Демон моего сердца

Это было нечто новое. То, что его руку разрезали ножом, было ново. Прозвучали заклинания и его кровь воспламенилась — как горючее, как масло… Это было в новинку. Всё жидкое внутри него было расплавлено ужасной, злобной магией. Быть сожжённым заживо и испытывать желание, которое больше всего напоминало безумие, было в новинку. — Заставь его пожалеть, — вот и всё, что сказал Урел. И это было ново, когда они заперли его в большую, более безопасную камеру вдали от других, и Джавер оказался внутри. Это было ново — не хотеть обнять или утешить Джавера… но наброситься на него. Жажда добраться до сути и похоронить себя внутри него. Эшран плакал и умолял Джавера остановить его пока ещё мог говорить, он начал терять себя, по мере того как магия завладевала им, проникала всё глубже. Джавер не остановил его, когда Эшран поцеловал его. Это был акт насилия, чистой жестокости, но Джавер просто позволил Эшрану взять то, что ему было нужно. Ему нужно было слишком много. Ему нужно было всё. — Останови меня, — пробормотал он незнакомым голосом, когда повалил Джавера на землю. — Останови меня, пожалуйста. Джавер был опытным бойцом. По способностям он был как минимум на одном уровне с Эшраном. Борьба, которую он затеял была… в лучшем случае поверхностной. Это было ужасающе слабо, и в поражении Джавера было ощущение неизбежности, когда он не выбил из Эшрана дух так, как на самом деле мог. Эшран плакал и умолял до тех пор, пока его рот оставался под его контролем, но усилия Джавера были не такими, какими они должны были быть, и по какой-то причине он позволил этому случиться. И Эшран ненавидел его за это, даже когда он вонзался в тугую, неподатливую плоть, даже когда он рвал и проливал ещё больше крови, разжигая желание. Хотя это было неровное, ярко-красное блаженство — находиться внутри Джавера, испытывать то трение, которого жаждало его тело, этого всё ещё было недостаточно. Он хотел услышать, как Джавер кричит и умоляет. Он хотел заставить его плакать, возбудить его, заставить его, демоны разбери, сожалеть. Джавер плакал и издавал всевозможные отвратительно вкусные звуки. Эшран вытер его слёзы, собирая их своими губами, пока трахал Джавера, жестоко и быстро, загоняя себя достаточно глубоко, чтобы повредить его тело. Он прижимал Джавера к земле, и что-то внутри него наслаждалось ощущением тела его друга под ним, придавленного и пойманного в ловушку, как добыча. Но Джавер не сожалел. Внутренности Эшрана скрутило, тело охватила бессильная ярость из-за того, что он просто не мог заставить Джавера пожалеть, пожалеть, что он вообще встретил Эшрана, пожалеть о том, что он родился, пожалеть о самом его существовании, и о том, каким оно было. Джавер цеплялся за Эшрана и везде, где это было возможно, был неоправданно нежен с ним. Это разозлило Эшрана ещё больше, заставило его просто ненавидеть своего друга. Он говорил ему ужасные вещи, пока трахал его. Вещи о том, что Джавер был монстром, об отце Джавера, который никогда его не любил, никогда не хотел его видеть. Он сказал все ужасные вещи, которые смог придумать, и ещё кое-что. Джавер плакал, он действительно плакал, но он гладил волосы Эшрана, он обхватил ногами талию Эшрана и целовал его там, где мог дотянуться. — Скажи, что сожалеешь! — прорычал Эшран. — Скажи, что ты сожалеешь! Затем Джавер встретился с ним взглядом, его лицо было всё в крови, слезах, грязи и синяках. Всё тело Эшрана было на краю чего-то, он не мог преодолеть это не мог подойти достаточно близко, чтобы упасть, и это была абсолютная грёбаная пытка. Неважно, как глубоко он погрузился в мужчину, которого любил, путь, теперь скользкий от крови и бесконечного недостигнутого оргазма, неважно, как сильно он трахал его или как быстро, он просто не мог достичь того, что ему было нужно. — Никогда, — Джавер тяжело дышал, его дыхание прерывалось от силы каждого толчка, его обнажённое тело тяжело скользило по твёрдым камням под ними. — Никогда. Эшран чувствовал, что умрёт, если не достигнет оргазма. Он сойдёт с ума и никогда не обретёт разум снова. Он начал плакать, он начал умолять. — Пожалуйста, пожалуйста, просто скажи это… — выдохнул он, уткнувшись носом в шею Джавера, когда снова вонзился в него, тело его напряглось от усилий, мышцы ныли, а кости трещали. Он не мог остановиться, он никогда не смог бы остановиться, если бы Джавер, блядь, не сказал этого. — Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, Джавер. Затем Джавер наклонился и поцеловал его, их губы крепко прижались друг к другу, и он крепче обхватил Эшрана бёдрами. Прижавшись губами к его губам, он пробормотал: — Я никогда не пожалею. Эшран плакал уже всерьёз, и ближе к концу это прекратилось в крик. Он собирался трахнуть Джавера до смерти и всё равно никогда не достичь оргазма, его сердце отказало бы до этого. Он умрёт таким образом, как и Джавер, и он так сильно ненавидел Урела тогда, он поклялся, что если и когда он будет свободен, то разорвёт его на части голыми руками. Туман медленно рассеивался, но его тело не принадлежало ему. Эшран осознал это, когда он