Демон моего сердца

Спустя три дня они спустились с гор, и им удалось добраться до небольшого трактира, который уже начали восстанавливать после восстания. Здесь Маркус узнал, что влияние Рамара заметно распространилось на Каледос, значительная часть территорий теперь не так опасна, как тогда, когда они проходили здесь в прошлый раз. Кругом всё равно было пустынно и тоскливо, трава по большей части была выжжена и немного облегчить грядущий голод обещали только поставки еды из Алкарона. Связь с Ганд-Ахаром была прервана и поговаривали, что там намечается переворот. Маркус был не в состоянии слушать подробности. Эшран снял два номера и отдав ему один ключ, сам остался беседовать с трактирщиком — его явно заинтересовали многие из новостей. Маркус захватил из общего зала бутылку вина. Потом подумал, взял ещё одну. И так, снабдив себя персональным продовольствием, заперся в комнате. Когда первая бутылка опустела до середины, он снова ощутил рядом чьё-то присутствие — и всхлипнул. — Если ты демон — то проваливай! — вяло пробурчал он. — Здесь нет ничего, что тебе сгодится. Присутствие, конечно, не исчезло. Маркус всхлипнул ещё раз. Прошла ещё пара бокалов и за окном порядком стемнело, когда Маркусу показалось, что он видел в углу комнаты пульсирующий сиреневый свет. — Почему? — спросил он, неуверенный в том, разговаривает ли со светом, сам с собой или с бутылкой вина. Его горло сжалось и какое-от время он не мог продолжать. Но потом Маркус прочистил его и попробовал снова: — Почему проклятие не убило меня? Сиреневое свечение едва заметно замерцало и переместилось ближе. — Кровь играет злую шутку, — услышал он шелестящий шёпот через мгновение. — Я не хочу видеть, как он вот так растрачивает свою жизнь. Я сделаю его лучше, он будет благодарен. Он будет счастлив. Мужчины только причинят ему боль, мужчины только сломают его. Мой сын заслуживает шанса стать нормальным. Маркус сглотнул, давным-давно пребывая в том градусе, что этот ответ показался ему нормальным и связным. — Разве я не… неужели я не способен любить? Маркусу показалось, что в сиреневом тумане что-то сгустилось. Что он начинает видеть… лицо. Что это лицо смотрит на него с сожалением. — Я нашёл кого спрашивать… — пробормотал Маркус. — Ты задал глупый вопрос, — отозвался шёпот, и Маркус не был уверен, дрогнули ли губы на этом эфемерном лице. — Ты когда-нибудь любил что-нибудь так, как любил Эшрана? Маркус отпил ещё вина. — Нет. — Это не твоя вина, что он не увидел, Маркус. Он не смотрел. — Эшран был слишком хорош… Слишком добр, чтобы увидеть, каким жалким лжецом я был, — пробормотал Маркус в знак согласия. — Это потому, что я использовал магию крови? Это отменило проклятье? Нет, не сходится. Я всё ещё чувствую это внутри себя. Туман молчал. Маркусу почему-то на мгновение показалось, что лицо подняло глаза к потолку. Маркус грустно улыбнулся, решив оставить всё как есть. — Что там? Видишь что-нибудь приятное? — Звёзды, — мягко отозвался голос, туман колыхнулся, перемещаясь, и завис над кроватью возле Маркуса, как будто укладывался спать. Маркусу показалось что в бледном свете луны, падавшем сквозь окно, он начинает различать и контуры человеческого силуэта, но он был уже слишком пьян, чтобы в этом разбираться. — Иногда они поют, — продолжил дух, хотя требуется много лет, чтобы научиться слышать. Маркус медленно кивнул и уставился на шрам от надреза на своей ладони. — Что они поют? — Реквием. Это довольно мило. Восемь из девяти углов сожалеют о тебе, они окрашены в слова печали. Не все носят чёрное, чтобы скорбеть. Это было неизбежно, вот что они поют. Я бы хотел, чтобы вы могли это услышать. — Ты на самом деле такой милый. — Сострадание не сладко, но оно может быть мягким. Последнее слово заставило Маркуса рефлекторно сглотнуть. «Мягкий». — Да, — медленно