Часть 20
10 ноября 2022 г. в 08:58
Маркусу было стыдно.
На самом деле, ему редко бывало стыдно, потому что в большинстве случаев он не анализировал свои поступки и просто плыл по течению, наслаждаясь блеском своих молний. Его не смущало, что кто-то видел его голым или распускал про него сплетни. Но иногда случалось, что его сиюминутные поступки отражались на других людях, и вот тогда он чувствовал себя по-настоящему неуютно.
Однажды, когда ему исполнилось от силы шестнадцать, он сбежал из Круга и всю ночь провёл в городе в поисках приключений. Он сделал это, воспользовавшись тем, что охранявшие его башню Стражи не посмели возразить сыну магистра Эларна. Когда Маркус, немного потрёпанный, но весёлый, вернулся обратно, оказалось, что караул сменили, а Стражей отправили под трибунал.
Маркусу было стыдно. Хоть он никому об этом и не сказал.
И всё же, тогда это были Стражи, которых он едва знал.
А теперь это был Эшран.
Которого, он, правда, тоже знал едва-едва. Но который определённо уже успел занять в его мыслях столько места, сколько удавалось оторвать кому-либо из людей.
Хоть Маркус и легко обращал на себя внимание незнакомцев, у него никогда не было особенно много близких. Он так себе ладил с другими учениками в Башне, ещё хуже складывались его отношения с роднёй. У Маркуса был учитель, которому он действительно долгое время доверял. Это была редкая для него платоническая любовь к человеку, который в некоторых смыслах заменил ему отца. Они играли в шахматы и разговаривали обо всём, и Сабитариус действительно его понимал. Маркус немного по нему скучал, но помнил, почему ушёл.
Здесь, в цитадели Сияющего Пика, у него были хотя бы Рамар и Камил, но странным образом Эшран, с которым маг едва ли перемолвился внятно парой слов, значил для него не меньше, а то и больше, чем любой из этих двоих.
И Маркус абсолютно не хотел, чтобы Эшран был отстранён — и, очевидно — покинул крепость.
Маркус затаился. Затих, на сей раз по-настоящему. Стараясь ни слуху, ни духу не показывать командору о себе. Он очень надеялся, что с потерей лишнего раздражителя ярость командора быстро утихнет, в конце концов, большинство любовников Маркуса забывало о нём через пару дней.
Однако всю дорогу обратно в цитадель и даже после возвращения плохое настроение Эшрана было видно издалека, чтобы услышать очередной раздражённый окрик не приходилось даже за ним следить.
Маркус продолжал придерживаться выбранной тактики, он старательно держался тех мест, куда Эшрану было незачем ходить.
Потихоньку в развалинах крепости, которые шаг за шагом осваивало Братство, стала образовываться небольшая библиотека, и Маркус первым взялся проводить её систематизацию.
На самом деле он не просто умел читать. Маркус действительно, по-настоящему любил книги, пожалуй, даже больше, чем шёлковые мантии и ювелирно выполненные орбы. В то время, как внешний блеск вызывал у него лишь быстрые и яркие всплески удовольствия, к книгам он относился с нежностью и трепетом, которые предпочитал не показывать лишний раз малознакомым людям — как и другие свои чувства.
Подборка, которая копилась на Сияющем Пике, в основном состояла из случайных фолиантов, которые кому-то попадались в путешествиях, но их скопилось уже достаточно, чтобы можно было расставить на несколько полок. Вторым шагом стала попытка привести эти книги в порядок. Помещение, которое Маркус облюбовал для этих целей, располагалось в маленькой комнатке рядом с главным залом донжона, в таком месте, куда трудно было забрести просто случайно, и это его более чем устраивало. Маркусу ни с кем не хотелось общаться, он даже не пытался считать дни до того, когда привезут его покупки — это был один из тех приступов аутизма, которые вообще случались с ним время от времени, и которые он обычно списывал на сезонные колебания погоды.
В итоге за две недели после возвращения он ни разу даже не напился. Ни разу не посетил таверну. И ни разу не выбрался из замка, потому что Рамар, следуя своей старой задумке, отправился обследовать соседнее болото, и Маркус счёл за лучшее вежливо отказаться от приглашения в эту поездку.
«Я думаю, тебе лучше взять с собой мага, который предпочитает свежий воздух городской вони», — так он это объяснил. И Сайлар, как ни странно, не возражал.
Маркус чувствовал себя спокойно, целыми днями занимаясь библиотекой, он почти забыл об Эшране и о зудевшем на краю сознания чувстве вины, когда, выйдя из своего закутка, чтобы раздобыть еды, завернул за угол и на полном ходу врезался в несущегося навстречу командора.
На несколько мгновений Маркус полностью потерял ориентацию в пространстве, а когда восстановил её, пожалел, что не провалился сразу в подпол.
Крепкие руки Эшрана сжали его плечи и держали, не давая упасть. Они сжимали почти до боли, как это было всегда, когда Эшран подхватывал его, но это была невероятно сладкая боль, которую хотелось растянуть насколько это возможно, повторять и повторять. И Маркус солгал бы, сказав, что его плоть не отозвалось на это прикосновение, у него задрожало что-то внизу живота и тело пронзила острая волна удовольствия.
Этому никак не мог помешать тот факт, что Эшран, по-видимому, поймал его просто потому, что не узнал. Секундный испуг стремительно стирался с лица командора, и на его место приходило знакомое презрение.
— Ты, — многозначительно произнёс он. Многозначительно, раздражённо и… разочарованно? Маркус ощутил в районе сердца болезненный укол.
— Я, — вяло сознался он.
