Old flames

Рейнира вжалась в своё кресло, пытаясь представить, как это всё, чёрт побери, будет работать. В ушах звенело. Кровь бурлила, и от этого горело лицо, горели руки, и сердце тяжело билось в груди. Она правда не могла поверить в то, что Деймон предлагал это всерьёз. И ещё сильнее её потрясали детали, о которых он рассказывал так, будто провёл не одну ночь, сочиняя этот план. Таргариен закончил говорить, и она посмотрела на него горящими глазами. — Усыновили? — переспросила Рейнира. — После того, как твои настоящие родители погибли? — Твои и Визериса дальние родственники, да, — подчеркнул Деймон. Его голос был уставшим и тяжёлым, когда он начал говорить, но теперь звучал всё увереннее и легче — удивительно легко для вещей, о которых он рассказывал. Рейнира и сама чувствовала силу его слов. В изложении Деймона история звучала до жуткого убедительной. — Но... — Она попыталась собрать мысли воедино и зацепилась за первое попавшееся возражение: — У них не было другой родни? Что насчёт твоих дедушек и бабушек? — Умерли до моего рождения. По миру разбросано куда больше Таргариенов и их потомков, чем ты думаешь: после гибели старой Валирии десятки наших предков устремились в Европу и Новый Свет. Наша ветвь семьи самая многочисленная и унаследовала всю славу рода. Но были и другие ветви, которым повезло меньше. Ничего удивительного в том, что одна из них иссякала, пока не остался только я, — и мои приёмные родители, Алисса и Бейлон, не смогли оставить Таргариена одного в этом мире. Рейнира помотала головой, пытаясь всё это осмыслить. — Но это неправда, — сказала она. Внезапно грань между реальностью и вымыслом показалась ей куда более тонкой, чем раньше. Пришлось напомнить себе, на какой стороне она находится. — Почти. Уверен, историй, похожих на ту, что я сочинил, немало. Даже Веларионы в какой-то степени приходятся нам роднёй, — заметил Деймон. — Чего только не было в прошлом! — И ты думаешь, что отец тебе поверит? — с сомнением спросила Рейнира. Впрочем, если он вот так вывалит этот объём информации на Визериса... Деймон мог быть чертовски убедительным, если хотел, и не в его манере было шутить такими вещами, как кровное родство. — Сорок лет ты был его родным братом, а теперь внезапно узнал, что всё это ложь? — Не внезапно. — Мужчина поднял указательный палец. — Дело в Драконьем Камне. — В ремонте, — тихо выдохнула Рейнира. — У моего отца годами был там свой кабинет, где он хранил личные документы. Среди них во время переделки помещения были найдены бумаги, проливающие свет на моё происхождение — и на тот факт, что я был усыновлён. — Как всё это только родилось у тебя в голове! — обескураженно воскликнула женщина и потёрла виски. У неё голова шла кругом. И как от простого инцеста они перешли к переписыванию семейной истории? План Деймона звучал дико, но ещё хуже было то, что у неё самой, кажется, получалось смотреть на ситуацию его глазами — и видеть в его доводах разум. — Валирия, Алисса и Бейлон, несчастный случай с твоими якобы родителями... Это не сводит тебя с ума? То, что тебе придётся обнулить всю свою жизнь? Навсегда изменить то, как тебя видят люди, как тебя видит брат? — Если таким образом я сохраню свою семью и тебя, я пойду на это, — тихо сказал Деймон. Он выглядел мрачным и склонил голову, явно обдумывая свою идею с теми же трепетом и тяжестью, что и Рейнира. Ей захотелось прикоснуться к нему, но тело и мысли всё ещё сковывал шок. — А что... — Она не сразу смогла собраться, чтобы сказать, возможно, жестокую вещь. — Что насчёт памяти твоих родителей? Реальных родителей — Алиссы и Бейлона? — Как я буду спать по ночам, зная, что отрёкся от них? — криво усмехнулся Таргариен, но было ясно, что ему совсем не смешно. — Я стараюсь смотреть на это под другим углом. Они всё ещё вырастили меня и сделали меня таким, какой я есть. Я всегда буду знать это, под каким бы слоем неправды мне ни пришлось похоронить этот факт для других людей. Кто знает, может, история с усыновлением