обхватил руками горло Джавера и начал душить его, пальцы глубоко впивались в эту мягкую, незащищённую плоть и мышцы. — Скажи это. — Нет. — Скажи это, Джавер! — Я не сожалею и никогда не буду. В нижней части позвоночника Эшрана что-то хрустнуло с оглушительным треском. Магия, которая сдерживала его, держала на грани, отпустила. Его оргазм был агонией. Порочное, болезненное ощущение, которое врезалось в него, слишком большое для его тела, и он закричал, когда оно пронзило его. Это было так чертовски остро, так оглушающе, что едва ли это можно было даже назвать удовольствием. Эшран загнал себя так глубоко в своего лучшего друга, как только мог, неспособный даже различать ощущения, неспособный сказать, где начинался он и заканчивался Джавер. Это было ужасное, всеобъемлющее облегчение. А затем оно исчезло. Пустота манила, этот вечный закон распада, которому в конце концов подчинялась даже магия. То, что создано, должно рухнуть, и Эшран ощутил обрушившиеся на него завалы со всей тяжестью. Ему вернули его тело, и когда он восстановил контроль, он медленно отодвинулся от Джавера, от беспорядка, который он устроил, от мужчины, которого изнасиловал. Было так много крови… Его рука была ответственна за многое из этого, но там была другая кровь, кровь Джавера. Эшран изучил каждую часть этого, посмотрел на себя сверху вниз, истощённого, сырого и окровавленного, как любое орудие убийства, которое он когда-либо видел. Джавер заставил себя перевернуться, и Эшран увидел, до какой степени он разодрал спину о камни. Длинные, болезненные царапины бежали по всей длине его кожи, неглубокие и липкие от наполовину засохшей крови, в каждой из них был песок. Кровь, стекающая по бёдрам Джавера, когда он поднимался на колени, была тем, что, наконец, напомнило Эшрану, что это было реально, что это было его рук дело. Он рухнул вперёд и его вырвало скудным содержимым желудка, и рот наполнил вкус серы и железа. Когда это прошло, Джавер прикоснулся к нему пальцами. Эшран вздрогнул, как будто его ударили ножом, не ожидая, что кто-то прикоснётся к нему, не говоря уже о Джавере. — Вот, — проговорил Джавер, пытаясь встретиться с ним взглядом и удержать его. В другой его руке была маленькая чашка с водой. — Давай, выпей, хорошо? Эшран попытался отодвинуться, но Джавер остановил его. Они оба были голыми и грязными самым неприглядным образом. — Нет, — сказал Эшран надтреснутым голосом, — не прикасайся ко мне. — Тебе нужно попить. — Джавер, не трогай… — Ээй! — сказал другой мужчина с неоправданной твёрдостью, учитывая то, что только что произошло. — Я прикрою тебя, а ты меня, верно? Давай, тебе нужна вода или ты потеряешь сознание. Не верящий и наполовину уверенный, что ему это снится, Эшран моргнул и неуклюже сел на пятки. — Хорошо, — быстро похвалил Джавер, — теперь выпей. Его рука ужасно дрожала, когда он давал Эшрану немного чуть тёплой воды, и это было такое маленькое количество, едва ли больше глотка, но это было всё, что было у Джавера, и он отдал это Эшрану. И тогда Эшран понял, что окончательно разваливается на части. Он плакал, пока у него не заболела грудь и горло. Он извинился и умолял Джавера убить его, просто убить его, потому что это было то, чего он заслуживал, он, блядь, заслуживал смерти. Джавер держался твёрдо, оставался сильным, и он заключил Эшрана в объятия, целуя его лицо, его волосы, успокаивая его, как мог. — Я никогда не смог бы убить тебя, — шептал он снова и снова. — Это была не твоя вина. Когда он поцеловал Эшрана в губы, вся эта любовь, боль и кровь смешались воедино, сформировав что-то ещё новое. Любовь Эшрана к Джаверу, казалось, тогда окрепла, разлилась по всему его телу и стала стократ сильней. Он знал, что умрёт за Джавера, он убил бы каждого грёбаного мага в Элорне, если бы это означало защитить его. Мужчин, женщин, детей, стариков. Эшрану было всё равно. Он любил его, и эта любовь была такой настоящей, усугублённой трагедией и горем. Джавер был прав во всём. Каждая плохая мысль, которая была у Эшрана о нём раньше, была такой неправильной. Эшран должен был играть в свои игры всё это время, должен был работать, чтобы подавить магов, сломить их дух, а не утешать их грёбанными цветами. Если бы он последовал за Джавером, который никогда не направлял его неправильно за все годы, что они знали друг друга, ничего этого не произошло бы. — Я собираюсь вытащить нас отсюда, — поклялся Эшран, целуя Джавера так сильно, как только осмеливался, но другой мужчина принял это, предложил больше, и это было глубокое, трепетное чувство, которое они разделили тогда. Необузданная и тотальная суть преданности, связывающая их теснее, чем когда-либо прежде. — Я клянусь тебе, мы покинем это место вместе. Что-то в Джавере дрогнуло. Он опустил взгляд, прищурившись, и Эшран не смог этого вынести. Он обнял лицо своего друга. — Мне так жаль, — прерывисто выдохнул он, глаза щипало, но больше не осталось слёз. — Прости меня, пожалуйста, прости меня. Джавер покачал головой. — Нечего прощать. Это был не ты. Они держали друг друга, пока дверь не открылась и Эшрана не утащили.