Daydreaming

По дороге к родительскому дому Сокджин вдруг вспоминает свою детскую книжку — словно она стояла на запылившейся полке и неожиданно упала на пол, раскрывшись. Широкая и тонкая, диснеевская, книга называлась «Принц и нищий», главными героями которой были идентичные внешне Микки Маусы. Один Микки был бедняком в обносках, второй — во дворце и с короной. Точный сюжет сказки оказалось припомнить труднее, чем картинки. Вроде бы, оба не были счастливы в своих положениях, случайно встретились, поменялись местами, пережили приключения, ещё там был Плуто, и каким-то образом всё закончилось хорошо. Сокджин улыбается уголком губ, поправляя ремень безопасности на груди. Принц и нищий. Странно приезжать в дом, где провёл большую часть жизни — но уже в качестве гостя. Он прекрасно знает расположение комнат, что и где лежит, руки сами тянутся к выключателям на стенах, к дверцам шкафов, а взгляд будто бы спотыкается, заново отмечая детали. Зайдя в туалет, Джин с раздражением слушает автоматически заработавшую вытяжку, чей мерный гул давит на нервы. Этот звук всегда нервировал? К этому необходимо привыкать, чтобы перестать обращать внимание? В коридоре он расправляет плечи, медленно шагая вперёд. Нет никакого риска запнуться обо что-то, либо что на него налетят спереди или сзади. Пустой, обычный светлый коридор с натёртым до блеска паркетом. Тут не получилось бы взгромоздиться друг на друга, выстраивая вертикальную башню из тел, но зато можно делать паркурные трюки, кататься на роликах, скейте, использовать как дорожку для боулинга, и… Ничего из этого Сокджин тут никогда не совершал. Просто ходил туда и обратно, не касаясь стен с бежевыми обоями. Куцая утилитарность, использование строго по назначению. Дом большой и от количество пустого, свободного пространства слегка кружится голова. Джин будто вылез из скорлупы грецкого ореха, где обувь разбросана у входа, а не чинно покоится на полках в прихожей за зеркальной дверью. Тут даже раздаётся эхо шагов. Многоуровневое освещение не позволяет сгуститься теням, и вместо одиноких светильников путь озаряет мягкое сияние подсветки в нишах, в углах, и множество хитроумно вмонтированных лампочек на высоких потолках — чтобы поменять их родители вызывают специального человека, что проверяет заодно исправность всех электроприборов и надёжность розеток. Приглашённые помощники, профессионалы своего дела, исправно трудящиеся за зарплату, их имена Сокджин помнил также хорошо, как и волну облегчения, прокатывающуюся по телу, когда все наёмные сотрудники уходили. Лично к ним претензий не было, не у молодого господина уж точно, но ощущение дома из-за них становилось смазанным. Они готовили, наводили порядок, стирали, гладили, ухаживали за растениями и давали частные уроки. Избавляя от лишних хлопот, они отнимали эти заботы, и самостоятельно не вкушая сполна всего обычного и бытового, Джин порой не чувствовал никакой разницы с отелем. Как глупо было бы на это жаловаться. Это те слова, которые он никогда не выскажет членам семьи, искренне и справедливо считавшим, что дали ему всё самое лучшее. То, что он променял на маленькое общежитие с шестью парнями младше него, и вечно пасущимся поблизости менеджером. Мама зовёт с кухни, негромко и слегка недовольно. Вскоре недовольство появляется и на лице Сокджина — судя по выключенной плите, заставленной кастрюлями с запотевшими крышками, всё уже готово. — Мы же вместе собирались… — Время ужина, Джин-а. Заправь салат и отнеси в столовую. Он и забыл, что такое еда по расписанию, привыкнув к тому, что графики постоянно меняются, день ото дня. Ему хотелось поучиться готовить у матери — она редко это делала, тем не менее, справляясь великолепно. Не имея чётких рецептов, полагаясь на опыт и интуицию, она не могла вручить рукописную кулинарную книжечку, и единственным оптимальным вариантом было понаблюдать за ней и помочь, поскольку Сокджин сам стал в некотором смысле мамой. Высчитывал калории, количество порций, чтобы никто не услышал уничижительных реплик на взвешивании и не перевёлся на строгую диету. Длинный стол застелен узкой скатертью ровно посреди, от края до края. Массивные подсвечники с воткнутыми свечами, ваза с живыми цветами, сложенные салфетки и задвинутые стулья. Всё-таки жаль, что не удалось поготовить, провести время стоя на кухне. Обычно визиты в дом утомляли именно подобным бездействием — сидеть, есть, пить чай и разговаривать. Отчасти это смахивало на допрос под маской заботы. Без прямого осуждения, с заверениями о понимании и поддержке, с монологом о том, что его всегда ждут обратно — нормально жить, нормально учиться. Разглагольствования о бизнесе отца, с толикой претенциозности и хвастовства, бизнесе, где и для Сокджина найдётся место. Родители готовы обеспечить всем, стоит лишь быть послушным и следовать их указке. Сокджин подцепляет палочками кусочек мяса, рефлекторно пытаясь найти тарелку макнэ, чтобы отдать ему. Неужели он сам ведёт себя, как родитель? Стремясь поделиться самым вкусным, будучи хёном, не превращает ли он