По пеплу домой

За окном проплывают деревья во всей красе, а за ними Хидан различает уже знакомые пейзажи. В памяти вспыхивают картинки, среди которых есть как счастливые моменты, так и испорченные негативы, которые, как бы ты ни старался, реанимировать не удастся. Да и ему не особо хочется. Все хорошее, что было в этом месте, — Сакура. Так остаётся и сейчас. Сожженные когда-то мосты остались пеплом, что усеивает дорогу домой. Странно даже в мыслях называть это место домом, ведь Хидан был все равно что чужой. Имея официальное положение в клане, он оставался изгоем. Грязное пятно на идеальном полотне известной семьи. Что бы он ни делал — собственное происхождение не перепишешь. За размышлениями Хидан не замечает, как долгое путешествие подходит к концу. Издалека он видит знакомые фигуры. К горлу подкатывает мерзкий ком отвращения и неприязни. Среди копошащихся на улице людей нет Сакуры, а значит, и повода для радости тоже нет. Он отказался сразу от уговоров поехать вместе. Столь долгий путь бок о бок с ней — сущее наказание, которое он вряд ли бы выдержал. Развалился на части еще на полпути, а на оставшейся половине Сакура собирала бы с пола по крупицам. Поэтому придуманный на ходу повод «решить дела по работе» спас его от неминуемой гибели, но не спас от Какузу. Больше всего тот не любил сорванные планы, но при этом очень любил деньги. И компенсация в 20 процентов от доли Хидана вполне устроила обоих. Карета останавливается перед входом. Внутри Хидана все затягивается в тугой узел и неприятно давит грудь. Смешанные чувства изматывают шаткое равновесие. Он закрывает глаза и представляет, что происходящее лишь дурной сон. Откроет и все исчезнет. Строгий громкий голос резко выдергивает в реальность — картинка не меняется. За окном мельтешат люди, но на их фоне выделяется статная фигура главы семейства — Цунаде. Одетая в мужской костюм для верховой езды, она раздает указания, кому куда идти и что делать. Хидан шумно выдыхает, собирая всю имеющуюся стойкость, чтобы просто преодолеть расстояние до дверей особняка. Только приехал, а на пути уже, словно специально, расставлены ловушки. Он вылезает из кареты с заготовленной ухмылкой. — Здравствуйте, матушка, — говорит Хидан, растягивая слова, когда проходит мимо Цунаде. Та даже не смотрела в его сторону до сего момента, но услышав обращение к ней, резко поворачивается. Ее красивое лицо искажает гримаса отвращения — Хидан видел такое не раз. Он помнит, как ненавистно ей навязанное с ним родство, а ему только в радость лишний раз позлить Цунаде. Сколько издевательств он вытерпел с её стороны — его злорадство капля в море ненависти. — Здравствуй, — цедит она сквозь зубы, даже не стараясь изобразить улыбку. С ним она могла пренебречь любыми правилами этикета и не удостоить вежливостью. Из-за её плеча выглядывает Шизуне. Ещё одно колкое воспоминание всплывает в памяти. Та сверлит взглядом, но молчит. Как и всегда, прячется за спинами тех, кто сильнее, а когда никто не видит — изливается желчью и отравляет жизнь. Шизуне — недоразумение этой семьи. Дальняя родственница, что прибилась поближе к властной Цунаде и хвостиком следует за ней. Выполняет любые поручения, лишь бы по голове погладили и одобрением наградили. Жалкое зрелище, Хидана тошнит от подобной картины. — Живи здесь, сколько хочешь, — холодно бросает Цунаде, — но не попадайся мне на глаза. В голосе сквозит злость. Ее слова иглами впиваются в спину, но у Хидана давно выработался иммунитет к яду. Бросает равнодушный взгляд через плечо и следует дальше. Цунаде недовольно хмыкает, но быстро переключает внимание на прежнее занятие. Одним махом она взбирается на лошадь и перед тем, как