***
День выдался жаркий, солнечный, яркий. Невероятно прекрасный в своём буйстве зелени после ночного дождя - она слушала его очередную бессонную ночь - проникающий в лёгкие целым амбре ароматов, подобно лучшим французским духам, умиротворяющий безветрием, лаской солнца. Она лежала на пледе, небрежно брошенном на сочную зелень травы, и лениво щурила глаза, как кошка. Кажется, вот уже сотню лет не было в её жизни такого беззаботного солнца. В такой день хотелось отпустить все печали и невзгоды, представить, что есть только этот сад, слепящий красками июльских цветов, и больше ничего. Нет за пределами этого уютного мирка целой вселенной, нет боли, нет горя, нет войны. Нет друзей и врагов отдающих свои жизни... за что? Она тряхнула головой, и тяжёлые локоны скользнули по шее и щекам, выбившись из пучка, закрученного на макушке. Как трудно думать об этом в такой светлый, обманчиво мирный день. Белла перевернулась на спину, сложила руки под головой и зажмурилась. Словно мороженое, она согревалась и таяла под лучами солнца. Ночь была дёрганной, тяжёлой, и сейчас она даже не пыталась бороться с дрёмой. В мысли медленно вползли воспоминания о прошедших днях... Возвращение домой. Кто бы мог подумать, всё, что она пережила в прошлом, оказалось лишь мигом в настоящем, никем не замеченным мгновением. Она-то думала, её здесь обыскались, льют слёзы, места себе не находят, а оказалось, никто и не заметил. Она вернулась в то же самое мгновение, из которого исчезла, и перед тем, как открылась дверь кабинета, успела сдёрнуть с шеи медальон и сунуть обратно, успела даже схватить первую попавшуюся книгу для отвода глаз. Когда дверь открылась и вошёл отец в компании джентльмена, она беззвучно ахнула, книга с грохотом упала на пол. Светлые, гладкой белизной струящиеся до плеч волосы, фарфоровая кожа, презрительно-надменное выражение лица, серые, стального цвета, глаза. Белла на миг прикрыла глаза, не в силах поверить, не в силах осознать, где она, в каком времени, в какой вселенной. - Белла!? - неожиданность, удивление, раздражение в голосе отца заставили вновь смотреть, смотреть не отрываясь на гостя. Они так похожи. - Я... - и это всё, на что она оказалась способна. Как две капли воды. Руки дрожат, и она всё ещё стоит с открытым ртом? Как непростительно-неприлично. Но ведь... Прошла секунда, и она начала понимать... Они такие одинаковые, но такие разные. Та же гордая осанка, то же лицо, те же волосы, но глаза... Взгляд, совсем другой. Тот, что она помнила, видела всего минуту, целое море небытия назад, был умным, сильным, жёстким, но ему можно было верить. Верить, как никому другому на свете, верить больше, чем себе. А этот... Этот был хитрым, льстивым, полным скрытой угрозы, полным фальши. - Белла! - снова голос отца, прозвучал грозно, вывел из ступора. - Да, здравствуйте, мистер? - Люциус Малфой, - он произнёс своё имя высокомерно, вздёрнув подбородок, но вовремя опомнился и постарался смягчить момент, улыбнуться глазами. И у него почти получилось. - Мистер Малфой, папа, - давно забытый всеми, кроме этих снобов, книксен, - прошу прощения, я уже ухожу. Как же трудно дались эти несколько шагов к двери, как громко билось сердце, а в голове пульсировала фраза, сказанная так некстати, под влияние чувств: «Мой чистокровный, снежный мальчик». И так не вовремя, когда дверь так близко, только выйти и отгородиться, захлопнуть за собой, понять, осмыслить, коснулась его руки рукой. И это было... Молния пронзила тело, до самых кончиков волос, дыхание сбилось. Никто никогда не узнает, чего ей стоило сделать шаг за порог, спокойно закрыть за собой дверь. И там, в коридоре, зажав рот ладонью, беззвучно рыдать. Никто ничего не заметил. Ни мама, ни папа, ни друзья. А друзья ли? Конечно, она была счастлива, всё своё, родное, но разве можно забыть о тех днях, проведённых в прошлом? Никогда. Эти имена будут с ней всегда, до последнего вздоха. Что стало с ними? Приходит к ним кто-нибудь? Кладёт цветы на могилу? Именно сейчас, в этот радостный, беззаботный день нахлынула тоска. Всего лишь за пару месяцев эти люди стали родными. Теми, за кого ты волнуешься и боишься, теми, с кем готов поменяться местами. Вот только ничего не вернуть назад. По щекам потекли горькие слёзы. И снова вопросы... Почему я? Почему так? Белла закрыла лицо ладонями, ей стало стыдно за этот свет, за тепло, за беззаботность. И снова вспомнилось... Красные глаза. Сузились вертикальные хищные зрачки. Они полыхают гневом. Пригвождают к месту. Держат, не отпускают. В них плещется отчаяние. Такое голое, откровенное. Боль. Ей больно от того, что нельзя ни на шаг ближе. Тело хватает в оковы ужас. Когда он исчез, в доме повисла тягостная тишина. Мама тихонько вышла из своей комнаты, Белла выглянула из-за лестницы, они обе