сказал он. — Я полагаю, что так и есть. Что-то ещё важное крутилось на грани его сознания, что-то что прозвучало в словах собеседника, но что он никак не мог осознать. Сиреневый туман сгустился настолько, что Маркусу показалось, что он видел в тонкой красивой руке духа призрачный бокал вина. Дух поднёс его к губам и, видимо, сделав глоток, произнёс: — Прозвища — это странно, не так ли? Камил использует их, чтобы заводить друзей. Некоторые используют их, чтобы делать людей маленькими. Другие — чтобы держать дистанцию. Мягкий, острый. Тогда он был совсем другим, но смерть меняет очень многое. Оглянись назад, и даже если зелёный свет становится розовым, радужным и благоприятным. Мех удерживает тепло тела, но он не может согреть душу. Он не возражает против холода, никогда не возражал. Он скучает по нашей магии. Это было тепло, и оно покоилось внутри него. Это был ты. Это всегда был ты, маг. Горячая волна пронзила Маркуса, сковывая его движения и царапая сердце. Эшран. Он безусловно говорил об Эшране. — Он… — произнёс Маркус осторожным шёпотом. — Он в порядке? Дух прикрыл глаза. — Там есть пожар, но он небольшой, и по утрам у него болит голова. В его груди дыра, вырезанная и полая, заполненная ненадолго, а теперь снова пустая. Она кровоточит, но он силён. Он может… — дух нахмурился, сделал паузу. — Нет, Эшран, ты не можешь зашить или запечатать это. Вода придёт снова, тёмная вода, которая затопит путь и позволит чудовищу выплыть наружу. Если ты запечатаешь его, ты не сможешь зажечь свечу под водой. Только магия может пролить свет на такие глубины. — Почему ты всегда так говоришь? — тихо спросил Маркус. — Насчёт свечи. — Я не знаю, — отозвался дух с грустью, — Когда я пытаюсь предупредить, это… выходит не так, как я хочу. Ты неправильно понимаешь или не замечаешь меня, и тогда становится ещё хуже. Я не могу произносить слова так, как это делаешь ты, не тогда, когда это важно. Но я учусь. Маркус внимательно наблюдал за ним. — Я неправильно понял тебя раньше. Я думаю, какая-то часть меня сделала это умышленно. Я больше не повторю эту ошибку. Чтобы ты мне ни сказал, я приму это к сведенью. Дух выглядел сомневающимся. — Иногда я путаюсь. — Я знаю, что это на тебя похоже, но это не имеет значения. Я больше не буду злиться или проявлять нетерпение. Я благодарен тебе за всё, что ты мне скажешь, — Маркус решительно посмотрел вниз. — Я благодарен тебе… Как бы ни было твоё имя. Ты всегда заботился обо мне, и твоя доброта много значит для меня. Дух молчал. Клочья сиреневого тумана, которые иногда казались его руками, взволнованно колебались. — Сострадание, — наконец повторил он. Маркус какое-то время смотрел на него, честно пытаясь понять, что он имеет в виду. — Сострадание, — повторил дух. — Сострадание, — по слогам произнёс Маркус. — Так тебя зовут. Маркус достаточно знал о классификациях демонов, как они выглядели во всех трёх системах магии — алкаронской, эстерской и эльфийской. В то время как эльфы почитали и уважали демонов, считали их опасными врагами и могущественными защитниками, они никогда не пытались выделить какие-либо их разновидности. Для них каждый обитатель Запределья был уникален. Эстерцы подходили в вопросу в основном утилитарно, для них имела значение сила демона и его возможности, поэтому те классификации, которые существовали у Маркуса на родине, кружились вокруг попыток описать способности, которые может дать тот или иной призыв. Алкаронцы же подходили к делу кардинально иначе. Их Башни всегда находились под сильным влиянием Церкви и многое в их попытках изучения магии тоже пришло от Церкви. Алкаронские книги разделяли обитателей Запределья на злых демонов и добрых духов, особо, впрочем, отмечая, что духи никогда не стремятся проникнуть в мир живых и встретить их можно только по ту