Задушевные с виселицей

Кэролайн — девочка со светлой улыбкой во весь беззубый рот, нежно-розовым платьицем и сладкими снами с поцелуем в каждую щеку от родителей. Она лопочет звонко, заливисто — переливами колокольчика. Не ходит, а подпрыгивает и как крошечная фея летает по тёплому дому. Смех у Кэролайн искренний и яркий, как она сама, разносится вдоль стен, заполняя собой пространство. Ей десять и она счастлива. У Кэр две лучшие подруги погодки, много друзей, что всегда протянут ладони если та оступится или упадёт. Она раздерет коленки в кровь, сотрёт нежную детскую кожу рук, но задорно усмехнётся и помчится к Бони и Елене. Потом только нарочито покорно склонит головку, блеснёт золотыми кудрями и получит пестрый пластырь на перегородку носа. Тот большой и под ним ранка чешется нещадно. Кэролайн исполняется одиннадцать — жизнь так же незатейлива, но безумно весела. В школе, на улице, у Бонни, у Елены и Джереми, с Мэтом и многими другими… Ей одиннадцать и добрый папа, что ласково трепал по макушке, хитро подмигивал с печеньем в руках за спиной у матери, закрывает чемодан и аккуратно придерживает за собой дверь. Кэролайн хлопает глазами с пышным ворохом ресничек недоуменно — непонимающе. Светлая зелень во взгляде сочится переливами собравшихся слез-бусинок и абсолютного неверия в реальность. Потом она тайком подслушивает разговоры-шёпот-крики взрослых. Папе лучше спится в постели чужого мужчины. Почему папа не высыпается в их с мамой спальне? Там постель всегда чистая и накрахмаленная, она в этом убеждена — сколько раз забегала к ним шумным самолетиком и зарывалась вздернутым носом в простынь — та пахнет лавандой и химозным порошком. Всегда. Она ловит взгляды матери — убитые, потерянные. Мама всегда сильная, иногда строгая и категоричная, но совсем-совсем не плохая! Почему тогда она должна глотать немые слёзы обиды? Почему должна страдать? У Кэролайн в глазах свежая трава — нежная, душистая и мягкая. Кэролайн мотает головой из стороны в сторону — упрямо, непреклонности и уверенно до страшного. Палит своими патоками с обидой-страхом-ненавистью на мужчину, что по глупейшей ошибке «папа». Она маленькая, но уже осознают в силу своего возраста — отец их бросил и оставил одних, Билл — обидел маму и та теперь улыбается редко, вымученно. Девочка это знает — не глупая. И она срывается прочь, тем же шагом-полетом. Себе под ноги она не смотрит, не оглядывается на крики мамы и папы. Закрывает уши ладошками и прижимаете сильно-сильно к голове. Не слышать. Не видеть. Убежать! Кэролайн Форбс срывается на бег вертко минуя чужие руки, повороты в их доме, дверные замки. В следующий раз, когда она раскрывает свои глаза сапфиры, девочка не успевает и вскрикнуть. Кэролайн Форбс сбивает машина. Кэролайн Форбс помнит как стало невыносимо больно и страшно до ужаса, а пошевелится никак. Тело не её там, на асфальте — переломанное, скрученное, кровоточащее. Она желает в это верить, когда окружающий её мир медленно наполняется красными и чёрными пятнами. Девочке дико хочется закрыть их и ничего больше не чувствовать — ни противного гула, ни звонкого воя сирен, ни громких криков родителей. Очень хочется спать. И Кэролайн Форбс засыпает, прикрывая глаза цвета живого берилла. В последний раз. Потому что, когда девочка поднимает тяжёлые веки под цикличный писк больничного оборудования, бьющий по обонянию запах антисептиков и медикаментов — её уже нет. На мир по дохлому смотрят тусклые стеклышки прежнего зелёного, теперь ставшего темным, мутным и густым. Кэролайн Форбс трагично погибла под колёсами старенькой Хонды в результате несчастного случая. Только никто об этом не знает.