встревоженные, бледные встретились в холле. Как же страшно было в тот миг сказать хоть слово, каждое могло выплеснуться наружу истерикой. Каждое страшное, невысказанное предположение - стоило только облечь его в слова - могло оказаться ужасающей действительностью. Не сговариваясь, они медленно, шаг за шагом продвигались к гостиной. Пока не услышали голос, взволнованный, но не более: - Он ушёл. - голос отца. - Что? - мама не поняла, или, может, побоялась поверить. Похоже, она уже убедила себя в том, что трагедия неминуема. - Он просто ушёл. Он больше ничего не сказал, ничего не сделал. Просто ушёл, - папа говорил и своим же словам удивлялся. И Белла остановилась резко, будто упёрлась в стену, развернулась, даже не успела понять, как преодолела все двенадцать ступеней лестницы, ведущей на второй этаж. Влетев в свою комнату, плотно закрыла дверь и начала молиться не богам, нет, демону из преисподней она говорила: «Спасибо». - Всё, что у меня есть, принадлежит тебе, всё, чем я дорожу, ты не тронул, спасибо тебе, - она стояла у распахнутого окна. - Если хочешь, возьми меня вместо них. - Ведь они не знают, не понимают... Белла согнулась пополам, не в силах сдерживать рыдания. Что я сделала... Никто не поймёт, не сможет помочь. Мой Лорд. Я знала, знала и не отреклась, понимала всё и не порвала эту мучительную, смертельно-больную связь. Поверила ему тогда и, несмотря ни на что, верю сейчас. Как же так? Его лицо... Тогда он был прекрасен, идеален, а теперь... Кто бы смог теперь его узнать, кто смог бы без содрогания смотреть в его глаза? А разве она сама могла? Даже тогда, пятьдесят лет назад, она чувствовала таящуюся в нём угрозу, и вот во что это вылилось. Итог - теперь он чудовище, теперь у него есть армия, теперь это не просто домыслы и догадки, это страшная в своей неизвестности правда. Он приходил в её дом, к её родителям. Зачем? Ведь что-то ему было нужно. Да, он ушёл, но никто не поручится, она сама никогда не даст руку на отсечение, что он не вернётся. Белла снова легла на спину, закрыв лицо ладонями. - Что же ты сделал с собой, Том Реддл? - прошептала она и с ужасом поняла - это имя больше не заставляет вздрагивать, не убивает, не ломает. Оно вызывает в душе уверенность - между ними есть связь. Совершенно особенная связь, и этого не объяснить, не описать словами. Их связывает незримая нить, и не сломать, не разорвать. Несколько недель прошло с момента её возвращения назад в будущее. Она старалась войти в прежний режим, прежний уклад, но разве это возможно... Какой она была прежде? Белла пыталась вести себя так же, изо всех сил пыталась втиснуться в образ прежней беззаботной девочки. Поначалу встречалась с соседками, пыталась веселиться как прежде: алкоголь, вечеринки... Не получилось. В конце концов пришлось признаться, прежде всего самой себе, она больше не такая. Все эти люди - они ей не друзья и даже не приятели. Просто способ убить время на каникулах. Им на неё плевать, так же как ей на них. Постепенно, раз за разом она отказывалась от приглашений - общение сошло на нет. Теперь Белла предпочитала проводить время в одиночестве, избегая даже общества родителей. Книги и уединённый уголок в саду стали её верными спутниками. Просто потому, что так называемые «подруги» оказались пустым звуком, а смотреть в глаза родителям она не решалась. То воспоминание, о Тёмном Лорде, просто появилось в голове из ниоткуда и казалось чужим, далёким. Вопреки всему тому, что она знала, слышала, видела, ей хотелось увидеть его. Не нужно слов и обещаний, не нужно великодушных поступков, просто увидеть ещё хоть раз в его жестоких глазах хотя бы отблеск, хотя бы частичку души. Так распорядилась судьба, свела и сплела их жизни воедино; теперь кто без тебя в этом мире я? Столько лет прошло, лет, которые ты прожил без меня; почему-то она понимала - он был совсем один. Кем ты стал? Теперь ты великий волшебник, а я всё та же маленькая школьница. Я знаю кучу причин не думать о тебе, бежать от тебя так далеко, как только возможно, но почему-то ни одна из них не кажется весомой, действительно значимой. Ты враг, каждая клеточка тела, надрываясь, кричит об этом, но что же мне делать, если единственное, о чём я мечтаю с тех пор, как вернулась - это видеть тебя? Может, я окончательно и бесповоротно сошла с ума? А может ответ до безобразия банален - я дура, просто непроходимая тупица. Нет больше смысла врать самой себе, все бессонные ночи, с того дня как вернулась, прошли в ожидании его. Он не пришёл, и, наверное, никогда не придёт. Так и надо, так правильно. За эти несколько месяцев, проведённых в прошлом, она поумнела на целую жизнь. На множество жизней. Вот только сердце глупое, никак не желает смириться. Это всё неправильно, я - гриффиндорка, не могу тосковать по убийце и злодею. А вокруг