только возвысит память о них в глазах окружающих. Рейнира покачала головой, всё ещё не веря, что они это обсуждают. В словах Деймона был извращённый смысл, но... — И как ты достанешь эти документы? — спросила она. Вечер близился к ночи, и комната погрузилась в глубокую темноту. Таргариены едва могли видеть силуэты друг друга, но сил встать и включить свет не было. — Старое свидетельство о рождении, бумаги об усыновлении... Деймон хмыкнул. — Меня называли Порочным Принцем не только за гулянки, Рейнира. У меня есть несколько знакомых, которые будут молчать и сделают то, о чём я попрошу. Я могу даже достать письма, которые моя «настоящая» мать якобы писала Алиссе и Бейлону до своей гибели. Визерис знает, как родители любили историю семьи. Он поверит, что они искали своих дальних родственников. Женщина содрогнулась. Тяжело вздохнула. — Мы правда пойдём на это? — Только если ты согласишься. В противном случае мы можем забыть всё, что я только что сказал. — Тогда что нам остаётся? — осторожно спросила Рейнира, уже зная ответ. — Сказать правду и надеяться, что лавина нас не убьёт. — Нас, может быть, и не убьёт... — пробормотала женщина. — Но от отца ничего не останется. Он слишком слаб, чтобы натыкаться везде на прессу, желающую узнать, извращенцы ли его брат и дочь. Слишком слаб, чтобы вот так встретиться с правдой. Он подумает, что мы его предали. Она устало откинулась на спинку кресла. Голова гудела, мозги работали быстро и медленно одновременно, пытаясь справиться с объёмом новой информации и не отключиться. В груди билось встревоженное сердце. Рейнира знала, что не уйдёт из этой комнаты, пока они с Деймоном не придут хоть к какому-нибудь решению. Иначе она сегодня не заснёт. А может, и завтра, и послезавтра тоже. — Если мы это сделаем, — медленно начала Рейнира, как следует обдумав всё по десятому кругу, — это будет только начало. Даже если ты перестанешь считаться моим дядей, в глазах семьи и общества мы всё равно жили как таковые. Всё моё детство и юность. — Да, меня непременно назовут растлителем, — усмехнулся Деймон, не поднимая головы. — В каком-то смысле я им и был, но сейчас не до самоанализа. Нужно продумать, как сократить урон нашей репутации. — Где история с усыновлением будет только первым шагом. — Есть идеи насчёт второго? Рейнира сделала глубокий вдох, чувствуя, как в голове начинает медленно формироваться ответ. Часть её злилась на себя за то, что она придумывала план по обману отца, но другая часть, больше и разумнее, понимала: иначе никак. Только если она не хочет увидеть в глазах Визериса отвращение — и понять, что он больше никогда не посмотрит на неё как раньше. — Нам всё же придётся прятаться. По крайней мере, пока не утихнет шумиха насчёт усыновления, иначе все подумают, что в этой истории есть подвох. — А шумиха утихнет не скоро, — заметил Деймон. — Знаю. Нужен минимум год: чтобы все узнали, затем обсудили, потом обсудили ещё раз — и, наконец, оставили тебя в покое, чтобы обсудить кого-то ещё. — Ты согласна ждать год? — Это меньшая из наших проблем, — ответила Рейнира, — если мы действительно собираемся переписать твою жизнь. — Может, всё будет не так плохо. Я всё ещё член семьи и всегда им останусь, по документам я брат Визериса. Только теперь все будут знать, что в нас меньше общей крови, чем считалось раньше. — И Хайтауэры будут счастливы от этой новости. Отто может использовать это против тебя, знаешь? Я пока не представляю, как именно, но уже чувствую, что так и будет. — Хайтауэры будут счастливы, если общество сожрёт нас, узнав, что мы вместе. Не говоря уже о том, что Визерис в гневе может отказаться от нас обоих и слечь с инфарктом. Рейнира вздохнула. Резко поднялась с места, будучи не в силах больше справляться с кипящей внутри энергией. Запустила руки в длинные светлые волосы, расчёсывая их, как будто могла таким образом вытряхнуть из головы лишние мысли. В груди всё ещё было тесно. Она чувствовала себя в западне — но так, будто в любой момент могла найти