Непревзойдённым запреты неведомы

Но кто знает, чем обернутся холода и потери Для того, кто умел верить? И кто знает, когда над водою взойдёт голубая звезда Для того, кто умел ждать?

      Шаги за спиной не удивляют — исход закономерный и ожидаемый. Не стали бы Се Ляня просто так приглашать, если бы не собирались появиться. Но то, что он ожидал… не значит, что готов. Внутри всё будто инеем подёргивается, и принц не знает, чего в этом чувстве больше. Предвкушения? Опасения ошибиться? Надежды? А может, страха, что от него — нынешнего — отрекутся?       Се Лянь не оборачивается, зная: если ошибся, его и без того мёртвое сердце расколется на куски. Он так долго искал… бродил по свету, иногда даже выходил к людям, собирая легенды и кривотолки о новых демонах и духах. Переступал через себя, обращаясь к людям доброжелательно — страх им языки завязывает. Иногда громко заявлял о себе, позволяя распространиться слухам, с одной только мыслью: найди меня, вернись ко мне! Он оборвал свой круг перерождения только для того, чтобы вернуться таким же, чтобы ничего не забыть, чтобы его узнали… Он был так одержим мыслью вернуть себе своего единственного последователя, что совсем не задумывался — а примут ли его демоном, когда полюбили божеством?       И мысль, что — нет, не примут, не посмотрят с былым благоговением и обожанием, а вместо того с отвращением отвернутся, оттолкнут, разочаровавшись… захлёстывает с головой.       Второй раз в жизни Се Ляню по-настоящему страшно. В груди больно, больно, больно, — так, словно её вновь пронзают мечом, и если бы только ему нужно было дышать, сейчас он бы задыхался.       Только не отказывайся от меня.       Ведь… почему-то же Безликий Бай смог его прогнать? Не потому ли, что смог убедить — от того святого, чистейшего божества осталось одно лишь лицо. А больше там следовать не за чем. И разве это не правда? Разве… у его Хун-эра остались причины следовать за падшим богом?       …Когда Се Лянь слышит за спиной хриплое: «Ваше Высочество», он словно умирает во второй раз, сметённый бурей эмоций: чужих. Не отвращение. Боль. Он.       И вторя ему, его драгоценному верующему, чувства собственные: облегчение, боль. Восстающая из праха надежда.       Насилу вернув себе подобие спокойствия, принц оборачивается, чтобы тут же застыть, впившись взглядом в бледное лицо напротив. Чуть более взрослое, чуть более зрелое — лицо человека, которому пришлось пройти слишком многое. Уже без белёсых нитей старых шрамов, напоминающее тончайший фарфор, невыразимо прекрасное. Не испорченное даже повязкой на месте красного глаза. Искажённое сейчас немыслимым страданием. И чёрная бездна взгляда, пожирающая, утягивающая в омут без остатка.       Так они и стоят: Непревзойдённый демон и забытый бог. Один за время столетней разлуки лишился глаза, другой — жизни. Оба не смеют приблизиться, мучимые мыслями о том, что всё это время их не было рядом.       Се Лянь по-настоящему задыхается.       Первым сдаётся Хун-эр… Хуа Чэн. Шагает вперёд: цепочки на его сапогах звенят (звук непривычный, но странным образом родной), красные, словно клён одежды колышутся; покачивается алая бусина на тонкой косице, игриво выделяющейся в каскаде чёрных волос. Хун-эр, Хуа Чэн, Непревзойдённый Князь демонов, равных которому не сыскать во всём свете, падает на колени перед демоном ранга «жестокий», падшим и забытым всеми богом, и сгибается так знакомо в поклоне.       — Ваше Высочество, простите меня, — едва слышно умоляет Хуа Чэн, и весь сотрясается, как от страшной лихорадки. — Этот никчёмный слабак не смог защитить вас, не смог даже остаться рядом, как обещал… Если вы посчитаете нужным, эта бесполезная тварь уничтожит себя и больше никогда не оскорбит ваш взор.       Плечи его трясутся. В голосе — океан боли, и ещё столько же отвращения к себе. Эту ненависть, обращённую на себя, почти можно потрогать; она клубится вокруг, сворачиваясь кольцами, словно самая тёмная ци. В голосе его — звенящее искренностью обещание: пожелай Се Лянь, и он вправду уничтожит себя без остатка, так что и песчинки праха не останется.       Глупый страх, что от него отрекутся, сметает ураганом новый, безнадёжно всепоглощающий: что Хуа Чэн выполнит обещанное. Одна только мысль о том, что этот юноша, прошедший так много ради своего божества, но неизменно рвущийся остаться рядом, сожалеющий о том, что не смог быть рядом всегда… мысль о том, что единственный во всём мире, кто имеет значение, уничтожит себя, разбивает Се Ляня на осколки. И нет, он никогда, никогда, никогда не позволит своему Хун-эру причинить себе вред.       Поэтому он отбрасывает все страхи, сам подходит ближе, опускается на колени тоже и так крепко обнимает демона, что непрекращающаяся дрожь того передаётся и ему. Что угодно, лишь бы не потерять снова.       — Ты бы не смог меня спасти, — сбивчиво шепчет принц и лишь сильнее прижимается, когда чувствует, как каменеют чужие плечи. — Не смог, потому что я этого не желал. Это был мой выбор, Хун-эр. Я так захотел. Тебе не нужно винить себя за мои решения.       — Но, Ваше Высочество… я клялся оберегать вашу жизнь. Защищать вас, — напряжённо отзывается Хуа Чэн, всё такой же неподвижный. — Но вместо этого этот никчёмный… снова и снова терпит неудачу.       — Ты бы не стал защищать меня от меня же, — принц качает головой. Гладит прекрасные чёрные волосы, путается пальцами в мягких прядях и ужасно, ужасно хочет зарыться в них носом.       Се Лянь и не знал, как же сильно на самом деле скучал. Как сильно желал встретить яркий взгляд, как сильно мечтал вновь увидеть улыбку на тонких, мертвенно-бледных губах. Но теперь Хун-эр снова с ним. Пусть, пока разбитый осознанием собственного промаха… главное, что рядом. Это веский повод для радости.       Принц отстраняется слегка, мягко проводит пальцами по чужому подбородку, так знакомо тянет вверх, вынуждая смотреть на себя. Так знакомо тонет в чёрном омуте и дарит самую нежную улыбку, на которую способно его теперь мёртвое тело.       — Оставь. Я больше не человек и не божество. Мы с тобой теперь принадлежим одному миру. Ты нашёл меня, а я отыскал тебя. И если ты примешь меня таким… Я бы хотел остаться рядом с моим Хун-эром в этот раз. Я… ужасно скучал.       — Я тоже… тоже скучал, Ваше Высочество, — едва заметная улыбка всё же ложится на тонкие губы, и Се Лянь не может не залюбоваться. Он думает: сейчас самое время наклониться и сцеловать эту улыбку. И это больше не будет бездумным порывом — но будет выражением чувств и вопросом.       Принц как раз собирается выполнить задуманное, но лицо его Хуа Чэна вновь мрачнеет.       — В чём дело? — хмурится Се Лянь, не выпуская его из объятий.       — До жерла Тунлу добралось несколько демонов, — со вздохом отзывается демон. — Она готова закрыться. Вам… нужно поторопиться, Ваше Высочество.       В замешательстве принц даже подаётся назад, но руки его остаются на чужих плечах, так и не разорвав объятие. Плечи эти — сильные и надёжные, — до сих пор мелко потряхивает.       — И ты… отпустишь меня туда? — Се Лянь искренне удивляется, сам не уверенный, смог бы он так поступить или нет. Лицо Хуа Чэна смягчается.       — Я бы никогда не стал вас в чём-то ограничивать, Ваше Высочество. Я знаю, что вы бы не отправились на гору Тунлу, если бы не считали это необходимым, а значит… Я обязан вам помочь. И хотя бы это я сделаю должным образом.       — Но это может занять время. И ты не сможешь последовать за мной, и… нам придётся расстаться вновь.       Улыбка на лице Хуа Чэна, и без того призрачная, тает, но во взгляде неизменно царит решимость — та самая, что плескалась там сотню лет назад и не померкла по сей день. Он наконец-то позволяет себе поднять руки и заключить принца в ответные объятия — нежные и крепкие.       Хуа Чэн больше не дрожит.       — Я ждал больше ста лет. Могу… потерпеть ещё несколько. А после, если Ваше Высочество позволит… я дождусь вас и мы, наконец, больше никогда не разлучимся.       Окружённый кольцом сильных рук, Се Лянь больше всего мечтает остаться здесь. Не хочет разлучаться с едва обретённым Хун-эром, а хочет вжать его в себя, вплавить так, чтобы никогда не расставаться. Но Хуа Чэн прав. Принц явился на гору прежде всего для того, чтобы стать Непревзойдённым.       — Неужели совсем не боишься за меня? — не удерживается от шуточной подначки Се Лянь. Он вновь почти бездумно пропускает сквозь пальцы чужие мягкие волосы и едва не захлёбывается восторгом. Какие же они красивые! Какой же красивый Хуа Чэн — весь, с головы до пят!       — На всём свете не сыщется никого сильнее Вашего Высочества. — Ответ, лишённый хоть капли игривости, прямой и честный, заставляет всё внутри свернуться в узел.       Кажется, никто и никогда не верил в принца так непоколебимо.       С большой неохотой они всё же выпускают друг друга из объятий. Хуа Чэн, стараясь не выглядеть расстроенным, указывает Се Ляню короткую дорогу, провожает до самой вершины горы, поддерживая под руку. Принц с удовольствием позволяет, и сам не желает выпускать чужую ладонь, даже когда Медная печь начинает дрожать под ногами.       Они замирают, оттягивая момент разлуки, не размыкают ладони с переплетёнными пальцами и всматриваются в лица друг друга. Запоминают, впечатывают в память каждую чёрточку нового образа — всё-таки, за время расставания оба они немного изменились внешне. Это не имеет никакого значения, они — всё те же, но дорогой сердцу образ хочется заключить в памяти накрепко.       Жое, чувствующая себя забытой, обидчиво шлёпает Се Ляня по запястью, напоминая о себе. Ей совсем не нравится идея покинуть своего драгоценного хозяина, но тот лишь гладит её аккуратно и тихо напоминает, что просто не может взять с собой: всё-таки Жое — тоже нечисть. Создание демонической силы, и её Медная печь может принять за одну из претендентов на место Непревзойдённого. Случись так, они с Се Лянем застрянут в ней на вечность, неспособные причинить друг другу вред.       — Присмотри за моим Хун-эром, — велит принц, замечая, как мягкая улыбка вновь ложится на тонкие губы Хуа Чэна. Затем поворачивается к нему, повязывает Жое поверх серебряного наруча и вновь жадно впивается в лицо взглядом. — Сколько времени ты провёл там?       — Десять лет, — отзывается Хуа Чэн, смотря в ответ так же пристально.       — Я вернусь быстрее. И это будет последнее наше расставание, — обещает Се Лянь с улыбкой и, наконец, прыгает в чернеющую пропасть за пару мгновений до того, как та закрывается.