***
Мориган весь день провела будто на иголках, несмотря на то, что Изабелла пообещала достать пропуск и поискать в Запретной секции, просто не могла сидеть сложа руки. Слишком много "против" у этой идеи оказалось при ближайшем рассмотрении. Белла слишком пристрастна, слишком наивна, слишком не разбирается в жизни. И слишком не хочет найти то, что они, скорее всего, всё-таки найдут. Уж слишком много совпадений, слишком для того, чтобы не обратить на них внимания. И все они в итоге сходятся в одной точке. Стенфилд. И эта мысль билась внутри, не отпускала весь день. И сейчас, сидя на полу перед камином, не могла расслабиться. Мозг продолжал усиленно работать, сопоставляя известные уже факты... "Ну и что же ты умеешь, Кристиан?" - в задумчивости она водила кончиками волос по губам. О том, что ты вовсе не белый и пушистый, мы знаем. Хотя... Никаких "мы" нет, эта дурочка не поверила. Сделала жалостливое лицо, это "спасибо" напоследок... Но не поверила. Значит, только я. И это вовсе не внушает оптимизма, если бы не «круцио» этого слизеринца... Что бы тогда? И сама не ожидала, что представить окажется так страшно. Мориган зажмурилась, наманикюренные ноготки, впились в ладони. Не появись тут эта племянница, или кто она там ему, Дамблдора, как бы всё это могло закончиться? И сейчас так странно, ясно, как белый день, она понимала... Плачевно. И именно для неё. В эту минуту готова была даже Реддла поблагодарить. Спасибо за «круцио»? Она опустила голову и встряхнула волосами. Бред! Просто бред какой-то, как всё это могло с ней случиться? Странное чувство терзало изнутри, хотелось оберечь, защитить эту гриффиндорку. Хотелось так, что усидеть просто здесь невозможно, просто невыносимо. Запретная секция пусть будет на ней, а я просто поковыряюсь на полках, вдруг что-нибудь попадётся. Подскочила на месте, почти бегом ринулась вниз по ступеням, уносясь прочь от невозможного бездействия когтевранской башни. Ничего, Стенфилд, я буду проводить в библиотеке дни и ночи, но выясню, в чём твой секрет. А пока... Пока буду делать вид, что всё по-прежнему. Как же сложно оказалось это - довериться самой себе. Он оказался нужен, необходим. Как вода, как воздух. Необходим, чтобы жить, хотя бы мельком увидеть в толпе, просто чтобы существовать. Просто чтобы сделать вдох. Иначе она просто утонет в этом море воздуха, который насквозь пропитан ядом твоего имени, цветом, светом твоих глаз, который рвёт горло на кровавые лоскуты, никак не желая проходить дальше. И она дышит часто, словно рыба, выброшенная на берег. Что же ты сделал со мной, Кристиан? Почему ты так со мной? Ведь я же.., ведь ты же мне правда.., ведь ты же мне всерьёз... И душит, заставляет сгибаться пополам, судорожно цепляясь за перила, и садиться на ступени чувство... За что? И так хочется плакать, но слёз нет. Просто так велика ярость в груди, что слёз нет. Где-то там внутри они просто испарились, так силён этот жар. Именно он даёт силы сейчас идти вперёд, поворот за поворотом, ступенька за ступенькой. Библиотека всегда спасала, дарила спокойствие и умиротворение, до неё ещё так далеко. И бешеным пульсом бьётся под кожей... Отпусти меня, Крис, пусть это прекратится. Не ломай меня так, у меня не хватит сил... Один, два, три.., начала считать шаги, только чтобы не подохнуть в этих коридорах, не подохнуть от рвущего нервы желания развернуться и бежать к нему. Дверь! Вот оно, впереди, такое желанное спасение, такое необходимое. С разбегу налетела на неё, рванула на себя створку и оказалась в тишине. Такой прекрасной тишине, нарушаемой лишь шорохом страниц. Наконец-то она в своей стихии, той, что понимает и принимает её такой, какая она есть. Никаких родословных, никаких счетов в банке. Тихим щелчком хлопнула за спиной дверь. Мориган обвела взглядом пространство, выбрав уединённое местечко прямо возле Запретной секции. Вдруг появится Белла, можно будет обмолвиться парой слов. Повернулась и твёрдым шагом направилась туда. Сколько времени прошло, она не смогла бы ответить точно. Обложившись грудами книг, когтевранка совершенно потерялась. Просто как-то вдруг