Часть 149
24 марта 2023 г. в 17:49
«Причины на полях», — вспомнил Маркус слова, которые уже слышал однажды.
Письмо спереди и сзади стало зеркалом дней, когда в течении долгих лет Эшран изо всех сил пытался оправдать самоубийство. Эшран пересчитывал эти причины, и Маркус стал одной из этих причин.
Но всё ещё были вещи, которых Маркус не понимал.
Он всё ещё не знал, кто такой Джавер, хотя теперь и думал, что смог бы узнать об этом из архивов.
Но в любом случае он по-прежнему не понимал, почему Эшран настолько боялся о нём рассказать. И он всё ещё не понимал до конца, что именно там произошло.
Да, теперь Маркус не сомневался, что этот человек много значил для Эшрана. Они любили друг друга, не столь важно — как любовники или как друзья. Любили настолько, что, очевидно, мучения Джавера для Эшрана были страшнее его собственных. Настолько, что Джавер предпочёл смерть, чтобы попытаться прекратить пытки Эшрана.
Маркус хорошо помнил, как српашивал Эшрана о прошлом, о том, любил ли он кого-то, и Эшран, похоже, рассказал ему полуправду. Он рассказал об эльфе, который был для него не так дорог, но умолчал о человеке, который был по-настоящему важен. Эта мысль откликалась болезненным уколом в груди. Как бы там ни было, Эшран по-прежнему ему не доверял.
По тому, как писал Эшран, по тому, какими размытыми и неровными были его обычно твёрдые буквы в первые дни, Маркус видел, в каком тяжёлом состоянии тот пребывал.
И в то же время Маркус теперь точно знал, что эта история закончена. Эшран долго не мог простить Джавера за то, что тот ушёл, но в конце концов он его простил. Там, ближе к концу, он писал это абсолютно ясно. Он писал, что больше не может вспомнить его лицо или даже фамилию. Так почему же он по-прежнему не мог рассказать об этом вслух?
От открытий, новых вопросов и сомнений у Маркуса ныла голова.
Этих новых вопросов стало едва ли не больше, чем было час назад. Подумав об этом, Маркус посмотрел на дно чаши, всё ещё испачканное бурыми следами его крови. Потом посмотрел на свою руку. Ему даже не пришлось резать ладонь — достаточно было пары капель крови из пальца. Но несмотря на то, что это была сущая малость, Маркус чувствовал как что-то внутри него поменялось. Его магия стала ощущаться по-другому. К изумительным успокаивающим искрам сиреневого добавились опасно притягательные всполохи багрового.
Его магия стала другой. Он больше не чувствовал её как-то родное существо с которым жил с младенчества, которое всегда наполняло его и не давало почувствовать себя по-настоящему одному. Которое приходило на помощь даже если он не просил, но всегда отступало, если он этого по-настоящему хотел.
Маркус сказал как-то, что его ученики плохо чувствуют свою магию. Он понимал это прежде всего как человек, у которого никогда не было таких проблем. Маркус видел, как это происходит у других, видел, как трудно бывает другим ученикам правильно рассчитать силу, призвать её, открыть канал в Запределье, а потом закрыть и удержать контроль. Всё это становилось причинами множества практических ошибок, из-за которых им приходилось просбовать снова и снова под надзором учителей.
С Маркусом ничего подобного не было никогда.
Магия любила его. Она ластилась к нему, как кот, и помогала, даже когда он сам не был до конца уверен в том, что делает. Она не позволяла ему допустить ошибку там, где мог бы промахнуться любой другой, и Маркус любил её в ответ, он восхищался ей как никто, чувствуя и зная, как много она ему даёт, как много на самом деле зависит от неё.
Теперь это ушло.
Его магия всё ещё была здесь, она была в нём… Но между ними пролегло это багровое пятно. И чем больше Маркус думал об этом, тем больше разрасталась эта пропасть. Магия обиженно смотрела на него — если, конечно, магия могла смотреть.
Но могла или нет, Маркус отчётливо чувствовал этот взгляд, и ему становилось всё более стыдно за себя, за то, что он сотворил. За то, что он испортил её.
«Я всё порчу», — удручённо подумал он. Он так и не получил того, чего хотел. Эта жертва была принесена зря, и от этого грудь наполняла боль. Но, что, возможно, было ещё хуже, это красное манило его, оно звало. Оно обещало то, чего его обычная магия не могла обещать. Притягивало уверенностью, что даст ему всё, уверенность, силу и власть, которых раньше у него не могло быть.
Он всё ещё стоял перед алтарём, на котором лежало письмо. Он чувствовал эту магию снаружи и внутри и чувствовал, что должен что-то поменять.
На мгновение прикрыв руками лицо, он с силой потёр глаза, а затем, открыв их, решительно направился к выходу. Маркус должен был вдохнуть немного воздуха. Возможно, ощутить на коже прохладные капли этой воды, чтобы снова почувствовать себя живым.
Он был в пещере абсолютно один и был практически уверен в том, что никто больше о ней не знал. К тому же, он сделал в сторону всего несколько шагов и отвернулся едва ли на миг, когда за спиной раздался грохот.
Резко обернувшись, Маркус увидел, что ритуальная чаша катится по полу, а письма на столе больше нет.
Он бросился к алтарю, но успел заметить только нечто тёмное, что могло бы быть краем зелёного плаща растаявшим в темноте.
Рамар потёр переносицу.
— Ты полный идиот, — сказал он и сквозь пальцы посмотрел на Маркуса. — Но не то чтобы я был удивлён.
Маркус не мог позволить себе смутиться. Ему и без того было слишком хреново.
— Это серьёзно, Рамар, — сказал он и запнулся, покосившись на Коралл.
— Что ещё было в этом письме?
