Демон моего сердца

      — Когда отряд Валенсии пробился сквозь нижние этажи башни, меня записали в число выживших. Восстание к тому времени переросло в тотальное безумие. Демоны пожирали как Стражей, так и магов, потому что у них закончились тела, которые можно было принести в жертву. Некоторые из магов пытались спрятаться. Невия с Валенсией наткнулись на меня, когда я стоял на коленях посреди залитого кровью зала, и я умолял их выслушать меня. Умолял их не рисковать и убить оставшихся магов, забаррикадировавшихся на вершине башни. Я пытался рассказать им об Уреле и о том, как всё это было спланировано, не только о том, чем это обернулось в конце. Невия посмотрела на меня и сказала, что моё мнение не имеет значения, потому что я не в себе. Так что да, я вернулся позже, когда другие Стражи поднялись следом за их отрядом, чтобы проверить демонов и мертвецов. Я пошёл туда не для того, чтобы убивать магов. Я пошёл, чтобы заставить их признаться в том, как они использовали ведьмину траву. Чтобы заставить их ответить хотя бы за часть того, что они совершили. Один из тех, кто выжил, был ключевой фигурой восстания. Тот самый маг, который умолял меня позволить им выращивать цветы в башне на окне. Когда я потребовал, чтобы он рассказал об этом рыцарю-командору, он посмеялся надо мной. Он сказал, что это моя вина и ничья больше.       Пальцы Эшрана так сильно сжались у Маркуса на щеках, что тому стало больно, но Маркус ничего не сказал и не попытался его оттолкнуть.       — Я разорвал их на части. Даже не обнажая меча. Я оставил их там, а вернувшись сказал, что это сделал демон, которому удалось ускользнуть. Никто не подозревал, никто не сомневался в моих словах. Невия не вернулась и не интересовалась больше тем, что там произошло, никого не заботили жизни трёх магов, которых она посчитала более ценными, чем жизни всех моих убитых друзей. Я так и не нашёл тело Джавера. Они скормили его демонам. Я не помню последних слов, которые ему сказал. Валенсия добралась до нас меньше чем через неделю после его смерти. Если бы я не вынудил его покончить с собой — он тоже был бы спасён. Он был сильным, а я был таким слабаком… Это была моя вина. Моя слабость, моя доброта, моя любовь к нему. Каждый человек, который умер в той башне, умер из-за меня. Я был убийцей задолго до того, как убил тех троих.       Эшран выпустил Маркуса так внезапно, что маг споткнулся и едва не упал. Поднёс руку к глазам и прошёлся ладонью по лицу.        — Ты хотел знать, кем для меня был Джавер. Он был первым человеком, которого я когда-либо целовал. И первым человеком, которого я когда-либо убил.       — Эшран… — Маркус попытался заговорить, с губ сорвался лишь едва слышный шёпот. — Я не знал.       — Нет, — сказал Эшран, и внезапно оказался невозможно далеким. — Ты ничего этого не знал. Ты не знал меня. Ты не знал, с кем себя связал. Я никогда не должен был прикасаться к тебе. Но ты свёл меня с ума с самого начала. Проник под мою кожу и заставил меня снова почувствовать то, что я не хотел чувствовать, — он отвернулся от Маркуса и смотрел сквозь него, на стену над его плечом, когда продолжил: — Ты так отличался от него… Я знал, что ты будешь сопротивляться, в то время, как он… Прости меня Дева, он никогда этого не делал. Ты был самым жестоким наказанием, какое она могла бы мне послать. То, как я предал его… Я всё время видел в твоих глазах. — Эшран опустил веки и тяжело сглотнул. — Я любил тебя почти с первого момента, когда мы встретились.       Маркус резко выдохнул.       — Ты написал, что я был причиной умереть…       — И ты всё ещё причина. Я так долго собирал причины для смерти… Но Братство стало первой причиной, ради которой стоило жить. Гавань была… кладбищем, пиром мертвецов. Смерть и насилие царили за каждым углом. Я потакал всем своим худшим инстинктам, пока был там, и за это меня называли «героем». Орден обещал безумие и постоянное движение вперёд.       Он сделал ещё один вдох и потёр лоб.       — Тамрана пришла в тот день, когда дно было ближе всего. Она сказала, что у неё есть дело для меня. Оно потребовало бы от меня всего, что я мог дать, и мне нужно было оставить всё, что я привык делать в Гавани, позади. Это была причина жить, а потом, всего несколько недель спустя, появился ты. Я никогда не был ни с кем до Джавера, и я никогда не хотел быть ни с кем после, — он безрадостно фыркнул и продолжил: — Я знаю, что по мнению Ястреба произошло между мной и Дайларом, но между нами никогда не было ничего, кроме дружбы. А потом я встретил тебя и это было… — рот Эшрана искозило нечто, смутно похожее на улыбку. — Молния. Таким я увидел тебя впервые. Ты был дерзким, неуправляемым и недоступным, твои глаза сочились высокомерием. Твои демоновы глаза, Маркус. Ты смотрел на меня своими проклятыми зелёными глазами и улыбался, как будто точно знал, что сделал со мной. Что-то внутри меня — старая, сгнившая плотина — рухнуло в тот момент. Развалилась на части при одном только взгляде на тебя. Ты был моей смертью с самого начала. Я никогда не должен был позволить тебе проникнуть мне под кожу так, как ты это сделал, — Эшран сглотнул. — Это было таким… безумием. Чем хуже я относился к тебе, тем сильнее ты преследовал меня. Как будто ты мог почувствовать чудовище, которым я когда-то был, и ты никак не мог отпустить его, не выудив наружу, не напомнив мне, кем я был на самом деле.       