Обряд. Песня русалки

      Окна Белозёровых выходили на маленькую площадь с крохотным круглым фонтаном и четырьмя лавочками. Её «пронзала» неширокая асфальтированная тропинка, вдоль которой были высажены кустарники и уже цветущие бархотки. Дальше начинался ряд магазинов и жилых домов, ютились в одном здании банк и швейная мастерская — всё, что казалось слишком бытовым и простым. Когда Марина стояла на балконе на четвёртом этаже, площадь с фонтаном выглядела зелёной жилкой, бьющейся в такт большому сердцу посёлка. Даже на высоте она чувствовала воду, струями бьющую из ржавых труб, и ей постоянно хотелось схватиться за краешек из брызг и потянуть вверх. Особенно вечером, когда включались фонари и тёплые оранжевые отблески впитывались в прозрачные капли. Потянуть вверх. Свернуть в фигуру, тут же перестроить в другую. Ощущать через воздух приятную влагу и текучесть. Потом сделать лёгкое, но точное движение — рассыпать капельки по воздуху, заставить замереть — и…       — Привет! — голос матери тихим эхом влетел в балконную дверь.       Марина столкнулась с ней в прихожей, прошла в кухню и начала разбирать пакет с продуктами.       — Вот насколько я люблю обряды, настолько же не люблю советы перед ними, — сказала мама, устало опустившись на стул. — Решали сегодня, когда и где проводить подготовку, чтобы нас не заметили люди.       — А где вы проводили её раньше?       — На том берегу Серебрянки. Теперь там всё застраивают коттеджами, и не сунешься. Жалко, красивое место было. Маринчик, налей, пожалуйста, чаю — очень пить хочется.       Марина щёлкнула кнопкой чайника, и через три секунды он начал тихо гудеть.       — Решили, что, кроме нашего берега, идти больше некуда. В других местах или к реке не пройдёшь, или местность слишком открытая, а ставить заслон, чертить руны… сама представляешь.       — Это долго? — уточнила Марина. Она ещё не сталкивалась с рунами и защитным кругом, потому что в Дубовнике никто не скрывался, — там жили только колдуны.       — Да, и сил отнимает много. Ну ничего, не думаю, что тебе на обряде помешает след после тренировок.       Щёлкнула кнопка бурлящего чайника. Из носика повалил пар. Марина провела в воздухе линию плавным движением кисти, и тонкая струйка воды с миллионом маленьких пузырьков перелетела в кружку с жёлто-зелёной заваркой на дне.       — Ты ж моя умница. Спасибо, — мама поднесла чашку к губам, но не сделала глоток. — Чем сегодня занималась?       — Была у реки, как обычно, — Марина пожала плечами, села напротив. — Я ещё сегодня познакомилась с Ярославом Корольком. Ты о нём рассказывала.       — А, да, внук Василисы Александровны, — пальцы крепче сжали чашку. — И как он тебе?       Марина нахмурилась, не понимая, какой смысл мать закладывает в этот вопрос. Ей тут же вспомнилась русалка, с которой так спокойно, без страха и защитных заклинаний, наедине говорил Ярослав. Марина пришла на берег в тот момент, когда раздался громкий плеск, будто в воду что-то уронили. Любопытство, смешанное с желанием помочь, если потребуется, заставили её пойти к скрытому растениями уголку. Она уже протянула руки, чтобы отодвинуть в сторону густые ивовые ветки, как услышала девичий смех. Он показался неприятным и глуховатым, но вполне обычным.       За ивами могли скрываться девочки, только-только осваивающие стихию, или влюблённая пара, ищущая уединения. Но тут Марина почувствовала, что рядом с уже знакомой ей силой мятных морей появилось ещё что-то, совершенно новое, непривычное и неясное. Что-то из другого мира.       Когда Марина осторожно выглянула из-за веток, то увидела Ярослава и наполовину лежавшую в воде девушку. По её бледной коже, по длинным волосам с зелёным отливом, по жадному хитрому взгляду и слабой, холодной и юркой силе Марина узнала русалку. Она впервые видела нечисть так близко. Много читала, часами рассматривала картинки, но никогда не встречала вживую. Марина слишком хорошо знала способности и природу нечисти, чтобы бояться, но слишком слабо сопротивлялась предрассудкам колдовского мира. В ней появилось отвращение к мёртвому телу, которое так беззастенчиво заигрывало с Ярославом.       