*
В окрестностях Конохи в начале ноября днем еще светит солнце и отдает последнее тепло, но по вечерам видно как дыхание вырывается паром изо рта, напоминая, что скоро зима. — Мицуки, — тихо позвала его, но он не ответил, хотя находился рядом. Она вышла на улицу и позвала его более настойчиво, — пойдем в дом, на улице холодно. Он, молча, поднялся и прошел в дом и только на полпути к кухне, где еще остались лежать рассыпанные кусочки овощей на полу, повернулся к Сараде и сказал: — Прости, я вспылил, сейчас уберу. — Не утруждайся, — остановила его и предложила, — может, поужинаем уличной едой? У меня должно хватить на пару порций рамена. — Начался сезон фугу, — напомнил он, — как насчет рыбы? — Хм, до выплаты жалования целый месяц, — усмехнулась Сарада, прикидывая в уме, что после оплаты новых налогов, дорогой ужин будет явно не по карману. — Я предложил, значит, мне и платить! — остановил ее Мицуки. Суп с крупными кусками рыбы фугу и хрустящие овощи-темпура постепенно скрыли вечернюю недомолвку, а саке с запеченным плавником рыбы помогло оставить все проблемы на следующий день. Мицуки проводил ее к воротам дома, но Сарада увлекла его за собой, предлагая после ужина онсен — вечера теперь прохладные и соответственно, дома тоже не жарко. Несколько лет назад ее мать с помощью техники земли подняла пласт минеральной воды ближе к поверхности, чтобы иметь свой собственный онсен. Почти горячая вода била ключом и поступала в дом. Купание всегда дарило успокоение и хороший сон. Она пропустила Мицуки вперед, пока искала одежду для него. Быстрый душ, и вслед за ним, Сарада скользнула в теплую воду. Обволакивающее тепло и воздействие минеральной воды помогали очистить мысли от недавних размышлений. Мицуки откинул голову на бортик, и смотрел в потолок но когда она вошла в воду, обратил на нее внимание. В его взгляде пробежало секундное беспокойство, однако он совладал с ним. В подслеповатом свете настенных ламп едва видно его лицо, но этого достаточно, чтобы заметить. Он внимательно следил за каждым ее движением, до тех пор, пока она не подплыла ближе к нему. На его бледной коже поблескивали капельки, стекая вниз. Вода скрывала линии ее тела, однако Сарада робела перед ним. Несколько недель тому назад он раздевал ее в змеиной пещере, но в тот момент было совсем не до стеснения, а сейчас, она не могла сделать еще один шаг ближе к нему. Остановилась на расстоянии вытянутой руки, и закрыла глаза. От волнения, ее сердце готово выскочить из груди, хотя она давно мечтала о похожем моменте. Фантазия, подстегиваемая романами Ича-Ича, рисовала в сознании совсем другие картины, однако в романах не писали, как побороть свое стеснение. — Сарада-чан? — М-мм? — прошептала она, не открывая глаз. Он бесшумно приблизился к ней и положил руки на плечи. Осторожный поцелуй ввел ее в состояние приятной безмятежности. Стеснение медленно сжималось, уступая место влечению. Она взяла его голову в ладони, плавно провела вниз, к шее и плечам, чувствуя его гладкую кожу. На ощупь его мышцы казались невероятно твердыми, она хотела продолжить изучать его тело руками, но у кромки воды остановилась. Короткая заминка дала ему преимущество, и она сама не заметила, как оказалась обвита его руками и прижата к стенке онсена. Медленные ласки, созвучные поцелуям, уносили ее сознание далеко в космос.*