буйно цвели цветы, щебетали птицы, порхали бабочки, всё так же грело солнышко. Мир не рухнет, мир - штука жестокая, земной шар будет крутиться, даже если всё ни к чёрту, даже если под откос... Неужели, я обречена тосковать о том, о ком даже думать страшно? Люди вокруг нормальные, совершенно обычные, боятся произносить его имя вслух. Тот-Кого-Нельзя-Называть. Как я вернусь в школу, как посмотрю в глаза Гарри Поттеру и всем остальным? Дамблдор... Она в голос застонала. Он всё помнит, он всё поймёт. Даже если ничего не скажет, одного взгляда достаточно. Он умный, он сложит два плюс два и получит результат. Что же случилось после моего ухода, пятьдесят лет назад? Как объяснили смерть Мориган, и что случилось с Джен? Остаётся надеяться на Реддла и Малфоя, они смогли что-нибудь придумать, выкрутиться. Она поморщилась. Малфой. После той встречи, в кабинете отца, отдышавшись, она понеслась на чердак, туда, где традиционно хранили всякую рухлядь. Газета. Статья, очерк, пара строк, всё, что угодно. Некролог. Это оказался некролог. Многословный, пафосный. Его семья, особенно сын Люциус, скорбит. Невероятно тяжело переживает утрату. Колдография, ничем не отличимая от обычных маггловских фотографий. Он постаревший, но величественный, как король, гордо, свысока взирал на мир. Серебро волос на широких плечах, губы - тонкая линия, решительно поднятый вверх подбородок и тяжёлый суровый взгляд глаз цвета стали. Она долго, не отрываясь, всматривалась в его портрет, но Абрахас не шевелился. Так трудно поверить, что совсем недавно он нёс её на руках, лечил раны, обнимал. Давно! Это было так давно. Как всё это уместить в себе? В той девочке, которой она была раньше, в той, кем она стала теперь. Ведь они прожили годы. Тот мальчик остался в прошлом. Здесь, в настоящем, у него была жена, был сын. Сын совсем не похож на отца. Но... Кто дал ей право судить? Где-то там, во вселенной, есть сила гораздо более мудрая, нежели люди. И однажды всем воздастся по заслугам, а пока все они одинаковые. Все совершают ошибки, у всех есть прошлое, настоящее, и никому неведомое будущее. Здесь и сейчас они все просто люди. Но разве кто-то следует этому правилу? Они судят, клеймят, казнят. И если кто-нибудь узнает, если хоть кто-то заподозрит её или родителей в лояльности к Тёмному Лорду, она не отмоется. Она и вся её семья. Что с этим делать? Вот это вопрос. Это взрослое решение. И Лорд помог ей, великодушно положил решение прямо перед носом, на блюдечке с голубой каёмочкой. Просто ушёл. Всё, что ей остаётся, это сказать «да», потому что неизвестно, сможет ли, захочет ли он это повторить. - Я не хочу так, - громко вырвались слова, и Белла, сама себе удивившись, поражённо замолчала. Время. У меня есть время подумать. Нет, не нужно времени. Сколько можно копаться у себя внутри, перекладывать с места на место? От перемены мест слагаемых сумма не меняется. - Я не знаю, кто я, герой или предатель, но я хочу тебя увидеть. Это моё решение. Пусть это будет больно, пусть это будет смертельно, я готова рискнуть. Ты стоишь того. Белла приоткрыла глаза, щурясь на ярком полуденном солнце, и на лицо ей упала тень. Приложив руку к глазам козырьком, она взглянула на небо. В вышине чисто-голубого небосвода к ней стремительно приближалась чёрная точка. Несколько минут - и она различила широкий размах крыльев. Несколько минут - и красивая, серебристо-серая сова спикировала на траву. Неправдоподобно-большая птица тяжело дышала всего в ярде от девушки. Кто? Ни у кого из знакомых не было такой птицы. Да и кто мог писать, особенно близких отношений она ни с кем не поддерживала. - Кто послал тебя? - задала Белла риторический в общем-то вопрос. Сова мигнула своими жёлтыми глазами и хлопнула огромными крыльями. Она тяжело дышала, что не удивительно, к лапкам была привязана большая прямоугольная коробка. Оглянувшись по сторонам, Белла нашла взглядом упаковку крекера, схватив пачку, накрошила в ладонь печенье. С опаской поднося угощение незваной гостье, крепилась, чтобы не отдёрнуть руку. Сова бросила подозрительный взгляд на девушку, беспокойно переступила с лапки на лапку, ухнула, но к угощению не притронулась. - Ну же, моя хорошая, - Белла высыпала печенье на траву перед птицей, - кушай. Сова посмотрела внимательно, совсем по-человечьи ей в глаза, и, видимо, приняв какое-то решение, начала клевать крекер. Белла, пользуясь моментом, протянула руки и отвязала коробку. Она держала её на коленях, не решаясь открыть. Наблюдала за птицей. Она тыкалась мощным клювом в землю, собирая печенье и откидывая в сторону траву. Издавала странные звуки, похожие на голубиный клёкот, помогая себе лапами. Собрав последние крошки, сова бросила долгий взгляд на девушку и, взмахнув мощными крыльями, скрылась в небе. Значит, ответа не требуется. Белла