Демон моего сердца

      Маркус не удержался и слегка перекусил собственными закусками. А наблюдая за ним, его примеру последовал и Эшран. Ел он, правда, мало, и всё равно это выглядело так, как будто он очень насторожён. Маркус терзался догадками: кто и когда мог подсыпать командору яд? Насколько он понимал, Эшран происходил не из той среды, где подобные методы конкуренции были в ходу. Он не знал, как решают свои разногласия Стражи, мог даже допустить, что в Ордене хватает интриг… Но яд?       В итоге он так и не решился об этом спросить, но, в очередной раз передав Эшрану бутылку с вином, проговорил:       — Я хочу поговорить с тобой о Стражах.       Бутылка замерла у самых губ Эшрана.       — Ничего личного и никаких попыток выспросить у тебя, что было не так в твоём Ордене, — тут же пообещал Маркус. — Я хочу поговорить о тех Стражах, которые охраняют нашу башню.       — Что именно ты хочешь обсудить? — Эшран медленно отставил бутылку в сторону и лицо его стало таким собранным, что Маркус заподозрил неладное. Такого Эшрана он всё-таки боялся, и, хотя в других обстоятельствах это могло быть весело, страх и напряжённая враждебность определённо не способствовали успешным переговорам. Старательно изображая расслабленность, Маркус взял из свёртка цукат и, отправив его в рот, тщательно прожевал.       — Эшран, их можно убрать?       — Нет, — коротко отрезал командор.       Маркус вскинул бровь.       — Я думал, наши маги ушли из Круга.       — Да.       — И категорически отказались жить как раньше.       — Отношения между солдатами и магами остаются напряжёнными, — отчеканил Эшран как по заученному. Тем менее правдоподобно прозвучали его слова.       — А Ирвин с тобой согласился? — с деланым любопытством спросил Маркус.       — С Ирвином границы допустимого нам ещё предстоит обсуждать.       Это определённо означало: «нет».       — То есть мои маги, те маги, которых ты мне вроде как «доверил», — Маркус сделал ударение на последнем слове, — будут единственными магами в крепости, которых по-прежнему будут охранять.       — Да.       Маркус чего-то определённо не понимал.       — Эшран, я понимаю, что сам заговорил про самоконтроль. Но насколько я успел увидеть, им можно доверять. Они не проявляют склонности к запретным школам. И им просто некуда бежать.       — Стражи будут продолжать вас охранять.       Маркус растеряно молчал.       — Но они меня не охраняли, когда я был просто магом Рамара, — напомнил он.       — И это был досадный недосмотр.       Лицо Эшрана выражало такое твёрдое упрямство, что Маркус даже не знал, что сказать. Можно было начать кричать, что это его жизнь, и он сам решает, как с ней поступать — но Маркус слишком часто делал так с отцом, чтобы не понимать, насколько глупо и бессильно это звучит.       — Ты мне не доверяешь, — предположил он.       — Больше, чем любому магу в крепости, — упрямо повторил Эшран.       — То есть, остальным ты не доверяешь вообще, а мне хотя бы чуть-чуть.       Эшран молчал.       — Нет, давай проясним, — начиная заводиться, Маркус отбросил цукат обратно в корзину. — Я понимаю, что я тот самый маг, к которому тебе противно прикасаться, но…       — Маркус! — голос Эшрана был подобен грому, когда командор его перебил. Но даже землетрясение не могло бы сейчас заставить Маркуса замолчать.       — Ты ненавидишь магов, тогда какого чёрта ты творишь? Какого чёрта ты…       Эшран молчал взял его лицо в руки и поцеловал.       Маркус недовольно замычал ему в рот, несколько раз стукнул по плечам, но это было всё равно что молотить кулаками скалу и, поразмыслив, он послушно обмяк, позволив Эшрану себя целовать, но не делая ничего, чтобы это поддержать.       Эшран разочаровано отстранился и недовольно посмотрел на него.       — Я не ненавижу магов, — тихо и твёрдо сказал он. — Мне никогда не было противно прикасаться к тебе. Я всегда этого желал. Но я хочу вас защитить. И Стражи останутся стоять там, где стоят.       Это был пат. Маркус понял, что на все его аргументы Эшрану наплевать.       В итоге Маркус ушёл несколько обиженным. По-своему это его даже радовало, потому что идеальность того, что происходило между ним и Эшраном, всё сильнее начинала его пугать.       