Демон моего сердца

      — Что?.. — мгновение Маркус вообще не понимал, что произошло.       Эшран довольно резко отступил на шаг на зад.       — Хотя бы слово правды было во всём, что ты мне сказал?       Маркус всё ещё не понимал. И только когда Эшран, схватив стоявший возле стола меч, направился к двери, Маркус наконец осознал.       — Я тебе не врал! — выпалил он. — Я правда тебя люблю!       И хотя разум уже начинал выстраивать взаимосвязи, он всё ещё не мог понять этого до конца.       — Если бы ты любил меня, ты бы умер сейчас. Если только ты не лгал мне всё это время, чтобы иметь возможность в нужный момент избавиться от меня.       Эшран не стал слушать его ответ, слушать было и нечего — Маркус был настолько поражён этой реакцией, что у него окончательно исчезли все слова. Эшран молча вышел за дверь, и Маркус не стал его догонять. Вместо этого он сполз по стене и замер на полу возле окна.       Он сделал то, чего так боялся всегда, и это не помогло. Это не изменило вообще ничего.       Маркус не понимал, от последнего обвинения Эшрана в сердце кружились растерянность и боль. Но он точно знал одно: он никуда не уйдёт, пока Эшран не поверит в то, что он сказал.       С этой мыслью Маркус опустил руки на колени, положил голову поверх них и всхлипнул. Ему было плевать на приоткрытую дверь. Всё, что он пережил только что, искало выход наружу, и он больше не мог этим управлять.       Какое-то время он сидел так, даже не думая о том, что будет, если кто-нибудь войдёт, а потом погрузился в сон.       Когда Маркус проснулся сидящим в ужасной позе на полу возле окна в холодной комнате, он на мгновение подумал, что если повезёт, всё случившееся окажется сном. Но подняв голову и протерев глаза, он понял, что всё ещё находится в кабинете Эшрана, и за окнами по-прежнему стоит ночь. Меча Эшрана не было возле стола, и хотя Маркус терпеть не мог просыпаться, он быстро вскочил и в несколько шагов поднявшись по лестнице заглянул в спальню. Она оказалась абсолютно пуста. Ничто не выдавало того, что Эшран мог бы сюда заходить.       Маркус подавил прерывистый вздох и на мгновение зажмурился, больше приводя себя в чувство, чем надеясь проснуться второй раз, хотя он всё ещё не оставлял и такой шанс.       Чем больше он вспоминал события прошлого вечера, тем больший его охватывал стыд. Внезапно он снова почувствовал себя так, как будто падает вниз с огромной высоты, и это не было приятно, это было просто так, как будто земля ушла у него из-под ног, как будто он всё потерял.       Маркус вдруг сообразил, что стоит на верхней ступеньке лестницы и действительно может свалиться вниз. Он поспешно спустился обратно в кабинет и огляделся. Маркус не раз уже проклинал тот факт, что у Эшрана здесь нет других стульев, кроме того единственного, которым пользовался он сам. Туда Маркус не садился никогда, и теперь не хотел начинать — в основном потому, что если бы Эшран вернулся, сидевший за столом Маркус, возможно, не успел бы выйти и удержать его. Вздохнув, он снова опустился на пол возле входной двери и уронив лицо на ладони, потёр глаза.       Первоначально его план состоял в том, чтобы сидеть и ждать. В конце концов рано или поздно Эшран должен был вернуться назад. Он должен был так же протрезветь как и Маркус, хоть немного придти в себя, потому что его реакция — особенно последняя реакция — вчера была настолько дикой, как будто он был пьян.       Даже если учесть тот факт, что Маркус только что разрушил его жизнь.       Маркус попытался переложить случившееся на себя и вынужден был признать, что он никогда бы этого не простил. В каком-то смысле это не так уж отличалось от того, что устроил для него его отец.       Однако Эшран был прав в одном. Маркус никогда не переставал сопротивляться. Даже когда лежал привязанным на полу, и раб проливал кровь на его грудь, он продолжал дёргаться и искать выход. Дело было не в надежде. Дело в том, что иначе он не был бы Маркусом Эларн.       И поскольку пока у него не было лучшего плана, чем просто сидеть и ждать, Маркус остался на полу и стал думать, что делать теперь.       Мысль посетила его через пару часов, когда над горами почти забрезжил первый рассвет.       