тишина резанула по ушам, заставив оторваться от книги и оглядеться по сторонам. Вокруг никого... Качнулась на стуле, откидываясь назад, пытаясь осмотреть проход. Никого, лишь тусклые свечи парили в воздухе над пустым столами. И вдруг.., такое тихое, такое отчаянное... - Подожди... Что-то такое было в этом, что-то, что она очень хорошо поняла. Что-то, что терзает душу, словно тело «круцио». От этого хочется блевать кровью, той, что булькает в горле, от которой хрипишь и задыхаешься. Что-то такое больное было в этом, такое отчаянное... То, что заставило замереть на месте, слиться с интерьером и даже не дышать. Для кого-то это мгновение значило очень много. Так не хотелось мешать... А потом поняв, кто там за всего лишь книжным стеллажом, резко вскочить со стула, как-то совсем прежде, чем успела себя остановить... ...увидеть, как пролетел мимо Реддл, опаляя своей ледяной, промёрзшей насквозь, до самого сердца, идеальностью. Заглянуть минутой позже за книжную стену и увидеть... Смерть. Увидеть Беллу, сползающую на пол, умирающую прямо здесь и сейчас. В эту самую, скованную льдом секунду. Подлететь к ней, упасть рядом на колени и просто обнять. Прижать голову к груди и, зажав ладонью в собственной глотке рыдания, бессвязно шептать о том, что всё пройдёт. И самой себе не верить, потому что точно знаешь, это больно. Это... больно, вот так... на полу, одна... а он уходит. И даже не оглядывается. А вдруг он один-единственный, а вдруг весь белый свет сошёлся клином именно на нём? Мама сказала бы: "Ой, перестань, таких мальчиков у тебя будет ещё миллион". А если нет? А если только он, и никого больше, никогда? Именно это, наверное, заставило гладить густые чёрные волосы до тех пор, пока она не затихла, а сухие судорожные всхлипы, выворачивающие нутро наизнанку, не прекратились. Она подняла глаза сухие, воспалённые... Тоже нет слёз... - Не надо, не надо так из-за него, - и рот в ужасе захлопнулся. «Кто я такая, чтобы судить, как я могу такое говорить?» Как союзник. Ведь мы же союзники? И эта ноющая, словно рана, потребность защитить тебя... Почему? А Белла цепляется руками за плечи, как за последнюю соломинку, пытаясь не исчезнуть, остаться в этом мире... - Он не тот, ты ничего о нём не знаешь, - вырывается совсем бесконтрольно. - Ты не должна с ним связываться, - но, кажется, слова совсем не те, не помогают, и ими не остановить это кровоизлияние. То, что истекает изо рта, из глаз. - Реддл очень хладнокровный и опасный человек, я знаю его шесть лет, - и это тоже совсем не то, но остановиться уже невозможно. Её глаза бегают по лицу, по глазам, стараясь найти подтверждение, поверить. Ищут в этом для себя спасение. - Поверь мне, пожалуйста, он опасен, - и вдруг падает на плечи неподъёмным грузом осознание, и губы плюют в лицо раскалённые кинжалы-слова... - Но ты ведь понимаешь это, верно? - и глаза так легко читают ответ... «Конечно, ты понимаешь, но тебе просто всё равно». И непонятно откуда взявшаяся воля заставляет собраться, собраться за вас обеих, встряхнуть хрупкие плечи и, почти зло... - Немедленно. Возьми. Себя. В руки. Реддл совсем не тот парень, ты даже не представляешь, что он за человек. Послушай меня, - пришлось снова встряхнуть, - услышь меня, Лоуренс. Нам всё ещё грозит опасность, сосредоточься на этом, дыши глубоко, но медленно, - увидев в глазах ответ, начала дышать вместе. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Глядя друг другу в глаза, спасая друг друга. Вцепившись в мантии друг друга на самом краю, не давая скатиться в пропасть. И никто из них не заметил тонкую книжицу, оставленную старостой школы на краю стола...***