После того вечера, отношения с Мицуки вышли на новый уровень доверия. Они стали жить вместе. Его любовь поддерживала в ней стремление к справедливости и не давала угаснуть мечте стать Хокаге. Но мечты оставались мечтами, а наяву была работа в охране Восьмого. По долгу службы, Сарада видела и слышала все, что происходит вокруг него. На первый взгляд, ее бывший сенсей — молодой и энергичный Каге, руководит многими проектами, которые пошли бы на пользу деревне. Но стоило присмотреться ближе, его окружали люди Нобунага и под их влиянием, он принимал только те решения, которые выгодны клану заговорщиков. Первый заместитель и глава Совета джонинов, начальник АНБУ и новый капитан полиции, даже редактор «Вечерней Конохи» тоже из их числа. Мицуки был прав, когда советовал ей затаиться, да и Сарада сама это понимала. От мечты ее отдаляет слишком многое и одним убийством Хокаге проблему не решить. Каждый день она старалась почерпнуть как можно больше информации, что окружала Восьмого. Присматривалась к его окружению и привычкам тех людей. Простые гражданские, вооруженные нинджетами, однако после нападения на научный центр нельзя недооценивать даже их. После небольшого расследования, оказалось, что начальник АНБУ падок на взятки, а первый заместитель Хокаге имеет слабость к алкоголю и иногда подделывает подпись Восьмого. Глава полиции допрашивает с бóльшим пристрастием тех, кто неугоден лично ему, а редактор местной газеты готов написать любую статью, за которую ему хорошо заплатят, даже если правды в ней совсем нет. Два месяца, проведенные в столице среди интриг, научили ее быть осмотрительной, однако не забывать и своей цели. Сарада собрала свои нехитрые сбережения и заказала изобличающую статью, в которой честно рассказала о главе полиции Конохи. Статья потянула за собой целую вереницу событий, после чего Конохамару уволил не только главу полиции, но и начальника АНБУ. Отставка людей, работающих на клан Нобунага, вызвала недовольство со стороны Исао-сана, но Хокаге остался стоять на своем и в результате перестановки кадров на место начальника АНБУ пришел Ямато-сан. Сарада гордилась проделанной работой, но Мицуки выразил ей свое недовольство. — Еще скажи мне, что ты против решения Восьмого! — ответила на его слова. — Ты меня не правильно поняла, — начал отнекиваться он. — А может, ты ведешь меня таким образом? — спросила Сарада и неприятно зыркнула в его сторону. — Может и тебе заплатили Нобунага? Одна мысль о том, что ее отношения с Мицуки могли быть подделкой и всего лишь миссией для него, могла убить Сараду без оружия. Но после его вопросов, закралось липкое подозрение, ведь сейчас нельзя верить никому вокруг! — Не начинай, — он смерил ее тяжелым взглядом и медленно, отчеканивая каждое слово, начал говорить. — Не думай, что я мог сдать тебя, у меня даже мысли такой не было. Восьмой очень переживал после того, что случилось. — Пусть переживает, когда сначала гробит деревню, а потом бежит отчитываться перед своей шлюхой! — огрызнулась Сарада. — Ты не права. Ему противопоказан стресс, — отрезал Мицуки. — Я тебя не понимаю. — Для своего возраста, у него очень больное сердце, и на днях я прооперировал его с помощью ирьениндзюцу. И попрошу тебя, об этом знают только он и я, не говори никому о его болезни, хорошо? — У него? — она уже приготовилась громко удивиться, но проглотила свои слова, когда вспомнила одну деталь. Бывший сенсей жаловался, что в кабинете душно и даже сейчас открывал настежь окна. Часто, разбирая документы, он мог густо покраснеть и, обмахиваясь очередным донесением, расстегивал ворот жилета и подолгу стоял у открытого окна, облокотившись о подоконник. На ее памяти так было уже не один раз, и она никак не могла связать одно с другим, хотя имела познания в области медицины. — Да, — кивнул он. — Но ведь сейчас с ним все в порядке? — поинтересовалась Сарада, буквально ёрзая под серьезным взглядом Мицуки. — Ты наверняка поставил ему новое сердце? — она попыталась разрядить разговор. В ответ Мицуки только покачал головой и продолжил: — Он глубоко несчастный человек и очень остро реагирует на каждое событие: будь-то