Daydreaming

Намджун в восторге от того, как Шуга зачитывает рэп — выплёвывая слова в микрофон с лёгкой шепелявостью, но с такой яростью и скоростью, что захватывает дух. Невысокий, в кепке, надетой козырьком назад, тот метался по сцене, порой покачиваясь на полусогнутых ногах. Зрелище для ценителей, а Намджун, определённо, в этом всём разбирался. Ему хочется познакомиться с Шугой — обычное дело для молодёжи, что проводит вечера в андерграундом клубе в прямом смысле этого слова, поскольку помещение находится под землёй, что делает всех присутствующих там как будто бы ближе друг к другу, отличающимся от тех, кто остался наверху. Намджуну интересно, какие мысли крутятся в голове с выкрашенными в белый цвет волосами, что подтолкнуло к написанию лирики, сколько переживаний скрываются за маской равнодушия, натягиваемой при схождении со сцены. Он пробирается через толпу к бару, широко улыбаясь и протягивая руку. — Я Рэп Монстр. Привет. Шуга щурится, окидывает оценивающим взглядом с головы до ног, хмыкает себе под нос и кивает, лениво растягивая гласные в скупом: «Здравствуй». Настоящее имя Шуги — Юнги, старше на год, замкнут и не в меру подозрителен. Цедя пиво он неохотно отвечает на вопросы, делая чудовищно длинные паузы и нервно постукивая носком кед по перекладине между ножек стула. Где-то в полночь присоединяется его друг, ещё миниатюрнее, изящнее и красивее, представляясь Чимином и заказывая кровавую Мэри. — Тобаско побольше! Юнги вылавливает из поданного барменом стакана стебель сельдерея, обсасывая капающий томатный сок с водкой. Чимин не высказывает на это никаких возражений, взбалтывая коктейль трубочкой. Их встречи в андерграунде неизбежны и регулярны, и постепенно Юнги привыкает к шумному и неуклюжему Намджуну. Хрипло смеётся над ним, пролившим на джинсы соджу, фристайлит полупьяно в дуэте, обещает подумать над коллабом. — А вы с Чимином… — пользуясь отсутствием младшего, Намджун наклоняется к уху. — Не-не-не. Он, конечно, сексапильный ребёнок, а я бисексуал, но мы дружим слишком давно, чтобы портить взаимную приязнь чем-то плотским. — То есть, ты ни с кем сейчас не встречаешься? И снова — прищур, затянувшаяся пауза, нарочито небрежное «Нет». Проходит месяца три, прежде чем им удаётся пересечься не как обычно ночью в клубе. В солнечном свете, на поверхности, сонный и в неизменно чёрном, Юнги поворачивает кепку, пряча бледное лицо в тени и зевая несколько раз подряд. — Хён, если тяжко, можем перенести встречу. — Пошли уже, студия-то забронирована. У микшерного пульта он оживает, резво порхая пальцами по тумблерам и кнопкам. Накачивается кофе, впечатляясь игрой слов Рэп Монстра, что свободно использует помимо корейского языка и английский. — Надо будет повторить. Доделать это, и вообще… — Согласен. Чимина нет в их дневных заботах, Юнги говорит, что тонсен очень занят, и приглашает к себе на ужин. — Студия и так дорого обходится, а готовить я умею. В квартире катастрофически мало вещей, словно владелец всегда готов сорваться с места и уехать. На комоде у зеркала груда украшений из серебра, а над кроватью висит распятие Иисуса Христа. — Ты верующий? — Поневоле… Осталось от прошлых жильцов, не обращай внимания. Как насчёт спагетти с чесночным соусом? Работая с хёном над ЕР, Намджун пробует по меньшей мере десяток блюд с чесноком, привыкает к ночной активности и к стуку, с каким Юнги перещёлкивает бусины в чётках. — Мелкая моторика стимулирует работу мозга. — Я тебя умоляю, давай как нормальные люди поспим и добьём текст утром. — Слабак. — Внемли голосу разума… Ничего страшного не случится, вдохновение никуда от тебя не уйдёт. — А ты? — Мне остаться? — Останься. Юнги отчего-то нервничает, долго моет посуду и моется сам, тщательно занавешивает окна и ложится в кровать полностью одетым, в спортивных штанах, носках, футболке. — Ты большой, Джун. Пытаясь вжаться спиной в стену, Намджун пожимает плечами. — Извини. — Нет, это наоборот хорошо, защитишь или будешь съеден первым. — Что, прости? — Спокойной ночи. Спящий Юнги