Коррал всегда была мягкой и всегда искала возможности. Она хорошо подходила для того места, которое занимала. Но сейчас её голос звучал непривычно жёстко, выдавая то, что она, в отличие от Рамара, видит в случившемся проблему.
На самом деле это был ещё один повод не говорить об остальном при ней. Маркус и без того чувствовал, что совершил огромную ошибку, что вообще должен был первым делом пойти к Эшрану, но если тот факт, что он всё-таки решил сначала посоветоваться с Рамаром, он ещё мог себе простить, то фактически выносить случившееся на обсуждение советников за спиной у Эшрана явно было чересчур.
— Говори, — тихо попросил Рамар. — Мне всё равно придётся ей рассказать.
Маркус испытал мгновенное желание спросить, почему. Настолько ли Рамар доверяет Коралл или просто вообще не собирается скрывать эту тайну от ближнего круга? Но он усилием воли заставил себя не думать ни о чём подобном и продолжил.
— Во-первых… И это было не совсем в письме, но письмо подтверждает это лишний раз… Там, на Санкристе, Эшран совершил большую ошибку. Он разрешил магам выращивать цветы.
Коралл со свистом втянула воздух. Рамар лишь приподнял бровь.
— Магам — цветы, — с напором повторил Маркус. — Магам не просто так запрещают подобные вещи в Кругах. Они могли бы вырастить любую магическую траву, изготовить любые зелья… Всё, что строго запрещено. Чтобы подобного не происходило, все магические предметы, материалы для настоев и готовые препараты маги получают только из хранилища, предъявив предварительно разрешение верховного мага. Каждое зелье учитывается и заносится в журнал. Так происходит даже в южных Кругах, потому что один очень умный маг с двумя слабыми магическими зельями в руках даёт абсолютно непредсказуемый результат.
— Допустим, это я начинаю понимать, — согласился Рамар. — Эшран тоже повёл себя как дурак, но… Зная Эшрана, я думаю, у него были причины так поступить.
— Причины, да… — услышав до боли знакомую фразу, Маркус глубоко вздохнул. — Какими бы ни были его причины, маги Санкриста не придумали ничего лучше, чем выращивать вместе с этими цветами ядовитую траву. Они подсыпали её Стражам в чай, чтобы ослабить их, избавиться от тех, кто им мешал и установить над остальными контроль. Позже, в Гавани, они исопльзовали тот же метод, и в обоих случаях это позволяло им устраивать заговоры и побеги, которые в итоге закончились восстанием.
Маркус замолчал и теперь просто смотрел на Рамара.
— Я думал, ты должен им сочувствовать, — заметил предводитель негромко. — Я, например, им сочувствую. Уверен, что даже Коралл их жаль.
Маркус коротко глянул на его спутницу, но та лишь молча внимательно смотрела на него и Маркус, вздохнув, снова повернулся к Рамару.
— Я не знаю, Рамар. Но мне не нравится то, что виной этому стал Эшран. То, что это можно теперь использовать против него. Другие Стражи могут обвинить его в пособничестве восстанию.
— У Стражей без того море причин в чём-то его обвинить, — задумчиво откликнулась Коралл. Маркус почти испытал облегчение видя по её лицу, что Коралл в уме просчитывает варианты — с кем поговорить, на кого надавить — как обычно делала это на советах вслух.
— Он проявил доброту и ею воспользовались, — тем временем громче и уверенней чем прежде произнёс Рамар. — Даже если это каким-то образом можно использовать против нас, мы найдём способ этому противостоять. Это вообще возможно доказать? В башне все погибли, разве не так?
— Боюсь, это ещё не всё, — Маркус сглотнул, чувствуя себя так, как будто совершает предательство. Несколько раз перевёл взгляд с Рамара на Коралл и обратно. — Во время восстания нескольких Стражей держали в плену. Никто не знает, как долго это длилось — несколько дней, несколько месяцев или недель.
Лицо Рамара заметно помрачнело и он серьёзно кивнул.
— Все знали это кроме меня, да? — с досадой спросил Маркус.
— Нет, не все, — спокойно откликнулся Рамар. — Эта часть архивов закрыта. Мне рассказала Валенсия, потому что она… — Рамар рвано вздохнул и посмотрел Маркусу через плечо. — Она была среди тех, кого послали спасти их и… подавить мятеж? В тот момент Валенсия ещё не служила церкви напрямую, она состояла в отряде наёмников, которых привлекли к этому делу. От них требовалось разрешить вопрос так, чтобы о нём никто не заговорил.
— Но когда они пришли, почти все Стражи были мертвы, — глухо закончил за него Маркус. — В живых остался только один.
— Эшран, да, — Рамар вздохнул. Обошёл Маркуса и, взяв бутылку вина, наполнил себе другой бокал. Не глядя на Маркуса, он продолжил: — Я не знаю, должен ли был тебе об этом рассказать. Полагаю, Эшран сам в праве решать, говорить или нет о таких вещах. Но я… Мы все пытались тебя предупредить.
— Мы все? — поймал его на слове Маркус. — Кто ещё в курсе?
— Тамрана, — Рамар наконец посмотрел на него. — Тамрана была дознавательницей Церкви, Маркус, и она хорошая подруга Эшрана. Они много времени проводили вместе до того, как появился ты. Она была первой, кому он рассказал о том, что перестал принимать Пыль. Я узнал случайно, уже потом. Но про то… с чего для Эшрана всё начиналось, они с Валенсией не могли мне не сказать.
— И вы пытались что-от до меня донести, — с горечью повторил Маркус.
— Мы просто пытались сказать тебе, чтобы ты с ним не играл, — тихо откликнулся Рамар. — Не только потому, что это могло быть опасно для тебя. Но и потому, что это могло причинить ему боль, которую он не смог бы перенести.