отказ его женщины или кадровая перестановка в деревне. Если ты помнишь, сенсей всегда сильно переживал по любому поводу. — Почему ты так решил? — посерьезнела она. — По моим наблюдениям, проблемы с сердцем у него возникли не за один день и как любой шиноби, он имел сильные нагрузки на тело и чакроканалы. Скорее всего, это тянется еще из детства, но кто бы стал о нем заботиться, если он рос практически сиротой? — спросил Мицуки и продолжил свой рассказ. — В прошлом году я заметил первые признаки болезни и предложил ему свою помощь. С тех пор я его лечу, но результат слишком слабый, а каждая плохая новость только ухудшает его состояние, и после твоей миссии в столице, мне кажется, что он вообще не хочет жить. — Мицуки, если ты помнишь, то он послал меня в столицу на смерть, если бы не вмешательство моего отца и Саске-сана. — После того, как ты ушла на миссию, ему стало заметно хуже. — Почему я должна тебе верить? — процедила она. — Мицуки, проснись, он пытался меня убить! Он пытался убить моих родителей! И самое интересное, что ради своей шлюхи он готов поступиться любой моралью, ему наплевать на жителей деревни. Зато переживает, ай-яй-яй! — она притворно всплеснула руками и встала из-за стола. — Мне нужно побыть одной, — бросила на прощание и с силой задвинула за собой створку фусума в родительской комнате.*
Часто оставаясь в комнате родителей, она доставала мантию и головной убор Хокаге. Достала и сейчас, но не рискнула снова примерить на себя. Положила на циновку и села напротив. Вспомнила слова отца, когда он говорил, что головной убор Хокаге — опасная вещь. Раньше не придавала значения его словам, но сейчас они начали обретать смысл. Двойственное чувство снова подняло голову, разрывая ее на части: по одну сторону — ее мечта о возвращении родителей, по другую — внезапно вспыхнувшая жалость к бывшему сенсею. Над словами Мицуки стоит еще подумать, но одно Сарада понимала ясно — она никому не смеет намеренно навредить ради своей цели. Если ее желание чистое, то она должна выбрать такие же чистые средства для ее достижения. «Надо же, я совсем не заметила, что он болен», — она вспомнила, как на днях он побледнел и странно, словно подкошенный, сел в кресло. Это продолжалось несколько секунд, и Сарада уже двинулась с места, чтобы подойти и поинтересоваться его состоянием, но он с улыбкой отказался. «На его месте любой шиноби будет до последнего делать вид, что все хорошо», — подумала она и вспомнила, рассказ матери, когда у отца снова пробудился Шаринган. Мучаясь от сильных головных болей, тот исполнял долг Хокаге, пока силы окончательно не покинули его. Чтобы не вызвать лишних подозрений, роль Хокаге пришлось исполнять матери, она же искала лекарство для отца и лечила его. Потом она вышла почти в одиночку против искусственно выведенных тварей и смогла защитить деревню, да так, что никто из жителей не заметил. Сарада подняла глаза на окно, слегка подсвеченное косым лунным светом. Сквозь ветки дерева, что росло под окном, тени падали на мантию Хокаге. Причудливое переплетение серых линий словно выражало ползущие в голову сомнения. «Интересно, смогла бы я вот так сразу стать во главе деревни? — спросила себя. — Иметь намерение и исполнять его, это совсем разные вещи. Седьмой с раннего детства всем говорил, что хочет стать Хокаге и уже при мне, отец продолжал его учить всему, что знал о политике, экономике и дипломатии». Продолжая рассуждать в уме, она прилегла рядом с разложенной мантией Хокаге. Вопросы в голове сменялись один за другим и часто, Сарада не могла найти ответ. «А что чувствует бывший сенсей, когда принимает странные и даже вредные для жителей деревни, решения? Он поступает по своей воле? Но разве он этого хотел, когда еще