Коридоры, повороты, лестницы.., всё это сливалось перед глазами. Он спешил, торопился в свою комнату, успеть до того, как хлынет через край, рассыпется, распадётся на отдельные молекулы его воля. А есть ли, что хранить? Ведь кажется, оно уже рассыпалось, разлетелось в дребезги, на мелкие-мелкие осколки, не собрать. А хочется ли собирать? Нет, совсем не хочется, на это сил не осталось, только чтобы уйти. Сейчас он собрал всё, что было, вытащил на свет все резервы и всё равно это оказалось труднее, чем он предполагал. Гораздо труднее. Почти невозможно... И всё-таки сейчас он шагает вниз, в подземелья, в свою комнату старост, в комнату, которую выбрал сам. Здесь, внизу, всё было таким привычным, таким родным... Проведя здесь шесть лет, никаких изменений он не желал... Разве это важно? Когда-то он мечтал об этом, грезил в каждом сне, только теперь так отчётливо ясно понял - важно совсем другое. Дело совсем ни в красоте комнаты, квартиры или дома, в котором живёшь... Дело только в том, что внутри, в том, какой ты сам. Никакие деньги, никакая фамилия не помогут, если ты сам по себе гниль. Если вся конструкция изнутри, насквозь трухлявая. Сейчас он ощущал себя старым, прогнившим домом, жалобно стонущим при каждом порыве ветра. Последние жильцы покинули его давным-давно, а пустые окна-глазницы с тоской взирали на мир потемневшими от времени зрачками. Вбежал в комнату, захлопнул за собой дверь, сполз по ней на пол, становясь на колени, давясь этим чувством правильности... Правильности чего, своего поступка? Своего решения? Ради кого он это сделал, ради неё или себя? А это важно? Важно, потому что ответа он не знает. Зачем ты явилась, зачем пришла? Ты ангел или демон? Я не стану пытаться понять, я попытаюсь убежать, потому что понять - это невозможно. Он пытался разобраться в себе, заставлял себя, не вышло... Невозможно оказалось понять, как один человек вдруг становится центром вселенной. Почему вдруг становится наплевать на все тайны, и, совершив открытие, ты понимаешь... никто никогда не узнает... Это для кого, для себя? И ответ находится так просто... Нет. В эту тёмную, жалящую ядом секунду так хочется сказать, проорать... Да, только для себя, но нет, больше невозможно врать самому себе, это для неё. Сейчас всё горящее в лихорадке существо.., тело, душа, сердце, принадлежали ей. Только для неё он совершал сейчас правильный поступок, может, самый правильный в жизни. Может единственный правильный в жизни. Когда же он успел так чётко и ясно увидеть решение? Может в тот момент, когда наткнулся на книгу, потрёпанную и изъеденную плесенью, в Выручай-комнате..? Он не заметил сам, как оказался на восьмом этаже лицом к той самой стене, не успел понять, прислушаться к собственному желанию, а дверь уже появилась перед ним. Он шагнул вперёд, надавив ладонями на створки. Они плавно распахнулись, не издав ни единого звука. Том шагнул в заполненное всяким хламом помещение, не имеющее ни конца, ни края. Везде, куда доставал взгляд, он видел нескончаемые горы рухляди. Вышедшая из употребления, поломанная школьная утварь, древние статуи, отслужившие свой век учебники... Реддл медленно двинулся по ближайшему проходу, оглядываясь по сторонам. Никогда ещё комната не открывалась ему такой. О чём же он думал, стоя перед пустой, на вид самой обычной стеной? Вспомнить бы... Стоя где-то среди хлама, озирался по сторонам. Надо бы вспомнить.., хорошая комната, можно всё, что угодно, спрятать... И вдруг.., быстрее скорости пули ударила в висок мысль... ...всё, что угодно, можно найти... Какая-то сила заставила резко крутануться вокруг своей оси, остановиться взглядом на древней, изжившей свой век парте. На потрескавшейся от времени поверхности лежала книга. Он мог поклясться, секунду назад её тут не было. Вот только что, кажется.., смотрел в это самое место, и её не было, а теперь вот она, спокойно лежит и держит, словно магнитом. Рассеянно обвёл глазами стены и потолок... Ничего не произошло.., а что, собственно, он искал? Эта школа и есть магия, сильная и древняя, и этот замок пропитан ей насквозь. Начиная от самых глубоких подвалов, заканчивая наивысшей точкой - флюгером на шпиле Астрономической башни. И эта комната тому подтверждение, она порождение самого настоящего волшебства. И как-то сама собой нога сделала шаг вперёд, и рука сама потянулась... «Не трогай», - пропищал где-то на задворках сознания голос. Чей, интересно? Похоже, свой собственный. Но с этим проблем нет, с этим всё оказалось просто. Просто отмахнулся от него и забыл... Будто и не было его вовсе. И пальцы уже