это в ту странную форму взаимодействий, где вечно, подспудно будто обязан вернуть всё с лихвой? Чонгукки бы сейчас проглотил мясо почти не жуя, а Сокджин заученно принялся бы отчитывать и просить быть помедленнее, проявляя уважение к трудам и щедрости… — О чём задумался? — О мальчишках. — Как там поживает Чимин? Он хорошо кушает? Мама бы с удовольствием усыновила Пака. Его соулмэйт Тэхён ей понравился не так сильно, а если бы она только знала, что эти двое пакостников вытворяют, то была бы в ужасе. На секунду он представляет её за столом в общежитии, на полу, сидя тесно друг к другу. Почти не используя тарелки, таская еду палочками и ложками из глубоких мисок, непрерывно болтая, споря, перебивая, бантаны шумели даже с набитыми щеками. Юнги бы дразнил Чимина, или Чимин его, Хосок вечно пританцовывал и издавал странные звуки, Куки напевал, Тэхён закатывал шутливо-драматические сцены, Намджун постоянно вставлял английские словечки. Никакого порядка. — Чимин?.. — У вас всё в порядке? — Конечно. Конечно же… Нет. Подготовительный период трейни не сильно помог перед той мясорубкой, в которую они попали. Нервные срывы, истерики, РПП, угрозы увольнения. Чимини хлебнул этого дерьма с лихвой, не переставая улыбаться и оставалось лишь восхищаться стойкостью его духа. Их всех нагибали согласно контракту, по всем пунктам. В порядке ли они? Юнги, потерявший сон. Намджун, прячущий глаза за тёмными очками и Хосок, наматывающий на лицо бандану. Тэхён, рычащий как тигр, рявкающий и кусающий даже за кормящую руку. Чонгукки, совсем юный… Хватит ли им упорства продолжать, смогут ли они оправдать доверие родных и фанатов, доказать, что достойны блистать на сцене в свете софитов, пряча тёмное и болезненное, разделённое на семерых? Сокджин проходит мимо гостевых спален на первом этаже в холл, к лестнице из красного дерева с отполированными, гладкими перилами. Личная, покинутая и заброшенная спальня невообразимо скучна и чиста. В ней не осталось ярких, необходимых вещей, но вот в гардеробной можно порыться в поисках старых, почти не ношенных футболок и отдать их Намджуну. Имея высокий уровень интеллекта, в магазинах их лидер выбирал одежду на глаз, после чего скидывал комом на кровать Мина, поскольку умудрялся нахватать размера L, вместо необходимого ему XL. Потом эти шмотки оказывались на других, а сам Джун разгуливал с мокрой и голой спиной после душа. Роясь на полупустых полках, Джин чувствует себя вором. Взгляд цепляется за то, что здесь не особо и нужно, редко используемое, а мальчишкам бы пригодилось. Баночки со специями, стаканы без затёртостей и сколов, пледы. В родительском доме тарелка с фруктами играла в основном декоративную роль, подгнивающие плоды меняли на новые, чья судьба была такой же — оказаться в мусорном ведре. Мама переворачивает эту тарелку, вытряхивая фрукты в контейнер, что падают с тихим стуком. Суетится у холодильника с двустворчатыми дверьми и отсеком с внешней стороны, с ледогенератором и дозатором, подающим холодную воду. Предлагает взять с собой замороженных креветок, спаржу, различные сыры, порезанную кубиками ветчину в большой упаковке. — Нам ведь многое нельзя, мам… В бумажное полотенце заворачивают белый хлеб с розмарином, в целлофан — булочки на пару с капустной начинкой. Нераспечатанные коробочки чая без кофеина, наборы витаминов, таблетки от спазмов. Сокджина переполняет благодарность и стыд, он пока мало зарабатывает денег и не знает, когда финансовое положение станет лучше. Он тысячи раз открывал этот холодильник и ел из него всё, что хотел — без раздумий, и теперь не в силах отказаться от предложения забрать отсюда, из семьи, и отнести младшим. Прощание получается скомканным, со слезами в уголках глаз и смущением, с обещанием скоро встретиться. — Пиши обязательно, звони! Если что-то случится, знай, мы с отцом всегда рядом. — Спасибо. Пребывая в ностальгически-грустном настрое, Джин запинается на пороге общежития о шлёпки. — О! Ты вернулся! Чонгук подскакивает, выхватывает один из пакетов и лезет в него, радостно шурша и засовывая в рот булку, уничтожая в несколько быстрых укусов. Сняв кроссовок и взявшись за кончики шнурков, Сокджин раскручивает и попадает с размаху по заднице мелкого, что вскоре превращается в потасовку. Вот, что отличает их отношения от родительских, между ними много физического контакта, ругани и дурацкого смеха. — Классика жанра, — чуть шепеляво тянет Юнги, шаркая мимо с чашкой растворимого кофе. Держа Джина в захвате, пытаясь унять грохочущее сердце и успокоить дыхание, Чонгук утыкается носом в затылок. — Ты пахнешь домом. Домашней едой и чем-то свежим, вроде… Чистящих средств? Ведя от волос к шее, макнэ прижимается ноздрями к коже плотнее, жадно вдыхая запах. — У вас там есть ароматический диффузор? — Целая куча. Автоматические в туалетах, пшикающих всегда внезапно, ротанговые палочки в маслах… — Здорово! Сокджин выворачивается, становится ровнее, внимательно смотрит в глаза и сплющивает щёки Чонгука. — В следующий раз тебя с собой возьму. — Я… Я с радостью пойду, хён.