уехать, строго наставляет Шизуне: — Проследи, чтобы Сакуре ко времени подали отвар. Хидан напрягается от услышанного. Ещё в прошлый раз он заметил неладное, а сейчас беспокойство подпрыгивает к критической отметке. Возможно, он надумывает себе, возможно, отвар успокаивающий. Ему остаётся пройти наконец в дом, найти Сакуру и спросить ее саму обо всем. Если ему хватит на это духу. Внутреннее убранство никак не изменилось. Тот же столик с вазой, которую Хидан чуть не уронил, отплясывая с Сакурой в моменты дурачества. Та же картина у лестницы, которую он сорвал, падая со ступеней. Тогда он удержал от падения Сакуру, но сам полетел вниз. А вот за дверью справа зал, где он наблюдал за ней в последний раз. Ему все в этом доме напоминает о ней. Он подходит к распахнутым дверям и заглядывает внутрь. В ушах четко стоит мелодия того вечера, на фоне которой радостные голоса гостей. Все вокруг веселились, взгляды устремляли в центр зала, наблюдая за женихом и невестой. И только он один мрачно смотрел в упор на Сакуру. Стереть бы память себе, чтобы не вспоминать ее счастливые глаза и улыбку, адресованные не ему. Забыть бы весь тот день вместе с его любовью. Суета вокруг выводит Хидана из грустных размышлений. Слуги копошатся, чересчур тщательно вымывают зал. Такое поведение он наблюдал только перед грандиозными балами, но сейчас не придаёт этому значения, ведь никакие празднества в этом доме его давно не интересуют. Путь до комнаты проходит почти через весь второй этаж — в ту самую часть, где жили гувернантки и старшая прислуга. Места наравне с родными детьми Хидану не выделяли, Цунаде никогда бы не допустила подобного. Он довольствовался малым и радовался уже тому, что оказался в столь влиятельной семье. Но радость длилась недолго. Ровно до момента, когда он впервые прочувствовал на себе ненависть названной матери. Он кривится от одной только мысли о том, чтобы называть Цунаде матерью. Его насмешливое «матушка» — неожиданная слабость в ее колючей броне, которую он использует для собственной защиты. С замиранием сердца Хидан открывает до боли знакомую дверь. Нерешительно делает шаг внутрь. Комната маленькая по меркам богатых особ, но достаточно просторная, чтобы вместить все необходимое и не вызывать теснотой удушающие чувство. Все осталось на своих местах. Пыль осела на книгах, что лежали стопкой на столе, шторы небрежно висели точно так же, как их оставил Хидан, выглядывая окно в то последнее утро. Никто не заходил сюда, не прибирал, не притронулся к вещам. Каждый уголок комнаты пропитан прошлым. Внешне не изменилось ничего. Но изменился сам Хидан. От того потерянного юноши осталась неизменной только любовь к Сакуре, что накрепко связывает его с этим домом. Он подходит к окну, распахивает его, закашливаясь от поднявшейся пыли, и высовывается наружу, чтобы осмотреться. Все тот же аккуратный сад, все те же люди, подстригающие несовершенства. Ностальгия прошибает с новой силой, и Хидан направляется на улицу. Аромат цветущих яблонь окутывает, стоит только сделать шаг за порог. Сад — излюбленное место, где можно было потеряться на время, засесть с книгой под деревом или случайно встретить кого-то, желавшего также освободить голову от тяжелых мыслей. — Тебя всегда несложно найти, — раздаётся за спиной знакомый голос. — С кустами в саду у тебя интересов больше, чем с людьми. Хидан оборачивается и видит перед собой Сасори. Уголки губ слегка приподняты, и если бы он не знал его, то принял бы это за насмешку. — Кое-что осталось неизменным, — усмехается Хидан, делая недолгую паузу, — это твоя доброжелательность. Кто ещё бы встретил меня таким образом? Взгляд Сасори заметно теплеет. Он тянет руку