Маркус зажмурился всего на мгновение, потому что он слишком хорошо помнил. Предупреждения, которые давал ему Эшран, откровенную ненависть Эшрана, ледяные взгляды и жгучую неприязнь. Всё то, что делало его таким неотразимым.       — Ты был таким упрямым, а я… Я был слишком слаб, чтобы отрицать, как сильно я хотел тебя. Я продолжал говорить себе, что это просто похоть. Что это ничего не значило, и что я был в безопасности. И тогда ты взял мою книгу, и о, Создатель, я собирался убить тебя. Я поклялся, что убью тебя, если ты произнесёшь его имя, — дыхание Эшрана сбилось, по скулам пробежали желваки, а по щеке скатилась слеза. — А потом ты вернулся. Несмотря ни на что из того, что я сделал с тобой и чем угрожал. Мне так хотелось верить, что ты знаешь почти худшее обо мне, и что ты всё ещё можешь смотреть на меня, — Эшран рассмеялся, пустым мёртвым смехом, полным ненависти и отчаянья. — Я позволил своей глупой потребности в прощении перевесить все правильные инстинкты. Всё в тебе всегда было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ты лгал. Всё время лгал. Всё это была проклятая ложь.       Маркус больше не мог просто слушать и молчать.       — Ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, — сказал он, подходя ближе и стараясь не обращать внимания на чувство вины, которое требовало заткнуться и спрятаться под стол. — Но не надо обманывать себя иллюзией, что мне на тебя наплевать.       Эшран не отодвинулся, не попытался его оттолкнуть, но то, как он смотрел сквозь Маркуса, всё ещё делало его невыносимо далёким.       — Ты лжец.       — Да, да, — поспешил согласиться Маркус, пытаясь сконцентрировать его внимание на себе. — Я отвратительный лжец и проклятый трус. Я провёл последние шесть лет, используя это проклятье в качестве предлога, чтобы не подпустить к себе ничего более серьёзного, чем секс на одну ночь. Я был ничтожеством до того, как встретил тебя, и я всё ещё ничтожество, но я переживаю за тебя, Эшран. Мои чувства к тебе реальны, они всегда были правдой.       — Я тебе не верю.       Когда Маркус открыл рот, чтобы возразить, Эшран торопливо перебил его:       — Если хоть слово из того, что ты говоришь, правда, почему ты пошёл с этим письмом к Рамару, а не ко мне? Почему тебе даже Коралл было легче об этом рассказать, чем мне?       Маркус стиснул зубы, на самом деле не зная, что сказать. И Эшран просто вздохнул.       — Ты никогда на самом деле мне не доверял. И я не думаю, что есть какой-то смысл продолжать это разговор.       Он отвернулся и попытался пройти мимо Маркуса к выходу, но Маркус тут же схватил его за локоть и, вцепившись изо всех сил, заставил остановиться.       — Это было правдой, Эшран. Даже если я вёл себя как дурак. Я… Я должен это доказать.       Эшран легко вырвал руку из его хватки.       — Ты ничего уже не должен доказывать, — так же устало сказал он. — Ты всё уже доказал.       — Я не хороший человек. И наверное было много людей, с кем я играл. Но ты никогда не был из их числа. И я никогда не думал, не планировал избавиться от тебя. Я…       — Маркус! — прервал его Эшран и глаза командора снова потемнели, но теперь в них читалась скорее тревога, чем гнев.       — Я…       — Не смей!       — Я не хочу, чтобы ты ушёл думая, что ничего не значил для меня, что это всё была ложь.       На этот раз Эшран сам потянулся к Маркусу. Когда он взял его за плечи его хватка была жёсткой и причиняла боль. Маркус снова попытался заговорить и выпустив его плечо, Эшран закрыл ему рот одной рукой.       — Ты не можешь этого сделать! — прошипел он. — Ты не можешь разрушить мою жизнь, а потом просто превратиться в демона! Это нихрена не забота с твоей стороны!       Эшран зажимал ему рот рукой, а Маркус думал об их первом поцелуе, о том как он сделал это всего лишь потому, что думал спровоцировать Эшрана на безумие. Он думал о песочных часах, которые сделал для Эшрана, и о том, как изменилась его жизнь, когда Эшран стал приходить к нему по вечерам. О том, что в его новой комнате поселилось тепло. И о том, как несмотря на все их договорённости, Эшран продолжал иногда, забываясь, шептать, что любит его.       Маркус не хотел умирать. Но он предпочёл бы, чтобы лицо Эшрана было последним, что он увидит, если всё-таки умрёт.       Он расслабился в руках Эшрана, позволяя тому поверить, что сдался. Дожидаясь, пока Эшран уберёт руку от его лица. Лицо командора снова стало суровым, зубы плотно сжались — он уже жалел о последнем порыве и о том, что всё ещё продолжает заботиться о маге, который предал его.       Маркус сделал глубокий вдох. Он не хотел, чтобы Эшран смотрел на него с таким лицом.       — Я люблю тебя, Эшран, — коротко сказал он.