Марина отпустила ветки и отошла к воде. Вглядываясь в зеленоватую поверхность, подумала, сколько таких же девушек, неживых, скользких, пропитанных холодной влагой и тиной, живёт в реке, и попыталась успокоить нахлынувшие эмоции, заменить отвращение на сострадание и понимание. Это у неё получилось быстро.       В тыльную сторону ладони что-то ткнулось. Марина попыталась схватить назойливую траву или веточку, но упёрлась в гладкое и твёрдое. Кухонный шкафчик с отвалившейся с краю лентой из мягкого пластика. Марина вдавила ленту в край, но обратно она не приклеилась.       — Этот паршивец чуть не занял твоё место в обряде, — заговорила мама с плохо скрываемым презрением. — Никто бы с ним так не носился, если бы не Солнцев и Василиса Александровна. Бабушкин внучок!       — Ты говорила, он сильный колдун.       — Ты не слабее его. Посмотрела бы я на него, не будь у него такой бабушки. У неё в общине особое место, её все уважают. Её слово сильнее моего слова. Представляешь? Я не отрицаю, что она великая и очень опытная колдунья, но кто из нас старейшина, в конце концов?       Мама сделала большой глоток, но тут же почти уронила кружку на стол. На выпученные глаза накатились слёзы.       Марина налила стакан воды.       — Не надо, — мама несколько раз махнула на стакан. — Обожглась, вот и всё.       — Осторожно!.. Мы поговорили с Ярославом немного, пока шли до дома, — он показался нормальным.       — Знаешь уже, какие слухи о нём ходят?       Марина неопределённо покачала головой.       — Он нечисть, Маринчик, — мама на секунду выгнула брови дугами: «да, вот так вот». — Нечисть. А ты думаешь, откуда у него такая сила?       — Сильные колдуны не редкость, — Марина пожала плечами, быстро забрала у мамы пустую кружку и отвернулась к раковине. — Ты тоже сильная колдунья, хотя человек.       — Сильный колдун сильному колдуну рознь. Так что мой тебе совет: не связывайся с Корольком. Лучше занимайся, готовься к обряду. Я думаю, тебе нужно добавить ещё вечерние уроки. Давай сегодня пойдём к Серебрянке вместе, покажу пару уловок.       — Но я уже занималась сегодня.       — И что? — в голосе звучало искреннее недоумение. — Это же твой первый обряд. Всё должно быть идеально. Это важное событие в жизни каждого колдуна, да?       — Да. Но я уверена в своих силах. Я точно сделаю всё правильно.       — Да что ты говоришь? А не рано нос задрала?       — Нет…       — Когда люди так говорят, в итоге у них ничего не получается.       — Мам…       — Нет, я тебя не заставляю. Просто даю совет, как более опытная колдунья.       — Это значит: «Даю совет, к которому ты обязана прислушаться?» — уточнила Марина. Мнимо предоставленный выбор злил больше, чем уверенность матери в беспомощности дочери. Марина чувствовала, как собственное колдовство закипает внутри, как хочет вырваться наружу неуправляемым потоком, совсем как пар из чайника десять минут назад. Но Марина сдерживалась.       — Ой, да делай ты что хочешь, — мать махнула рукой и поднялась. Уже стоя в дверях гостиной она крикнула: — Не забудь, что завтра вечером мы ставим знаки и несколько занятий у тебя пропадут.       Заголосил музыкальный канал. Марина уронила в раковину вымытую кружку. Злость кипела и кипела. Хотелось плакать, кричать и почему-то спать. В горле стоял ком, но слёзы не появлялись. Слёзы — последнее, что может позволить себе дочка старейшины. Крик тоже остался в горле — такой живой и колючий, что Марина прокашлялась. Резкие звуки, всколыхнув разложенные по полкам чувства, отдались в голове звоном. Снова накатила волна. Куда деться от злости и стыда из-за собственной слабости, Марина не знала.       В телевизоре пели о том, что выхода нет, и стало совсем невыносимо.       Марина поставила чашку на полку, пробежала в коридор так быстро, что из гостиной нельзя было её заметить, и надела босоножки. Застыла, пытаясь успокоиться — иначе в голосе будет слышно слёзы, — и крикнула:       — Я ушла на тренировку!       Не дожидаясь ответа, Марина выскользнула за дверь. Она слетела вниз по ступенькам и побежала к реке, чтобы не дать себе шанса развернуться.