— Прошу прощения, — теперь и голос командора был под стать его взгляду — равнодушный и ледяной. И Маркусу от этих интонаций захотелось сжаться в комок, потому как он необычайно остро ощутил, что Эшран не разговаривает так никогда и ни с кем — кроме него.
— Нет-нет… — вяло откликнулся он. Слова, обычно такие же бойкие, как и его заклинания, отчего-то не шли на язык. — Это я… виноват… Я вовсе не хотел… вас…
Маркус понял, что разговаривает с пустотой.
Эшран уже выпустил его и, промчавшись дальше, исчез в темноте, а через несколько секунд из-за поворота громыхнуло:
— Я просто прошу нарисовать мне карту! Неужели это так сложно?!
Маркус вжал в голову в плечи и, окончательно раздосадованный этой встречей, торопливо заковылял прочь, решив, что лучше будет, если Эшран не вспомнит про него.
Эта встреча с новой силой всколыхнула все эмоции, слегка притупившиеся за последние дни.
Тем вечером Маркус уже не мог заниматься своими книгами, он постоянно отвлекался и начинал думать о выражении лица Эшрана, когда тот увидел, кого поймал. От этих воспоминаний его мысли перетекали к их последнему почти-разговору и к беседе с Рамаром, из которой Маркус узнал о сложностях в отношениях Эшрана и его ордена.
Маркус вовсе не был злым или поверхностным. И если его шутки иногда бывали такими, то как правило просто потому, что говорил он ещё быстрее, чем думал.
Теперь Маркус отчётливо понимал, что ему не стоило при разговоре с Эшраном затрагивать тему его ухода из Стражей. Они слишком мало знали друг друга, и Маркус хорошо понимал, что на его месте не захотел бы обсуждать настолько личные и сложные темы непонятно с кем. Собственно, так оно и произошло. Но если подумать, выходило, что даже тогда, за шахматным столом, Маркус первым нанёс удар — Эшран просто ответил на него.
Маркус раз за разом приходил и бросал ему вызов, и заставлял его выйти из себя, хотя, откровенно говоря — с момента их первой встречи Эшран не сделал ему ничего по-настоящему плохого. Ничего, что заслуживало бы подобной мести.
Эшран просто был холоден с ним. Просто смотрел на него так, как будто его нет. И что уж там, это порождало в Маркусе феерическую злость — но, определённо, эта злость была несоразмерна тому, что получилось в итоге.
Маркус не только не хотел, чтобы Эшран покинул крепость. Он вообще не хотел Эшрану проблем.
И поскольку в конечном итоге получалось, что именно он был зачинщиком происходящего, Маркус чувствовал, что должен что-то сделать, чтобы это исправить.
Была уже глубокая ночь и бутылка почти подошла к концу, когда Маркус понял, что.
Он решительно встал, спрятал следы своих ненаучных посиделок под стол и направился к башне, в которой спал и работал Эшран.
На этот раз он честно постучал — в основном потому, что дверь оказалась заперта.
Эшран вышел через пару минут, он был в рубашке, но Маркус даже не успел понять, спал он или нет.
— Привет. Я могу чем-нибудь… — только и успел сказать Маркус.
Едва узнав мага, Эшран с грохотом захлопнул дверь и больше уже не отвечал.
К счастью, на утро пришла поставка из Ганд-Ахара. Замечательные шёлковые туники, целый набор украшений — от магических до просто блестящих, новая лютня для Камила, серебряная цепочка, которую Маркус подобрал для своего орба и… туфли.
Туфли, которые они с Камилом собирались подарить Валенсии.
Возможно, вставая с постели, Маркус и не знал, что делать. Но стоило поставщику разгрузить повозку, как у него появился план.
Валенсия большую часть дня проводила на открытом воздухе в крепостном дворе. С точки зрения Маркуса это было неразумно, но большая часть крепости всё ещё находилась в руинах, развалины разбирались довольно медленно, и помещений с трудом хватало на то, чтобы обеспечить всех спальными местами. Собственный кабинет был только у Эшрана, Рамар же принимал посетителей в общем зале, как и все остальные его советники.
Бесконечный мороз делал нежные щёки бывшей бардессы особенно розовыми, и от того, если сильно присматриваться, её лицо казалось не таким суровым. Рыжие волосы, которые могли придать ей слегка игривый вид из-за погоды или по каким-то другим причинам, всегда были спрятаны под капюшон.
И когда Маркус, дождавшись окончания её разговора с одним из разведчиков, жестом фокусника извлёк из складок плаща шёлковый мешочек с туфлями, несколько секунд она смотрела на диковинку так враждебно, как будто внутри могла прятаться змея.
— Ох, перестань! — не выдержал Маркус. — Я, конечно, отребье из страны предателей и обманщиков, но прежде чем казнить меня на месте, хотя бы взгляни, что я принёс.
Валенсия не снизошла до корректного «никто из нас не думает о тебе так». Она лишь, не меняя выражения лица, взяла у него мешочек и, расплетя шнурок, запустила руку внутрь. Некоторое время её лицо отражало задумчивость, а потом она извлекла на свет очаровательную терракотовую туфельку, украшенную жемчугом.
Мгновение смотрела на неё с недоумением, а потом Маркус с ужасом увидел, как тает ледяная корка в её глазах.
Валенсия, несколько минут назад без единой эмоции приказавшая расправиться с разведчиком-предателем, сейчас смотрела на эту несчастную шёлковую туфельку, и в глазах у неё стояли слёзы.
Маркус пообещал себе, что даже если она сейчас его прогонит, он будет привозить ей по паре туфель каждый раз, когда ему доведётся отправиться в приличный город.
А потом жёсткий голос тайного канцлера разорвал наступившую тишину.
— Ты пытаешься меня подкупить, — ровно констатировала она.