при Седьмом собирался стать Хокаге? Неужели, все это делается ради его женщины? Насколько сильно надо любить, чтобы собственными руками разрушить существующие устои в деревне? Разве может быть любовь такой разрушительной?» Она всю жизнь видела перед собой пример любви ее родителей, когда отец был продолжением матери и наоборот — мать была продолжением его мыслей и дел. Каждый из них двоих был готов самоотверженно защищать семью, когда грозила опасность. До сих пор не укладывалось в голове, что ее мать побывала в роли Хокаге, а отец в одиночку расправился с бандой международных террористов, которые шантажировали все страны Альянса. Уничтожение Астрономического института и побег в другой мир, все это и много маленьких, почти ничего не значащих, каждодневных слов и поступков, говорили о чистой и бескорыстной любви между ними. Разве можно сравнить любовь ее родителей и любовь ее бывшего сенсея, которая заставляла его жить как на иголках? И все также, он продолжать идти вслед за этой жестокой женщиной из клана Нобунага. Была ли их любовь обоюдной? Скорее нет, чем да. Чувства его женщины напрямую зависели от принятых им решений. Часто не в свою пользу, но каким-то образом, Восьмой выкраивал у нее крупицы внимания. «Это скорее проклятие, чем любовь», — сделала она вывод. — Если Мицуки не ошибается, то дела обстоят более, чем серьезно. Он был прав, когда говорил, что одним убийством не решить проблему в деревне. Если Восьмой внезапно умрет, то по закону деревни, на его место становится первый заместитель, а он, как известно, ставленник Нобунага». Размышляя, она еще долго лежала на циновке. Луна за окном уже поднялась, и ее свет попадал на разложенную отцовскую мантию, однако ясный, не запятнанный тенями лунный свет никак не способствовал ясности в голове.*
Уличная грязь по утрам подмерзала в форме следов прохожих. Над деревней по вечерам стелился дым из очагов. Листопадные деревья, что росли вокруг деревни, сбросили свой наряд, и наступившая зима окончательно вошла в свои права. Снедаемая сомнениями, Сарада снова оставила свою затею. В сомнениях прошло еще несколько недель, она продолжала исправно выполнять свои обязанности и собирать как можно больше информации в резиденции. Восьмой на первый взгляд, был полностью здоров и если бы не слова Мицуки, Сарада бы и не подумала, что с ним что-то не так. Он подписывал документы, принимал делегации, и даже тренировал взвод новопризванных джонинов. Приходил раньше всех и покидал резиденцию позже всех. Одним утром она вошла в его кабинет и бывший сенсей уже работал. Улыбнулся и поприветствовал ее в своей манере. Солнечный свет попадал в спину, и его волосы отсвечивали серебристым цветом в лучах. «Совсем как отец!» — пробежало яркое воспоминание в уме, но стараясь не подавать вида, она заняла свой пост в отряде охраны и приняла технику невидимого тела, сливаясь со стеной. Под впечатлением от увиденного, Сарада снова вернулась к размышлениям. С одной стороны, она была готова простить Конохамару, с другой, немым укором были ее родители. Нет, они точно не заслужили того, чтобы их деревня досталась в руки заговорщиков. Сколько еще человек знает, что Хокаге серьезно болен? — Сарада-чан, — позвал ее Хокаге. — Конохамару-сан, — она с поклоном материализовалась, — к вашим услугам. — Помоги разобрать документы, пожалуйста, — попросил он, — сегодня хочу поскорее закончить с работой. — Понимаю, — заметила она с легкой улыбкой, и что-то ее дернуло за язык, сказать, — раньше я часто помогала отцу с документами. Он пропустил мимо ушей ее фразу, но посыл был очевиден. Бывший сенсей попытался снова выспросить ее о родителях, но Сарада осталась при своем мнении. — Когда я вернулась в деревню, то не успела увидеть