Демон моего сердца

Итак, Маркус прижался своими нежными губами к Эшрановым губам в поцелуе, таком целомудренном, что его едва можно было заметить. Маркус никогда никого так не целовал. Его первый поцелуй в нежном двенадцатилетнем возрасте был смесью неопытных шевелений языком и наигранного энтузиазма, и каждый последующий поцелуй был направлен на то, чтобы исправить эти ошибки. Его первый поцелуй с Эшраном был на грани чего-то похожего на самоубийство. Сейчас это было подношение, не более. Подарок, без каких-либо ожиданий, без надежды на вознаграждение. Его губы коснулись губ Эшрана, и он задержал их там ровно настолько, чтобы Эшран смог ответить на его предложение. Эшран держался прямо. Он был так неподвижен, что даже перестал дышать. Маркус отстранился. Он решал, куда положить руку, где была безобидная не интимная область на теле командора, к которой можно было прикоснуться, чтобы они могли разделить его магию, когда Эшран по собственной воле наклонился вперёд, чтобы снова завладеть губами мага. Контакт оставался мягким и очень сдержанным. Это не было похоже ни на один из их прежних поцелуев. Эшран мог поцеловать Маркуса на прощанье на глазах у всех офицеров и трёх курьеров, и это всегда было больше чем просто поцелуем. Он всегда держал Маркуса за лицо, всегда глубоко проникал в его рот. Казалось, что публичная близость никогда не беспокоила Эшрана — на самом деле Маркус знал, что ему это нравится больше, чем он когда-либо признавался вслух. — И потому они никогда так не целовались, ни разу. Как будто они были невинными, как дети. Но когда Эшран отстранился и облизал губы, Маркус уловил прерывистый вздох, последовавший за этим движением, уловил последовавшее за этим движение розового языка, и всё это целомудрие и вся формальность оказались в заднице. Первым сломался Эшран, чья решимость пошатнулась под тяжестью того, что заставило его броситься вперёд, чтобы вновь завладеть ртом мага и, на этот раз, раздвинуть свои покрытые шрамами губы, чтобы по-настоящему «поцеловать» его. Этот поцелуй по-прежнему был единственной точкой соприкосновения их тел. Эшран сильнее прижался губами к губам Маркуса, и маг выпрямил спину, с трудом выдерживая давление. Тем временем ужасные, необратимые вещи происходили в его груди. Маркус сказал себе, что это просто его кровь, ничего больше. Эшран упоминал ранее, что он беспокоился о своей реакции на это. Вот и всё. Он всё ещё чувствовал, как нервничал Эшран, каким чертовски напуганным это его делало. Эшран должен был быть бесстрашным, он без дрожи противостоял огромному демону гордыни, он посылал солдат в бой, он выигрывал битвы. Но стоя на коленях перед эстерским магом, он дрожал. Самоконтроль Маркуса, в конечном счёте, был разорван в клочья. Он был напрочь забыт после лёгкого прикосновения, которое оказалось просто невероятным. И Маркус просто подумал, как он любил Эшрана. Он никогда не причинил бы ему вреда. Он скорее умер бы, чем причинить ему боль снова… но даже само это чувство сейчас могло причинить только боль. Потому что всё между ними было разрушено, а целоваться таким образом, даже по необходимости, было всё равно что ходить босиком по битому стеклу. Когда язык Эшрана скользнул по губам Маркуса, маг сдержался. Не важно, насколько кружилась его голова от вкуса Эшрана, не важно, как сильно он жаждал обхватить лицо Эшрана руками, убаюкать его и впиться в его рот, разграбить и присвоить его, потому что только так он мог обрести этот вкус, который был ему нужен. Тот, которого ему так не хватало, тот, который сводил его с ума. Не имело значения то, что его сердце выбивало болезненный, громоподобный ритм, вторя такому же стуку в груди Эшрана прямо сейчас. Маркус сел и позволил Эшрану поцеловать себя, не усложняя ситуацию больше, чем это уже произошло. Если восхищение и боль могли сплестись воедино, чтобы создать новое, неназванное чувство, то это было оно. Эшран придвинулся ближе к Маркусу, как будто ничего не мог с этим поделать, и они по-прежнему не занимались никакой «магией», просто целовались, как нервные подростки. Первым к Маркусу прикоснулся Эшран, потому что сейчас маг был хорошим человеком. Демоны, проклятые боги и прочие драконы, но в этот момент самообладание Маркуса подверглось серьёзному испытанию, потому что Командор не положил ему руку на плечо, чтобы поддержать. Его рука потянулась прямо к щеке Маркуса, которую он ласкал сотни раз до этого, и это прикосновение казалось опасно интимным. Они явно перешли от клинического обмена магически наполненной кровью к чему-то, что действительно могло разрушить их обоих. Дыхание Маркуса сбивалось, пульс вибрировал и стук сердца отдавался в куче мест, где ему вообще не следовало быть, но Эшран всегда так действовал на него, его поцелуи всегда сводили с ума, и хотя Маркус не собирался этого показывать, это