выход. — Значит, мы рассказываем семье и прессе о том, что тебя усыновили. Затем ждём год, пока шумиха утихнет... — И после этого рассказываем всем о нас. Женщина помотала головой. План всё ещё был недостаточно продуманным, и им с Деймоном всё ещё была крышка, потому что ни общество, ни Визерис не были такими добрыми, чтобы спустить псевдоинцест на тормозах. — Этого мало, — сказала она, меряя шагами комнату. Деймон поднял глаза, наблюдая за ней, но не попытался остановить. Его пальцы были сцеплены в замок, глаза блестели в темноте. Наконец Рейнира остановилась перед его креслом, глядя на мужчину сверху вниз, и выдохнула: — Мне нужно подготовить папу. — Каким образом? — У нас будет год, да? За это время я смогу убедить его в том, что никогда не считала тебя своим родственником. В полном смысле этого слова. — Её тон становился всё более уверенным. — Я буду говорить, что ты всегда был для меня просто другом и что я отвыкла от твоего присутствия за десять лет. Что смотрю на тебя как на нового человека — что-то в этом духе. — Ты промоешь Визерису мозги, — заключил Деймон. Рейнира раздражённо махнула рукой. — Это не так! Я просто помогу ему понять, что между мной и тобой никогда не было этой сакральной родственной связи, о которой все так пекутся. Что ты был просто... рядом. Даже в темноте она увидела его улыбку, насмешливую и серьёзную одновременно. — Но у нас была эта связь, Рейнира. Мы не невинные души, которые случайно родились в одной семье. Я всё ещё твой дядя и долгое время в прошлом действительно выполнял обязанности, которые давало мне это определение. — Главное, не говори об этом никому, кроме меня, — наставительно сказала женщина и приблизилась к нему вплотную, касаясь его коленей. Деймон задрал голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Медленно положил руки ей на бедра. Прикосновение было долгожданным и тёплым — и после всего мозгового штурма, через который они прошли, успокаивало. Рейнира опустила руку на волосы Деймона, лениво поглаживая растрёпанные пряди. Белые, как и у всех Таргариенов. Он даже эту деталь продумал в своём дьявольском плане, призванном спасти их любовь от ненависти и осуждения окружающих. Мужчина уткнулся головой ей в живот, продолжая поглаживать её бёдра. — Может быть, нам не придётся ждать год, — тихо сказал он. — До следующего лета достаточно. Ты можешь провести его в Драконьем Камне вместе с детьми — это хорошее место, чтобы спрятаться от репортёров, пока скандал из-за нас не утихнет. Три месяца — приличный срок для таких сплетен. Рейнира на мгновение задумалась, а затем поняла, что он прав. Как всегда. Ей нужно будет защитить детей, и проведённое за городом время — вдали от прессы — пойдёт им на пользу. Может, она даже наймёт охрану, чтобы никого не подпускать к дому. Женщина положила свободную руку Деймону на плечо и, скользнув пальцами по шее, погладила его подбородок. Запустила и эту руку в его волосы. Мягко потянула за них, заставляя его снова посмотреть на неё. — Только если ты приедешь, чтобы навестить нас. Нам нужно, чтобы мальчики привыкли к тебе. — Буду приезжать постоянно, — ответил он. — И скормлю деревенским псам всех репортёров, которых увижу по дороге. Рейнире бы испугаться того, что они планировали. Ей бы, по-хорошему, сбежать от таких отношений, что не вписываются в устоявшиеся правила, нарушать которые — грех. И всё же она чувствовала, что делала нечто правильное. Ужасное? Может быть. Неслыханное? Безусловно. Но кто мог от этого пострадать, не считая её и Деймона? Ради Визериса они оба сделают всё, что в их силах, — всё, чтобы он понял, как между ними вспыхнула эта искра. А её дети ещё достаточно маленькие и положатся на мнение матери. Деймон им нравится, и до следующего лета она сможет объяснить им, как он для неё важен — но не в качестве дяди. — Мы были друзьями, — сказала Рейнира, точно заучивая роль. — Мы расстались на десять лет. Я нашла в Драконьем Камне документы об усыновлении, а потом вернулся ты... — И полюбил