Демон моего сердца

То, что башне потребовались дни, чтобы пасть, а не часы, было только из-за Джавера. Лучший друг Эшрана впервые за многие годы проявил себя с наилучшей стороны, в то время как все остальные были в плачевном состоянии. Пока Эшран вытирал кровь с лица и пытался сосредоточиться, Джавер рубил демонов и оттаскивал других Стражей назад. Их было значительно больше. Всё это умение, весь этот талант наконец-то были использованы для чего-то, и это было не что иное, как великолепно, несмотря на ужас, царивший кругом. Тогда Джавер выглядел таким сильным. Просто прекрасным, воплощённой мощью Церкви. Он ворвался в толпу демонов, разорвал их на части и вытащил всех захваченных воинов. Он собрал то, что осталось от Стражей, и сплотил их, не позволяя тем, кто был достаточно силён, чтобы стоять, проявить слабость и отступить. — Если мы не удержим верхние этажи, всё это место падёт, — рявкнул он Гаспару, своему единственному оставшемуся в живых «другу», который был на грани бегства. Эшран был в этом уверен. — Возьми себя в руки. Прямо сейчас они истекают кровью, и мы — единственное, что мешает им выпустить всю эту ядовитую магию в мир! — Он прав, — отозвался Эшран. Адреналин пылал в крови несмотря на худшие проявления его болезни. Инстинкт «сражайся или беги» наконец-то дал о себе знать. — Мы должны удерживать входы. Держите их на верхних уровнях и поддерживайте Круг, пока Грегор собирает подкрепление. Джавер положил руку на плечо Эшрана. — Все, кто достаточно силён, чтобы поднять меч — мы остаёмся. — А как же Пыль? — спросил кто-то. — Припасы находятся на пятом этаже, и без них мы не можем… — «Тишина» ни хрена не поможет против магии крови, — мрачно перебил Джавер. — Нас всех готовили к большему, чем это. Мы — Орден Стражей! Мы — элита, обученная сражаться, чтобы защитить Алкарон от чумы магии! Призыв сплотиться прозвучал слабо, но это было лучше, чем ничего. Когда они выходили, следуя командам Джавера, он отвёл Эшрана в сторону. — Ты всё ещё выглядишь бледным, — сказал ему Джавер со спокойной настойчивостью, той его версией обеспокоенного тона, которую он мог показать только вдали от остальных. — Если ты хочешь отправиться вниз, я не буду тебя винить. Эщран нахмурился и сам не заметил, как потянулся к руке Джавера, крепко сжал её, и обнаружил что его друг отвечает на прикосновение. — Я с тобой, — сказал он напряжённо. — Я остаюсь. Джавер, сильный и непоколебимый, улыбнулся. — Слава Создателю, — выдохнул он. — я не смог бы сделать этого без тебя. Я позабочусь о твоей безопасности, хорошо? Прикрывай мою спину, а я буду прикрывать твою. Мы можем это сделать. Они стояли очень близко, достаточно близко, чтобы другие могли видеть это, но Эшрану было всё равно. Его сердце бешено колотилось, и всё его тело гудело от энергии, электрических вибраций, порождённых первородным инстинктом. — Я прикрою твою спину, — поклялся Эшран, и он был полностью уверен в том, что говорил. Тогда он хотел поцеловать Джавера, хотел поставить на них обоих клеймо их любви, независимо от того, насколько всё испортилось за последние два года. Они снова нашли друг друга. Джавер был самим собой. Его взгляд был ясным, полностью очистившись от ежедневных следов праздной жестокости и потворства этой злобе. Он стал выглядеть моложе. Близость битвы сделала Джавера невыносимо красивым. — Останься со мной, — сказал Джавер, сжимая его ещё сильнее, прежде чем отпустить. — И всё будет хорошо. Верхние этажи башни пали после трёх дней и двенадцати смертей. Казалось, прошли месяцы. После продолжительной атаки магов Джавер и Эшран держались стойко, они ни разу не дрогнули, но это стоило ужасной цены. Маги были коварны и терпеливы. Они использовали тактику, от которой у Эшрана мурашки пробегали по коже, которая заставила его пожалеть о любой доброте, которую он когда-либо к ним проявлял. К тому времени, когда маги победили их, у Стражей по другую сторону двери хватило ума забаррикадировать их. Маги не могли выбраться, но вместе с ними взаперти остались и Эшран, и все кто был с ним. Оставшиеся двадцать, среди них Эшран и Джавер, были лично захвачены Урелом. Они понимали, что двери не откроются, пока не соберётся достаточно сил, чтобы вернуть башню под контроль, и потому здесь, внутри, маги обладали беспредельной властью. Выиграть время было главной задачей, и как солдат Эшран полностью понимал эту тактику. Легче от этого не становилось. — Отведите этого в комнату крови, — скомандовал Урел, когда четверо магов утащили Джавера. Эшран боролся и пытался освободиться, но Джавер только покачал головой и сверкнул глазами. Затем внимание Урела переключилось на Эшрана, глаза его блестели насмешкой, хотя лицо оставалось холодным. — Этот может пойти со мной. Пока заприте остальных. Демонстрацию мы проведём позже. Эшрану потребовалось некоторое время, чтобы понять, что маги на самом деле ничего не хотели. Они не хотели вести переговоры о лучших условиях жизни, о каком-либо улучшении своего повседневного быта или даже о свободе. Они просто хотели искупаться в хаосе. Они вскрывали себе ладони и истекали кровью, и пришли демоны, и эта тёмная, кисловатая магия наполнила воздух. Поначалу управляемые, как большие, гротескные