не означало, что он не чувствовал этого сейчас. Эшран поднял другую руку и обхватил вторую щёку Маркуса, продолжая его целовать. Он наклонил лицо Маркуса, и когда губы мага приоткрылись, чтобы сделать вдох, язык Эшрана скользнул внутрь, мгновенно углубляя связь между ними и меняя всё. Теперь Маркус попробовал себя на языке Эшрана: сладкий металлический привкус собственной крови, и это было пьяняще и невероятно горячо, и Эшран возвышался над ним, больше не пытаясь отодвинуться назад. Одна его рука скользнула по шее Маркуса, вниз по его спине, чтобы сблизить их, стереть расстояние между ними. Это было всё, о чём Маркус мечтал последние пять месяцев, если только не думать о том, что для Эшрана ничего этого не было, потому что этот Эшран не верил, не знал, как сильно Маркус его любил. Этот Эшран не был его. Это был зов Пыли. Это была магия его крови. Это была его грёбаная магия. Маркус решительно взял контроль в свои руки единственным доступным ему способом, который заключался в том, чтобы помочь Эшрану, быть сильным. Эшран был сильным так долго, всю свою жизнь, которую видел Маркус. Маркус мог проглотить свои собственные желания, и вместо этого предложить Эшрану то, что ему действительно было нужно. Он поднял руку и мягко просунул её между своим лицом и ладонью Эшрана, переплёл их пальцы, а затем отвёл её. Эшран крепко сжал его ладонь и тихо застонал, прижимаясь языком к губам мага, и хотя Маркус пытался не отвечать на поцелуй таким образом, некоторые вещи были невозможны. Его сила имела чёртовы пределы. Его магия кружилась между ними, тёплая, тёмная и сладкая, просто ожидая того, чтобы снова оказаться внутри Эшрана. Она жаждала его, вновь увлечённая Командором и одержимая любопытством. «Позволь нам забрать его», — прошептало нечто, зарождаясь внутри Маркуса, формируясь в тугой водоворот. — Только мы можем забрать его. Достучись до него, покажи ему, сделай его нашим». Маркус попытался отругать свою магию, если такое вообще было возможно, но он был слишком сосредоточен на Эшране, на поцелуе, на его вкусе, на каждой точке соприкосновения между ними, и было трудно отличить желания его магии от его собственных. Эшран издал стон, который эхом отозвался глубоко в горле Маркуса, и пробормотал: — Пожалуйста… — в губы мага. Всё было болезненно запутано, но Маркус был сильным, он действительно БЫЛ. Он воспринял «пожалуйста» как единственное, что оно могло означать. Он собрал всю свою магию в свои руки и намеревался направить её в Эшрана, как делал это раньше. У его магии были другие идеи. Она врезала в Эшрана посреди их поцелуя, раздражённая Маркусом и его сдержанностью. Она хотела попасть в Эшрана, она тонула в восхищении этим командором, который был способен, нет, достоин направлять её. Маркус был третьей стороной в своих собственных действиях, изо всех сил пытаясь сохранить разделение, потому что этот вид магии был убедительным, и он хотел Эшрана так же сильно, если не больше, чем сам Маркус. «Нам здесь самое место», — вздохнула она, проникая сквозь Эшрана, не обращая внимания ни на попытки Маркуса придать её форму, ни на попытки её остановить. — Мы были созданы, чтобы поместиться здесь, понимаешь? Видишь, Маркус?» Воздух потрескивал от резких, щекочущих помех, и у Маркус кружилась голова, он всё сильнее прижимался к Эшрану. Никогда раньше он не чувствовал ничего подобного, как… как будто Маркус сам был внутри Эшрана. Его магия пульсировала и извивалась внутри Командора, но она забрала Маркуса с собой. Он мог чувствовать каждое место внутри Эшрана, его прекрасное тело изнутри, до самых его косточек. «Мы — свет, мы разрушаем его тьму». Маркус тонул в Эшране. В глубокой синеве всего, что составляло мужчину, которого он любил. Свободная рука Эшрана скользнула в волосы Маркуса, пальцы запутались в прядях волос у его затылка. Эшран потянул за них, восхитительный укол удовольствия-боли, от которого по телу Маркуса пробежала дрожь желания. Было трудно вспомнить, зачем они вообще это делали, трудно отследить что-либо, кроме звуков, которые издавал Эшран, тепла его тела, прижатого к телу Маркуса. Магия между ними двумя вспыхивала как сумасшедшая, густые, сильные раскаты молний били по всей комнате, побочный продукт их связи, усиленной вещами, которые Маркус не мог до конца осознать. Эшран оторвался от его губ, чтобы отдышаться, его голова запрокинулась, и Маркус инстинктивно обхватил его рукой за поясницу, чтобы удержать рядом, не дать ему упасть. Его горло было обнажено, так чертовски соблазнительно, что Маркус прикусил нижнюю губу, чтобы не броситься на него и не провести языком по этому бледному участку кожи, не вонзить зубы в ту точку, где бешено бился пульс. Рука Эшрана крепко сжимала волосы Маркуса, как будто боялась, что он может исчезнуть и… о, демоны. Когда Эшран забрался к Маркусу на колени?