Демон моего сердца

Маркусу вот-вот должно было исполниться шестнадцать, и он чувствовал себя неуютно в собственной коже, получая влажные, неряшливые поцелуи от мальчика своего возраста. Мальчик, подозревал Маркус, был в него влюблён. Однажды у него уже был секс, и это должен был быть его второй раз. И второй раз был так себе, хотя и не настолько плох, насколько Маркус ожидал. Парис был милым и страстным. Он проводил время с Маркусом, хотел быть там, куда он звал его в любое время. Это было странно, но Маркус позволил это. Он наслаждался тем, что у него был зритель, готовый восхищаться каждой удивительной, чудесной вещью, которую он делал. Парис заботился о Маркусе и очень ясно давал это понять. Итак, когда Парис поцеловал его, Маркусу было интересно посмотреть, к чему это приведёт. Мальчик его возраста, мальчик, которого он знал и которому, по крайней мере, от части доверял. Но с самого начала это всё казалось неправильным. Всё было странно и слишком высокопарно, и Парис без конца продолжал спрашивать его, всё ли в порядке. Нравилось ли Маркусу? Не причинил ли он ему боль? Было ли это приятно? Должен ли он остановиться? Маркус подумал об Эрисаме, о том, как грубо старший мальчик обошёлся с ним, не дав ему ни секунды усомниться в своём решении, задуматься о чём-либо. Всё было быстро, неприлично и болезненно, и Маркусу это нравилось, вплоть до того момента, конечно, пока не появился его грёбанный отец. Парис ждал. Он пристально посмотрел в глаза Маркусу, ища то, чего там, видимо, просто не было. Смотрел так, пока Маркус не отвёл взгляд, продолжая думать об Эрисаме, думать о каждом мужчине, на которого он когда-либо смотрел своими тёмно-зелёными, как глубины моря, глазами, и Парис хотел от Маркуса того, чего, как маг уже знал, он не мог дать. Он думал о том, что эти мужчины могли бы сделать с ним в тени колонн и бархатных пологов, в углах залов и закоулках садов, пока вдалеке гремела музыка и мерцали огни вечеринок, пока их жёны в нетерпении ожидали их возвращения в бальном зале. О том, как он хотел, чтобы его прижали к земле, чтобы у него перехватило дыхание. Это был его первый раз с Парисом. Другой мальчик дрожал всем телом, нежно касаясь лица Маркуса, и было трудно удержать себя и не отшатнуться. Кожа Маркуса была слишком горячей, слишком тугой, его скелет хотел выпрыгнуть наружу, освободиться. Парис целовал его медленно и нежно, как будто Маркус был его грёбанной ДЕВУШКОЙ, и Маркус больше не мог этого выносить. Он оттолкнул мальчика от себя, и Парис смешно свалился с кровати, широко раскрыв глаза и рот в форме буквы «О» от удивления. — Ч-что случилось? — спросил он, стягивая покрывало с кровати и закутываясь в него, в то время как Маркус едва потрудился одеться, только натянул брюки и ничего больше. — Я причинил тебе боль? — Безусловно, — Маркус бросил надменный взгляд через плечо, собрал свою одежду, взял в руки сапоги и закончил: — Нет. Он бесшумно покинул комнату Париса, не желая будить своих друзей, которые наверняка попытались бы составить ему компанию. Он не собирался возвращаться в свою комнату, ни в коем случае. Ночной воздух был густым и жарким, уже неделю как длились празднества в честь летних богов, и завтра Маркус должен был уехать домой на каникулы. Он был раздражён, его переполняли гнев и разочарование. Он не хотел думать о завтрашнем дне, о том, чтобы пойти домой и увидеть своего отца впервые после вечеринки Середины Зимы, с тех пор, как Эрисам начал трахать его и так и не получил возможности закончить. Теперь сам Маркус был на грани. Ему хотелось кончить, он нуждался в этом. Парис был слишком увлечён собственными чувствами, чтобы вообще вспомнить, что у Маркуса был грёбанный член, а теперь и Париса не было рядом. Он хотел чего-то экстраординарного, чего-то опасного, чего-то такого же, как он сам. Он хотел избавиться от вкуса любви у себя во рту. Приходить и уходить было легко, всегда было. В этом Круге, самом последнем и ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОСЛЕДНЕМ (так он обещал своему отцу) было всего несколько настоящих Стражей. Старые и дружелюбные, они большую часть времени держались в стороне. Маркусу нравился вид их доспехов, этого пронзающего солнце клинка, блестящего метала и тяжёлых кованых сапог. Иногда он наблюдал за ними, желая, чтобы они представляли больше проблем. Большинство детей его возраста смеялись над ними за их спинами и улыбались им в лицо. Стражи были чрезвычайно вежливы и податливы. Они служили своего рода хорошо оплачиваемыми швейцарами. Круга магов и ничем больше. Скорее всего они не верили ни во что кроме себя и денег, что платили им верховные маги, но Маркусу они всегда нравились. Ему нравилось смотреть, как они молятся, нравилось слышать благочестивый тон их голосов. Маркус не представлял, что такие вещи как Создатель могут быть реальны. Он не мог представить себя молящимся, но ему