***

      Сухопёрышкин спал, закутавшись в плащ и уронив голову на стол. Он не шелохнулся, когда в замке провернулся ключ и дверь с тихим скрипом отворилась. Не шелохнулся, когда кто-то сквозь зубы чертыхнулся и тяжёлыми шагами прошёл по коридору. Не шелохнулся, даже когда неизвестный уронил стопку книг, которая стояла прямо на пороге кухни. Книги посыпались, задели непонятно откуда взявшуюся на полу десятилитровую кастрюлю. Крышка с оглушительным грохотом съехала на тарелки. Раздался хруст.       — Почему вы ставите тарелки на пол? — спросил в полный голос Олег. Он тут же опустился на корточки посмотреть, уцелело ли хоть что-то из посуды: все тарелки раскололись на большие неровные части.       — У меня был занят стол, — пробурчал куда-то в свои руки Сухопёрышкин, так и не поменяв положения. — Да и вообще не до тарелок.       Олег вернулся из ванной комнаты с веником и совком, отодвинул кастрюлю и принялся убирать осколки.       — Извини, что не открыл.       Олег мысленно усмехнулся. В самом начале их занятий он торчал под дверью учителя часами, потому что на звонки — и телефонные, и дверные — Сухопёрышкин не отвечал. Чаще он просто крепко спал и не слышал, что пришёл ученик. На оправдания Олега в свой адрес — «да ничего страшного, я понимаю, у вас много дел» — Сухопёрышкин начинал злиться и повторял, что нужно ценить своё время. А однажды просто отдал запасной ключ от своей квартиры и сказал, что днём Олег может приходить в любое время.       — Да ничего, — по привычке ответил Олег. — Работали всю ночь?       Сухопёрышкин неопределённо хмыкнул. Только теперь Олег заметил, что весь кухонный стол завален книгами, свитками и талмудами, к обложкам которых прикреплены замочки и цепи. Откуда у поселкового колдуна настолько старые книги, он не знал, но был уверен, что добыли их не совсем честным путём.       — Ого, — Олег быстро ссыпал в мусорную корзину осколки и начал жадно разглядывать книги. — Все про травы? Вот эту я у вас вообще никогда не видел.       — Да, про травы. Не видел, потому что не время ещё, — Сухопёрышкин пожал плечами и зевнул. Потом принялся убирать книги. Делал он это небрежно, будто это были брошюрки из соседнего магазина. Но прикасаться кому-то ещё, даже Олегу, запрещал. Сухопёрышкин лично перенёс книги стопками по десять штук в дальнюю комнату. Надрывался, но упрямо отказывался от помощи. Олегу оставалось лишь слушать, как захлопывается дверь, и гадать, чудится ли ему шуршание ключа, который проворачивается в скважине. Но ведь замка на двери не было.       Сухопёрышкин унёс последние книги и долго не появлялся на кухне. Олег успел вымыть пол и теперь сидел за столом на привычном месте — в углу, спиной к коридору, который заканчивается поворотом в прихожую.       — Что обсуждаем сегодня? — спросил Сухопёрышкин.       Он разлил золотистый чай из круглого заварочного чайника в два больших бокала. По кухне растёкся запах зверобоя и мяты. Олег расслабился. Плечи опустились, он перестал поправлять очки и прислонился, чуть сгорбившись, к стене.       — По плану у нас были женские травы. Ещё я про рецепт хотел спросить, который вы дали в прошлый раз.       — Рецепт? — Сухопёрышкин почесал затылок. Ни о каком рецепте он не помнил.       — Да, к обряду, — осторожно уточнил Олег, оттолкнувшись от стены. — С пустым клевером, помните?       — А! — воскликнул Сухопёрышкин вместе со свистком закипевшего чайника. — Да, точно. На удачу. Я помню. Ох, прости меня, Опёнкин, бессонная ночь.       — Что-то случилось?       Сухопёрышкин слегка повернул голову и, разливая кипяток, искоса посмотрел на Олега. Тот перехватил его взгляд.       — Нет, — соврал Сухопёрышкин, поставил на стол две кружки, достал с полки блюдце с клубничным вареньем и сушки. — Начал собирать ингредиенты?       — Да, — кивнул Олег, засуетился и вытащил из кармана сложенный вчетверо листок. — У меня есть клевер. Но я внимательнее почитал состав и не совсем понимаю. Я не понимаю, как оно работает. Зачем здесь пустой клевер? Он же вообще нигде не используется.       — Во-первых, используется: против головных болей или, например, для очищения крови, — терпеливо и серьёзно перечислял Сухопёрышкин, задумчиво глядя мимо кружки. — Во-вторых, это мы называем выращенные с помощью колдовства растения пустыми. В них есть крупицы силы. Другие компоненты зелья усилят их, и вот тебе, пожалуйста, рабочий клевер.       — Но… — пробормотал Олег и перечитал рецепт. Там была сушёная лунная мята, которая усиливала почти все растения Может, о ней и говорил Сухопёрышкин. — Ладно, хорошо. Но роса? Её ничем нельзя заменить? Для основы подходит и отстоявшаяся вода, и полынная вода…       Сухопёрышкин резко выдернул из рук Олега рецепт, что-то черкнул на нём выуженным из кармана плаща карандашом и вернул. На листке появилась объединяющая все ингредиенты скобка и приписка большими буквами с маленькими петельками: «замен нет».       — Понял, — вздохнул Олег и сделал несколько глотков уже остывшего чая.       — Вздыхаешь так, будто я отправляю тебя за кровью Змея, — по-доброму усмехнулся Сухопёрышкин. — Вот проблема: росу собрать!       — Для земляного колдуна?       — В твоей компании есть самый сильный водный! Попроси Королька, мне кажется, он не откажет.       Олег спрятался за большой, уже пустой кружкой, делая вид, что пьёт. Просить о помощи он не хотел. Просить о помощи — признаться в своей слабости, в волнении перед обрядом, в том, что он не может справиться сам. Он никому не позволял сомневаться в своих силах.       Поставив кружку, Олег заметил улыбку на лице Сухопёрышкина.       — Клевер же ты как-то вырастил, — заметил тот. — Тоже пришлось просить.       — Мне помогла Злата.       — Уверен, Королёк ничуть не хуже Солнцевой!       Олег не ответил. Сухопёрышкин безразлично допивал чай и думал о чём-то своём. На долгие мучительные минуты повисло молчание.       — Хочу заметить, что Королёк мастер именно по таким тонким штучкам, — сказал вдруг Сухопёрышкин, будто разговор не прерывался. — Хотя по нему и не скажешь. Но я ж не настаиваю, проси кого хочешь. Ну или не проси, тогда останешься без зелья. Ещё раз, кстати, напоминаю тебе, Опёнкин, что оно тебе не так уж и нужно. Я уверен, ты хорошо справишься с обрядом сам.       «А я не так в этом уверен», — подумал Олег.       — Давай девичьи травы отложим до… ну, скажем, недели после Купалы? Не против?       — Нет.       — Ну и прекрасненько, — Сухопёрышкин встал, с грохотом поставил пустые кружки в раковину. — А теперь, если ты не против, я бы хотел продолжить свою работу. У тебя много дел: тебе нужно поймать Королька.       — Да, спасибо, — Олег кивнул, засобирался и уже в коридоре заметил, будто ни в чём не бывало: — Кстати, а что за парень шёл с вами сегодня из леса?       Сухопёрышкин засмеялся. Он оставил уборку, вышел в прихожую — Олег надевал кроссовки — и скрестил руки на груди.       — Ты серьёзно решил спросить так вот прямо? Сидел весь вечер, терпел и решил спросить прямо?       — Ну… да. Ярослав вас видел. В том парне вообще не было ничего — ни колдовского, ни человеческого. А Ярослав же мастер в таких тонких вещах, правда?       — Ой, Опёнкин, вы со своими друзьями сведёте меня в могилу, — устало вздохнул Сухопёрышкин, прислонившись к косяку одним плечом.       — Говорите как глубокий старик.       — Я и есть глубокий старик. Того парня погрузили в полусон. Обыкновенный полусон, полное подчинение и безмолвие, только непонятно, кто или что этому виной.       — Это же простейшее заклинание, — Олег удивился и даже замер на корточках. — Оно оставляет очень чёткие следы. Ярослав точно почувствовал бы его.       — Вот именно. Поэтому случай странный, и я пытаюсь в нём разобраться. И буду очень признателен, если ни ты, ни твои друзья не будете лезть в это дело.       Олег пожал плечами.       — Мы вроде и не собирались. Нет, если вам нужна будет помощь, вы обращайтесь, конечно.       — Обязательно.       Олег вышел из подъезда хмурый и озадаченный. Он, казалось, получил ответы на все свои вопросы, но что-то его беспокоило. Обряду ничто не угрожало, странный состав зелья объяснялся простыми взаимодействиями ингредиентов. Олег снова и снова прокручивал в голове разговор с учителем, вспоминая мельчайшие детали.       Только когда Олег миновал поворот к Серебрянке, его озарила внезапная догадка. Книги, которые читал Сухопёрышкин в кухне, были не про травы. Все они, даже талмуд с цепью на обложке, были посвящены нечисти.