неосознанно крепче сжала в руках коробку. Робко опустила глаза. Почему я боюсь, это ведь просто посылка? Она ведь может быть от кого угодно. Она смотрела на простую, продолговатую, серую упаковку, перевязанную бечевкой. От кого угодно. Главное, в случае чего не трогать содержимое руками. Больше никогда и ни за что. Только открою крышку, только посмотрю. Она глубоко вздохнула, решительно сжала крышку пальцами, на мгновение зажмурилась и открыла. То, что она увидела, разлепив наконец непослушные веки, затмило собой и солнце и луну. Затмило собой весь белый свет. Сердце сбилось с ритма, когда несмелая ладонь огладила белый бархат. - Ты... - шепнули губы. Она забыла, как дышать, снова опуская дрожащие пальцы на нежные лепестки целой дюжины белоснежных роз...***
Малфой-Мэнор. Большая мрачная комната. Тёмно-серые каменные стены. Три огромных, высотой почти до потолка, окна, разделённые старинной каменной кладкой. Стёкла словно разрезаны на равные части французской раскладкой. На стенах шипят и чадят факела, искривляя своим неровным мерцающим светом пространство, создавая в и без того угрюмой комнате зловещую атмосферу. Густые тени, притаившиеся в тёмных углах, жили своей загадочной, потусторонней жизнью. Они метались по стенам в дикой демонической пляске, ползли по полу, простирая кривые тонкие руки к сидящим за столом людям. Длинный прямоугольный стол. Молчаливо, в напряжённых позах застыли мужчины и женщины. Бледные лица, настороженно следящие друг за другом и тёмными углами. Друг перед другом они пытались казаться бесстрашными, несгибаемыми, твёрдыми как скала, но нервозная обстановка и зловещая темнота делали своё дело. Неуловимо медленно, неумолимо безжалостно. Воздух в комнате с каждым мгновением становился всё холодней. Ощущение опасности, подкрадывающейся откуда-то из небытия, стягивающей грудь колючей проволокой, ползущей по спине острыми металлическими мурашками, с каждой отбитой огромными часами висящими над камином секундой, становилось всё более острым. Заставляло беспокойно сжимать и разжимать кулаки, зрачки бегать из стороны в сторону, цепляясь за хмурые лица, сжатые губы. В комнате висело физически ощутимое, вязкое и топкое, как болото, молчание. В каждом взгляде, каким бы злым и хладнокровным он не пытался казаться, читалось возможно едва уловимое, но желание закончить побыстрее и убраться отсюда подальше. Напряжение сгустилось в воздухе сжатой как пружина энергией, одной искры, слова, даже просто мысли, казалось, было достаточно для взрыва. Каждый из сидящих больше всего жаждал сжать в руке палочку, ощутить приятное покалывание магии в ладони, быть готовым спасти свою шкуру, и одновременно страшился этого. Ведь взяться за палочку - самое грозное оружие волшебника - значит, быть готовым сражаться, значит, бросить вызов. Острые режущие взгляды, множество глаз, тяжёлое дыхание, специально сдерживаемое, чтобы не рвать тишину, чтобы, не приведи Мерлин ,не выделиться из толпы, но в каждом читается: «На кой чёрт мы всё это затеяли?» Все они были не простаки. Каждый из них многое прошёл, многое преодолел. Самые тёмные закоулки жизни, самые грязные притоны, самые дешёвые шлюхи. Восхищение, вседозволенность, блистательное восхождение на вершину. Осуждение, презрение, падение в бездну, в тёмные, сырые, покрытые слизью и плесенью камеры Азкабана. Кто-то из них знал не по наслышке, прочувствовал на себе, что значит быть никем. Когда отовсюду жадно сверкают алчные глаза. Охочие до денег, тепла, жизни, что течёт - такая горячая - по твоим венам. Как скалятся в темноте за спиной острые как бритва клыки, как спинным мозгом чувствуешь угрозу. Для многих это было нормой, смыслом жизни - урвать кусок под солнцем - и сейчас, сидя в этом огромном доме, они ощущали каждым вздыбленным волоском на теле угрозу. Тишина, ложащаяся на плечи неподъёмным грузом, лишь усиливала и без того нервозную обстановку.***
Фэнрир, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимания, втянул носом воздух. Опасность. Он давно, с младых ногтей научился различать её в воздухе. Он волк. Ему твердили это каждый божий день, много лет. Жить в стае трудно, страшно. Он не помнил, как и когда стал оборотнем, они всегда были его единственной семьёй. Есть правила, которые неукоснительно следует соблюдать. Если не хочешь - дерись за каждое слово, не можешь - умри. Умирать он не собирался. В стае есть альфа. Вожак. Вожаку подчиняются все, исключений нет. Слово вожака - закон. Есть сука-самка. Самая сильная, самая здоровая из всех. То, что её выбрал альфа, ещё не гарантирует ей авторитет, она должна заработать его сама. Та, что выбрал их вожак, была самой настоящей сукой. Безжалостной тварью. То, что она проделывала с молодыми, неокрепшими волками, даже он затруднялся описать словами. То, что