Демон моего сердца

Когда Маркус проснулся, его целовал Эшран. Были и худшие способы пробудить его от лучшего сна за всю его жизнь. — Я бы позволил тебе проспать весь день, если бы мог, — прошептал командор между мягкими поцелуями в сомкнутые губы, в то время как Маркус медленно осознавал, где находится. — Но полдень давно позади. И у нас есть дела. Маркус медленно, затуманено моргнул и огляделся. Ему было уютно под свежим, недавно застеленным одеялом, а Эшран, что больше всего раздражало, был полностью одет. — Я не хочу, — пробормотал Маркус. — Давай сбежим. Останься здесь навсегда. Эшран ухмыльнулся и снова поцеловал его. — Нам пока не обязательно уходить. Я просто хотел, чтобы у тебя было немного времени подготовиться, вот и всё. После ещё нескольких поцелуев мозг Маркуса снова начал функционировать. — Неужели я… это был сон? Улыбка Эшрана стала шире. — Нет. Но я знал, что ты это скажешь. Маркус осторожно ощупал магию внутри себя, ту которая уже казалась ему частью его самого. Он нашёл её, нашёл сразу, но всё было не так, как он оставил. Раньше это было длинное извивающееся существо, запертое в узком колодце. Чтобы двигаться, ему приходилось извиваться. Теперь… Межде ними двумя был натянут трос, связь прочная и нерушимая. Там, где начиналась его магия, она заканчивалась в Эшране и… о, он мог чувствовать «это» внутри Эшрана. Теперь, когда между ними был достаточно широкий проход, чтобы она могла расти и дышать, Маркус понял, что это самое прекрасное, что он когда-либо видел. Это была сила, решительность и гордость, это было великолепно, и это было сделано из них самих. Они создали эту магию, каким-то образом выковали её вместе, потому что… потому что теперь Маркус мог видеть, что она была создана Эшраном в такой же степени, как и им самим. В великолепных вершинах и вспышках, в самых ярких, мерцающих местах, это всё ещё был Маркус. В основе, костяке, крепком как зимняя сталь, и столь же смертоносном, он чувствовал Эшрана. Великолепная и насыщенная, связь не была оковами. Казалось, что она просто всегда была здесь, как будто что-то, чего раньше не было, наконец вернулось домой. Место внутри Эшрана наконец заполнилось навсегда. Эшран наблюдал, как Маркус осознаёт это, наблюдал, как всё это собирается внутри него. Он казался лёгким, свободным и таким совершенно довольным. Для Маркуса он был солнцем, лунами и всеми другими прекрасными вещами, которые соизволили посетить этот мир и сделать его намного ярче. Маркусу потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться настолько, чтобы заговорить. Всё это время Эшран терпеливо ждал. Наконец, когда Маркус откинулся на подушки и выдохнул, он сказал: — Твоё проклятье. Эшран кивнул, он скатился с Маркуса и устроился на боку, опершись о локоть. — Оно чуть не убило тебя. Маркус вздрогнул, вспомнив. — Я… Не знаю, как ты выживал с этим все эти годы. В глазах Эшрана промелькнула тень, которую Маркус терпеть не мог и отчаянно мечтал прогнать навсегда. — Я это заслужил, — сказал Эшран очень тихо. Маркус спокойно смотрел на него. — Может быть и так, — сказал он, когда взгляд Эшрана поднялся и встретился с его глазами, — но сейчас ты этого не заслуживаешь. За любые совершённые тобой преступления ты заплатил десятикратно, Эшран. Жить с этим в течение десяти лет хуже, чем сидеть в тюрьме. Ты заплатил за всё, за что мог. Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Эшран сглотнул и слегка кивнул. Маркус предпочёл бы, чтобы он сказал что-то вслух, но он согласился на то, что мог получить. — Значит, оно уничтожено? Проклятье. Маркус потянулся за водой, стоявшей на прикроватной тумбе. — Я не знаю, почему бы тебе не спросить магию? Это было сказано намеренно небрежно по нескольким причинам, главной из которых было желания увидеть первую реакцию Эшрана. Командор закусил нижнюю губу, скромно уставившись на свежий пододеяльник. — Ты имеешь в виду нашу магию? — Ты так её чувствуешь? Эшран поиграл с пододеяльником, проводя кончиками пальцев по рисункам, вышитым на хлопке, привезённом из страны изумрудников, мягком и лёгком. — Я не знаю, как ещё это описать. Это похоже на прежнюю связь, но намного сильнее. Маркус хотел сказать, что магия крови всегда была сильнее любой другой, но промолчал. — Ты всё ещё чувствуешь её? — Я чувствую её повсюду внутри себя, — сказал Эшран. — Это… Ты во мне, в каждой моей частичке, но в основном здесь, — объяснил он, прижимая руку к груди. — Я слышу её и сейчас. Пока ты спал, она пела для меня. Для нас обоих. — Боги, Эшран… — вздохнул Маркус, роняя голову на руки. — Это гребаное безумие. Ты… Ты был Стражем! А я проклятый всем материком маг крови, чтобы ты ни говорил. Мы сошли с