для рукопожатия и произносит: — Рад тебя видеть. Хидан жмёт руку в ответ и усиленно раскапывает воспоминания, связанные со сводным братом. На них стоит пометка безразличия. Ничто не говорит о братской любви между ними или хотя бы о дружбе. Одно за другим перебирает, но от всех чувствует холод. — Прогуляемся? — спрашивает Сасори, жестом приглашая пройтись с ним. Хидан кивает и идёт следом. Прогулка освежает, зелень вокруг радует глаз, но заметное напряжение никуда не уходит. Он не понимает, чего ждать от Сасори, а тот не спешит делиться мыслями — спокойный внешне, равнодушно водит взглядом вокруг. — Надолго приехал? — нарушает тишину и наконец смотрит прямо, но держится все ещё поодаль, словно медленно прощупывает почву. — Думаю, на пару дней. — Мог бы и задержаться. Часто ли тут бываешь? Хидан не сдерживает язвительный смешок. Так ли он хотел сюда приезжать в принципе, чтобы его упрекать в редких визитах? — Дольше мне тут делать нечего. — Сакура выглядела счастливой после вашей встречи. — Сасори останавливается, оборачиваясь к Хидану, на лице отпечатывается беспокойство. — Ей сейчас нездоровится. Не покидай ее так быстро. Ком застревает в горле от услышанного. Слова Сасори подтверждают прежние опасения. — Наша с ней встреча — случайность, — сдержанно отвечает Хидан. Он сжимает челюсти от напряжения — когда речь заходит о Сакуре, ему трудно контролировать эмоции. — Без нее меня тут не было бы вовсе. — Предлагаешь довольствоваться малым? — Сасори снисходительно улыбается, что вызывает волну раздражения. — Даже ради неё не останешься? Я думал, ты дорожишь ею не меньше, чем она тобой. — Не припомню, чтобы мы с тобой когда-либо откровенничали. Почему вдруг ты решил, что сейчас станем? Сасори устало выдыхает. Хидан с самого начала заметил в нем изменения, но продолжает цепляться за них до сих пор. Чуть больше эмоций, нескрываемое беспокойство за Сакуру и искра. Потухшая в глазах искра, что раньше выделялась и притягивала к себе магнитом. — Ты, верно, не помнишь ещё и то, что я всегда был на твоей стороне. Но ты же меня и не подпускал ближе. — Сасори пожимает плечами и смотрит в сторону особняка, словно понимает, что ему пора идти. — Ну довольно ворошить прошлое. Просто обдумай мою просьбу. С этими словами он оставляет Хидана наедине. А тот не может переварить разговор. Столько противоречий за считанные мгновения. Он не успевает даже бросить что-нибудь вдогонку, как оказывается в полнейшем одиночестве. Изнутри грызёт недовольство, готовое превратиться в ярость, но недоумение перебивает весь запал. Они никогда не были друзьями. Их отношения можно сравнить с перетянутой струной — чуть не так тронешь и она лопнет. Хидан не доверял Сасори, а Сасори сторонился Хидана, чтобы не гневать лишний раз мать. Она строго относилась к общению детей с ним. А сводный брат был послушным ребёнком. Но если внимательно посмотреть, то Сасори никогда не грубил, не старался унизить, не участвовал в травле. Он был наблюдателем, но открыто не выражал своего отношения к Хидану. И эти выводы смазывают прежние представления о нем. С тяжелой головой Хидан возвращается в дом. Направляясь к лестнице, он замечает на другом конце зала темноволосого человека. Присмотревшись, узнаёт в нем мужа Сакуры. Кажется, его зовут Саске? Выглядит то ли уставшим, то ли слишком расслабленным, ленивой походкой идёт к выходу и мельком бросает взгляд в ответ. В нем сквозит полное безразличие и… высокомерие? Хидан моментом ловит злость. Изначально неприязнь появилась из-за статуса жениха Сакуры, но теперь она обретает более осязаемые черты. Для того, чтобы невзлюбить человека, завладевшего твоей возлюбленной, многого не надо. И даже одно только его появление вызывает негатива больше, чем вся семейка вместе взятая. За короткое пребывание в этом доме он встретил слишком много людей. И не все были приятными собеседниками. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он решает пройтись по второму этажу. Ноги сами приводят его к заветной двери. В нерешительности Хидан замирает в шаге от Сакуры, ради которой и приехал. Он кое-как пришёл в себя после прошлой встречи, не до конца веря в реальность происходящего. Последние два года он с немалыми усилиями отдалялся мыслями и сердцем от Сакуры: забывался в алкоголе, уходил с головой в азартные игры, бродил бесцельно по миру, лишь бы подальше от боли и разочарования. Зачем ему мешаться под ногами и лицезреть чужое счастье? Но за одно мгновение его притянуло обратно, центр вселенной вновь сместился к Сакуре, и он стоит у ее комнаты. Хидан добровольно окунается в тот же омут, разрывает собственное сердце на части, но раз за разом переступает через свои безответные чувства. Он как мазохист принимает порцию боли и упивается ею, чтобы просто побыть рядом. Тяжело вздыхает, сжимает сильно кулак и тихонечко стучит. Долгая тишина заставляет сердце выскакивать из груди, мысли наворачивают сотню кругов за секунду, но время застывает, когда из комнаты доносится слабое «войдите». Сакура сидит у окна спиной к двери. Хидан осторожно подходит, прокашливается, чтобы успокоиться самому и привлечь ее внимание. — Здравствуй, Сакура, — с тёплой улыбкой приветствует. — Ты все-таки приехал, — на выдохе говорит Сакура и тянет к нему руку. Он ощущает прохладу ее кожи и еле сдерживается, чтобы не вцепиться мертвой хваткой. — Я так рада. — Ты хорошо себя чувствуешь? Наверное, я зря побеспокоил… — Нет-нет, перестань, — резко прерывает Сакура. — Просто дорога далась тяжело, я в порядке. Хидан смотрит на неё и словно видит тень, а не человека. Бледное лицо, ключицы выпирают больше обычного, болезненный вид. Усталость выглядит совсем не так. Лишь глаза горят как прежде, когда она смотрит на него. А ему в свою очередь невыносимо видеть Сакуру такой. Схватить бы в охапку да бежать с ней без оглядки отсюда. — Я встретил Сасори по дороге к тебе. Он говорил, что ты нездорова. Сакура вымученно улыбается и опускает глаза, прикрывая их от бессилия. — Сасори следует сосредоточиться на своих делах, а не разговаривать про мои проблемы. — Она чуть сильнее сжимает руку Хидана, и его прошибает насквозь, словно иголками изрешетили тело. Не подаёт вида, как и всегда, но внутренне теряет все барьеры. — Ты же останешься на его свадьбу? Думаю, он будет рад. Сказанное повисает между ними тяжелым молчанием. Хидан от удивления теряет суть всего разговора, не замечает даже пристального взгляда Сакуры. — На… свадьбу? — Да, уже через неделю. Останешься же, правда? — Она смотрит умоляюще, сердце щемит от такого. Давит на слабости Хидана неосознанно, что тому приходится сдаться в плен. — Останусь. Все встаёт на свои места. Мероприятие, к которому готовятся слуги, перемены Сасори, даже небрежное высказывание Цунаде — все связано с предстоящей свадьбой. Хидан хотел приехать на пару дней к Сакуре, а на деле оказался в водовороте нарастающих друг на друга событий. Стук в дверь разряжает обстановку. Принесли тот злополучный отвар, нарушили идиллию, но Хидан успевает заметить тёплую улыбку Сакуры. Ее радость согревает сильнее солнца. С большим трудом он отрывается от неё, отпуская руку, желает хорошего отдыха и уходит. Он остаётся с кучей вопросов на душе, с ворохом непрошенных переживаний и все же соглашается на безумства ради Сакуры. Как прожить в ненавистном месте неделю, когда сомневался, что продержишься и день?