Маркус никогда не влюблялся, и у него были серьёзные основания этого не делать. Он никогда не оставлял любовников на ночь и предпочитал вообще не пускать их в свою кровать, а тем более — в свою ванну. Это были места, где он мог собрать себя из осколков после любого дерьма, в котором частенько приходилось купаться за пределами своих покоев. И было абсолютно неправильно, что с Эшраном эти правила оказались нарушены.       А самое страшное заключалось в том, что ему не хотелось ничего исправлять. Маркус думал об этом, пока неторопливо расставлял книги в библиотеке. Когда он вернулся в башню, учеников там не оказалось — они все толкались в лаборатории и по очереди запускали магические снаряды в устроенную там для них Маркусом мишень.       Маркус предположил, что книгами они сыты по уши, а вот с практическими занятиями у них раньше были проблемы. Это же наблюдение подтверждал тот факт, что их заклинания были довольно неуклюжи. Лучшими в группе действительно оставались Райм и Сэн, но в основном, видимо, потому, что не боялись зачерпывать энергию с таким запасом, что с горем пополам перекрывали все перестраховочные барьеры. Слегка ослаблять защитные слои решалась только Сэн, но в итоге её заклятья получались действительно рискованными и совсем неконтролируемыми. Дело усугублялось тем, что магия огня предпочитала масштабные формы, и если уж Сэн что-то запускала, то лучше было стоять подальше.       У Райма дела обстояли получше, его действия были чётко выверенными, и риски, похоже, оправданными. Но он был упрям и наотрез отказывался слушать советы Маркуса. Маркус его даже понимал. В тех условиях, которые ему предлагались, Райм выработал наиболее успешную схему использования энергии, которая при этом не выходила за рамки наложенных на него запретов. Объективно его изобретательность была почти шедевральна, но учитывая, что половину этих правил вообще стоило бы отменить, реальный результат оказывался значительно хуже, чем мог бы быть с его способностями.       С остальными учениками тоже хватало проблем. Больше всех Маркуса беспокоила Нави. Её способности и интересы лежали в основном в области целительства, а Маркус отчётливо понимал свою бесполезность как наставника в этой сфере. Он обещал покопаться в библиотеке и подобрать ей что-то действительно стоящее из книг, но пока смог отложить только парочку справочников по травоведенью, которые его самого заставляли зевать. Библиотеку Сабитариуса ещё не доставили, так что половина полок пустовала, но Маркус подозревал, что в ней явно окажется много материалов по магии созидания.       За этим занятием Маркус настолько углубился в свои мысли, что не сразу заметил, что в дверном проёме кто-то стоит. И только случайно обернувшись в ту сторону, замер с книгой в руках.       — О… — растеряно произнёс он. Это было очередное пересечение границ.       Эшран стоял на пороге библиотеки, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к косяку, и просто смотрел на него. Он не входил, но Маркус всё равно слабо представлял, чтобы они встретились здесь. Библиотека много недель была местом его уединения, и он впустил сюда молодых магов в основном потому, что не чувствовал в них опасности.       Эшран звенел опасностью. Маркус ни за что не доверил бы Стражу собранные с таким трудом книги. Но Эшран был здесь. И Маркус даже не знал, как долго он продолжал тут стоять.       — Привет, — тихо сказал командор.       Маркус сглотнул, и в глазах Эшрана вспыхнул жадный огонёк, когда он проследил за метнувшимся по горлу мага кадыком.       — Давно ты здесь? — осторожно поинтересовался Маркус, стараясь сделать вид, что ему абсолютно всё равно.       — Некоторое время, — спокойно откликнулся Эшран. — Я за тобой… наблюдал.       В его голосе было что-то такое, что откровенно говорило — командору очень нравилось это занятие. И он даже не собирался этого скрывать.       — Ты очень красив, когда думаешь, что один.       Маркус молчал.       «Ты очень привлекателен, когда я вижу твой страх», — билось у него в висках.       Слова Эшрана не возбуждали его, но заставляли что-то в груди звенеть перетянутой струной, и Маркус отчётливо ощущал, что должен это прекратить. Если эта струна порвётся, ему действительно не жить.       — Мне показалось, что дневной разговор прошёл не очень удачно, — продолжил, тем временем, командор. — Я решил, что должен сказать тебе ещё несколько вещей.