их, — севшим голосом проговорила она. Стоило воскресить в памяти тот день, и реакции тела начали говорить сами за себя против ее воли: в глазах защипало, а по губам пробежала едва заметная дрожь. Но, стараясь справиться с чувствами, она продолжила. — А потом вместо родителей, я увидела зияющую воронку на месте научного центра. После ее слов воцарилась тишина. Каждый из них двоих переваривал сказанные слова, но кажется, понимал их по-своему. Сарада больше не билась в истерике, стоило упомянуть родителей. Казалось, что горе улеглось, и вместе с ней залегло на дно. Но это не значит, что она отказалась от своих намерений. Они быстро разобрали высокую стопку документов: запросы, проекты, сметы — половину из них Сарада предложила направить в специальные ведомства, чтобы уменьшить объем работы для Хокаге. — Чтобы я без тебя делал, — похвалил ее бывший сенсей, — ты сделала столько работы, сколько мой заместитель за полгода не делает! — А где он, кстати? — Уже неделю на работе не показывается, опять в запое, наверное. Сарада хотела ядовито пройтись по его решению, что он берет работать таких безответственных, но смолчала. В ответ только покачала головой, мол, как можно? — Как ты смотришь на то, чтобы стать на место моего первого заместителя? Лицо Сарады удивленно вытянулось — а она никак не ожидала подобного предложения с его стороны — но снова пришлось совладать с эмоциями и согласиться на его предложение. Она постепенно привыкла к новым обязанностям — все же интереснее, чем ничегонеделание в отряде охраны. Вместо Восьмого принимала делегации, вела переговоры и подписывала документы — он дал ей право подписи. Старалась брать на себя больше обязанностей, чтобы не нагружать бывшего сенсея и даже подавала ему новости как можно мягче, чтобы он меньше переживал, хотя в глубине души иногда очень хотела сказать, как есть — в деревне много проблем и пока ты идешь на уступки Нобунага, твои люди страдают! Время стремительно понеслось и теперь Сарада возвращалась домой ближе к полуночи. В деревне столько нерешенных проблем, а взваливать их тяжесть на плечи бывшего сенсея она не могла и в силу своей должности старалась везде успеть. Мицуки ждал ее каждый вечер. В его объятиях она могла заснуть на короткое время, чтобы с утра снова отправиться в резиденцию. Утопая в его любви, Сарада забывала о времени и часто, на сон оставалось не больше двух часов. Но как можно отказаться от ночи с ним? В искушенных ласках — Мицуки как ирьенин, знал о женском теле все — она казалась себе неопытной девочкой, даже после прочтения всей серии Ича-Ича. Так и сегодня, за час до рассвета, когда непонятно, ложиться спать, или уже можно собираться на работу, Сарада встала выпить воды. Набросила на себя тонкий халатик, не утруждаясь даже завязать его. На небе висела убывающая луна — в последней четверти, небесное светило заглядывало как раз в окно кухни. На улице полная тишина, в доме слышно как дышит Мицуки и посапывает его кот Миказуки. Стараясь никого не разбудить, она осторожно налила воды в чашку и замерла на месте. Ее окутал слабый ветерок, словно, в доме было открыто окно, или дверь, хотя Сарада помнила, что на ночь, тем более, зимой, все закрывается. Ветерок даже поиграл в ее полураспущенных косах и мягко остановился на плече, словно хотел погладить ее. Совсем, как бывший сенсей, когда они тренировались сразу после выпуска из Академии. Обычно, после командного спарринга он ее хвалил и так же мягко гладил по плечу. Сердце жалостно заныло, когда она вспомнила старые времена. Она удивилась, что в такой час пришел на ум именно бывший сенсей, и вспомнила, как вчера во время обеденного перерыва они выходили в раменную. Так же, как и Седьмой, Восьмой тоже любил рамен. Поедая