***

      «Ты же не расстроился?» — появилось на белом экране, и Ярослав улыбнулся.       «Конечно нет» — быстро напечатал он ответ. Потом подумал и тут же отправил второе сообщение: «Мне и двух обрядов хватило. Я вообще не понимаю, почему они так важны».       Почти сразу ему прилетели смеющиеся до слёз смайлики. Улыбка Ярослава стала ещё шире. Он смотрел на жёлтые рожицы, а в памяти сама собой появлялась мамина улыбка — настоящая, живая, искренняя, такая сейчас далёкая.       «А как же почёт, престиж, популярность у противоположного пола?».       Ярослав даже опешил от такого вопроса. Подумав немного, написал: «Ну не знаю…». Он и правда не знал. Прошлогодняя Купала понравилась. Понравилось, что собрались все колдуны, что они веселились, пели, танцевали вокруг костра. Понравилось, что воздух был пропитан магией, причудливо перемешанными стихиями. От этого кололо в венах и собственная сила радостно клокотала внутри. Но это был не обряд.       За водоворотом смеха и магии Ярослав не чувствовал земли. Это был закрытый, подвешенный в воздухе мир, оторванный от природы. Это был праздник, такой же, как все человеческие.       «У моря более суровые законы. Там, откуда родом я, Купала тоже была весёлым праздником. И многие другие тоже. А ты просто к веселью не привык».       «Может быть».       На экране отобразились светло-серые буквы: «Алиса печатает…» Справа появился ещё один диалог: «Олег Опёнкин».

***

      Злата думала, что если обряд будет проводить Саша, то все её проблемы тут же решатся. Но ошиблась. Она выбралась из его объятий, зашла домой и рассказала отцу о Сашиной радости, потом долго лежала на кровати и разглядывала колдовские знаки на правой руке — что бы она ни делала, избавиться от беспокойства не удавалось. Оно сверлило между рёбер. Оно рисовало прошлогодние картинки, когда Злата едва не испортила обряд из-за собственного страха.       Злата быстрым шагом направлялась к Серебрянке, полная решимости раз и навсегда решить все свои проблемы. Нужно смотреть страху в лицо — так всегда говорил папа. Настало время это сделать. При мысли о воде Злату всё ещё потряхивало, но она заставляла себя подавить внутреннюю дрожь.       Злата шла так быстро, что не заметила, как из-за угла вынырнул человек. Они столкнулись.       — Извини, — пробормотала Злата, делая два шага назад. — О, это ты. Привет.       Перед Златой стояла Варя Чешуева, и это был последний человек, которого хотелось видеть перед борьбой со своими страхами. Они не понравились друг другу с первой секунды знакомства. Красавица Варя с подружками-огневичками держалась в стороне, изредка проходила мимо с высоко поднятой головой и тихо усмехалась, когда на уроках Злата и её компания веселились вместо того, чтобы спокойно учиться и поскорее разойтись по домам.       Злата не любила Варю из-за её холодности. Это было то, чего она не понимала в людях, не принимала и не могла себе объяснить. А ещё Варя была чуточку заносчивой и всегда хотела казаться лучше, чем была на самом деле.       — Привет. Я тебя тоже не заметила.       Красные губы Вари растянулись в вежливой улыбке. Злата посмотрела на неё с подозрением и попыталась обойти.       — Я спросить хотела, — сказала Варя, — ты же знаешь, кто будет проводить обряд в этом году?       — Да, — аккуратно ответила Злата. — Об этом же объявили на общем совете. Ещё вчера по-моему.       — Мои родители не ходили.       — Понятно, — растерянно ответила Злата.       Старшие Чешуевы вообще казались ей странными. Они не закончили обучение, не получили два последних колдовских знака и то ли из зависти, то ли из вредности вообще перестали доверять колдовству и Общинам. Они не ходили на советы, присутствовали, но не участвовали в обрядах, и предпочитали платить за простейшие заклинания, но не творить их самим.       — Его будет проводить Саша Гвоздикин.       Лицо Вари на мгновение просветлело. Улыбка даже стала чуть более искренней, обнажив белые зубы.       — Понятно. Рада за него.       