Он понял, что придумал это слишком поздно, но лучше поздно, чем никогда. Маркус встал и поспешил в свою башню. То, что его интересовало, лежало в лаборатории вместе с другими вещами, привезёнными из поместья Сабитариуса. Все их ему так и не довелось толком разобрать. Он просто держал их под магическими печатями чтобы никто другой не мог забраться в сундуки, пока его нет.       Сейчас он копался в них так быстро и судорожно, что рисковал сломать какой-то редкий предмет, но его не интересовало ничего кроме одного. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем ему удалось откопать в сундуке с другими мелочами полированный голубоватый кристалл.       Маркус благоговейно вздохнул и погладил его. Потом, осторожно взяв двумя ладонями, разомкнул, так что получилось две половинки, и подул на внутреннюю сторону. Не было времени проверять, работает он или нет. Маркус быстро захлопнул сундук, очень торопливо снова набросил на него защитную печать и поспешил в Ставку Командования.       Рассвет был уже слишком близко, первые лучи солнца играли на сугробах, даже летом не покидавших вершины гор. По коридорам разливался тусклый серебристый свет, и кто-то мог заметить его, поэтому надо было делать всё как можно скорей.       Добравшись до места Маркус установил кристалл под столом и поспешил обратно к себе. Он хотел пойти к Эшрану, но идея просто сидеть под дверью, пока тот не споткнётся об него, уже не казалась ему такой хорошей. Напротив, он хотел быть во всеоружии, когда придётся действовать.       Маркус мог только молиться всем богам, про которых так редко вспоминал, что кристалл будет работать. Добравшись до своей комнаты, он опустил вторую половину на стол, активировал его и принялся судорожно вытаскивать из камода свои дорогие и такие бесполезные сейчас мантии, пытаясь отобрать то, что могло бы быть действительно полезно в дороге.       Прошло не более десяти минут, чтобы солнечный свет стал достаточно ярким, крепость начала просыпаться… а из кристалла донеслись голоса.       Сначала хлопнула дверь. Кто-то очень похоже на Рамара вздохнул, и Маркус живо представил, как тот усаживается на стул и трёт руками лицо.       Ему было жаль Рамара, который вообще не был ни в чём виноват, и которого в эту историю втравил лично он, Маркус. «В ней вообще не виноват никто кроме тебя, — напомнил он себе и стиснул зубы, чтобы сдержать рвавшийся наружу поток сокрушительных эмоций. Вместо этого он заставил себя снова сфокусировать взгляд на ящике комода и продолжил собирать вещи.       Прошла ещё пара минут, прежде чем дверь стукнула ещё раз.       — Заходи, — тихо и устало сказал Рамар. Второй голос пока не показывал себя, но по одному только звуку шагов, по тому как резко был придвинут к столу стул, Маркус узнал порывистые движения Эшрана и задрожал.       Рамар снова вздохнул.       — Должен сказать, что одна ночь… — он запнулся и замолк. — Ладно, первое, что я хочу тебе сказать, это то, что мне жаль.       — Мы сделаем то, что нужно, — голос Эшрана прозвучал так равнодушно, что Маркус снова стиснул зубы, чтобы не закричать.       — Да… — подтвердил Рамар и снова вздохнул. — Я всё-таки хочу, чтобы ты знал, что я не хочу и не собираюсь избавляться от тебя. Это временная мера, и как только появится возможность, ты вернёшься назад.       — Я не собираюсь поднимать против тебя бунт, Рамар, — тихо произнёс Эшран, и Маркус не смог разобрать, что стоит за этими словами, но руки его задрожали.       — Я говорю это не потому, что боюсь бунта, — немного успокоившись, отозвался Рамар. — Если кто-то из тех, кто знает, что делать с этим Братством, хочет меня заменить, я всегда за. И не буду иметь ничего против, если это будешь ты.       Снова наступила тишина, так что Маркусу оставалось только представлять, как они смотрят друг на друга.       — Я не люблю поступаться принципами, — наконец сказал Рамар. — Я обещал себе, что не буду отказывать от своих людей, от тех кто мне доверял. Мне не нравится, что мне приходится делать то, что я делаю сейчас, и на самом деле если бы дело шло только о риске для нас — о всём Братстве, я имею в виду — я бы принял этот вызов. Потому что мы ничто, если не можем противостоять нашим врагам. Но я вижу, что это важно лично для тебя и мне кажется, что наш шанс предотвратить этот коллапс состоит именно в том, чтобы немного отступить.       