лапшу, Сарада подумала, что если бы не было в его жизни той женщины, он бы остался тем улыбчивым и добродушным джонином, которого им представили после окончания Академии. Он бы не шел на поводу у заговорщиков, не делал бы вред деревне собственными руками. Самое страшное, что ради достижения своих целей, он готов был убить ее семью. — Нездоровая одержимость, вот как можно назвать его любовь, — задумчиво произнесла Сарада и поставила пустую чашку на стол. Небо начало светлеть. Она постояла у окна еще несколько минут и решила собираться в резиденцию. Сегодня они планировали написать письмо дайме о выделении средств. — Но если так, значит, его нужно спасать? — снова сказала самой себе вслух.*
Гости разъехались ближе к утру, но с нижних этажей еще доносился женский смех. В просторных покоях было душновато и, мысленно ругая прислугу, Ремон распахнула окно. Показалось, что недостаточно и вот, она уже стояла на небольшом балконе. Поежилась от налетевшего холода — зимой даже в южных провинциях Страны Огня было не жарко. Ее догнал ухажер из богатой семьи — они давно лелеяли мечту породниться с Нобунага. — Наконец-то я тебя нашел, — сказал невысокий мужчина. Она недовольно отвела взгляд в сторону и озвучила свои мысли: — Ничего не смущает? Ее фраза заставила мужчину удивленно выгнуть бровь и переспросить: — Простите, госпожа? — В вашем роду все такие непонятливые? — едва ли не прошипела она. — Оставь меня в покое! Он не стал перечить девушке и молча, вышел из ее покоев. Ремон обхватила себя за плечи, задаваясь вопросом, почему окружающие мужчины настолько непонятливы? Ведь очевидно, что если прохладным вечером она стояла на балконе в платье с открытыми плечами, значит, ей должно быть зябко! Как назло, никто из ее знакомых не умел читать воздух. Именитые отпрыски богачей редко были умны. Невольно вспомнила Конохамару — в противовес ее благородным знакомым, простой шиноби умел читать воздух. Впрочем, это было его единственное преимущество, шиноби был беден и сколькими чудесными техниками он бы не владел, все равно не перекроет его бедности. В семье Нобунага бедность считали одним из главных пороков, хуже лжи и гордыни. Несмотря на традиции ее семьи, шиноби выкраивал время, чтобы увидеть Ремон. Иногда спешил к ней через полстраны, ради встречи длиной в несколько минут. «Он бы уж точно догадался набросить мне на плечи шаль или согреть чакрой», — подумала Ремон и тотчас же, она почувствовала легкое тепло, что окутало ее плечи. Совсем как Конохамару, она даже оглянулась назад, ожидая увидеть его, ведь знала, что шиноби — мастера бесшумного появления, но рядом никого не оказалось. Закралось желание снова увидеть Конохамару — рядом с ней, его взгляд искрился, и он так заразительно мог смеяться и смешить ее. Даже если бы он никогда не вошел в ее семью, то на роль любовника он отлично подходил. Ремон глубоко вздохнула и зашла в комнату.*
— Сарада, открывай! Сарада сделала глоток кофе, но едва заслышав крики и стук в дверь, чуть не поперхнулась. Кого принесло в такую рань? Сконцентрировалась на окружающих потоках чакры и узнала, что за дверью стоит Мирай. — Что случилось? — Конохамару! Братик! — еле переводя дыхание, сказала она два слова, будто Сарада должна понять ее. — Да что такое, Мирай?! Она не стала слушать ее ответ, бросила все и побежала собираться, на ходу натягивая на себя джонинскую униформу. На звуки проснулся Мицуки и показался за раздвинутыми фусума, пропуская вперед кота. — Что с ним? — строго спросил он. Вместо ответа, Мирай закусила тыльную сторону ладони, но по ее паническому выражению в красных глазах и подрагивающей руке стало понятно. Втроем, они застали бывшего сенсея на тренировочном поле седьмой команды. Он сидел под деревом, подобрав