кажется моложе. Хрупкий, трогательно свернувшийся в калачик, с надутыми губами и щеками. Он тихо посапывает, а потом вдруг резко подскакивает и начинает орать и — молиться. — Это я! Я, Намджун! Успокойся, всё в порядке! Прописавший в темноте кулаком в челюсть Юнги матерится и просит прощения. — Да что с тобой, хён? — Потом… Попозже. После напряжённого завтрака в неуютном молчании, скребя палочками по тарелке, Юнги зовёт прогуляться. Пешком они поднимаются на холм, через лес, к старенькому храму с поблекшими росписями. Внутри нагретый воздух, пахнет древесиной и благовониями. Сложив руки на коленях, Юнги сжимает и разжимает пальцы. — Когда я был маленьким, на меня напал вампир. Можешь смеяться. Он склоняет голову на бок, ожидая реакции, вот только Намджун и пошевелиться боится, чтобы не спугнуть и узнать, что было дальше. — Покушение на жизнь оказалось неудачным. Как видишь, я всё ещё жив, и с тех пор боюсь этих тварей. Вдруг вампир захочет предпринять вторую попытку, добить... — Как давно это было? — Лет пятнадцать назад. Ничто по сравнению с вечностью. — Это точно был вампир? — Ты мне не веришь. — Я верю в твой страх. Давай рассуждать логически. Вампир это сверхъестественное существо, и само название уже отрицает его реальность. Предположим, что вампиры всё-таки есть, и тогда получается, что вечная жизнь как раз и приводит к вымиранию. — Почему это? — Мир ведь меняется. Климат, экосистемы, концентрация кислорода в воздухе и так далее. Эволюция не стоит на месте. Вампир-австралопитек был бы обнаружен современным человеком или умер от мутировавших вирусов, от которых у него нет иммунитета. Состав выпиваемой крови тоже не такой, как раньше, люди стали питаться иначе. — Что мешает вампиру эволюционировать? — Он немножечко мёртвый. — Ладно, а как насчёт того, что вампир клепает новых, подобных себе, и вот они уже приспосабливаются успешнее. — Очень вряд ли, их механизмы выживания всё ещё застрявшие в древности и тупиковы. Окей, плевать, бодрый вампир в Сеуле. Кругом камеры, толпы, бюрократия и капитализм. Как он будет скрываться? Как добывать кровь? Не стареющий, с какими-нибудь специфическими уязвимостями вроде непереносимости солнечного света. — Запереться дома и… — А охотиться? Чем оплачивать аренду, кем работать, как беспалевно менять кредитные карты и документы? Вампиру было бы выгоднее стать кочевником среди аборигенов, на удалённых от цивилизации островах. Пережрал бы там всех потихоньку и помер от голода. Я думаю, Юнги-хён, твой вампир-недотёпа сгнил уже в какой-нибудь канаве. — Или в секретной лаборатории правительства. — Теория заговора? Тайное, дико крутое сообщество? По-моему, это как вера в Бога, ничего общего с действительностью. Юнги спорит, раскрывает книжки с описаниями омерзительных существ — Намджун парирует, что вампира придумал Брэм Стокер, и это не более чем литература. — Во многих культурах есть такой же образ! — Взращенный из страха смерти, что вот придёт стрёмный бессмертный и укусит за жопу. — За шею. — Очень романтично. Хочешь, я тебя покусаю? Клин клином, так сказать. Перепишем твои воспоминания. С присущим ему упорством и занудством Намджун переубеждает, развенчивает мифы и крепко обнимает ночью в постели. Подыскивает психотерапевта и эгоистично радуется, что травмирующее прошлое побудило Юнги покинуть родной Тэгу. — Я, кстати, однозначно не вампир, прекращай меня чесноком пичкать. — Имеешь что-то против того, как я готовлю? — Согласись, что удобнее целоваться, не бегая каждый раз чистить зубы. — Никто и не целуется. — А зря, мы не бессмертны, время проходит… Тема заминается, иссякнув. В квартире Юнги появляется больше вещей, в основном — Намджуна. И весь прогресс в преодолении страха едва ли не откатывается назад, когда в клубе, в ночь Хэллуина, Чимин приходит в образе вампира. Трогает языком острые клыки, ухмыляясь, и подмигивает сжавшему челюсти Джуну. — Кровавую Мэри, будьте добры. Тэхён, к которому Чимин уже лет триста обращается на «Вы», закатывает глаза и принимается смешивать ингредиенты.