сторону реальности. Алкаронцы выделали семь разновидностей демонов в соответствии с семью смертными грехами, определёнными Церковью. И каждому из них соответствовала его противоположность — духи справедливости были наиболее известны среди них. Но также существовали духи мудрости и… сострадания. Сострадание не было самым сильным из духов Запределья, но когда Маркус понял, что один из них каким-то образом стал его спутником, у него заныло сердце. — Сострадание… — повторил он в третий раз. — Но ведь это не имя. Это… вид? Это всё равно как сказать мне, что я — маг? Дух выпростал из тумана призрачную руку и похлопал Маркуса по колену. — Ты — свеча, — сказал он. Маркус улыбнулся, ничего не мог с собой поделать. — Ну, тогда всё в порядке. Я — свеча. Свечи довольно хороши, согласен с этим. Они яркие и тёплые, их не хватает надолго, и их трудно зажигать, если ты простой человек, плюс о них можно испачкаться. Хм, на самом деле это довольно точно, не так ли? — Эшран — озеро. — Эшран — это озеро, — послушно повторил Маркус. — Я — свеча, а Эшран — озеро. Ты не можешь зажечь свечу под водой без… магии? Дух расплылся в широкой улыбке. — Да! — вырвалось у него так внезапно, что Маркус чуть не свалился с кровати. — Да, ты видишь? Тебе просто нужно быть достаточно умным, и огонь прогорит сквозь воду. Я знаю, что там много, много воды. Эшран — очень глубокое озеро, но ты делал это раньше, и ты можешь сделать это снова. — Ты говоришь о… чувствах? — очень мягко спросил Маркус. — Глубокое озеро — это метафора чувств Эшрана? Улыбка внезапно исчезла. — Нет, нет, нет! Метафоры — это плохо. Я пытаюсь больше не использовать их, всё становится запутанным и потерянным. Да на нет и нет никогда. — Ах, значит, это очень буквальное озеро? — Озеро — это кратер, заполняющийся с течением времени. На дне живёт чудовище, но оно глубоко под водой. Внизу, куда не проникает свет. Оно скрывается там, в темноте и тишине. Мы наполняли его светом. Твоя нить несла свет, чудовищу это не нравилось. — Там есть… чудовище? Демон? Дух сильно нахмурился. — Я бы хотел… я мог видеть это. Иногда я слышу, как оно шепчет Эшрану. Когти, зубы и длинный хвост затягивают его глубже, не давая выбраться на поверхность. Валенсия проницательна, и когда что-то неясно, она копает и копает, пока не создаст ясность. Её руки красны от грязи и коричневы от крови. Она знает разницу. Я никогда не могу сказать… — он вздохнул и выглядел побеждённым. — Прости, Маркус. Это тяжело для меня. — Не извиняйся, — добродушно откликнулся Маркус. — Ты не обязан пытаться мне помочь. Но возможно… может быть, я смогу тебе помочь? Дух моргнул в своей особой, нечеловеческой манере, лицо его отразило любопытство. — Помочь мне? — Да, — отозвался Маркус, отставляя бокал с вином на столик рядом с кроватью. — Ты всегда пытался мне помочь, так что, возможно, на этот раз я смогу помочь тебе в том, что нужно тебе. Обдумав его слова, дух сказал: — Я не думаю, что мне нужна помощь. — Хм, хорошо. Тогда как насчёт дружбы? — Что значит дружба? — Ну, ты наверняка видел, что мы хорошие друзья с Камилом, — Маркус сказал это и тут же отвесил себе пощёчину, поняв, что это не очень хороший пример. — Мы друзья с Рамаром, с Навиром и даже с Сайларом… иногда. Мы с тобой тоже могли бы быть друзьями. Ты сказал, что тебе тяжело даются слова, и что тебе тяжело держать всё это в себе. Что ты не знаешь, как передать то, что знаешь, так, чтобы люди поняли тебя. — Иногда это больно… то, что внутри меня. — Итак, ты можешь вывалить всё это на меня, — Маркус откинулся на своё гнездо из одеял и подушек и опустив на них затылок, прикрыл глаза. — Я буду лежать здесь, а ты можешь просто говорить, не думая о словах. Я буду слушать тебя. — Это сострадание, Маркус. Ты об этом знаешь? — Может быть, я просто становлюсь мягкотелым.