Демон моего сердца

До перевала было рукой подать, и это была самая холодная ночь, которую Маркус помнил в своей жизни. Он до последнего кутался в плащ и изо всех сил старался не прижиматься к Эшрану. Когда тусклый рассвет забрезжил над стоянкой, его разбудил звук котелков, звякавших о котелки. Маркус не хотел просыпаться. Это была далеко не та сонная нега, которая обычно заставляла его нежиться в кровати до полудня. Он не хотел подниматься и не хотел двигаться снова. Желательно, никогда. Всё, что он пытался делать, казалось ему бессмысленным, один день похожим на другой, а собственное существование — лишённым цели. Боль, которая нахлынула при этой мысли, была невыносимой. Он был просто побеждён, и это было чертовски больно. Была часть его самого, которая была отрезана, и он скорбел о потере. Боль распространилась от его груди дальше по венам. Не было ни спасения, ни целебного зелья, ни магического исцеления. Он заставил себя сесть на холодной земле и заняться обычными утренними делами, хотя и чувствовал себя призраком. Теперь он понимал, как люди на самом деле могли умереть таким образом. Если бы он сдался, остался в постели, не заставлял себя есть и пить, он мог бы позволить себе чахнуть до тех пор, пока его сердце не остановится, и рано или поздно оно бы не выдержало. Он пытался сказать себе, что был на полпути к цели. Что когда они доберутся до цитадели Грифона, что-то должно поменяться. Что по крайней мере он должен помочь Эшрану довести это дело до конца, потому что как бы там ни было, на свете были ещё люди кроме них двоих, кто-то, кого нужно было спасти от надвигающейся беды. Тем утром он впервые ощутил чьё-то обеспокоенное присутствие рядом, и это был не Эшран. Это было, как если бы твой любимый кот наблюдал за тобой из-под стола, не решаясь прыгнуть на колени. Маркус понял, что это была его магия, и ему захотелось заплакать. Магия, которая стала теперь чужой, боялась его, и он был ещё более одинок, чем думал минуту назад. На следующий день запульсировал кристалл. На другом конце линии оказались не Сайлар, а Валенсия, Нави и Сэн. — Ты же сказал, что он почти разряжен, — прошипел Эшран, заметив сигнал. — Я знаю, что сказал! Спроси об этом у них! Они пристроились на холодном камне в сторонке от основной тропы. И как бы глупо не было тратить энергию кристалла прямо сейчас, Маркус был ужасно рад этому сигналу, протянувшему ниточку между ним и тем подобием дома, который у него недавно был. Нави и Сэн были бесконечно болтливы и счастливы поговорить обо всём, кроме сути их миссии и проблемы с письмом. Никто из них не пытался расспрашивать их о том, чем они с Эшраном заняты сейчас и почему лицо Маркуса выглядит таким заплаканным и больным, или почему он, вопреки обыкновению, так мало говорит. Маркус вдруг понял, что эти девочки стали ему ближе, чем, возможно, когда-либо были те соученики, с которыми он проводил в Круге весь год, возможно, даже ближе, чем когда-либо был к нему его собственный отец. Он живо вспомнил, как они сидели в саду, когда всё ещё было хорошо и до зимы было ужасно далеко, потому что лето только-только вступало в свой расцвет. Сэн могла часами рассказывать о своих планах, о том, что будет делать, когда достигнет совершеннолетия, и о том, как она поедет в Эстер и заработает достаточно денег, чтобы купить для них для всех титулы, чтобы всем им, северным магам, было куда пойти. Скай, которому явно нравилась Сэн, часто лежал на животе, бездумно кивая всему, что она говорила. Рам всегда был рядом, вертелся по близости от остальных, следя за тем, чтобы всё было хорошо. Самому молодому магу в общежитии было тринадцать лет, у него было прозвище Пик, и Маркус далеко не сразу узнал, что его настоящее имя — Сэнфик. Он притворялся шестнадцатилетним и все остальные поддерживали его уловку, но Маркус слышал, как он однажды проговорился о дате своего рождения. Сначала он был самым осторожным с новым наставником, но под конец держался к эстерцу ближе всех, чем бы они не занимались. Маркус заметил, что Рам редко выпускает мальчика из виду. Все эти мысли так отвлекли его, что он прослушал половину того, что говорили ученики, и напрочь забыл о том, что энергию кристалла надо беречь. Они замолкли только когда Валенсия прокашлялась, обращая на себя внимание. Теперь Маркус заметил, с каким пристальным вниманием она всё это время изучала его и Эшрана лица. Валенсия изобразило то, что, наверное, считала дружелюбной улыбкой. — Добрый вечер, — произнесла она. — Если минутка сентиментальностей подошла к концу, могу я теперь поговорить с Маркусом наедине? Маркус с удовольствием поболтал бы с девочками ещё, но он понимал, что это и так была поблажка, которая не могла длиться вечно. К тому же в груди у него заныло некое подобие надежды на то, что у Валенсии есть хорошие новости. Скомкано попрощавшись, девочки вышли из комнаты башни, где находилась Валенсия, и они остались втроём. — Похоже, у вас всё хорошо, — прокомментировала шпионка, когда дверь за ними закрылась. Учитывая… обстоятельства. Маркус ничего не сказал. Если она хотела поёрничать, она могла заниматься этим сколько угодно, он не собирался это поддерживать, не теперь. Она села за стол, на котором