Злата кивнула. Она знала о долгой невзаимной влюблённости Вари, и теперь ей даже стало неловко.       — Я ему передам, — зачем-то сказала Злата.       — Ты торопишься? Я не буду тебя больше задерживать.       — Да, я… Ладно, извини ещё раз.       Девушки разошлись, а мысли Златы полностью захватила странная встреча. Хотя они с Варей никогда не враждовали, даже уважали друг друга — Злата Варю за идеальную школьную успеваемость, Варя Злату за колдовские умения, — почти никогда не пересекались и не разговаривали. Этот диалог стал первым за несколько месяцев. Злата не понимала, почему Варя задала вопрос про обряд именно ей, почему не могла написать или позвонить, если ей было настолько интересно.       Злата свернула к реке. Протоптанная тенистая тропинка вела прямо, а потом широкой дугой уводила вправо. Когда доходишь до дуги, понимаешь, что река ближе, чем асфальтированная аллея и люди.       Злата почувствовала знакомое волнение внутри. В такие моменты казалось, что всё внутри груди и живота дрожит. Так зарождался страх.       Когда показался поворот направо, сердце перестало дрожать. Оно забилось с такой скоростью, что Злате стало больно и оглушительно громко. И всё же сквозь ритмичную гулкость в ушах она услышала журчание реки, мирное и мерное. Голос Серебрянки первый раз в жизни не испугал, а успокоил.       Злата продолжила идти, хотя шаги её стали короче. Она вслушивалась в окружающие звуки, стараясь не обращать внимания на боль в груди и слабость в ногах.       «Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь».       На берег Злата вышла со спокойной осторожностью. Страх не исчез, а замер, застыл, затаился. Он милостиво поддавался контролю, из-под которого мог вырваться в любой момент. Злата старалась об этом не думать.       Река звала к себе блестящей водной гладью и мягким журчанием. Дышать рядом с ней становилось легче. Когда Злата подошла ближе к кромке берега, тень деревьев соскользнула с плеч, отпуская её во власть солнца. Злата любила объятья горячих лучей. Она куталась в них, точно в плед, подставляла им щеки. Солнце казалось родным — самым родным существом, роднее отца, которого Злата бесконечно сильно любила, роднее матери, которую никогда не видела, но чей неясный след чувствовала в себе.       «Помоги мне, Ярило».       Злата увидела отражение солнца в воде. Оно сияло так ярко, что пришлось зажмуриться. Единение огня и воды показалось странным: под полыхающей звездой вода не пенилась и не бурлила — Злата вспомнила недавний сон. Она стояла на берегу совсем как бабушка. Если снять босоножки и сделать один шаг, мокрый песок коснётся ступней.       Злата сняла босоножки.       Сердце снова забилось быстрее, словно напоминая о таившемся внутри страхе. Злата тут же отогнала от себя волнение, радуясь, что она стоит у реки. Она стоит так близко. Она одна. Она спокойна. Она поборола себя и свой страх.       Сейчас она войдёт в воду — и…       Сила. На одну-единственную секунду Злата почувствовала силу. Это была смесь воды и огня. Нереальная. Ненастоящая. Переполняющая изнутри, до краёв, заставляющая чувствовать лёгкость. Злате казалось, она взлетит. Злате казалось, она сможет нарушить любой закон, перейти любую границу. Ей дозволено всё, потому что внутри две противоположности — и обе в её власти.       Злате казалось, что всё это правильно. Правильно, что сила разрывает. Правильно, что вместо боли сила дарит радость и лёгкость. Правильно, что сила принадлежит именно Злате.       Сумрак. Солнце скрылось за облаком. Наваждение исчезло. Всё вернулось: страх, боль в груди, дрожащие колени. Злата выбежала из воды и судорожно огляделась. Её окружала тьма. Неприветливо тусклый мир, холодный и бесцветный, подбирался к ней со всех сторон. Чёрные деревья. Серый песок. Потемневшие воды Серебрянки.       И Злата побежала.       Побежала, не разбирая дороги, спотыкаясь, почти на ощупь. Качая головой, пыталась избавиться от воспоминаний.       Синеватая кожа. Злые глаза. Чешуя на шее.       Злата задыхается.       Слишком много воды. Во рту. В носу. Повсюду.       Страшно.