Демон моего сердца

      — Итак… что ты думаешь об этой Динаре? — поинтересовался Маркус, когда они отошли на пару десятков шагов от гостиницы и оказались на узкой сумрачной улице, с двух сторон от которой тянулись монументальные статуи древних каледонских владык. Хоть это и была не его страна, Маркус знал их в лицо всех до одного.       — Ревнуешь? — хмыкнул Камил.       — Вовсе нет.       — Она тебе не понравится, — со свойственным ему дружелюбием поделился бард.       — Почему? — удивился Маркус. — На первый взгляд она, ну… не такая дикая, как наш Сайлар.       — Это так. Но ты, возможно, пропустил ту часть выступления Рамара, в которой он рассказывал, что Динара — одна из первых чародеек Каледоса. Она занимала высокий пост в прежних кругах.       — Разве это не замечательно? — Маркус вскинул бровь. — Рамар сказал, у неё связи. Слушай, может, она сможет раздобыть для нас приличное вино?       — Очень может быть. Вот только она действительно одобряла существование Кругов. И, насколько я понял из всего, что услышал вчера, восстание никак не повлияло на её позицию.       Маркус нахмурился.       — Как маг может быть за то, чтобы подобных ему держали в тюрьме?       — Представь себе, может. Я не хочу предполагать почему. Может быть, в её идейных рассуждениях есть какой-то высокий смысл. А может быть, ей просто нравилось быть у руля. Нет кругов — нет первых чародеев. Некем управлять.       Маркус помолчал, обдумывая его слова.       — Сюда? — предложил Камил, кивая на сводчатый вход в первый попавшийся на их пути магазин.       «Шёлковая стрекоза» — мерцала над входом замысловатая вывеска.       — Определённо — да.       Спустя пару часов Маркус обзавёлся тремя шёлковыми туниками разных расцветок, которые предполагал носить поверх дорожного костюма вместо робы.       Вообще-то, на севере магам круга предписывалось носить одеяние определённого фасона практически без вариантов. Маг без одеяния выглядел подозрительно, сразу же ассоциировался с отступником.       В Эстере маги тоже носили одежду, отличную от одежды обычных смертных, но немного по другим причинам — никто из них не хотел, чтобы его перепутали с «бездарным», а кроме того, магические мантии разных учебных заведений различались между собой, и, выбирая одеяние своего «Круга», маг подчёркивал принадлежность к тому или иному Университету или магическому братству.       У Маркуса были проблемы с магическими университетами и братствами. Но даже его логики хватало, чтобы понять, что не стоит вести себя как Сайлар и в разгар гражданской войны демонстративно одеваться в какие-нибудь меха, которые за милю продемонстрируют твой нонконформизм.       В этом плане, чтобы там ни думал Камил, ему гораздо ближе был подход Динары — Маркус считал, что в мантии должно быть что-то от мантии. Что-то, что издалека показывало бы, что он приличный, уважающий себя маг. Но уж точно мантия не должна превращаться в бесформенную мешковатую робу наподобие тех, которые выдавали северным магам в их Кругах.       К счастью, Ганд-Ахар был благосклонно настроен к его взглядам, в магических магазинах можно было найти все фасоны, какие только магам вообще дозволялось носить, а те, которые не пришли в голову столичным модельерам, можно было дозаказать. Маркус воспользовался и теми и другими возможностями. Карман его, правда, был почти пуст, но имя Эларн ещё что-то значило по обе стороны пролива, и никто не отказался записать трату на счёт его отца.       Камил давал дельные советы, показывал, где лучше добавить сборочек и пряжек, он полностью разделял взгляды Маркуса и потратил на свой гардероб ничуть не меньше, с той разницей, что велел все расходы записать на счёт Рамара.       — Уверен, что командир это одобрит? — невзначай поинтересовался Маркус.       — Хочешь, чтобы я тоже взял кредит на твоего отца?       Маркус не стал отвечать.       За магазинами одежды и галантерейными лавками последовало изучение других, менее важных торговых точек — как то, магазина с орбами и лютнями. Посещение лавки с луками Камил откладывал до последнего.       — Просто я думаю, вы меня с собой берёте не для того чтобы я стрелял… — бурчал он. — Разве я сам по себе не хорош?       — Превосходен, — рассеянно откликнулся Маркус. Взгляд его был прикован к колоннаде, завершающей площадь, на которой они стояли. Колонны были стройными и изящными и между них виднелись небольшие розовые кустики.       — Альков влюблённых… — понимающе протянул Камил, проследив за его взглядом. — Мечтаешь поиграть там в шахматы со своим командором?       — Конечно, нет! — отрезал Маркус, хотя в ушах настойчиво звенело: «Да! Я хочу, чтобы он сделал это со мной!»       Маркус понимал всю глупость этой идеи. Не говоря о том, что командор, ветеран ордена Стражей, был в высшей степени неподходящим объектом для таких фантазий… Даже любовники одного круга редко решались столь открыто заявить о своих отношениях. Альковы влюблённых предназначались не для тайных свиданий, в каждом большом городе нашлось бы такое место и это была практически традиция, несмотря на кажущуюся уединённость затенённой ниши, вход в неё проглядывался со всех сторон и назначить встречу в таком месте безусловно означало заявить о своих отношениях. Никто из бывших любовников Маркуса не предлагал ему подобного, хотя, откровенно говоря, когда-то, в самом начале, когда он только попробовал постельные игры с мужчинами, его уже посещали такие мысли.       Тогда всё закончилось плохо, и Маркус заставил себя посмеяться над собственной глупостью. Больше он никогда не смотрел в сторону таких мест, а, если даже оказывался слишком близко рядом с ними, тут же напоминал себе, что подобную открытость вообще может себе позволить мало кто из аристократов. Большинство женилось не по любви, а затем таилось по углам в попытке скрасить скучную однообразную рутину крохами удовольствия, о которых боялось заявить на публике.       Но Маркус не терпел ничего скучного.       Он не мог и не хотел заставить себя жить по правилам, по этикету, который так обожал его отец.       Он не мог смириться с тем, что с ночи до утра будет спать в постели с женщиной, которая будет ему чужой, и только изредка улучать момент, чтобы увидеться с тем, кто был бы по-настоящему дорог для него.       Когда он заявил об этом отцу, терпение магистра лопнуло. Он попросту отвесил сыну пощёчину и посоветовал не возвращаться домой, пока не начнёт дружить с головой.       Этого, определённо, до сих пор не произошло. И тот факт, что в эту самую голову вообще приходила мысль о свидании с командором Эшраном в Алькове Влюблённых, посреди огромной столицы Каледоса, на глазах у всех шпионов и всех вельмож… он, безусловно, это подтверждал.       — Как думаешь, нам не стоило позвать с собой Валенсию? — разбил вдрызг его романтические мечты блуждавший на своей волне Камил.       Маркус приподнял бровь и скосил глаза на него.       — Не думаю, что она разбирается в мантиях также хорошо, как ты.       — А зря. У неё очень тонкий вкус.       — Она ведь тоже раньше была бардом, да? — вспомнил Маркус вдруг. Подобное открытие с трудом сочеталось в его голове с образом сурового тайного канцлера, которого он знал. Валенсия была довольно красива, но две вещи в ней заставляли его держаться на расстоянии — и это, кстати, были вовсе не её любимые кинжалы. Просто у Валенсии был очень суровый взгляд. И она имела монашеский сан. И хотя последнее ещё меньше вязалось со всем, что видел Маркус глядя на советницу, он точно знал, что это действительно так, и до распада церкви Валенсия занималась там самыми особыми поручениями.       — Между прочим, она дружна с Эшраном, — заметил Камил, но Маркус искренне не понял его намёка. Он вдруг представил себе Валенсию без её обычных кожаных доспехов, без обветренных губ и сведённых к переносице бровей.       — Может, купим ей что-нибудь? — абсолютно внезапно для самого себя предложил он. Мантия для Сайлара, которую эльф не просил и наверняка не одобрил бы, к тому времени уже была выписана к доставке вместе со всем остальным ворохом покупок, которые не удалось бы донести на руках.       — Валенсия любит туфли, — внезапно задумчиво известил его Камил. — Ты что-нибудь понимаешь в женских туфлях?..       — Конечно, да!       Так поход в оружейный магазин оказался отложен ещё примерно на час. А когда до него наконец дошло дело, и довольные собой бард и маг свернули на нужную улочку, из-за угла раздался крик.       Маркус заледенел на полсекунды, он думал, что ему это мерещится, потому что голос был до боли знаком — это был голос Эшрана, искажённый такими яростью и отчаянием, каких он никогда ещё не слышал от командора наяву.       В следующее мгновение маг увидел, что Камил мчится на звук, и бросился за ним.