домашние животные, эти существа лакомились тем Стражем, который был слишком болен, чтобы его можно было оставить в живых. Слишком болен, чтобы тратить на него еду и воду. Это был кошмар. Абсолютный, ничем не сдерживаемый хаос, и Джавер был прав. Каждая грёбаная вещь, которую он когда-либо говорил о них, оказалась правдой, а Эшран так сильно ошибался… Совсем не потребовалось времени, чтобы понять, что содержание Эшрана резко отличалось от других. В его камере был матрас, ему давали больше еды и воды и разрешали не снимать одежду. Последнее было большим отличием, поскольку остальные содержались абсолютно голыми. В Башне было холодно, так было всегда, и по ночам Эшрана мучили стук зубов и дрожь его собратьев-Стражей. Но это, конечно, было намеренным планом Урела. Одеяло Эшрана было тонким и рваным, но это было больше, чем досталось другим. Если бы камеры были достаточно близко, он бы бросил его тому, кто был ближе всего. Маги полностью контролировали верхние уровни, и, насколько знал Эшран, не было попыток штурма — по крайней мере, пока. Когда Эшран на четвёртый или пятый день спросил, как они этого добились, Урел и ещё несколько человек рассмеялись, глядя на него со злобной жадностью. Урел сидел на корточках перед его камерой, пока Эшран ел хлеб, стоя на коленях. — Мы добились этого благодаря тебе, — сладко пропел он. Ответом был абсолютный ужас Эшрана. Он расцвёл в его груди, распространился по каждой клеточке его тела. Он впервые заплакал, когда они оставили его одного в его маленькой, но сравнительно удобной камере с матрасом и одеялом, полностью одетого, с хлебом и водой. Награда, как они сказали, за его хорошее поведение. Из одной из соседних камер он услышал, как Джавер прошептал, что это не его вина. В то время как Стражи башни Санкриста, возможно, ничего не знали об отношениях Джавера и Эшрана, маги знали всё. Больше не опасаясь наказания, они открыто издевались над ними обоими, и Эшран понял, что они с Джавером всегда были насквозь прозрачны. Стараясь скрыть свою близость от других Стражей, они никогда не задумывались о том, что маги тоже наблюдали, внимательно запоминая любое подобие слабости. Всё было именно так, как предупреждал его Джавер. И они ненавидели Джавера. В башне не было ни одного мага, который испытывал бы к нему что-либо, кроме абсолютного, жестокого отвращения. Остальных, включая Эшрана, они дрессировали, покупая послушание ценой дозы Пыли, но Джавер насмехался над этим им в лицо и смеялся, когда они предлагали ему эликсир. Это было неизбежно, и Эшран знал это. Их отношения были для Урела лучшим способом сломить Джавера. Он мог видеть радостное предвкушение в улыбке мага. — Завтра, — сказал Урел, вытирая слюну Джавера со своего лица. — Мы попробуем нечто новенькое. И это действительно было нечто новенькое. То, что его руку вспороли ножом, было чем-то новым. Прозвучало заклятье, и сама его кровь воспламенилась, как горючее, как масло… и это было ново. Всё внутри него было расплавлено ужасной, злобной магией. Он чувствовал, что сгорает заживо, и этот огонь, походивший на безумие, был в новинку. — Заставь его пожалеть, — вот и всё, что сказал Урел. Маркус распахнул глаза и со свистом втянул холодный северный воздух. Осень готовилась перевалить за середину, и хотя горы за окном ещё зеленели своей бессмертной травой, из крепостного сада в комнату занесло несколько палых листьев. Накрапывал дождь и всё за окнами казалось серым, как крепостные стены, на которых они с Эшраном провели свою первую ночь. Маркус решил, что близится рассвет, только потому, что очень хотел этого рассвета. Он не собирался ни бриться, ни завтракать. Одна единственная мысль билась у него в висках, пока он торопливо двигался в сторону подвала, где был установлен телепорт: «Он жив». Если ему всё ещё снилось это дерьмо, это означало, что Эшран тоже видит эти сны, а значит, он всё ещё был жив. На ходу протирая глаза, Маркус вошёл в двери и замер, осматривая троих собравшихся внутри магов и двоих воинов — Рамара и Валенсию. Из магов были всё те же встретившие его Сайлар, Сабитариус и Навир, но не было Сэн. Инстинктивно Маркус почувствовал в этой картине что-то неправильное и обернулся к Рамару. — Вы научились поднимать телепорт тремя магами? — с сомнением спросил он. — Нет, — отозвался тот. — Ты будешь четвёртым. — Что… — Маркус. — Рамар! Двое уставились друг на друга. — Я понимаю, как ты хочешь пойти, — прошипел Рамар. — Но маг в крепости полной Стражей не самая лучшая компания для конспирации. И я хочу, чтобы телепорт был быстрым и чётким. В прошлый раз Сэн справилась с заклятьем с третьего раза и… Маркус застонал и прикрыл руками глаза, наконец поняв, что накануне произошло. — У вас… — начал он, собираясь сказать, что у них полно магов, которые раньше помогали с телепортом, но на самом деле после ухода Ястреба их, очевидно, стало меньше, и никто не знал, кому из них можно доверять. — Я ненавижу тебя, — наконец закончил он. — Я сделаю всё возможное, — твёрдо сказал Рамар. — И у меня есть кристалл, — он продемонстрировал Маркусу устройство аналогичное тому, которое тот носил с собой. — Когда закончите ритуал, заряди свой. Как только мы что-нибудь обнаружим, я тебе сообщу.