нравилось видеть этих больших сильных мужчин на коленях. — Маркус, — весело приветствовал его Маттео, один из Стражей, когда маг подошёл к массивным и неподъёмным выходным дверям. Было поздно, намного позже, чем когда он обычно просил разрешения уйти. — Всё в порядке? Маркус провёл дрожащей рукой по лбу, в основном для вида, но также… не совсем. — Я… — сказал он, позволив своему голосу прозвучать слабо, — Чувствую себя не очень хорошо. Ты можешь открыть мне двери? Просто хочу подышать свежим воздухом. Это было слабое, надуманное оправдание, и Маркус был способен на гораздо большее, но ему нравилось показывать им свою слабость и при этом видеть, как это работает. Маттео бросил слегка обеспокоенный взгляд на другого Стража, Люциана. Маркусу стало интересно: собираются ли они допросить его хоть раз, или, не дай Создатель, действительно ему отказать. — Вам принести воды? — спросил Маттео, отходя от своего поста с видом серьёзной озабоченности. Маркус чуть не рассмеялся. — Нет, спасибо. Мне просто нужно подышать свежим воздухом. — Ну что ж… — сказал Маттео, нерешительно кивая Люциану, чтобы тот открыл двери. — Но сначала обуйся, а? Не хочется, чтобы ты порезал ноги. Маркус натянул сапоги и одарил Маттео своей лучшей, самой лучезарной улыбкой. О, какой позор, что этот Страж был женат и так неестественно натурален. — Ты слишком добр, — сказал он Маттео, для пущей убедительности натягивая рубашку через голову. — Я всего на минутку. Маркус вышел из Круга Магов и направился прямо в центральную часть города. Столица Империи была колыбелью всей цивилизации, и в канун Летнего Солнцестояния она была полна жизни, опасностей и всего того, чего Маркус никогда не мог найти у таких парней, как Парис. Он шёл, пока у него не заболели ступни, пока не заболела задняя часть ног, потому что Маркусу нравилось убегать, но это было непрактично, и в целом он предпочитал убегать в экипажах. Он оставил Круг позади, оставил Париса и глупого женатого Маттео, и отправился на поиски чего-то нового. Дело в том, что когда Эшран сказал это, Маркус просто не был ГОТОВ. Он этого ни в малейшей степени НЕ ОЖИДАЛ. По правде говоря, он куда больше ожидал угрюмого молчания и упрямого отрицания своих чувств. Он не был ГОТОВ. И когда он сидел напротив Эшрана в этом тёмном, холодном месте, он чувствовал себя так странно… одиноко. Это было почти привычно, в этой, своего рода, изоляции, он пребывал уже несколько месяцев. У Нави была Заря, Райм НЕ избегал его. Сэн и Скай занимались НЕ сексом в местах, о которых Маркус предпочёл бы ничего не знать. Его сиреневый дух… он даже не знал, где он и когда появится снова. Динара всё ещё приходила в себя, Камилл был прикован к постели, и хотя Рамар и Киран были на ногах, оба были наполовину погружены в расхлёбывания последствий недавней битвы и в подготовку к новому, политическому вторжению. Коралл и Валенсия целиком посвятили себя будущему балу и планированию его нюансов. Все ждали окончания Белого Хлада, чтобы отправить делегацию в Ганд-Ахар. Даже Навир был полностью занят с Сайларом и Алексиусом каким-то исследованиями, на которые Маркусу уже просто не хватало времени и внимания. Казалось, что Маркус и Эшран были единственными людьми на всём Элорне, сидели в этой тёмной комнате, где воздух был таким холодным, что обжигал лёгкие. Итак, когда Эшран сказал: «Тогда поднимись наверх и трахни меня», сосредоточенность Маркуса довольно впечатляющим образом сошла на нет. Но он не ВОЗРАЗИЛ. Он не отказал. Он не мог представить себе Вселенную, в которой он отказался бы Эшрану в чём бы то ни было. Было неловко подниматься за Эшраном по лестнице. Шаткая, грозящая занозами вещь, которую маг откровенно презирал, слегка боялся верхней ступеньки, всегда чувствовал, что может упасть. Было ешё более неловко, когда он оказался в комнате Эшрана, осознавая, до какой степени Эшран позволи ситуации выйти из-под контроля. Когда Маркус был здесь в последний раз, это место выглядело куда уютней старой дырявой спальни в Небесном Пике. Здесь было тепло без всякой магии, хотя конечно, стояла весна, и Маркус не наблюдал никаких заметных дыр в потолке или стенах. Теперь ветер пронизывал испещрённую щелями кладку насквозь, а деревянный потолок так основательно прохудился, как будто в него ударили катапультой. И Эшран спал здесь. И ему, очевидно, было всё равно. На пол навалило снега, и он продолжал падать, создав настоящий сугроб под дырой в крыше, значительно больший, чем Маркус видел даже прошлой зимой. Когда он был здесь в последний раз… Боль. Контроль. Потребность. «Теперь ты будешь хорошим мальчиком?» «Для тебя я буду кем угодно» Снег падал прямо с неба в спальню Эшрана, как будто это была конюшня или что-то в этом роде. Края дыры просели под его весом и крупные снежинки медленно оседали вниз — каждая размером с лепесток розы. Кровать Эшрана была с другой стороны, как и сам Эшран.