лежал кристалл, и сцепила пальцы в замок. Теперь Маркус увидел ворох свитков, лежавших возле её локтя. — Прежде чем мы начнём, ты хочешь что-нибудь сказать? — её взгляд был таким же колючим, как всегда. Маркус только покачал головой. — Очень хорошо. Сегодня мы получили сообщение от Ястреба. Внимание Маркуса резко обострилось, сердце пропустило удар. — Его требования отличаются от того, что мы ожидали. — О? — нетерпеливо подсказал Маркус. — Он призывает Братство к роспуску в течении ближайших двух месяцев. Она с гримасой отвращения указала на самый маленький свиток возле своей левой руки. — Он великодушно допускает, что мы всё ещё можем продолжать противостоять силам Девы, но мы должны «отпустить на свободу» магов, которых удерживали «обманом и угрозами». Маркус молча смотрел на неё. — Это бессмысленная просьба, — пояснила Валенсия. — И именно это меня беспокоит. — Это всё, что там сказано?! — Нет. В послании также оговаривалось, что мы должны отказаться от сотрудничества с Эшраном и не вступать с ним ни в какие контакты. Что даже после роспуска мы должны держаться от него подальше. Маркус на мгновение зажмурился и затем, быстро качнув головой, снова посмотрел на Валенсию. — … почему? Валенсия слегка пожала плечами, между её бровей пролегла небольшая морщинка. — Боюсь, что мы не видим всей картины, хотя я по-прежнему надеюсь, что когда мы найдём самого Ястреба, нам удастся выяснить больше. Я бы очень хотела, чтобы мои подозрения оказались ошибочными. — Что… — Маркус прочистил горло. — Что ты собираешься делать теперь? Валенсия вздохнула и откинувшись на спинку стула, слегка опустила веки, как будто о чём-то размышляла. — Маркус, возможно, тебе лучше было бы вернуться в крепость. Сейчас у нас достаточно возможностей, чтобы дать тебе прямой телепорт и откровенно говоря, мы не знаем, что будет потом. У Ястреба претензии к Эшрану, но не к тебе и я… Ну, достаточно представляю твою способность к выживанию на дикой природе в течении долгих дней. К тому же, твои ребята тебя ждут. Маркус прерывисто вздохнул. — Нет. Ты знаешь, что нет. Маркус сам поразился той уверенности, с которой это произнёс, только когда услышал свои слова со стороны. Всё, на что он надеялся, потерпело крах и было самое время спросить себя — почему он продолжает следовать за Эшраном сейчас. Но именно в этот момент, после того, что сказала Валенсия, он точно понял, что не может уйти. — Что ж… очень хорошо. Валенсия снова прикрыла глаза, вздохнула, когда подняла веки снова, смотрела уже на Эшрана. — Эшран, позволь говорить откровенно. Маркус выглядит дерьмово, и я думаю, что это твоя вина. Маркус моргнул. Он ожидал скорее чего-то вроде «Мы продолжаем работать», «Мне жаль» и «Всё будешь хорошо». Эшран испустил короткий, хрипловатый и безрадостный смешок. — Хочешь, чтобы я занялся его бритьём? Маркус с ужасом схватился за подбородок, впервые за неделю осознав, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО перестал бриться. Он делал это с тех пор, как отец увидел на его подростковом подбородке первые признаки разномастной редкой щетины, с первого дня, когда там были обнаружены волосы. «Наследник дома Эларн не может выглядеть как плохо ощипанный гусь», — это была одна из тех крылатых фраз отца, которые Маркус думал, что никогда не сможет забыть. Но он всё-таки это сделал. Потому, очевидно, что в последние дни он настолько погряз в самотерзаниях, что ему стало абсолютно всё равно, как он выглядит. Однако осознав, что на его подбородке находится довольно плотная и даже немного колючая щетина, Маркус только обратил взор к Валенсии и фыркнул. — Позволь предположить, что пока мой личный стиль не влияет на вашу большую войну, он не касается никого из вас. Валенсия перевела на него слегка насмешливый взгляд. — Приятно видеть, Маркус, что ты всё ещё где-то там. Однако договорив, она снова посмотрела на Эшрана и снова стала серьёзной. — Как бы там ни было, меня больше беспокоит то, что у него такой вид, как будто он может упасть замертво в любой момент. К тому же мы всё ещё абсолютно не знаем, как реально работает его проклятье. Не сработает ли оно прямо сейчас или через пять минут или по какой-либо ещё причине. Я попросила нескольких магов заняться изысканиями, но у нас пока нет новостей и это неудивительно — магия, которую обычно творят магистры Эстера, далеко выходит за пределы компетенции наших магов и содержимого наших библиотек, что уж говорить о том, что может сотворить эстерский магистр в состоянии аффекта. — И тут они пожалели, что сжигали хорошую литературу… — пробурчал Маркус. — Я знаю, что вы оба склонны к самоубийству, — продолжила Валенсия с напором, глядя только на Эшрана и как будто проверяя его реакцию на эти слова. — И у меня нет никаких оснований думать, что у кого-то из вас не случится очередной эксцесс. Я обращаюсь к тебе просто потому, что ты лучше контролируешь подобные порывы и никогда не пытался сделать этого на самом деле. Потому что кто-то из вас должен контролировать ситуацию, и насколько я знаю Маркуса — он не контролирует никогда и ничего. Маркус возмущённо фыркнул, но Эшран только прикрыл глаза руками и потёр веки. — Я тебя понял, — глухо сказал он. — Я за ним присмотрю.