сомкнулись на трухлявом, почти истлевшем кожаном переплёте. Кажется, стоит сжать руку чуть сильнее - и он рассыпется в пыль. Прежде, чем решиться, затаил дыхание.., а затем резко выдохнул, сдувая с обложки пыль. Сквозь грязь проступили выдолбленные в коже мерцающие на свету буквы... «Утерянные артефакты». «Древнейшее издание». Рука легко, совсем почти не касаясь, прошлась по обложке. И снова забегали глаза по стенам... - Ты что-то хочешь мне сказать? - вернулись обратно к книге. - Может быть, ты хочешь открыть мне секрет? Руки сами по себе раскрыли книгу посередине и принялись нервно листать. Страницы мелькали перед глазами быстро, как крылья бабочки. - Что это!? Реддл замер. Кисть резко перевернула страницу назад. Глаза впились в картинку. Вот он! Тот самый медальон, что был в её воспоминаниях, тот, что висит у неё на шее. Каждый день на одном и том же месте, Том был уверен, она его не снимала, каждую томящую, изматывающую секунду он был на ней, сокрытый чопорно застёгнутой до самой последней крохотной пуговки блузкой. Прикрытый для надёжности удавкой из красно-золотой материи. Вот он, момент триумфа! Сейчас он всё узнает. Опустил веки ниже, открывая взгляду единую картинку, миллиметр за миллиметром. Розовый кристалл, сверкающий на солнце, в оплетении золотого кружева. Дёргано, рывками обежал подпись под картинкой. Разрозненные слова, выхваченные из текста сознанием, никак не желали складываться в предложения. Том прикрыл на мгновение глаза и медленно выдохнул. Секунда-другая - и они распахнулись, всматриваясь в строчки. По капле впитывая смысл...Предначертанием суждено, давным-давно,
С границ творения мироздания.
Нашедшему случайно,
Дано капризною судьбой исполнить предначертанное ей задание.
Лишь только сердцем чистым пожелаешь,
Вмешаешься в процесс создания.
И всё вдруг встало на свои места.., в нём всё встало на свои места. Прямо сейчас он понял всё... «Вот... значит как...», - промелькнула мысль, всего на секунду прежде, чем ладони сомкнулись, закрывая древнее писание. И что же всё это значит..? А это значит, что... Нет! Так не хочется признавать, прежде всего самому себе. Все догадки оказались правдой. Всё, чего ты так отчаянно боялся, и есть реальность. Неужели, дурак Дамблдор думал, что сможет скрыть? Неужели ты, малышка Белла, думала, что сможешь обмануть меня? И гложет, сжирая с потрохами, чувство... - Мне всё равно... Мне всё равно, что ты скрываешь, мне наплевать на то, о чём ты молчишь... Мне нужна только ты. И сам себя одёрнул: "Что ты несёшь?" И сам себя поправил: "Правду". Как так может быть, что одна правда и бьёт, и ласкает? Каждый день заставляя умирать и возрождаться вновь. Каждый день внутренне содрогаться в экстазе от близости к открытию, и каждый день ужасаться ему же. И вот сейчас оно трепещет в последнем издыхании в твоих руках, и ты осознаёшь... Вот прямо сейчас понимаешь... Не могу... И пальцы сжимаются в кулак, уничтожая единственную связь. Она просыпается сквозь, ложась кучкой праха у ног. Никто никогда не узнает. Уже разворачивается, чтобы уйти, у самой двери останавливается.., вспоминает.., Мне нужно ещё кое-что... И комната, безликое и бездушное существо, совсем не ведая, что творит, дарит всё необходимое... Снова. Тонкую книжицу...***
Тяжёлый тёмно-красный полог плотно задёрнут над кроватью. Белла сидела посередине, обняв руками колени. Какой-то странно-пустой ощущала себя, абсолютно ничего не хотелось. Это маленькое пространство, только её, тёмное, наглухо зашторенное, наверное, единственное место на земле, где она хотела быть сейчас. Когда была совсем маленькой, прячась от чудовищ, живущих под кроватью, в шкафах, залезала с головой под одеяло. И это твоя маленькая крепость, никто не сможет подобраться. Становишься старше, места меняются, но суть остаётся та же. Всем нужно место, где можно укрыться от бед и ненастий окружающего мира, и очень взрослым, и даже очень сильным. Свой крошечный уголок под одеялом. А я не взрослая и, тем более, не сильная. Я устала, и хочу просто остаться здесь, и, пожалуйста, пусть все обо мне забудут. И я боюсь. Сама себя боюсь. И