он старался изгнать из памяти, эту кровавую пелену, которая застила глаза, терпкий, тёплый, сладковатый запах крови он слышал до сих пор, различал в слюне, обильно заполнившей рот. Стараясь избавиться от напряжения, от которого хотелось рычать и скалиться, он окунулся в прошлое... Она для него, пятнадцатилетнего юнца, невероятно красивая, покачивая крутыми бёдрами медленно приближалась. Чёрные как смоль волосы блестели чернильным блеском в тусклом свете ламп. Слабенький генератор не справлялся с нагрузкой, и прикрученные неумелой рукой лампочки под самым потолком натужно мигали, того и гляди погаснут. Почему-то его совсем не волновало то, что он прикован к стене, и каждое движение сопровождается металлическим лязгом. В тот момент ему было плевать что помещение, в котором они сейчас находились, больше похоже на камеру пыток; всё внимание было приковано к невероятно сексуальной женщине, стоящей прямо напротив. Так близко, что её вздымающаяся при каждом вздохе грудь почти касалась его груди. Почти. А ему хотелось наконец преодолеть эту смешную преграду - его полурасстёгнутая рубашка, её тонкое платье, хотелось наконец её коснуться. Он старался дышать как можно глубже, стараясь дотронуться до неё грудью. Самая красивая женщина из всех, что он когда-либо видел. Смуглая гладкая кожа, чуть раскосые миндалевидные глаза, высокие выдающиеся скулы, полные влажные губы. Ещё тогда он предположил, что она нездешняя. Он не знал, какие люди живут за пределами их поселения, затерянного в глухом лесу. Может, они там все такие, как она, красивые. В ней явно было намешано множество кровей, но это он понял много позже. А тело... Он окинул приятные округлости похотливым взглядом. Загорелые, отполированные жарким летним ветром ноги, крепкие подтянутые икры, дальше взгляду мешал проникнуть подол платья. Лисандра. Самка вождя, его выбор. Честь, которую она заслужила; вот только он, в то время совсем сопляк, не понимал, что это значит. Он глядел на неё широко распахнутыми, полными обожания глазами, а она насмешливо изогнула полные губы и поговорила глубоким низким голосом: - Жарко здесь, правда? - и её проворные пальчики потянулись к его рубашке. Медленно, невозможно медленно она расстёгивала пуговицу за пуговицей, жарко дыша ему в подбородок. Ему было только пятнадцать, тем не менее она была гораздо ниже, доставала макушкой едва ли до переносицы. Её миниатюрные ладошки гладили грудь, дыхание обжигало кожу, и только одна мысль билась в виски и напряжённый до предела пах: "Коснись губами." Но она не спешила, умело и ловко заводила неопытного юношу, колдовской тембр голоса сводил с ума, тяжёлый, с нотками жасмина, оставляющий шлейф аромат будоражил воображение. В помещении, очень смахивающем на подвальное, было душно, жарко. - Отдайся мне, - шептала Лисандра, касаясь губами его груди. - Расслабься. И он поверил. Расслабился, отдался без остатка, прикрыл в возбуждении ставшие вдруг тяжёлыми веки. Следующее, что он почувствовал, - холод. Особенный, леденящий холод клинка, коснувшийся кожи. Он весь подобрался, распахнул глаза. Перед ним стояла девочка, не старше его, но совсем другая. В её взгляде не было жалости, не было сомнений, в руке она держала большой, тот, которым обычно резали мясо, нож. Лисандра смотрела на него всё тем же чарующим взглядом, едва заметное движение рукой - и на него, ослепив, направили свет. Помассировав плечи девочки, она проникновенно шепнула: - Давай, дорогая, всем понравится. Он не понимал, что творится, не осознал даже тогда, когда клинок вошёл в его тело, как в масло, где-то под рёбрами. Боль. Боль пришла в мозг не сразу. Во все глаза он смотрел на Лисандру, улыбающуюся неприлично-похотливо, и первая искра жажды, полыхнувшая в глубине её расширенных зрачков, не испугала, всего лишь удивила. Но это было только началом... Началом ужасного спектакля, началом экстаза, который представляла в своём театре ужасов обольстительная самка. Началом его личного кошмара, длившегося годы, под гнётом извращённой бабы. Альфа стаи закрывал глаза на все беспредельные поступки своей суки. Пользуясь тем, что оборотни регенерируют быстро, раны заживают, кровь сворачивается, она проделывала с ними немыслимые вещи. Но тот самый первый раз он запомнил навсегда. Законы стаи суровы и беспощадны. Беспрекословное подчинение. Один неверный шаг - казнь. Он много лет прожил в стае, и каждый день боялся, в тайне лелея надежду о создании свое стаи. Бросить вызов альфе сил не было, заведомый проигрыш. Даже Лисандре он противостоять не мог, а она, похоже, испытывала к нему особенную «слабость». Для своих кровавых оргий она всегда выбирала его на главную роль. Наверно, именно поэтому, услышав о Тёмном Лорде, он сбежал из семьи и помчался навстречу неизвестному. Фенрир не ожидал, но