Рамар помолчал и добавил:       — Пожалуйста, не делай ехидных замечаний наподобие: «Так всё это ради меня».       — Я этого не говорил.       Снова наступила тишина, и Маркус почти видел, как Рамар трёт глаза.       — Неприятные новости состоят в том, что это непохоже просто на какую-то выходку личного врага, — продолжил он. — Вместе с Ястребом исчезли Ирвин и… Камил.       Маркус был так поражён последнем именем, что замер, не донеся до рюкзака пару сапог, и сквозь шум собственной крови в ушах едва ли расслышал, как Эшран со свистом втянул воздух.       — Я говорил, что это произойдёт, — хотя он явно очень старался, чтобы его голос звучал спокойно, в него прорывалось нечто очень похожее на рык.       — Может быть, — устало согласился Рамар. — Сейчас бестолку спорить о том, кто что говорил. Большинтво других магов осталось с нами, так что наш союз с ними всё ещё работает в плюс. Нам просто… придётся назначить кого-то другого и… Дева, — он вздохнул. — Ты правда хочешь об этом сейчас говорить?       — Другой возможности у меня может не быть, — сухо заметил Эшран.       — Хорошо, — снова вздохнул Рамар. — Я думаю назначить вместо Ирвина Динару, хотя это охренительно паршивый ход. Для мятежных магов это будет значить возвращение Кругов.       — Ты мог бы назанчить Маркуса, — тихо сказал Эшран, и Маркус вздрогнул, не поверив своим ушам. Вопреки всякой логике и здравому смыслу внизу его живота зашевелилось возбуждение при этих словах. Потому что Эшран произносил их и потому что делал это даже сейчас.       — Я думал об этом, — признался Рамар. — Но не думаю, что он готов. Хотя если бы это одобрил внутренний совет… — слова прозвучали с намёком, — почему бы и нет.       Под внутренним советом всегда подразумевались Валенсия, Коралл и Эшран. И Рамар закончил:       — Если до этого дойдёт, твой голос всё равно будет учтён.       Сказанное определённо возвращало их к тому, с чего начался разговор, но видимо никто не готов был продолжить эту тему, и на несколько секунд по другую сторону кристалла воцарилось молчание.       — Ты думаешь, Ирвин уже знает, что в письме? — наконец спросил Эшран.       — Я не знаю, — признался Рамар. — Но похоже на то, иначе зачем ему уходить?       Маркус стиснул зубы. Он плохо знал человека, о котором шла речь. По меркам Магистерии это была не слишком крупная фигура, всего лишь один из говорунов, мнивших себя лидером одной из башен магов. Отец Маркуса может и следил за фигурами этого уровня, но Маркуса никогда особо не интересовали перепетии алкаронской политики. Однако из того, что успел услышать и увидеть здесь, он пришёл к выводу, что Ирвин — не самый благородный человек. Если подобная информация попала к нему в руки, можно было не сомневаться, что она разлетится в один миг.       — Мы всё же будем надеяться на лучшее, — продолжил тем временем Рамар. — Если бы я был уверен, что твою репутацию не спасти, я бы тебя не отстранял.       Маркус устало вздохнул и зажмурился. Что бы там ни было в этом был весь Рамар, и сейчас ему было стыдно, что в отдельные мгновения вчерашнего вечера он ему не доверял.       — Кроме того, — продолжил тем временем Рамар. — Если ты не будешь против, я бы хотел попытаться использовать сложившуюся ситуацию с пользой для нас.       Маркус невольно усмехнулся. В этом тоже был весь Рамар. Ни одного из заключённых, попавших в его руки, он не мог просто казнить. Если оставался хоть какой-то шанс найти с виновным общий язык, он всегда находил способ его завербовать.       Судя по шелесту, доносившемуся из кристалла, Рамар перекладывал какие-то бумаги на столе, а потом сказал:       — Вот. Здесь отмечены форпосты Воинов Тумана, о которых рассказали нам Финраэль и его сестра. Бывшие форпосты, вернее сказать. Оттуда давно никто не выходил на связь, и мы подозреваем, что с ними произошло то же, что и со святилищем на Грозовом Побережье.       Эшран внимательно слушал.       — Сайлар разработал для нас эти приборы, — что-то зазвенело и слегка ударилось о стол. — Он предполагает, что их использование может подавить эффект от уничтожения статуи и до некоторой степени укрепить грань между нашим миром и Запредельем. Неизвестно, насколько это будет эффективно, но это необходимо сделать, чтобы остановить продвижение Девы. Есть определённые основания считать, что нарастание её могущества и влияния на людей связано с разрушением этих статуй.       — Могу я спросить… — осторожно намекнул Эшран.       Видимо, Рамар кивнул.       — Это всё… — он вздохнул. — Откровенно говоря от того, что мне излагают на эту тему Динара и Сайлар, у меня трещит голова. У них практически противоположные версии о той проблеме, с которой мы столкнулись, и Тамрана не помогает, постоянно сводя разговоры на одержимость и демонов.       Он сделал паузу, восстанавливая самообладание и продолжил:       — Итак. Есть основания полагать, что все наши проблемы — по сути, абсолютно все — совпадают с началом разрушения статуй. Бунты магов, нарастающее безумие Стражей, появление красной Пыли… Я не беру в рассчёт эльфийское восстание, которое, очевидно, стало лишь следствием всего названного, но эта анти-Дева… Кем бы она не была, мы видим, что она тоже появилась через какое-то время после того, как стали разрушаться эльфийские святилиша.       — Это очень натянутая связь, — заметил Эшран. — Людям хватает ума убивать и мучать друг друга даже без эльфийской магии.       — Да, — согласился Рамар. — Примерно это доказываем мне Сайлар. В то время как Динара уверена, что все коллапсы, происходящие у нас на земле, результат негативного воздействия Запределья. Статуи запирали некоторого рода перекрёстки, где два мира практически сливались в один. Эльфы берегли и почитали эти места, но и другие рассы в меру своей чувствительности к магии всегда стремились ими овладеть. Однако никто из них не знал настоящих причин, и пока статуи стояли на месте — как считает Динара — зов, пробуждающий в людях насилие, был достаточно слаб. Как только статуя оказывается разрушена, эмоции, которые при определённых обстоятельствах могли бы сформировать демонов, начинают просачиваться оттуда и оказывают крайне печальное воздействие на людей. Это версия номер один. Если Динара права, то первое, что мы должны сделать, чтобы успокоить окружающее безумие, это поставить новые магические запоры на эти врата.       — Как это связано с Девой? — задумчиво спросил Эшран.       — Пока мы ничего не можем об этом сказать, — со вздохом отозвался Рамар.       — Что говорит Сайлар?       — Сайлар… утверждает что всё приблизительно наоборот. Сильные человеческие эмоции, как думают многие маги, порождают демонов. Эти демоны, вернее, зачатки их разума, до поры дремлют в Запределье. Маркус как-то сказал мне: эстерцы считают, что достаточно мощные сгустки магии способны обретать разум и становиться демонами. Сайлар считает, что достаточно сильные эмоции со временем напитываются энергией и…       — И мы всё равно получаем демона, — Маркус почти видел, как Эшран закатил глаза.       — Да, — тихо подтвердил Рамар. — Понимаю что ты об этом думаешь, и я тоже всегда считал что важнее знать, как их убивать, а не откуда они взялись, но в данном случае эта мысль важна, — он помолчал. — С точки зрения Сайлара эти зачатки демонов скопились в Запределье в таком количестве, что их зов для смертных становился всё слышнее.       — Я наблюдал нечто подобное в Гавани, — тихо сказал Эшран, и Маркусу показалось, что он тоже потёр глаза. — Завеса была так тонка, что малейшее раздражение приводило к эксцессу, небольшого срыва становилось достаточно, чтобы магом овладел демон. Однако… я бы не сказал, что мы наблюдаем вокруг себя эпидемию одержимости.       — Пока нет, — подтвердил Рамар. — Но Сайлар предполагает, что эта Тёмная Дева стала неким большущим олицетворением этих скопившихся мыслей о ненависти. Она не может прорваться в наш мир, пока стоят запоры на перекрёстках, и она заинтересована в том, чтобы их разрушить. Но люди успешно подливают масла в огонь, и увы, я здесь в первую очередь говорю о Стражах, которые разносят эльфийские форпосты ради Красной Пыли.       Эшран только вздохнул.       — Абсолютно никто из присутствующих не виноват, — заметил Рамар. — Но одна из наших незапланированных задач состоит в том, чтобы закрыть те перекрёстки, где статуи были разрушены. Возможно, тогда нам удастся запихнуть Деву туда, откуда она пришла.       — Я понял. Ты хочешь, чтобы это сделал я.       На несколько секунд наступила тишина.       — Если ты не настроен мне сейчас помогать, Эшран, я тебя пойму. И мне не хотелось бы чтобы ты думал, что я использую тебя.       — Если ты прав, то это нужно сделать. И я буду рад принести пользу. Хотя и не уверен, что я для этого задания идеальный кандидат. Учитывая… — он прерывисто вздохнул. — Ты знаешь, что отказ от Пыли ослабляет меня, когда речь идёт о борьбе с демонами. И ты видел, что было, когда я в прошлый раз увидел красную статую.       — Не хочу тебя расстраивать, но мы невольно провели неприятный эксперимент. В группе, которую послали работать с первой обнаруженной нами статуей, трое из четырёх исследователей сошли с ума. Они никогда не были Стражами и не испытывали последствий отказа от Пыли.       Маркус почти видел, как Эшран вскинулся.       — Среди них были маги?       — Да. Среди них был один маг. Он прожил достаточно долго, чтобы отправить нам доклад, но когда мы прибыли на место, все четверо уже были мертвы. Очевидно, они убили друг друга ради возможности заполучить Пыль.       Маркус издал свистящий вздох.       — Твоя реакция на статую была пугающей, — продолжил Рамар. — Но ты не один. И ты имеешь опыт сопротивления подобным вещам. Откровенно говоря, у меня нет особых оснований полагать, что ты справишься, но я не хочу выводить всю эту информацию за пределы ближнего круга, тем более после того, что произошло. Я потерял Камила и Ястреба, Динара будет занята с магами. Сайлар тоже нужен мне рядом. Остаёмся по сути ты, Валенсия, Тамрана и я. И… из нас четверых только двое могут покинуть крепость, не привлекая внимания сейчас, и только один в любом случае собирается это сделать.       Судя по наступившей тишине, Эшран размышлял.       — Тамрана была бы эффективней в этом деле, — наконец сказал он. — Она не была Стражем, но обучена противостоять тварям из Запределья так же как и я. К тому же, больше привыкла работать одна.       — Возможно. Но мне нужен кто-то, кто возглавит гарнизон, пока мы будем разбираться со всем остальным дерьмом.       Рамар помолчал.       — Откровенно говоря, у нас осталось не так уж много людей, которым можно доверять.       От внимания Маркуса не укрылось, что он не упомянул его, но, поразмыслив, Маркус решил, что Рамар просто не хотел раздражать Эшрана лишний раз.       — Хорошо, я это сделаю, — тихо сказал бывший Командор. — Что потом?       — Ты знаешь связных Валенсии в Кровале?       Видимо, Эшран кивнул.       — И в других городах.       — Выйдешь с кем-то из них на контакт. Обещаю, мы тебя заберём, и мы готовы поддерживать тебя. И… — Маркус прерывисто вздохнул. — Ты всегда можешь вернуться назад.       Эшран не ответил, так что Маркус не знал, что он может думать на этот счёт.       — Мы будем искать Ястреба и постараемся в кратчайшие сроки вернуть письмо. Коралл будет отслеживать слухи и подавит их, если потребуется. Не волнуйся, это тактическое отступление, не более того.       Наверное, Эшран всё-таки кивнул.       — Что ты объявишь моим людям? — сдавлено спросил он.       — Ты поговоришь с ними сам. Ты скажешь, что нездоров и устал, и что должен оставить пост и вернуться к семье.       Эшран молчал. Маркус пытался представить, насколько правдоподобно прозвучали бы для него эти слова. Все знали, насколько Эшран погружён в дела Братства и насколько болеет за него. Но откровенно говоря, многие видели и то, что раньше он часто был на грани срыва. И возможно Рамар был прав. В конце концов, у Эшрана действительно где-то была семья. Маркус понял это только сейчас.       — Хорошо, — сказал Эшран несколько спокойнее после долгой паузы. — Я соберу их прямо сейчас. Чтобы успеть покинуть крепость утром.       — Тебе не обязательно настолько спешить, — осторожно заметил Рамар.       — Я хочу.       Потом послышался скрип сдвигаемого стука и хлопок двери.       Рамар в последний раз вздохнул.