Daydreaming

— Тэхён, — выдыхает Мин в сумрак лестничной площадки. Он еле держится на ногах, уставший и сонный, не зная, который сейчас час, сколько спал за последние сутки, сколько выпил кофе, какой завтра день недели, число, и что от него нужно Тэхёну, чьи глаза загадочно блестят. — Что ты здесь делаешь? — прикрывая зевок ладонью, Юнги не особо заинтересован в ответе. — Чем пахнет твоя клавиатура? Кто-то пооткрывал окна в подъезде, и там ощутимо сквозит. Около минуты Юнги бездумно разглядывает металлические значки с надписями, которыми увешана кожанка младшего, а затем разворачивается и уходит вглубь квартиры. Дверь за его спиной захлопывается порывисто и с грохотом. Следом — раздаётся звук снимаемой с плеч куртки. У Тэхёна мокрые и грязные шлёпанцы — и такие же мокрые и грязные ноги. Приподняв пятки, он на носочках крадётся в ванную комнату, и Юнги застаёт его, сидящего на краю, сцепив мыльные пальцы ног и рук в замок, закинув ногу на ногу. — У тебя что-то случилось? — Я пью чай без сахара. — Эм… — Поэтому, мне почти повезло. — М-м-м. — Я пролил его на ноутбук. — Ты вытащил аккумулятор? — И феном посушил, да, но пока опасаюсь включать. — Тебе нужен мой компьютер? — А можно? — Ты разве не ради этого пришёл? — Нет. У Юнги начинает болеть голова. Он ставит будильники на девять утра, девять ноль пять, девять — десять, девять пятнадцать, и девять двадцать, чистит зубы и падает в кровать, не заправленную со вчерашнего дня. — Не шуми и не мешай, пожалуйста. С Тэхёном проще всего — только играя в молчанку. Тот подходит к письменному столу — на шее болтаются проводные наушники-капельки, откуда едва слышен какой-то бесконечный, замедленный трек. Подставляет лицо под влажный пар из диффузора, переливающегося разными цветами вместо ночника и закрывает глаза. — Видел сегодня открытку, сверху было написано: «Мечты всегда сбываются», потом геометрические фигуры и, внизу, перевёрнутое — если ты не лох, конечно. — Тэ-я, тш-ш-ш. Юнги проваливается в полусон, как в кроличью нору — образы вспыхивают, завихряются перед внутренним взором, мысли ленивым потоком пытаются за ними успеть, распознать, обозначить, назвать, но темнота надвигается грозовой тучей, с улицы — доносится шелест дождя. Кожу в мурашках, недавно едва липкую от духоты и зноя, прикрывают одеялом, а затем порывисто обнимают — поверх, прижавшись. Кажется, Тэхён плачет без слёз, утыкаясь носом в шею и не ровно дыша. — Всё будет хорошо, — бормочет Мин и нашаривает взлохмаченную макушку, вплетая пальцы во вьющиеся пряди, и добавляет со смешком. — Если ты не лох, конечно. Гремит гроза. Не хочется признавать, что сон вдвоём — действует терапевтически. Тело ломит от причудливых сочетаний, прикладываний и соединений, но эта ломота подобна той, что бывает после целительного массажа. Немыслимый поворот, хруст — и растекающаяся нега облегчения вдоль позвоночника. Тэхён — тёплый, почти горячий под боком, беззастенчиво припечатывает губами «Доброе утро» в грудь, и без слов в плечо, щёку и висок. Юнги встаёт только после пятого будильника, плетётся на кухню, растирая остатки дремоты в уголках глаз и гадая, что из всего произошедшего было в действительности. — Что ты делаешь? В нижнюю колбу гейзерной кофеварки Тэхён заливает молоко, в воронку — засыпает какао, в верхний отсек кладёт шоколадную конфету-шарик, плотно закручивает и ставит на плиту. — Знаешь, чем пахнет моя клавиатура? — Чаем? — И каким? — Каким-то, блядь. Я собирался кофе варить, а не… Вот это. — Твой айс американо — в холодильнике. — Мечты сбываются… — Кстати. Я купил открытку. — Ту самую? — Другую. Не знаю, куда её деть. Тэхён уходит в коридор, шуршит по карманам и торжественно вручает бледно-розовую. Наверху, посреди: «иногда я хочу убить тебя», затем пустота, и в самом низу: «но в основном очень люблю».