здесь его приняли с распростёртыми объятиями. Именно здесь он обрёл верных соратников. Здесь никого не пугала его тяга убивать маленьких девочек, тех, что всаживали клинок, острый как бритва, куда-то под рёбра. Он вгрызался им в глотки без разбора, раз за разом убивая ту хрупкую девочку со взглядом волчицы, распарывающую ему брюхо той бесконечной, самой первой кровавой вечеринкой Лисандры. Но даже он нервничал и дёргался этим вечером, сидя за длинным столом. Возможно, никто другой не понимал, не отдавал себе отчёта, но он волчьим нюхом чуял опасность за милю. Тёмный Лорд. Он не боялся его, нет. Он знал цену страха и боли очень хорошо, может, гораздо лучше, чем другие. У них было всё: деньги, власть, положение в обществе. Всем этим он похвастаться не мог, зато у него был опыт. Он научился выживать. Выживать там, где резали и кромсали на части, на тонкие ленточки, там где мигом - не успеешь и глазом моргнуть - сжирают того, кто слабее. И многие погибали, а он выжил. Он никому никогда не говорил, не жаловался, он не баба, он волк, но что такое «круцио» в сравнении с тем, что исполняла Лисандра? Она, несмотря на свою хрупкость, открытую сексуальную притягательность, оказалась сильной. Оказалась безжалостной, хладнокровной сукой. Ей бросали вызов, но никто не мог победить. И как бы сильно он не ненавидел, не боялся, он - Фенрир - член стаи - безоговорочно уважал силу. Он преклонялся перед ней. Всегда преклонялся, а сейчас самым странным, невероятным образом трусил. Трусил, как зелёный волчонок. Прямо пред ним сидел Люциус Малфой, и он чувствовал, узнавал в воздухе его страх. Фенрир видел, как он, богатенький лорд, пытается натянуть на своё холёное лицо маску, но она не лезет. Он глубоко вздохнул и окинул взглядом из-под тяжёлых, как будто сонных век весь стол. Напряжение, страх, ужас, страх, напряжение, страх... И только на двух людях он запнулся. Беллатриса - возбуждение, страсть, желание. И даже он, бывалый из бывалых, удивился: «Неужели к нему, к этому красноглазому чудовищу!?» Снейп - ничего. Вот он всегда его пугал и настораживал больше других. Слишком закрытый, слишком умный, слишком хладнокровный. Он чем-то напоминал ему Лисандру. Вот его он боялся, по-настоящему, стыдно, до дрожи. У него к Снейпу всегда было странное чувство. Он знал, что ему можно верить, он умный, рассудительный, мало слов - много дела. Но было в его взгляде что-то такое... Убийственно-решительное. Это трудно описать словами и это единственное, что мог сказать Фенрир, никогда не учившийся в школе. Он понимал, что с Северусом мог пойти куда угодно, в любое пекло, в любую западню, и только ему одному он мог доверять всецело и безоговорочно, но... Всегда присутствовало «но». Со всеми по-разному. Малфою он не доверял вовсе: его бегающие, алчные, полные фальши глазки, его роль - разве что языком трепать, и то в последнее время получается плохо. Беллатриса раздражала. Её привязанность к Лорду его не трогала, пусть себе мастурбирует на здоровье, но она слишком психованная. Слишком много жестокости, вернее желания причинить боль, настолько, что в последнее время это стало проблемой. Она часто тянула время, продолжая бессмысленные пытки, подвергая всех риску. Бестолковому риску. На все претензии она отвечала яростным взглядом и оправданием: - Ради Лорда я готова на всё, а вы? Её муж молчаливой тенью следовал за ней, на него надежды никакой. Фенрир понимал - Лорду всё это без надобности, он всегда требовал коротко и ясно: «Сделать дело». Ему с высокой колокольни плевать и на неё, и на её заслуги, и на всё остальное, но растолковать всё это Беллатрисе никто не решался. Даже понимая весь расклад, сам он тоже молчал. Сука. Вот же течная гадина. Он не просто видел, он чувствовал, ловил в воздухе флюиды её возбуждения. Она готова для него на всё и даже больше, но Лорду плевать. Он к ней равнодушен, он её не хочет. Его флюиды он тоже ловил, точнее, их отсутствие. Снейп. Вот кто занимал его мысли по-настоящему, серьёзно. Он много раз украдкой его нюхал, своему звериному чутью он доверял больше, чем магии. При всём этом раскладе ему было наплевать на чистую кровь. Какая разница, он слишком хорошо знал - кровь она и в Африке кровь. У всех одинаковая. У него была своя цель - создать армию оборотней. Сейчас он шёл за тем, кто сильней, жил по принципу «Дерусь, просто потому, что дерусь», вынашивая собственные планы. Но Снейп... Он много раз пытался его прощупать, найти слабину и... ничего. Они вместе оказывались в разных ситуациях, но ни жалости, ни сомнений, ни алчного экстаза. Ничего из того, что он, Фенрир, мог понять, с чем мог смириться. Он видел его в бою, и... он был великолепен. Хладнокровный и расчётливый, талантливый стратег. Фенрир на многих производил впечатление тупицы, кровожадного