mand’Alor, сделаешь ли ты выбор в пользу всего народа?» Запись тотальной резни — видимо, в той самой общине — Тони заставляет себя досмотреть до конца. Когда трансляция обрывается, всеобщее молчание похоже на глыбу льда. — А это точно наш Мандо? — подаёт голос кто-то из феттовой молодежи. — Это имперская броня, которую он носил на Мораке, и прическа тоже его, — Феннек устало вздыхает и отходит от стола. — Это всё, что я могу сказать. — Это Дин, — раскрытие чужой тайны дается Тони с трудом. Фетт и Феннек переглядываются и кивают, принимая информацию. — Мы поможем. Тони отворачивается к окну, у него опять немеет левая рука.***
Когда Мандо, который уже давно должен был добраться на Неварро не отвечает на отправленные сообщения, Тони мечется как тигр в клетке. Ему кажется, что его можно выводить на арену вместе с ранкором и он порвет любого не хуже зверя. Фетт и Феннек не лезут, хотя и клянутся, что Мандо там долго жил и знает все закоулки, а ещё — что в его друзьях местный магистрат и республиканский маршал, они вместе с ним уже бодались вместе с империей и сейчас в обиду не дадут. Тони кивает и подумывает угнать что-нибудь из дворцового ангара. План побега приходится отложить, когда перед дворцом, едва не разваливаясь, приземляется корабль. С него сходят двое мандалорцев, и Тони испытывает острое чувство дежавю. — Мы ищем Дина Джарина. Он не отвечает на сообщения, но последний раз его видели здесь, — женщина в рогатом шлеме держится перед сидящим на троне Феттом с внушительным достоинством. Спутник, что выше её на голову, скромно стоит позади. — Вы пришли наказать его за нарушение Кредо? — Мы пришли защитить мандалорского найдёныша Грогу. Фетт и близко не даёт понять, что ему знакомо это имя, Феннек кидает на Тони предупреждающий взгляд. Но у него уже есть план. — Ты мандалорский Оружейник, — утверждает Тони, кивая на молот и клещи в петле на её поясе. — Ты отправила Дина вернуть ребёнка сородичам. — Таков Путь. — Без ремонта вы не выйдете из атмосферы, без постоянного техобслуживания не прыгнете дальше соседней системы. — Что ты предлагаешь? — Я лечу с вами. Она лишь коротко кивает в ответ.***
— Так, «утятки», аккуратнее, заносите и его тоже, — Тони, командующий погрузкой длинного ящика на антигравитационных суспензорах, дёргается когда в поле зрения как гора вырастает мандалорец. — Что в ящике? — синие доспехи, внушительная пушка, большое тело, маленькая голова. — Оружие, взрывчатка? — Высокотехнологичный протез. За кого ты меня принимаешь? «Гора» неудостоивает Тони ответом и, ещё раз окинув взглядом суетящихся дроидов, уходит. До слуха Тони доносится ничем не приглушённое: — Слабак.