единственное, что успокаивало, это его слова... - Я не стану спрашивать, ни сейчас, никогда. И ОН не просто сказал, пообещал. Его глаза пообещали, так твёрдо и уверенно. Ни на сотую долю секунды она в нём не усомнилась. Том Реддл не нарушит своё слово. Ни сейчас, никогда. Тяжёлый выдох всколыхнул густую темноту. Наверное, надо бы радоваться, но сил на эмоции не осталось. Ни радости, ни горя. Просто пустота. Надо поговорить с Дженис. Надо было с самого утра, надо было целый день. Как там выразилась Мориган..? - Надо было ещё вчера... И она целиком и полностью права, ещё вчера. Но мысли, словно нарочно, путали и сбивали. Кружили вокруг, словно опавшие листья на ветру, сомнения... Что сказать? Как сказать? И самый главный вопрос, о чём умолчать? И почему, собственно, она сидит здесь, в темноте, словно в коконе, и думает... о чём? О том, о чём думать и вовсе не должна. О том, как ОН целовал её в библиотеке, о том, как прожигали насквозь пальцы, держащие запястье. О том, как коснулась бледной гладкой и такой горячей кожи на шее. Мориган права. Снова. Реддл совсем не тот, он опасен. Для кого опасен? И глупое, такое глупое сердце подсказывало: "Только не для меня". Разве нет? Но ведь пока он не причинил ей никакого вреда, кажется... Это значит нет? Белла уткнулась носом в колени и зажмурилась. Не хочу об этом думать сегодня, подумаю об этом завтра. А сейчас? А сейчас можно что-нибудь почитать. Что-нибудь лёгкое, травологию, например... Она нашарила рукой палочку и прошептала: - Люмос, - зажёгшийся огонёк, на мгновение ослепил. Белла прикрыла один глаз и высунула руку из-под полога, пытаясь нащупать на полу свою сумку. Ухватилась за ремешок и втащила её внутрь. Отбросив палочку в сторону, принялась обеими руками перебирать учебники в поисках нужного. Вытаскивая одну за другой книги, подносила к свету и, прочитав название, запихивала обратно. Ну где же ты, травология? В очередной раз нагнувшись, быстро глянула на обложку... Не та... Руки сами, на автомате, потянулись обратно к сумке. Почти спрятали, пальцы почти разжались... Стоп! Назад, к свету. Что это такое? Тонкая книжечка, ни названия, ни имени автора на обложке. Растерянно поворачивала её и так, и эдак. Это ведь, кажется, не моё? Брови сошлись на переносице, образовав на лбу морщинку. Нет, она ведь точно помнит, что ничего не брала в библиотеке, да и учебников такого размера покупать не надо. Что это? И как она оказалась в моей сумке? Всё ещё хмурясь в раздумьях, открыла обложку и медленно перелистала несколько исписанных мелким почерком страниц...***
Какие роскошные звёзды сегодня на небе. Густые, свинцовые облака почему-то вдруг сегодня расступились, уступая дорогу звёздному небосклону. Почему вдруг сегодня, почему сейчас? Именно тогда, когда так хочется тишины и умиротворения. Свежего воздуха, того, что олицетворяет свободу. И почему, интересно, это чувство так крепко засело в груди? С каких пор это стало привычкой? Как давно сложилась эта традиция - выходить на крышу и любоваться звёздами? С того самого момента, как детские воспоминания перестали прятаться где-то в подсознании. Когда это началось? В четыре, пять, шесть лет..? Разве это так уж важно..? Того самого, первого впечатления не забыть никогда. Сколько лет мне тогда было...? Эх.., вспомнить бы.., наверное, сейчас уже не получится. Хотя... Родители, как всегда, спорили надрывно, на разрыв.., и каждый, кто был в тот момент в доме, старался скрыться, исчезнуть с глаз долой. Портреты сбегали с полотен, если, конечно, находилась такая возможность, домовики и вовсе не высовывали носа из своих коморок, а дети.., дети кто куда. Старшая сестра просто закрывалась в комнате, а я.., я сбегал на крышу. Всегда на крышу, и чем она так прельстила меня? На этот вопрос ответа нет. А он нужен? Пожалуй, нет. Какая разница где ты в итоге находишь покой? Сидишь ли ты в комнате, затыкая уши, лишь бы только подальше, лишь бы только не слышать, или на крыше, предаваясь мечтаниям... итог один. Стараешься возвести стену из множества лестниц, бессчётного количества дверей... А помогают ли они? Кажется, нет. Ты