кровососа. Почти никто не принимал его всерьёз, и ему это было на руку. Он уже давно сжился, сросся воедино с этим образом. Так гораздо легче остаться в живых. Он много лет прожил на свете и знал все лазейки наизусть. Он знал мир, в который боятся кунаться даже такие волшебники, как Лорд, наизусть, как свои пять пальцев. Мир воров, убийц, насильников... В этом мире трудно жить, но он умел. Он чуял опасность за милю. Снейп был опасен. Всего однажды он увидел, но этого оказалось достаточно... Они напали на поселение магглов. Беллатриса как всегда задержалась, она так разгулялась, что даже ее собственный муж был бессилен. Начали прибывать Авроры, и он увидел в глазах тщедушного зельевара, которого раньше и за волшебника не считал, - он убьёт любого, кто помешает ему скрыться. С тех пор он часто смотрел в глаза Северусу и всегда видел одно и тоже: он сделает всё, что сможет, чтобы помочь, но если не получится, он убьёт всех. При этом никаких чувств, никаких эмоций. Очень странный человек Северус Снейп. Его чёрные как ночь глаза пугали не меньше красных глаз Лорда. Странный и опасный, поможет если сможет, но если будет нужно, не задумываясь, убьёт даже лучшего друга, если он у него вообще имеется. Такой вывод сделал для себя Сивый. Сейчас, сидя за этим столом, ожидая прихода Лорда, он боялся, бросая редкие косые взгляды на Северуса, он боялся именно его. Он чуял в нём силу, силу большую, чем та, которой обладает повелитель. Не силу магии, нет, но силу духа. Его грудь вздымалась ровно, тонкие губы расслаблены, бездонные чёрные глаза смотрят спокойно и безмятежно прямо... на него...***
Комната небольшая, но уютная. Широкое окно в обрамлении тяжёлых бархатных портьер, изящно подхваченных с обеих сторон. Одна стена от пола до самого потолка заставлена книгами. На противоположной стене огромный портрет в массивной золочённой раме. Именно на него смотрел, не отрываясь, единственный посетитель комнаты, почти полностью утопающей во мраке. Он смотрел, размышляя о чём-то своём, его не интересовали ни бесконечные книжные полки, ни огромное окно с возможностью распахнуть створки и выйти на широкий квадратный балкон, вдохнуть аромат волшебных роз, в изобилии цветущих прямо под ним. За окном стояла прекрасная тёплая июльская ночь, почти совсем безветренная, деревья вокруг дома лишь слегка шевелили зелёными листьями. Тепло и безмятежно, но Тёмному Лорду на умиротворение природы было глубоко плевать. Он внимательно вглядывался в знакомые, ничуть не утратившие с годами красоту черты. В старинном, сделанном из чёрного дуба, украшенном витиеватой резьбой викторианской эпохи кресле, восседал важный господин. Он сурово и грозно взирал на мир с полотна. Широкий разворот плеч, серебро волос жидкой волной струящееся по плечам, волевой подбородок приподнят, в стальных глазах, пронзающих словно отточенный клинок до самых поджилок, мощь и воля. Чёрт его знает, сколько лет этому креслу, но Абрахас всегда любил его. Теперь оно существует только в этой комнате, только на этом холсте. Люциус был так «опечален», да просто-напросто «убит горем», что после соблюдения всех необходимых приличий поспешил избавиться от всего, что напоминало о горячо любимом отце. Да и в эту комнату никто, кроме Лорда, не заходил, разве что иногда Драко. Как быстро нас предают и забывают те, кому делаешь добро. И Лорд добра не делал с той самой ночи, пятьдесят лет назад, больше никому и никогда. Хотя... недавно он совершил очень странный поступок, который никак не мог сам себе объяснить. Собственно за этим он и пришёл к старому другу, попытаться понять. - Молчишь? - то ли вопрос, то ли утверждение. Тем не менее реакции не последовало. Абрахас ещё ни разу не произнёс ни слова. - Столько лет прошло, - колдун отвернулся, всматриваясь в огромное окно. В комнате горела единственная свеча, примостившаяся на низком столике между двумя креслами. Даже её тусклый огонёк делал стекло окна зеркальной гладью, отражавшей всё, что происходило внутри. От частого дыхания волшебника оранжевый лепесток заколыхался. Колдун набрал в грудь воздуха, но так и не решился затушить единственный источник света. Некоторое время он стоял неподвижно, заложив руки за спину, любуясь своим отражением, затем снова развернулся к портрету. - Я знаю, почему ты молчишь, Абрахас. Ты разочарован? - никакого движения. - Ты можешь не отвечать, я всё знаю сам. - красные глаза сверкнули в трепетном пламени свечи. - Я был не прав. - Да, друг мой, не удивляйся. Я был не прав, слишком много ошибок. - он устало опустился в одно из кресел, и вся его высокая худая фигура погрузилась в густую тень. - Я стремился стать твоим хозяином, но оказался пленён тобой, - произнёс он задумчиво. - Какая жестокая ирония. - Вся моя жизнь связана с тобой, тебе одному я верил. - теперь