ума. Эшран сел: медленным, прицельным движением. — Ты не жалеешь об этом. Маркусу не совсем понравилось, насколько уверенно Эшран это сказал, что он поставил его перед фактом, а не задал вопрос. — Нет, я не сожалею об этом, но давай заглянем чуть вперёд. Снаружи, прямо за этой дверью, есть мир… он ждёт нас и не собирается понимать, что мы натворили. Никто не поймёт и обвинят во всём меня. Он придвинулся ближе, этот красивый блондин, взяв руки Маркуса в свои. — Обвинят тебя в чём? В том, что ты дал мне всё, о чём я когда-либо мечтал? Маркус попытался отвернуться, но Эшран последовал за ним, не оставив ему возможности убежать. — Я знаю, что это тяжело для тебя, и я знаю причины, почему это тяжело. — Правда? — тихо спросил Маркус, сглатывая. — Да. Глаза мага слегка заблестели в уголках. — Я просто… — Тебе не нужно ничего объяснять, — отозвался Эшран, придвигаясь ближе к Маркусу, создавая ещё более закрытое пространство, в котором они могли бы спрятаться, пусть и ненадолго. — И я хотел бы доказать тебе это сверх того, что я уже пробовал. Ты показал мне, что тебе не всё равно, когда сделал окно. Мне трудно верить словам, особенно когда доверие подорвано, но ты показал мне, что тебе не всё равно. Это было реально и осязаемо, как и то, что происходит сейчас. Пожалуйста, пожалуйста перестань сомневаться, — он нежно приподнял подбородок Маркуса, заставляя мага посмотреть ему в глаза. — Ты не можешь сомневаться в этом, не тогда, когда смотришь мне в глаза. Маркус хотел бы избавиться от последнего осколка недоверия, похороненного глубоко внутри него. Беспокойства, что чтобы ни сказал Эшран, чтобы ни увидел Маркус… всё это было только магией, всегда ей было. Тьма, которую он увидел в Эшране, была массивной и превосходила всё, что маг встречал и чувствовал раньше, она была даже хуже, чем его собственное проклятие, когда он впервые почувствовал его. Заноза беспокойства не хотела растворяться, тревоги о том что, возможно, каким-то образом Эшран подсознательно искал Маркуса таким образом, тосковал по нему, потому что Маркус был единственным способом снять его проклятье. Вывести его на поверхность. Возможно, Эшран цеплялся за Маркуса только так, как утопающий цепляется за соломинку в надежде удержаться на воде. — Прекрати это! — взмолился Эшран, возвращая Маркуса в настоящее. — Я вижу, что ты делаешь с собой, — он взял руки Маркуса в свои и поцеловал их. — Ничто никогда не будет совершенным. Ничто никогда не будет полностью идеальным, потому что таков мир, в котором мы живём. Самое близкое к совершенству, что я когда-либо знал — это ты. И я знаю, о чём ты думаешь, но оглянись вокруг. Этот момент настолько идеален, насколько это вообще возможно. Я не хочу больше терять время. Время — это единственное, чего у нас никогда больше не будет. Маркус прерывисто вздохнул. — Я знаю это… — Тогда просто отпусти. — Я… я попробую. Эшран улыбнулся, и Маркусу стало легче от этой улыбки, как будто один вид этого человека придавал ему сил. Он отвлёкся от назойливого беспокойства и отложил его в сторону. Эшран был прав, конечно, он был прав. Это было именно то, что Маркус делал раньше. Одержимый чем-то крошечным и неважным, он довёл себя этим до безумия и в результате чуть не уничтожил их обоих. У них было мало времени, и в этом Эшран тоже был прав. Итак, Маркус окунулся в этот момент. Настоящий, прекрасный момент близости с Эшраном. Свободных прикосновений к нему, поцелуев, ласк и извлечённых друг из друга великолепных звуков. О поиске более глубоких уровней близости и наслаждении близостью, о которой Маркус никогда до этого не знал. Магия, что связала их, была на удивление гибкой, удивительно легко двигалась внутри чтобы входить и снова выходить. Эшран был внутри него, а он был внутри Эшрана. Это было запутанно и настолько мучительно, что Маркус едва мог перевести дыхание, чтобы издать стон, когда зубы Эшрана впились в его горло. Внутри, глубоко и похороненный. Внутри, где его любили и так лелеяли, что это причиняло боль. Внутри, где Эшран дышал легче, больше не скованный чернильной тьмой, под светлыми, прозрачными водами. Где плавали они с Маркусом, и лавандовые лучи солнца сохраняли прохладу этих вод. Он знал, что может потерять себя в этом. Потерять себя и никогда не вернуться, не стать прежним Маркусом. Остались бы только «они», только «мы». Эшран больше не был озером, он был океаном, и желание забыть его имя было сильным, когда он, подобный реке и сдержанный, погрузился в этот океан. Как только река впадала в океан, у неё не было ни себя, ни формы. Там было глубоко и светло. И это был весь мир. И Маркус, уставший от колючих, ядовитых сомнений, отдался на волю этих волн.