понимаешь по тому, как визгливо звучит голос матери, как хлопает дверь в спальне сестры, как спокойный тембр отца пытается успокоить обеих. О чём они спорят? О политике, о правах волшебников. Настоящих волшебников, тех, чья кровь кристально чиста. Точно так же, как у тебя по праву рождения. И вроде бы, в то самое, первое воспоминание, где только ты, звёздное небо и тишина, это совсем не важно... А потом? А потом всё изменилось, и ты даже не успеваешь заметить, как быстро, как стремительно. Просто ты взрослеешь, и долг рода ложится на плечи, и разве важно теперь, как и когда ты упускаешь самого себя? Просто теперь ты это и не ты вовсе, а просто счёт в банке и фамилия. Блестит и играет гранями на свету кольцо, со всеми почестями надетое на палец в очередной день рождения. И теперь ты обязан. Обязан быть таким, как положено, должен быть примером во всём, обязан не совершать ошибок. Просто потому, что ты сын, наследник рода. А сестра бунтует против долга, против того, за что стоит семья. Стоит намертво, ни шагу назад. А потом она выходит замуж. Большая, пышная церемония, и ты гордишься тем, что волею судьбы принят. Что ты часть всего этого, все эти люди, большинство из которых ты смутно помнишь только по фамилиям, улыбаются тебе и жмут руку. И смотрят совсем не так, как в детстве, смотрят с интересом. Уже совсем по-другому. И ты понимаешь,что время, когда с рук сходило всё, прошло. Ты больше не ребёнок, которого ласково журят по головке. Теперь ты должен. А вот сестре, кажется, наплевать, ты видишь, всё замечаешь, потому что не сводишь с неё напряжённого взгляда. Сегодня она как никогда прекрасна. Невинна и чиста. Красивое белое платье, и в нём она так похожа на принцессу. Вот только совсем не светятся её глаза. Стоит у алтаря, даёт клятву, а глаза совсем потухли. Монотонно произносит наизусть заученные слова, а у тебя внутри закипает гнев. Почему ты так? Ведь это всё сегодня для тебя, почему ты не ценишь? Разве ты не благодарна? И вот она поворачивается и ловит твой взгляд, и что-то есть в её глазах такое... Промелькнувшее так быстро.., то что ты поймёшь только потом, а вернуть назад ничего уже нельзя. И горьким осадком останется в душе вопрос... Зачем? За что ты это сделала со мной? Зачем послала этот взгляд, смертельное проклятье в сердце? И он не отпускает, не даёт отвернуться. Столько времени прошло, а он до сих пор не даёт отвернуться. С тех пор каждый взгляд на небо - а там твои глаза. Я столько ночей боялся смотреть на небо. Теперь тебя больше нет. Это был твой последний вызов, последний бой, который ты проиграла. Зелье-чистый яд остановило твоё сердце навсегда. Такое горячее сердце, и в этот миг моё заледенело. Ты всё взяла с собой всё беспечное, беззаботное "до", оставив только "после". А после что? Только долг семье, борьба за её идеалы и веру. Веру в чистоту крови. И на вопрос: "Что ты готов сделать ради своей семьи?" Торжественно клянёшься: "Всё, что угодно". Сейчас, всматриваясь в звёздное небо, отчаянно ищешь образ... Она лёгкая и воздушная, словно фея, сошедшая со страниц детских сказок, в прекрасном белом платье. Та, что тихонько поднималась к тебе на крышу, молча садилась рядом и обнимала. И теплее, чем тогда, уже никогда не будет. Такой, как она, рядом с тобой больше никогда не будет. И моя душа где-то там, среди этих звёзд, запуталась в них, желая навсегда остаться с тобой. И всё, что осталось, - это долг, то, за что держишься крепко, как за последнюю соломинку, боясь кануть в бездну. Печальный взгляд тухнет, как у неё тогда, у алтаря. И, пожалуй, впервые, вот только сейчас, он по-настоящему понимает. Всё понимает, но вернуть ничего нельзя. Изменить ничего нельзя. Никакая магия на свете на это не способна. Рука невольно касается кольца и крепко хватается за него. Только в этом теперь спасение. Прости, милая, но по-другому я не умею. Как ты, я... не умею. У меня осталась только чистота крови. Встрепенулась чёрными крыльями мантия, он резко развернулся и твёрдым шагом направился к выходу с Астрономической башни. Резкий порыв ветра погнал тучи вперёд, заслоняя звёзды...