его взгляд был прикован к пламени свечи. - Но ты мёртв. Тебя больше нет рядом, ты предал меня. Как малодушно ты променял вечность со мной на человеческую жизнь. Почему, Абрахас? - он упёрся тяжёлым взглядом в серые глаза. Портрет молчал; безжизненно, а потому смело взирая в красные глаза монстра. - Я в этом мире, словно в каменной пустыне. Словно в лабиринте, из которого нет выхода. Вся моя сила - ничто, вся моя вечность - фальшь. Меня больше нет, мой друг. От меня осталось только имя и пара заклинаний. Где-то на этом пути к величию потерялись мы с тобой, - произнёс он, задумчиво потирая подбородок. - Сейчас, как никогда, я не знаю, как быть. Я не могу повернуть назад, все мосты сожжены. Те, кто ждут меня там, за столом, первыми всадят мне нож в сердце, стоит только дать слабину, слава Мерлину я бессмертен, - он злорадно рассмеялся. - У них нет шанса, а вот у Гарри Поттера... Мерзкий мальчишка. Этот выродок заставил меня исчезнуть, стать бесплотным, годы скитаться по миру в поисках пути назад. И он заплатит за это, как и все те, кто поверил, будто Я, Непревзойдённый Волшебник, могу умереть. Он говорил тихо, а когда закончил, бескровные губы его искривились, словно он увидел нечто отвратительное, а челюсти напряглись. Лорд молчал, стараясь взять себя в руки и не начать громить всё вокруг. Медленно текли секунды, плавилась, истекая каплями воска, свеча, а он был мыслями уже не здесь... Пригород Лондона, цветущий в лоске и довольстве, как и все его обитатели. И, возможно, он хотел показать им, что вовсе не они короли жизни, но потом, не сейчас. Сейчас его интересовал только один дом. Большой, выложенный из красного кирпича, увитый зеленью плюща, окружённый кованной оградой, утопающий в благодатной тени деревьев, высаженных в саду. Именно ради него он примчался сюда под покровом ночи. На улице ни души, в окнах ни одного огонька. Все спят мирным сном. Хорошо, как обычно, так и надо. С тех пор, как пришёл в этот дом впервые, он не находил себе места. Этот волшебник, Энтони Лоуренс, пытался быть чётким и ясным в своих намерениях. Лорд тоже пытался договориться мирно, но глупая уверенность Лоуренса в своих силах в итоге взбесила. Как он посмел держаться свысока, как допустил мысль, что может отказаться?! Лорд не переносил отказов, каждый поплатился за это, и ты, Энтони Лоуренс, этого не избежишь. Он уже отбросил вежливость, вспыхнули яростью глаза, он встал с кресла, уже готов был нанести удар, но... Обернувшись на торопливые шаги за спиной, понял, что не сможет. Нет, он понял это даже раньше. Прежде, чем увидел её глаза, он почувствовал страх, тот самый, который помнил и знал на вкус. Тот самый, который научился узнавать ещё тогда, в далёком прошлом. Белла. И что-то дрогнуло, где-то глубоко внутри. Там, где, он надеялся, ничего не осталось: ни сердца, ни души. Она смотрела так... больно, так... громко, своими невыносимо прекрасными глазами, вцепившись в спинку кресла, чтобы... что? Не подойти? Не броситься прочь? А его зверь метался внутри, в этой клетке из чуждого, ненастоящего тела. Неслось галопом время, а он всё никак не мог сдвинуться с места, и это приводило в отчаяние. В конечном счёте всё, на что он оказался способен, - это вышвырнуть её из комнаты. Он не искал её, даже зная, что сейчас, где-то в мире она есть. И вот судьба снова усмехнулась над ним. Теперь он не мог выбросить из головы ту встречу: шёлк волос, нежность кожи, сочность губ, приоткрытых в изумлении. Чаще всего терзала мысль: «Она знала, ещё тогда знала, каким он станет». Каждый день, прошедший с того момента, он пытался представить... как бы она повела себя с ним, что сказала или сделала? Многое изменилось с тех пор, как он, Тот-Кого-Нельзя-Называть, исчез, у него было много дел. Вернуть людей, обрести былую власть и могущество, но эта девочка... все мысли заняты ей. Поэтому стоял сейчас в её комнате у изголовья кровати, легко преодолев элементарную защиту. Ничему этих идиотов жизнь не учит. Неужели, они думали, что отделались вот так просто? Нет, он обязательно их накажет, позже. А пока он стоял над ней тихой тенью, забыв, как дышать, снова, из-за неё. Она спала, волшебный ангел, тихонько посапывая. Её губы чуть приоткрылись, ресницы трепетали крыльями бабочки. Серебристый лунный свет, проскользнувший в окно, осветил нежное лицо, делая её нереальной, эфемерно-призрачной. Лорд склонился к ней, не удержался, провёл пальцами по щеке. И в его померкших глазах блеснула... тоска? А в следующий миг случилось что-то, чего он никак не ожидал, не планировал. Что-то, чего он страшился. Короткий вздох, дрогнули ресницы - и она открыла глаза... - Знаешь, она совсем не изменилась, - проговорил Волдеморт задумчиво. Абрахас Малфой сжал руками подлокотники кресла, моргнул и подался всем телом вперёд...