под себя ноги и, положа подбородок на сложенные руки. Он часто так сидел, ожидая окончания спарринга между его подопечными, и покручивал в пальцах кунай. Сарада заметила в пожелтевшей траве его кунай. Серый металл поблескивал и отражал утреннее небо. «Выронил, значит», — подумала она и осталась стоять как вкопанная. Он никогда не выпускал кунай из рук, его пальцы были достаточно ловкими. «Он выронил кунай», — снова повторила про себя и неподдельная волна шока прошила ее насквозь. Она не посмела посмотреть на сенсея и только безотрывно смотрела на его кунай в траве. Рядом с Конохамару сидел Мицуки, проверяя его жизненные параметры. Что-то говорил Мирай, та ему отвечала, но окружающие звуки слились в сплошной шум вокруг Сарады. Шум преследовал ее весь оставшийся день и остаток ночи, пока не провалилась в сон, сидя на месте Восьмого. Срочная телеграмма дайме, ожидание ее ответа, подготовка речи на завтра и допрос в АНБУ, где они втроем с Мицуки и Мирай были свидетелями. Работы с сенсорами удалось избежать благодаря Мицуки — он скрупулезно записывал каждое медицинское вмешательство относительно Восьмого. Она бегло просмотрела его записи, и удивилась, что ни одно из примененных средств не помогло. Мицуки сделал ему почти новое сердце, но сейчас его слова подтвердились — такое впечатление, что сенсей не хотел цепляться за жизнь. Похоронная церемония была назначена на следующий день. Кроме них троих у Конохамару никого не было и, поочередно передавая палочками обожженные кости, Сарада поняла, что они, как его команда, должны были не просто спасать своего сенсея. Нужно было выдирать его клещами из разрушительных отношений. Почему она это поняла так поздно? Слезы с новой силой закапали из глаз. Хотя, вряд ли бы он послушал малолетних шиноби, которые советовали ему расстаться с Ремон. Едва Сарада закончила речь, тучи опустились еще ниже и первые капли упали на землю. Зимние дожди не редкость в Конохе. Через несколько мгновений все присутствующие на церемонии, торопливо скрылись, оставив Мирай, Сараду и Мицуки в одиночестве. Сестренка повела их в якинику, тот самый, где ее отец праздновал окончание миссий с десятой командой. Мицуки отправился домой, но Сарада и Мирай еще долго сидели в приватной кабинке, разговаривали, и пили. Крепкий, сладковатый амавори из Страны Туманов выжигал глотку. Впервые в жизни, Сарада позволила себе быть пьяной. Казалось, что так легче заглушить чувства и принять свой главный просчет в жизни. До сих пор не верилось, что сенсея больше нет в живых, а ведь она только начала понимать, что должна была стараться спасти его, а не желать ему смерти. Уже завтра она станет Хокаге. Ее желания сбылись, только какой ценой? Родители могут вернуться в Коноху хоть сейчас, только одобрят ли ее действия? Что скажет отец, если узнает, что она не сделала ничего, чтобы спасти сенсея? Сколько бы они не выпили, способность задавать вопросы самой себе не исчезла. Вместо ответов, ей стало страшно. Мирай продолжала говорить, выкуривая длинные сигареты, одну за другой. Маленькая кабинка была наполнена дымом, словно они попали под технику дымовой завесы. Сквозь тускнеющий свет, Сарада попыталась сфокусировать взгляд на своей собеседнице. Получалось откровенно плохо. — А скжи мне, ты помирилсь с ним? — своим вопросом Сарада перебила Мирай, заставляя обратить на себя внимание. — В смсле, — кивнула она, и сощурила глаза, — ты о ком? — Ну с братом, — Сарада повысила голос, поясняя, — помнишь тогда, он типа изнасиловать хотел тебя, но мы с Мицки тебя спасли. Несмотря на свой интерес, Сарада никогда бы не задала подобного вопроса, тем более, в такой форме. Мирай посмотрела на нее, но в этом взгляде промелькнуло столько боли, и, несмотря на