тебя вопреки всему, — закончил Деймон, глядя на неё своими умными, дьявольскими глазами. Не поддаться ему было невозможно. — А я полюбила тебя. — Мы с самого начала чувствовали, что между нами нет родственной связи. И мы ничего не можем с этим поделать. Она вздохнула. — Это жестоко. К тебе в первую очередь. — Предложи мне другой путь, и я с радостью выслушаю. — Я хочу, чтобы всё это, — Рейнира погладила его по лицу и растерянно взмахнула рукой, — было нашим просто так. Как у других пар, которым достаточно лишь влюбиться, чтобы открыто быть вместе. Почему мы не можем быть такими же? — Потому что мы Таргариены, — просто ответил Деймон. Каким-то образом это действительно объясняло всё. — Мы веками влюблялись друг в друга, только кому-то из нас повезло с эпохой, а кому-то нет. Женщина устало кивнула. — Мы должны быть рядом с папой, — сказала она. — Особенно в это время. Его здоровье ещё не висит на волоске, но мы нужны, чтобы как следует поднять его на ноги. Иначе — даже с учётом плана — он не перенесёт всех этих новостей. — Я уже позвонил знакомым докторам. Они свяжутся с братом, чтобы договориться о новом обследовании. Рейнира вздохнула — и не смогла удержаться от нервного смеха. Внутри у неё всё постепенно успокаивалось, разум побеждал чувства, но абсурдность и сложность ситуации не оставили другого выхода, кроме как рассмеяться. — Нормальный человек сказал бы, что нам нужно просто расстаться и перестать усложнять себе жизнь, — сказала она. Ей было и весело, и горько одновременно. — Мы и нормальность? — хмыкнул Деймон и покачал головой. — Я скорее сойду в ад, чем откажусь от тех, кого люблю. Тем более если могу сохранить их всех. — И ты уверен, что будешь хотеть меня через год, через два — и через десять лет? Потому что ради этого будущего тебе придётся отказаться от правды уже сейчас, — с грустью заметила Рейнира, продолжая поглаживать его волосы и смотреть ему в глаза. Они оба постепенно привыкли к сине-чёрной темноте отельного номера и теперь видели друг друга ясно, как днём. — Я любил тебя десять лет назад. Я люблю тебя сегодня. Не думаю, что что-то изменится. — Тогда, — женщина наклонилась, чувствуя, как его руки скользят вверх по её бёдрам до талии, — мы это сделаем. Последний гвоздь в крышку гроба реальности, какой они её знали. С завтрашнего дня Рейнира и Деймон начнут менять её под себя. Она поцеловала его, и все липкие сомнения, которые только могли появиться, сгинули во мраке. Растворились как дым. На его губах была единственная правда, которая им нужна, и она говорила, что им суждено быть вместе. Рейнира мягко оттолкнула Деймона, чтобы тот откинулся на спинку кресла, и забралась ему на колени, ловко и быстро, как кошка. Таргариен обхватил её руками. Лёгкий поцелуй быстро перерос в жадный, голодный, и их дыхания перепутались. Рейнира почувствовала, как пальцы Деймона впились в её плечи, а затем он дёрнул её за блузку — и одна пуговица отлетела на пол. С громким звуком оторвавшись от её губ, он поцеловал её подбородок. Спустился к горлу. Поцелуями прошёлся до самой ямки между ключицами, лаская и согревая нежную кожу. — Я люблю тебя, — прошептала Рейнира ему на ухо, прикрыв глаза от сильной, как никогда, эйфории. Его пальцы на её теле сжались крепче. — Настолько, что пойду на этот невозможный план, чтобы нас оставили в покое. Деймон засмеялся. Его рука снова заскользила по шёлковой ткани её блузки и рванула снова, заставляя отлететь ещё две пуговицы и обнажая нежную кожу. — Этот план не такой уж и невозможный, если воплощать его в жизнь будем мы, — сказал он, целуя её плечо. — Лучшие безумцы из тех, что рождались у Таргариенов за последнее столетие. От поцелуев по коже побежали мурашки, и она не сдержала улыбки. Прижалась к Деймону, греясь о него и одновременно согревая его тело своим. Он был прав. Безумные или нет, они — особенные представители своего вида и лучшая партия друг для друга. Так было всегда. Так будет и впредь. И реальность, в конце концов, — пластичная штука.