количество выпитого, Сарада пожалела, что начала интересоваться. Она снова наполнила отеко и протянула ей. — Мы не общались после того слчая, — замахала головой Мирай. — Но в тот вечер, — отстраненно продолжила она и опрокинула в себя порцию амавори, — в тот вечер он заходил ко мне, — пристально посмотрела на Сараду и снова подкурила. За все время она ни на секунду не выпускала из рук точеный мундштук из слоновой кости. — Мы так долго разговаривали, кажется, что обо всем на свете. Я не держала на него зла, но если б знала, что так выйдет, — взвизгнула на последнем слове, — я, — всхлипнула она, — я не знаю, каждый день бы проводила с ним вместе, — договорила Мирай и неловко повела рукой, осыпая на стол пепел с сигареты. — А дальше ты знаешь из материалов дела, — икнула она и беззлобно поддела ее, — ты же у нас теперь будешь Хокаге! Сарада хотела сказать неприличную рифму к слову «Хокаге», но промолчала и нетвердой рукой, разливая амавори на стол, наполнила отеко. — Иди ко мне поближе, — Сарада пересела поближе к Мирай и обняла ее за плечи. — Бедная моя девочка. Мицуки вошел в приватную кабинку и, разгоняя перед собой табачный дым, застал двух полусонных девушек.*
После возвращения из столицы, прошло несколько месяцев, но такое привлекательное и желанное для Сарады облачение Хокаге, превратилось в неподъемные вериги. Она больше не хотела быть во главе деревни и сейчас готова всячески избегать новой должности. Но кто кроме нее может принять на себя эту роль? Нобунага спят и видят, чтобы их люди заняли важное место в Конохе. На следующий день, благодаря Мицуки и его искусству врачевания, Сарада приняла этот пост. С утра, он достал мантию и головной убор Шестого и наспех приметал к кандзи на спине несколько кусков материи, изменяя надпись на «Девятая». Официальной церемонии не было, да и не время праздновать сейчас. Деревня до сих пор наполовину в руинах и одним Ками известно, как все восстановить. На всякий случай, Сарада дала в газету небольшую заметку:«Сегодня в должность Девятого Хокаге заступила Хатаке Сарада».
Наступил обыкновенный рабочий день, привычные отчеты, запросы, договора и прочая бюрократическая дребедень заняла ум новой Хокаге. Она специально не давала себе ни минуты передышки, чтобы мысли не терзали ее. Под конец дня в кабинете появилась Мирай. Вместо короткой юбки и кожаной курточки на ней была надета форма джонина. — Мирай-чан, ты хочешь миссию? — удивилась Сарада. — Так точно, госпожа Девятая, — строго кивнула она. На всякий случай, Сарада сделала знак рукой, чтобы присутствующие АНБУ-охранники покинули ее кабинет. Серия простых печатей, и кабинет Хокаге ненадолго стал звуконепроницаем. — Ну, во-первых, нечего меня называть госпожой, — усмехнулась она, — а во-вторых, говори начистоту, куда собралась? — Хочу вернуться в Хи-но-Тера, — тихо сказала Мирай, — из всего клана я осталась одна и не вижу смысла оставаться здесь. Заподозрив странное, Сарада активировала Шаринган и не ошиблась в догадках — чакра Мирай мелко подрагивала, словно она боится сказать больше. — Я же попросила, начистоту, — нараспев, мягко надавила на нее Сарада. — А ты подумай, что я хочу сделать больше всего? По чьей вине братика больше нет в живых? — спросила она и сверкнула красными глазами. — Я убью эту суку! Застывшая, неподдельная ненависть в глазах Мирай упала на благодатную почву. Сарада как никогда раньше, сейчас хотела полного уничтожения клана Нобунага и всех приспешников. Примерно треть благородных семейств в Стране Огня открыто поддерживали Нобунага, треть были против, а остальные, ждали, когда произойдет бóльший перевес, к тому и примкнули бы. — Тогда сделай это, но так, чтобы никто не посмел занять их место! — отдала она свой первый приказ.